л, что прежняя его камера была хуже.
     Окуркин слушал друга, разинув рот. Он знал, что прошлым летом Леху брали за каких-то там краденых хомяков, которых вроде сдавали в приемку. Позже все выяснилось, хотя центральные газеты еще долго писали, будто Тютюнин в бегах и опасен.
     - И проходил я, Леха, по серьезной статье, и собирались меня расстрелять ранним утром, когда туман и все такое...
     - Так ты думаешь, что нас того? - дрогнувшим голосом спросил Окуркин.
     - Да нет, не должны. Мы же оборонялись.
     - А вдруг мы и правда женщин побили, Серег, - - сказал Окуркин и сам похолодел от собственных слов. - Может, и правда к нам модели в тонком белье знакомиться шли, а мы в приступе "белой" их того - порешили, а? Мало ли что там Кузьмич намешал...
     - Ну, Кузьмич, конечно, мог и ошибиться. Он всего лишь человек, однако навряд ли в наших гаражах модели могли завестися. Никогда не было, и вдруг на тебе - знакомиться пришли. Смотри, Ленке своей про моделей не вякни, а то тебе тогда лучше в камере остаться, чем на свободу выходить.
     - Это верно, - согласился Окуркин и тяжело вздохнул. - Вот ведь в какую рогатку мы попали, Серег. Куда ни кинь - везде клин.
     - Прорвемся. Нужно, как сказал следователь, ждать прикрытия...
     - Вскрытия, - поправил его Окуркин.
     В двери заскрежетал замок. Тютюнин взглянул на свои часы "Ракета", которые у него почему-то забыли забрать.
     - Для обеда поздновато. Может, ужин дадут?
     - Ты есть, что ли, хочешь?
     - Нет, мне просто интересно.
     Наконец вертухай справился с замком, и дверь широко распахнулась. В проем шагнул милиционер с полковничьими погонами. Он с улыбкой посмотрел на приятелей и сказал:
     - Ну, товарищи, вот и, как говорится, все.
     - Как это все, товарищ генерал? - спросил Леха.
     - Полностью все. Как говорится, даже разговаривать не о чем.
     - А... А можно последнее слово? - робко вставил Тю-тюнин.
     - Ни полслова. - Полковник снова по-доброму улыбнулся. - Можете выходить, товарищи, вы полностью оправданы. Девушки оказались неубитыми, а очень даже живыми. Одна мне телефончик оставила. Ее Сонечка зовут. Сонечка и Монечка. Они подружки из модельного агентства "Бэд Старс", может, слышали?
     - Нет. - Леха потряс головой, все еще не веря, что кошмар закончился. - А что, майор Шароемов, он не будет нам преследования чинить?
     - Ох уж этот мне Шароемов. Просто Шарое...ов какой-то, честное слово. - Полковник ядовито усмехнулся. - С ним у вас это больше не повторится, это я вам как ответственный за политическую информацию заявляю. Вот и Сонечка с Монечкой показали, что вы их даже пальцем не трогали, а Шароемов, сказали, дурак какой-то, и еще лапал. Одним словом, разобрались.
     - Спасибо вам, товарищ генерал, - искренне поблагодарил Леха и с чувством потряс полковничью руку.
     Через пять минут приятели уже стояли на вечерней улице. Прохладный воздух попахивал отяжелевшими за день автомобильными выхлопами.
     - Ну пошли, - сказал Серега, и они побрели в сторону дома, благо отделение находилось неподалеку.

81

     Пока Тютюнин добирался домой, он крепко проголодался, тем более что в камере ужин им с Лехой так и не дали.
     В таком состоянии он мог съесть даже позавчерашние пирожки, принесенные тещей с Дня железнодорожника.
     Открылась дверь лифта, Серега занес ногу и чуть не ступил в лужу собачьей мочи. Ничуть не удивившись - дело было привычное, - он подался во второй, грузовой лифт, однако там лужа была еще больше.
     Недолго думая Серега выбрал ту, что поменьше, и стал подниматься.
     На лестничной площадке горела тусклая лампочка. Кто-то жарил картошку, и запах гулял по всем этажам.
     Сергей достал из кармана ключи, открыл дверь и сейчас же услышал голос тещи:
     - Вот и на нашей улице, доча, произошел праздник. Наконец-то уже упекли твоего козла прыгливого.
     - Перестань ругаться, мама. Как клизмы бесплатные получать, так ты первая.
     - Да что значит бесплатные, Люба! Я ж практически ветеран труда. Мне эти клизмы, между прочим, уже по трудовому стажу положены - я их с семьдесят пятого года не получала!
     - Но если бы не Сережа, ты бы, мама, их вовсе не увидела, тем более из американской страны, - прошамкала Люба.
     "Колбасу ест", - догадался Серега. Он смело вышел из прихожей и предстал перед митингующей тещей.
     - Здравствуйте, Олимпиада Петровна. Как я рад вас видеть...
     - Не, ну это ж надо, а? - Олимпиада вздернула плечами, бессильно уронив тренированные руки. - Вы, я вижу, Сергей Викторович, ни в дерьме не тонете, ни в воде не горите. Просто арнольд-терминатор какой-то. И когда же вы с очередного аресту не вернетеся, я вас спрашиваю?
     - А чего это мне не возвращаться? За мной никаких преступлений нету - я не ворую, вы же знаете. Это я удивляюсь, как вас, дорогая теща, еще не упекли в край нефтяников и белых медведей.
     - Да ты же без моих харчей, зятек, ноги протянешь через неделю! - потрясая кулаком, крикнула Олимпиада Петровна.
     - А ничего. Зато это будет самая счастливая неделя в моей жизни.
     Тютюнин сел на диван рядом с Любой и демонстративно ее обнял. Затем щелкнул дистанционным пультом и включил новости.
     - Все, не верю я в наши органы больше. Ни одной минуточки, - горестно вздыхая, произнесла теща и бросила коту здоровенный кусок говяжьей печенки.
     Афоня радостно заурчал и набросился на угощение. Он был оппортунист, и ему хорошо жилось при любом режиме.
     - А сейчас - криминальные новости! - объявили с экрана. - Сегодня, в девятнадцать сорок, в отделение милиции "Бузуково-Народнотоварное" были доставлены двое преступников-изуверов, напавших на девушек - моделей известного агентства "Бэд Старс". Изуверы напали на девушек, когда те прогуливались в нижнем белье среди гаражей микрорайона Бузуково, и избили их рессорой от автомобиля ГАЗ-53. Пострадавшие в тяжелом состоянии были доставлены в морг, где пришли в себя и отказались от вскрытия. Отказались они и от претензий к изуверам, которых вскоре выпустили на свободу.
     Внимание, уважаемые сограждане! Если вы увидите этих людей на улице, бегите подальше! У них с собой - возможно, в пакете или за поясом - обязательно припрятана рессора!
     После этих слов ведущего криминальных новостей на весь телевизионный экран были показаны угрюмые физиономии Сереги и Лехи.
     - Мама родная! - воскликнула Люба.
     - Я здесь, доча! - отозвалась Олимпиада Петровна. - Бежим отсюдова, пока он рессору не достал! Я просто не могу - куда милиция смотрит!
     - Смотри, Сережа! - продолжала кричать Люба, потрясая куском жареной колбасы. - Тебя показывают по телевизору! Мама, его показывают по телевизору, счастье-то какое!
     - Да чего же ты, дура, светисся вся от радости! Ты не слышала, чего сказали - девки в нижнем белье! - рявкнула Олимпиада, заставив Афоню спрятаться под кресло.
     - Не верь ей, Люба, там же сказали, что мы их с Лехой рессорой побили, - значит, отгоняли, - возразил Тютю-нин.
     - Да, мам, получается отгоняли, - согласилась с мужем Люба.
     - Ой, до чего же ты глупая! - Олимпиада Петровна бессильно опустилась на стул. - Это ты в папу своего вся! Тот дурень был запойный, и ты, Люба, всегда пожрать готовая!
     - Зато мы не воруем! - подняв кверху палец, повторил Сергей свой основной аргумент.
     - Отгоняли они, как же! - продолжала теща свою тему. - Может, отгоняли, а может, и загоняли. Ты же со свечкой там не стояла! Они с Лешкой еще те гонялы! Их только до девок допусти, да еще в нижнем белье.
     Докончить речь Олимпиаде Петровне помешал звонок в дверь.

82

     Уже по тому, как Леха шатался, с трудом удерживаясь на придверном коврике, Тютюнин понял, что его друг поддал по случаю счастливого возвращения.
     - Ты чего, с дуба рухнул? Тебя жена не прибила за такой вид?!
     - Тише, Серега, тише. Мы не одиноки в этом мире...
     Окуркин попытался оглянуться, но едва не свалился на Тютюнина.
     - Ты... Ты думаешь, я пьяный? неожиданно четко произнес Окуркин.
     - А ты, конечно, думаешь, что трезвый.
     - Нет, я не очень трезвый, но я к тебе с важной информацией. Пусти в дом, что ли...
     - Сейчас Люба тебя увидит и тут же телефонирует Ленке, понимаешь ты или нет?
     - Или нет, - глухо ответил Окуркин. - Ленку я теперь не боюсь, поскольку мир рушится. Мир рушится, Серега! - завыл вдруг Леха, падая Тютюнину на грудь.
     - Да не ори ты так... Давай пройдем на кухню, только тихо, понял?
     - Как не понять. - Леха покачнулся и икнул. - Я всегда был понятливым. Но иногда меня белая... того... Донимает. Ты должен выпить со мной. Прямо сейчас.
     - Заткнись. Идем...
     И Тютюнин потащил Леху на кухню. Поначалу Окуркин буксировался без сопротивления, а затем неожиданно вырвался и заскочил в большую комнату.
     - А вот и я! Здравствуйте, Арина Родионовна! - радостно прокричал он, обращаясь к Серегиной теще.
     - Да не Арина я Родионовна, башка твоя тупая! Я Олимпиада Петровна.
     - Вон оно как сложилось, - с грустью в голос резюмировал Леха.
     Сергей пытался втащить его обратно в коридор, но гость крепко держался за дверной косяк.
     - Знавал я батюшку вашего - Петра Олимпиадовича, - неожиданно сообщил он и даже всхлипнул. - Добрейшей был души человек...
     - Э-э-эх, пьяная твоя рожа, - укоризненно покачала головой Олимпиада Петровна. - Это женушка твоя еще не знает, но я-то ужо ей скажу. Ну-ка, Люба, набери мне Смольный, сейчас мы карательный отряд вызовем!
     - Постойте, - выступил вперед Тютюнин. - Постой, Люба, не набирай телефон. Алексей должен сообщить мне что-то важное.
     - Это касается государственной безопасности! - подтвердил Окуркин. - А потом - хотите стреляйте, хотите так ешьте... - Леха махнул рукой. - Мне теперь все одно. Мир рушится!
     - Во! Встретились подельнички! Все у них теперь рушится!
     Наконец Сергею удалось утащить Леху на кухню и там усадить на табуретку.
     - Говорит толком, что случилось.
     - Случилось, Серега. Случилось... То, что мы видели этих крокодилов-ящериц, это не глюк был.
     - А что?
     - Слушай сюда. - Леха склонился над столом и задышал на приятеля фильтрованным продуктом. - Короче, пришел я в гараж и решил принять на грудь, так сказать, за освобождение из кичи... Ну, там, Владимирский централ, ветер северный... Ты меня поймешь. Принял грамм пятьдесят и пошел домой. Захожу, Ленка читает свою вторую книжку, а телик сам по себе мурлычет. Я гляжу туда, а там баба, в смысле дикторша, с этой рожей разговаривает. Ты представляешь, себе?
     - С какой рожей?
     - С ящерицей, Серег. С этой здоровенной ящерицей, которых мы сегодня железяками глушили, а до этого в парке видели. Ведь в парке, Серег, в парке-то мы были трезвые.
     - Точно! - Тютюнин хлопнул себя по колену. - В парке мы были трезвые. И чего ты предлагаешь?
     - Выпить.
     Окуркин вытянул откуда-то из штанов теплую бутылку фильтрата.
     - Выпить, конечно, можно, - не отводя взгляда от искрящейся жидкости за стеклом, согласился Серега. - Только это уже наглость будет. Люба не одобрит.
     - Люба пусть курит сигареты "Прима", а мы с тобой должны мир спасать. Выпей пятьдесят грамм и пойдем пощелкаем каналы. Я тебе покажу такое, что просто дас ист фантастиш. Без балды.
     - Ну разве что пятьдесят грамм.
     - Не более, - мотнул головой Окуркин.
     Сергей прямо из горлышка сделал пару глотков, с удовольствием выдохнул пары и поднялся.
     - Пошли, покажешь.
     - Сейчас. - Окуркин тоже приложился к бутылке, однако не стал ограничиваться парой глотков, и Сереге пришлось отнимать драгоценный препарат, чтобы хватило для дела.
     Вскоре оба появились в большой комнате, где в выжидательных позах сидели Люба и Олимпиада Петровна.
     - Люба - пульт! - властно скомандовал Тютюнин. Супруга сейчас же передала ему управление телевизором "Горизонт".
     - Ну, куда жать, разведчик? - спросил Серега и, включив наобум какой-то из каналов, попал на лягушачьи глаза и рот с полтыщей зубов. Это было именно то, что они сегодня под вечер колошматили рессорой и коленчатым валом.
     - Ну и как тебе шоу, Серега? - спросил Окуркин, самодовольно улыбаясь.
     - Постой! - Тютюнин подошел к экрану ближе и вслух прочитал титры:
     - - П.В. Бабайкин, депутат от фракции "Наш дом - тюрьма".
     - И чего ты удивляешься, - пожала плечами Люба. - Очень хороший дядечка. Упитанный такой.
     - И тебе он не кажется каким-то страшноватым, Люба? Может, лицо у него зеленое, а? - со значением спросил Тютюнин.
     - Выпил, что ли? - сразу насторожилась она.
     - А ты думала, они на кухне в шахматы играли? - злорадно хохотнула теща.
     - Люба! - Сергей взял супругу за руку. - Люба, я очень тебя прошу поучаствовать в серьезном эксперименте.
     - Это касается государственной безопасности! - снова влез Окуркин.
     - Каком эксперименте?
     - Выпить нужно, Люба.
     - Чего, яду?
     - Нет, не яду. Настоечки домашнего приготовления, а потом, - Тютюнин указал на телевизор, - потом надо будет снова взглянуть на этого товарища...
     - Ну ладно, - согласилась Люба после недолгих колебаний. - Только с закуской...
     - Это можно.
     - Постойте! - спохватилась Олимпиада Петровна. - Без меня делать вам это запрещается!
     - Так милости просим, - вежливо ответил Серега. - Пожалуйста, пройдите на кухню, а ты, Алексей, налей экспериментальную жидкость в экспериментальные стаканы или чашечки, если стаканов не хватит.

83

     Следуя за покачивающимся Лехой, испытуемые прошли на кухню и, терпеливо дожидаясь своей очереди, достали из холодильника огурцы с творческого вечера композитора Игоря Конкретного.
     - Налей им по пятьдесят грамм, - распорядился Сергей. - А чего это по пятьдесят? - возмутилась теща. - Я и больше выпью.
     - Это не пьянка, Олимпиада Петровна, это эксперимент.
     - И еще это касается государственной безопасности, - снова добавил Окуркин, наливая и в свою рюмку тоже.
     Один только Сергей ограничился закуской - он все еще был голоден.
     Люба и ее мама классическим переворотом отправили фильтрат в тренированные желудки и, выдохнув, закусили композиторскими огурцами.
     - Ну и чего теперь? - осведомилась теща и внезапно икнула. - Ой, это от клизм от ваших! - пожаловалась она.
     - От каких таких клизм, Арина Родионовна? - поинтересовался Окуркин, который славился природной любознательностью.
     - Да вот, зятек расстарался... - покривила губу Олимпиада Петровна.
     - Вот видите, как он вас любит. Клизмы ставит...
     - Да ты чего себе выдумал, алкоголик долбаный! - закричала Олимпиада. - Мне эти клизмы, между прочим, доктор ставил!
     - Вот ведь как повезло, значит, вас и доктор любит. Давайте за это выпьем!
     - За клизмы? - простодушно поинтересовалась Люба.
     - Нет, за любовь.
     - Никаких больше тостов, - строго вмешался Тютюнин. - Сейчас организованно идем к телевизору и смотрим в него.
     - А на кой? - не удержалась от вопроса теща.
     - Смотришь в книгу, видишь фигу! - по-своему объяснил разомлевший Окуркин.
     - Пошли, пошли, а то передача закончится, - сказал Сергей, выталкивая из кухни тещу и Любу.
     К телевизору они подоспели как раз вовремя, когда депутат чему-то смеялся. Увидев его распахнутую зубастую пасть, Олимпиада Петровна потеряла дар речи, а Люба, напротив, очень заинтересовалась.
     - А наши крокодилы вот такими же выросли бы, да, Сереж? - спросила она.
     - Это не крокодил, Люба. Это неизвестное науке животное.
     - А почему же написано, что депутат?
     - А потому, - вмешалась теща, - что в бюллетенях для голосования портреты размытые, вот и голосуют за таких...
     Тютюнин взял пульт и пощелкал каналы. Он без труда нашел еще штуки три зеленых морд, одной из которых оказался столичный чиновник, отвечавший за жилищное строительство.
     - Если это "Рассказы о животных", то почему по всем каналам, Сережа? - спросила Люба.
     - Вот что я вам скажу, Сергей Викторович! Нужно срочно звонить в милицию! По всем каналам крокодилы - значит, они захватили Останкино.
     - Да откуда им в Останкино взяться, мама? - Люба пила редко, и пятидесяти граммов хватило, чтобы на ее лице появилась счастливая и глуповатая улыбка.
     - А это они из пруда наползли, - как всегда вовремя сообщил Окуркин.
     - Из какого такого пруда? - взвизгнула теща.
     - Ясно из какого - из Останкинского. Там же только чуть-чуть переползти - и ты уже в прямом эфире...
     - Ой, какие вы ужасы говорите! - волновалась Олимпиада Петровна. - Сбегу я от вас. В Гондурас или какой Рекьявик штопаный! А еще подамся к сестре на незалежную Украину! Вы у меня попляшете. Мову выучу, и тогда - геть, москали! Геть! Отдавайте наш Казахстан - вотчину славного запорожского казачества! - Лицо Олимпиады Петровны пошло красными пятнами, и она замолчала, переводя дух. Потом, уже без прежнего запала добавила:
     - Лучше я домой поеду. Может, у вас просто телевизор плохо работает...
     С этими словами она выбежала в прихожую и спустя несколько секунд хлопнула входной дверью.
     В комнате воцарилась тревожная тишина, только городской чиновник с зеленой мордой и высоким гребнем что-то выквакивал про удобства и озеленение.
     Неожиданно Леха запрокинул голову и завыл, словно одинокий волк:
     - Напрасна-а-а хозяйка ж-ждет свинку домой! Ей банку с паш-штетом покажу-у-ут!
     - Заткнись, Леха, - одернул его Тютюнин. - Без тебя тошно.
     - А мне страшно, Сережа! - с запозданием перепугалась Люба. - Можно я немножко поем и спать ляжу?
     - Поешь и ляж, Люба. А мы с Лехой пока программу выдумаем.
     - Программу? - поднял тяжелую голову Окуркин.
     - Программу или план. Как нам сделать так, чтобы все люди узнали, что они уже здесь...
     - Что они уже здесь, - повторил Окуркин. - Нужно звонить Кузьмичу. Он калач тертый.

84

     Кузьмичу позвонили сразу же. К чести старого разведчика, ему не пришлось ничего объяснять дважды. Кузьмич был заточен на глобальные катаклизмы и еженедельные спасения цивилизации.
     - Буду через сорок три минуты... - сказал он и положил трубку.
     - Я должен позвонить Ленке, - вздохнул Леха. - Ты меня прикроешь?
     - О чем разговор!
     Окуркин позвонил, однако вопреки опасениям Лена спокойно отнеслась к его задержке.
     - Люба там? - спросила она.
     - Да, Люба там. Только она спать собирается, а мы с Серегой на кухне пирожки едим и огурцы...
     - Малосольные?
     - Я не очень в этом понимаю.
     - Ну ладно. Я тут на вторую главу перешла... Пока...
     - Пока.
     Леха положил трубку.
     - Ну что? - спросил Тютюнин.
     - Обошлось. Ко второй главе приступила.
     - Ладно, пойдем на кухню чай пить. Продукт оставим для Кузьмича.
     - Согласен, - без особого энтузиазма проговорил Леха. - А теща твоя, Серег, ну просто змея извилистая. В Гондурас собралась.
     - Это она только говорит. У нее еще две тыщи клизм не .выбрано, а за бесплатное она удавится.
     - Слушай, Серег, а Гондурас это где?
     - Не знаю. Ты же слышал, она про Украину кричала. Наверное, где-нибудь на Львовщине. Деревня Гондурас Львовской области.
     Не успели друзья скушать по одному композиторскому огурцу, как примчался на такси взъерошенный Кузьмич.
     Он постучал в дверь условной комбинацией, а когда Сергей впустил его, сказал:
     - Хвоста не было. Я проверялся.
     - Ничего. Проходи так.
     - Супруга спит?
     - Спит.
     - Это правильно.
     Кузьмич прошел на кухню, поздоровался с Лехой и присел за стол.
     - Выпей и пойдем к телевизору. Сам посмотришь.
     - А не надо мне смотреть. Я уже в курсе.
     - Каким же образом, Кузьмич? - поразился Тютюнин.
     - Я, Серега, много чего вижу. Если обо всем рассказывать, много времени надо. Да и не поймут меня. У нас же вопрос легко решается, чуть что не так - белая горячка.
     - Вот тут я с тобой согласен! - выступил Леха, пододвигая к себе бутылку с остатками продукта.
     - Не спеши, - сказал ему Кузьмич и забрал остатки для себя. - Видет