Алекс ОРЛОВ 
   ТЮТЮНИН 1-2

	ТЮТЮНИН ПРОТИВ ЦРУ    
	ТЮТЮНИН ПРОТИВ ИНОПЛАНЕТЯН
	

   Алекс ОРЛОВ 
   ТЮТЮНИН ПРОТИВ ЦРУ 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
Анонс 
 
   Пить все, что горит, - вредно.
   Сергей Тютюнин и его дружок Леха Окуркин об этом не знали.  Они  жили
обычной жизнью пролетариев, пока однажды не нашли себе приключений.
   Сначала ими заинтересовались ЦРУ и пенсионерка Живолупова, в  прошлом
сотрудница НКВД.
   Потом добавились  проблемы  с  инопланетянами,  драконами  и  боевыми
свиньями. Жизнь приятелей стала интереснее.
 
   Жил-был Серега Тютюнин. И служил он  в  конторе  "Втормехпошив",  где
принимал от  населения  поношенные  кроличьи  шкурки  по  три  рубля  за
полкило. Работы было немного, зарплаты еще меньше, а потому в  свободное
время, которого у Сереги было предостаточно, он со  своим  другом  Лехой
Окуркиным соображал на двоих.
   Судьбы Сереги и Лехи  были  похожи.  Обоих  дома  поколачивали  жены,
однако каждого по-своему.
   Если Леху его Ленка ввиду явного преимущества в росте и  весе  просто
лупила кулаками, то Серегина Любочка встречала супруга дубовой скалкой.
   К слову сказать, дубовая скалка у Любочки появилась не сразу. Сначала
была сосновая.  Но  теща  Сереги,  Олимпиада  Петровна,  посчитала,  что
Серегины фокусы сосновую  скалку  давно  переросли,  и  подарила  дочери
дубовую.
   Так бы и жили в трудах Серега и Леха, если бы  не  произошло  с  ними
нечто ужасное.
 
1 
 
   Утро в конторе "Втормехпошив"  начиналось  как  обычно.  Едва  Серега
Тютюнин заступил на вахту, как народ к нему просто повалил.
   С восьми до  десяти  чесаться  было  некогда.  Три  шубки  детские  -
стриженый кролик, доху камчатскую - голубая белка  -  и  спиногрейку  из
кошки под бобра Серега принял на одном дыхании.  И  только  он  собрался
расслабиться и пососать леденец,  как  с  улицы  завалилась  старушка  в
старом драповом пальто.
   "И не жарко ей, в июне-то месяце?" - подумал Серега.
   Старушка, не отрывая взгляда от Тютюнина, медленно полезла в потертую
сумку.
   Тютюнин вздохнул.  Он  уже  хорошо  знал  подобных  клиентов.  Сейчас
старушка достанет кацавейку времен свой молодости, лысую, как коленка, и
попросит за нее денег.
   Однако сначала  клиентка  поставила  на  прилавок  старый  самовар  и
замерла, вопросительно глядя на приемщика подслеповатыми глазами.
   Самовар был не совсем по  профилю  "Втормехпоши-ва",  однако  Серега,
быстро прикинув вес позеленевшей меди, с ходу определил свою выгоду.
   - Пятьдесят рублей! - объявил он и тоже замер, ожидая,  как  старушка
отреагирует.
   Кажется, она не совсем поняла, что он ей  сказал,  однако  кивнула  и
взяла протянутые деньги.
   - Налево работаем, Тютюнин? -  услышал  Серега  за  своей  спиной  и,
обернувшись, увидел бухгалтера Фригидина.
   Фригидин был человек злой  и  своим  приплюснутым  черепом  напоминал
змею-щитомордника. А еще он воровал у Сереги сахар, когда  тот  оставлял
тумбочку открытой.
   - Что значит налево? - стараясь не терять из виду  старушку,  спросил
Тютюнин.
   - А самоварчик-то зачем? Медь сдавать будем?
   - Я их, эти самовары,  может,  с  пятого  класса  собираю,  -  соврал
Серега.
   - Это еще доказать надо, - поднявши к потолку палец, заявил  Фригидин
и шмыгнул за угол. "Змей, - подумал Серега. - Аспид".
   И снова вернулся к служебным обязанностям.
   - Что вы еще хотели, бабушка? - спросил он.
   Старушка снова порылась в сумке и брякнула на прилавок древнюю муфту,
с которой, словно золотистая пыль, разом поднялась целая туча моли. Штук
примерно миллион.
   Моль в стенах "Втормехпошива" считалась самым страшным  врагом.  Если
она попадала на склад готовой продукции - пиши пропало. На этот случай у
Сереги Тютюнина был припасен баллон дихлофоса, а для особых  ситуаций  -
крепко действующая отрава, привезенная из-за  границы  братом  жены  его
друга Лехи Окуркина.
   В английском Тютюнин был не силен, а потому  принял  слова  друга  на
веру: "Разок кнопку давани - и дело сделано. А сам старайся не дышать".
   Серега  понимал,  что  применять   средство   придется   в   условиях
населенного людьми города, а потому  завел  в  своей  приемке  настоящий
противогаз. У него дома их целый ящик был - чего жадничать?
   Одним словом, моль уже поднималась к потолку,  и  Серега,  осознавая,
что нужно спешить, перегнулся через прилавок и  одним  мощный  движением
нахлобучил на старушку противогаз - прямо поверх шляпки. Бедняга  так  и
села на пол, а Тютюнин, выхватив баллончик, смело пшикнул в  самую  гущу
меховых вредителей.
   Эффект от применения был ошеломляющим не только для моли,  но  и  для
самого Сереги. Он вдохнул лишь самую малость и сразу увидел море, солнце
и даже пальмы, а уже потом услышал свой  хриплый  кашель  и  понял,  что
быстро ползет по коридору.
   Рядом открылась дверь туалета, и в коридор шагнул змей Фригидин.
   Заметив ползущего  Тютюнина,  бухгалтер  злорадно  захихикал,  однако
ненадолго. Вздохнув, чтобы посмеяться во всю глотку, Фригидин  схватился
за горло и, выпучив глаза, рухнул рядом с  Серегой.  А  затем,  заходясь
хриплым  кашлем  и  судорожно  взбрыкивая  ногами,  пополз   следом   за
Тютюниным, стараясь не отставать.
   Оба знали, куда они ползут, спасая свою  жизнь.  По  коридору  налево
находился кабинет директора "Втормехпошива" господина Штерна, в  котором
имелось большое окно. До других окон ползти было очень далеко.
   Когда до спасительного кабинета оставалось несколько  метров,  оттуда
вышел дизайнер-закройщик Турбинов, личность творческая и пьющая.  Увидев
ползущих  Тютюнина  и  Фригидина,  Турбинов  удивился  и,   не   замечая
катившейся по коридору волны оранжевого газа, сделал случайный вдох.
   Потолок и стены зашатались, и несчастный дизайнер-закройщик грохнулся
на пол.
   Между тем Серега Тютюнин уже распахнул лбом дверь и  первым  вполз  в
приемную.
   На секретаршу господина Штерна трое вползающих посетителей с красными
физиономиями и выпученными глазами не  произвели  никакого  впечатления.
Она нахмурила брови и, не переставая пилить ногти, строго спросила:
   - Куда это вы ломитесь? Борис Львович занят!
   Однако Тютюнин смело боднул следующую дверь, зная,  что  за  ней  его
ждет спасение.
 
2 
 
   Директор, Борис Львович, был действительно занят. Он разговаривал  по
телефону с любовницей.
   Когда распахнулась дверь и за ней никого не оказалось, Борис  Львович
промурлыкал в трубку: "Минуточку, рыбка" и приподнялся из кресла.
   То, что он увидел  на  полу,  заставило  его  запрыгнуть  на  стол  и
закричать: "Помогите!" - отчаянно топая ногами и давя карандаши.
   Прямо по итальянскому паркету к нему ползли три неизвестных  субъекта
с красными лицами, выпученными глазами и распахнутыми ртами. Они хрипели
и вытягивали вперед  руки  со  скрюченными  пальцами,  а  Борис  Львович
продолжал вопить и клясться, что больше никогда не будет никого обижать.
   Однако зомби оставались глухи к его мольбам и один  за  другим  стали
взбираться на стол. Не помня себя от страха,  господин  Штерн  распахнул
окно и сиганул вниз, на кусты сирени,  произраставшие  из  строительного
мусора. Этаж был второй, поэтому он почти не ушибся, но следом за ним  в
сирень стали падать его преследователи.
   - Тю... Тю... - попытался заговорить один из них, высунув  из  кустов
сплющенную голову.
   - Фригидин! - узнал его Штерн.
   - Тютюнин виноват, Борис Львович! Тютюнин! -  заверещал  бухгалтер  и
стал тыкать пальцем в сторону приемщика. - Он на  меня  покушался  и  на
Турбинова тоже!
   - Не покушался я, Борис Львович. Я  моль  травил,  -  сказал  в  свое
оправдание Серега и начал отряхивать штаны. -  Просто  дихлофос  крепкий
попался. Я сам не ожидал.
   -  А  откуда  моль-то  взялась?  -  поинтересовался  Борис   Львович,
понемногу приходя в себя.
   - Так бабуля притащила, клиентка! - радостно сообщил Тютюнин.
   - Бабуля? А как она  перенесла  дихлофос?  Как  бы  нам  за  старушку
отвечать не пришлось! - забеспокоился Штерн.
   - Да с бабулей ничего не могло случиться, - махнул рукой Серега. -  Я
на нее противогаз надел... Вот разве что...
   Страшная догадка поразила Тютюнина, и он, сорвавшись с места, побежал
вокруг здания.
   Спугнув во дворе кошку и чуть не сбив уборщицу Дусю, Серега рванул на
себя  дверь  и  едва  успел  пригнуться.  Плотный,  словно  кулак,   рой
обезумевшей моли рванулся вон из гибельной атмосферы "Втормехпошива"  и,
взвившись высоко в небо, унесся к горизонту в южном направлении.
   Оставив дверь широко открытой, Тютюнин осторожно вошел  в  приемку  и
потянул носом. Заграничная дрянь в  воздухе  еще  держалась,  но  уже  в
безопасной концентрации. В углу у стеночки тихо сидела старушка. Она уже
не шевелилась.
   - Эй, бабуля... - позвал Тютюнин.  Старушка  не  отозвалась.  Серега,
сдернув с нее противогаз, снова позвал:
   - Бабуля, можно выходить...
   Клиентка  по-прежнему  не  отзывалась,  а  Тютюнин,  проверив  фильтр
противогаза, понял, в чем дело, - его закрывала резиновая пробка.
   "Посадят теперь", - подумал Серега и тоскливо посмотрел на  прилавок.
Там он простоял полтора года, служа "Втормехпошиву" верой и правдой.
   Представив себя на нарах, Тютюнин зашмыгал носом. Пока он жалел  свою
загубленную жизнь,  старушка  вдруг  очнулась  и,  прихватив  котомку  и
шляпку, выскочила на улицу.
   На полу осталась  лишь  горсть  старорежимных  пуговиц  с  двуглавыми
орлами. Пуговицы тоже оказались медными, и Серега уже собрался сунуть их
в карман, когда снова услышал голос вездесущего Фригидина.
   -  Опять  налево  работаешь,  Тютюнин?  Серега  обернулся  и   увидел
стоявшего в дверях приемки директора, а рядом с ним бухгалтера.
   - Обратите внимание, Борис Львович, - продолжал ябедничать  Фригидин.
- Пуговичек жменьку из бабушки вытряс,  а  до  этого  -  самовар  медный
тульский.
   - Откуда пуговицы, Тютюнин? - строго спросил  Штерн,  как  будто  это
имело главнейшее значение.
   - Должно быть, из бабушки просыпались... - пожал  плечами  Серега.  И
вздохнул.
   - Ну, допустим, что из бабушки. А где тот дихлофос которым  ты  здесь
моль уморить собирался?
   Серега прошел за прилавок и поднял с пола брошенный  при  отступлении
баллончик.
   - Вот, пожалуйста, - сказал он, протягивая  директору  неопровержимую
улику.
   - Так-так, Тютюнин, - произнес Борис Львович и  строго  посмотрел  на
Серегу. - Ты знаешь, что здесь написано?
   - Нет, я язык только в школе изучал.
   - Какой? - уточнил Штерн.
   - Говяжий! - съехидничал Фригидин.
   - Почему говяжий? - обиделся Серега. - Персидский язык.
   -  Персидский?!  -  поразился  директор  и  покачал  головой.  -  Ну,
Тютюнин... А ты видел, что здесь череп с костями нарисован?
   - Ну видел, - неопределенно пожал плечами Серега. - Это чтобы  внутрь
не принимали...
   - Турбинов, ну-ка давай  ты,  -  обратился  директор  к  появившемуся
дизайнеру-закройщику,  который  во  "Втормехпошиве"  считался  человеком
просвещенным.
   - Полицейское спецсредство. Запрещено к продаже,  -  с  ходу  перевел
тот.
   - Запрещено к продаже - ты слышал, Тютюнин? - Директор  со  значением
поднял палец. - И кстати, - Борис Львович огляделся,  -  где  хоть  одна
погибшая моль?
   - Да, где хоть одна погибшая моль? - повторил Фригидин.
   - Моль улетела...
   - Вся? - уточнил Штерн.
   - Практически, - кивнул Серега. - Только  я  дверь  открыл,  они  как
ломанулись. И сразу в небо...
   - "И их  печальные  голоса  растаяли  в  вышине",  -  продекламировал
Фригидин своим противным голоском. - Это ж тебе не журавли, Тютюнин. Это
моль!
   - Как сказать, -  вмешался  бывалый  Турбинов.  -  Мне  один  товарищ
привозил из Шри-Ланки траву...
   - Не надо про траву, Турбинов, - остановил  его  директор.  -  А  ты,
Тютюнин, предъяви сам объект, с которого моль взлетала.
   - Ага, полигон журавлиный! - снова влез Фригидин. Со двора в  приемку
заглянула женщина.
   - Вы работаете или как? Тряпье берете?
   - Тряпье не берем, у нас тут не помойка, а предприятие по пошиву, - с
достоинством  произнес  Штерн.  -  Вы  пока  подождите,  мы   внутреннее
расследование проводим. Скоро уже закончим.
   - Ага, - кивнула женщина и прикрыла дверь.
   Тютюнин поднял с пола злополучную муфту и протянул Штерну. Вид ее был
столь омерзителен, что директор попятился.
   - Ну-ка, брат Турбинов, посмотри, что это?
   - Муфта это дореволюционная, - сразу определил тот. Затем смело  взял
изделие в руки и понюхал.
   - Чем пахнет? - поинтересовался директор.
   - Дерьмом  мышиным.  Есть  немного  нафталина,  мездра  пованивает  -
пропала мездра. Однако дерьма все же больше. В этой муфте не  одна  тыща
мышей вывелась.
   - Ну, в общем понятно, - подвел итог директор.  -  Ты  пока  работай,
Тютюнин, рабочий день еще не закончился, а мы пойдем совещаться на тему,
что с тобой делать. Возможно, ты уже сегодня будешь уволен.
   - Возможно уже сегодня! - радостно повторил Фригидин и  убежал  вслед
за Штерном и Турбиновым.
 
3 
 
   Тяжело вздохнув, Серега почесал макушку и  вернулся  к  уже  недолгим
служебным обязанностям.
   Думать о том, что он скажет жене, ему не хотелось.  Зато  он  отлично
знал, что скажет Лехе Окуркину за его подарочек.
   У  стойки  выстроилась  очередь  из  жаждущих  сдать   меха,   и   до
четырнадцати ноль-ноль, когда приемка закрывалась на обед, Серега  успел
принять три собачьи шубы, кротовую поддевку,  шкурку  зайца  и  артефакт
неизвестного происхождения, который ему отдали  за  так,  в  нагрузку  к
зайцу.
   Заперев изнутри дверь, Серега вернулся к себе за стойку  и,  подумав,
отправился в уборную. Там в поломанном бачке всегда шумела вода,  а  шум
воды Тютюнина здорово успокаивал.
   "Работу сразу искать не буду, - размышлял он. - Надо  ждать  хорошего
места, где человека ценят".
   Почувствовав себя немного лучше, Серега вернулся в приемку  и  застал
там Фригидина.
   Нагнувшись над тумбочкой Тютюнина, бухгалтер торопливо жрал сахар.
   "Должно быть, уже списал меня,  гад!"  -  обозлился  Серега  и,  тихо
подкравшись, дал Фригидину крепкого пинка.
   - Ой! - вскрикнул тот  и,  развернувшись,  стал  потирать  ушибленное
место. - Это вы, Сергей? А я тут...
   - Сахар мой воруешь, сволочь, - угрожающе произнес Тютюнин.
   - Я попросил  бы  вас..,  не  усугублять  свое  и  без  того  сложное
положение... - залепетал пойманный с поличным бухгалтер. - И потом..,  у
вас еще полпачки осталось. Стоит ли жадничать?
   - А ты прав, - улыбнулся Серега подсказанной Фригидиным мысли.  -  Ты
прав, гаденыш, я не жадный.
   С этими словами он достал из тумбочки оставшиеся полпачки  сахара  и,
протянув Фригидину, приказал:
   - Ешь.
   - Ой, спасибо, Сергей! Вы  не  такой  грубый,  каким  показались  мне
вначале. Я даже сожалею, что вас увольняют.
   Фригидин взял парочку кусочков и положил в карман.
   - Я их потом съем.
   - Нет, не потом, - со злой улыбочкой возразил Тютюнин. - Здесь будешь
кушать - сейчас. И не два кусочка, а весь сахарок. Ты же его так любишь,
гад!
   Серега снова продемонстрировал  драконью  улыбку  и,  чтобы  Фригидин
лучше понял, ткнул его под ребра.
   Бухгалтер снова ойкнул и принялся за сахар. Первые четверть пачки  он
одолел довольно быстро, но затем стал давиться, и Тютюнин  позволил  ему
запивать угощение холодным, оставшимся со вчера чаем.
   - Все, - сказал Серега, когда сахар был съеден. - Теперь можешь идти.
   Фригидин посмотрел на своего мучителя засахаренными глазами, икнул  и
нетвердой  походкой  направился  в   коридор.   Уже   из-за   угла   он,
полуобернувшись, обронил:
   - Фа.., фашист... - и исчез.
   "Ну вот, - подумал Тютюнин. - Теперь и увольняться можно".
   В коридоре снова послышались шаги. Серега подумал, что это бухгалтер,
однако вместо Фригидина в приемку заглянул рабочий из пошивочного цеха.
   - Ты, это, иди к директору... Зовут тебя...
 
4 
 
   В кабинете господина Штерна  было  много  света  и  свежего  воздуха.
Распахнутое окно напоминало о недавнем  происшествии,  однако  на  лицах
присутствующих Тютюнин не заметил никакого ожесточения.
   "По-хорошему уволят", - решил он и взглянул на  секретаршу  директора
Елену Васильевну, отчего та вздрогнула, должно быть вспомнив, как Серега
вползал к ней в приемную.
   - Ну, Тютюнин, осознал свою вину? - поинтересовался Штерн.
   - Дык, - Серега пожал плечами, - понятное дело.
   - Это хорошо. Мы тут в муфте старинной лейбл  нашли,  поставщика  Его
Императорского Величества купца Резинова... Вот...
   И директор положил на стол небольшую медяшку.
   - Эта находка в корне меняет дело, поскольку мы ее теперь на  главный
заказ пришьем - доху для господина Куклинского,  в  "мерседесе"  ездить.
Получится   у   нас,   Турбинов?   -   обратился    Штерн    к    своему
дизайнеру-закройщику.
   - Конечно получится. Кроличьи шапки  мы  уже  красим  и  стрижем  под
барса. Потом сошьем их гнилыми нитками, и все подумают, что дохе  триста
лет  и  ею  укрывался  князь  Голицын.  Или  Потемкин.  Лейбл   царского
поставщика только придаст нашей дохе натуральности.
   - То есть качество гарантируете? - еще раз уточнил. Штерн.
   - Качество и безопасность, - легко пообещал  Турбинов  и  потер  свой
большой нос. Он всегда потирал его, когда хотел выпить.
   - Одним словом, Тютюнин, ты остаешься в нашем славном  коллективе,  а
за  лейбл  мы  премируем  тебя  двести  рублями...  Или  нет  -  двестью
рублями... Елена Васильевна, подскажите, как правильно?
   Секретарша наморщила  лоб,  потом  посмотрела  в  потолок  и  наконец
сказала:
   - Дайте ему двести рублей, и дело с концом.
   - Правильно, а то обед заканчивается, - поддержал  Турбинов  и  снова
почесал нос.
   Директор отсчитал Тютюнину  деньги,  и  тот,  радостный,  выскочил  в
коридор, где едва не  столкнулся  с  людьми  в  белых  халатах,  которые
деловито волокли на носилках тело Фригидина.
   - Мужчина! - позвали Серегу проникновенным  басом,  а  затем  тяжелый
бюст припечатал его к стенке. - Вы кто такой?
   - Я Тютюнин, приемщик, - быстро ответил он, поглядывая снизу вверх на
дородную врачиху.
   - Женаты?
   - Уже пять лет! - отрапортовал Серега.
   - Жаль. - Врачиха разочарованно улыбнулась, показав золотые  зубы.  -
Но на всякий случай, меня Светланой зовут.
   - Очень приятно. А чего это с нашим бухгалтером случилось?
   - А слиплось все на хрен.
   - Все - это что? - осторожно уточнил Тютюнин.
   - Все - это все, - просто ответила врач Светлана.
   - И куда же его теперь повезете?
   - Ясно куда - отмачивать... Вы чего здесь  производите,  женатый?  Я,
конечно, не санврач, но вонь  тут  у  вас...  -  Светлана  скривилась  и
покачала головой.
   - Перелицовываем шкурки, пересаживаем мех и восстанавливаем мездру.
   -  Ну  ты  со  словами-то  поаккуратней,  я  грубиянов  не  люблю,  -
предупредила Светлана.
   - Это не ругательство, это наш производственный термин.
   - Знаем мы ваши термины... - Светлана вздохнула, от чего  ее  могучий
бюст едва не перекрыл Тютюнину дыхание. - Откуда на производстве сахар?
   - Не... Не знаю, - соврал Серега.
   - Обычно у нас вызовы на кондитерские фабрики, а тут, блин, мездра. -
Произнеся это слово, Светлана хохотнула. - На прошлой  неделе  на  пятую
кондитерскую экскурсантов из Вьетнама привозили. Так  те  весь  конвейер
вылизали. Были семь случае слипания - два тяжелых.
   Из-за угла показалось красное лицо санитара.
   - Светлана Семеновна, мы готовы - можно ехать!
   - Уже иду, - отозвалась та.  И,  снова  притиснув  Серегу  к  стенке,
спросила:
   - Сигареткой угостишь, женатик?
   - А я не курю.
   - Я - тоже... Когда-нибудь брошу... Ты вот что, Тютюнин,  -  Светлана
извлекла из кармана кусочек серого картона и протянула Сереге,  -  здесь
телефончик  нашего  морга,  скажешь  добавочный  137,  и  тебя  со  мной
соединят.
   - Спасибо, - поспешил поблагодарить Тютюнин.
   - Пожалуйста.