Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
фальшивил! Тютюнин прошел в дверь,
Фригидин следом за ним.
- Понимаете, Сергей, я хочу, чтобы вы дали мне еще один шанс, я
справлюсь, потому что желаю этого искренне!
Взгляд Фригидина упал на Серегину тумбочку. Он судорожно сглотнул.
- Я бы хотел стать вашим другом, Сергей, вы мне верите? Ведь, в
сущности, я замечательный человек...
В коридоре послышался какой-то шум и крики.
Фригидин побежал посмотреть и скоро вернулся с сияющей физиономией.
- Хи-хи, Сергей, знаете, что там случилось?
- Что?
- Секретарша директора Елена Васильевна шла по коридору, а навстречу
ей как всегда бухой дизайнер Турбинов! Представляете хохму?! -
Пританцовывая на месте, Фригидин хлопнул себя по ляжкам. - И вот они -
бац! И столкнулись! Турбинов первый упал, а Елена Васильевна прямо на
него, да еще юбка у нее задралась аж до трусов! Картина Репина, Сергей!
Правда? - Фригидин снова подпрыгнул и хлопнул себя по коленям,
показывая, как ему смешно.
Тютюнин не разделял веселья бухгалтера, хотя на задравшуюся юбку
Елены Васильевны он бы, честно говоря, пошел посмотреть. Елена
Васильевна была видной женщиной, и иногда Сергей смотрел на нее как
на... Но только иногда.
- На чем мы остановились? - неожиданно спросил Фригидин и тем самым
оторвал Сергея от мечтательных грез. - Ах, ну да! Мы говорили о том,
какой я замечательный человек. Так вот, однажды я спас от утопления двух
человек.
- Ты спас? - удивился Сергей.
- Честное благородное, - приложив руку к груди, поклялся Фригидин. -
А дело было так. Шел я как-то по берегу пруда и сочинял стихи. Я, знаете
ли, люблю сочинять под Пушкина...
- Короче, мне работать надо.
- Ладно, ладно! Я короче. В общем, иду я себе иду, солнышко светит,
детишки с удочками. Бабули дурные купаться лезут! Вот смеху-то!
- Фригидин, рассказывай скорее и иди к себе. У меня уже люди во дворе
волнуются.
- Хорошо! Одним словом, смотрю, стоят двое пьянчуг - солярку пьют,
асфальтом закусывают. Я им говорю, что же вы, хамы противные, людям
здесь мешаете отдыхать! А они еле ноги волочат, но сразу видно, купаться
собрались. Я их так раздразнил, что они за мной побежали, да в кустах-то
и застряли. Вот так я их спас, а то бы они утопли... Потом я даже одежду
им принес с пруда. И забрал из карманов деньги. Но немного - всего
восемнадцать рублей... Правда я молодец?!
- Правда, - ответил Сергей и, скупо улыбнувшись, больно схватил
Фригидина за локоть.
- Ой-ой-ой! - заголосил тот.
- Извини, мне нужно работать, - сказал Тютюнин и вытолкнул бухгалтера
в коридор.
Дверь перед носом Фригидина захлопнулась, но он постоял еще немного,
соображая, что предпринять. Так ничего и не придумав, бухгалтер сказал:
"Ненавижу". И отправился к себе - работать.
Тем временем Тютюнин открыл "зал ожидания", и туда, словно муравьи,
хлынули истосковавшиеся клиенты.
- Сережа, сынок! Чего же ты вчера-то не работал?! - спрашивали они
наперебой. - Нам сказали, что заарестовали тебя!
- Да, - ответил Сергей, чувствуя себя героем. - Взяли прямо - и в
тюрьму!
- В тюрьму? - поразились старушки. - Это за чего же?
- За прокламации и листовки, - соврал Сергей, не придумав ничего
лучше.
- Это какие же прокламации? - заинтересовалась клиенты.
- А я это.., газету "Искра" распространял в метро.
- Из искры возгорится пламя! - крикнула одна из старушек, остальные
ее поддержали.
- Так ты, сынок, тоже против буржуев? - спросила старушка с красным
бантом на груди.
- Ну да, - кивнул Тютюнин.
- А ты теоретик классовой борьбы или практик?
- Это как? - не понял Сергей.
- Ну, ты вредишь буржуям на каждом шагу?
- Как это?
- Очень просто. Кладешь в сумку заточенный гвоздь и, как видишь
буржуев на иностранных автомобилях, р-раз-з по пузатой лакированной
дверке! Пусть гады ремонтируют!
- А если на стоянке застанешь, - затарахтела другая бабуся, - то
прямо в колесо ему, в колесо! Да в другое, да в третье!
- Так ведь они побить могут, - заметил Тютюнин.
- Нас не побьешь - мы организация! - выкрикнула бабуля с бантом, и
все старушки, как одна, достали из своих сумок самодельные кастеты,
напиленные из водопроводных труб.
- Да, организация, - вынужден был согласиться Тютюнин, невольно
оробев от такой демонстрации силы. - Ну ладно. Давайте начнем приемку.
Итак, кто первый?
95
Под вечер к пенсионерке Живолуповой пришли вьетнамцы. Мириться. В
другое время она бы закопала их за домом, где еще с прошлого раза была
готова яма, но в Гадючихе бушевала патологическая жадность, которая и не
давала ей жить спокойно.
- Давай мирица, бабушика, - предложил самый главный вьетнамец с
подбитым глазом.
- Ладно уж, заходите, - ответила старушка, пропуская на кухню
шестерых партнеров по бизнесу.
- Водка принесли - пить будем.
- Давай выпьем, Хонг Май, отчего же не выпить, - согласилась
Живолупова и поставила на стол граненые стаканы образца тридцать
третьего года. Потом добавила капустки собственного посола из ведра, в
котором прятала чудо-телефон, завернутый в три полиэтиленовых мешка.
Вьетнамцы поставили две бутылки "Столичной". Живолупова заметила, что
одна из них уже открыта.
- Ой, какой таракан здоровый! - крикнула старушка, тем самым отвлекая
внимание гостей от своих рук, которые быстренько проделали манипуляцию с
бутылками.
- Убежал, сволочь усатая, - сказал Живолупова, виновато улыбаясь и
садясь к столу. - Ну, наливайте бабушке. Водочку-то я люблю. Люблю я ее,
родимую...
Хонг Май схватил стоявшую напротив Гадючихи бутылку и наполнил стакан
хозяйки; при этом он не переставал улыбаться, демонстрируя свое
расположение и два крысиных резца. Себе и подельникам вьетнамец налил из
другой бутылки, то и дело повторяя:
- Назадоровие, назадоровие.
- Ну, друга, выпьем, - произнесла Живолупова и подняла свою стопку. -
Чай не отравимся!
- Не отравитися! Не отравитися! - наперебой закричали вьетнамцы.
- Ну пейте уже... Ух!
И одновременно со своими гостями Живолупова выпила водку. Потом
закусила капусткой и молча следила затем, как ее партеры по бизнесу один
задругам валились на пол.
Когда грохнулся самый крепкий - Хонг Май, Гадючиха тяжело вздохнула
и, покачав головой, налила себе еще.
- И куда вы против бабушки Живолуповой-то, зайцы рисовые, - сказала
она и выпила. - Мелковаты будете.
Хонг Май дернулся под столом и засучил ноженьками, а Живолупова
усмехнулась и добавила:
- Да уж не помрете, изучила я уже вас, зайцев рисовых. Вы как
тараканы, сколько ни трави, все равно из всех щелей повылазите.
Вылив остатки отравленной водки в раковину и прибрав в холодильник
водку хорошую, Гадючиха схватила главного вьетнамца за шиворот и,
дотащив до ванны, сунула под холодную воду.
Гость быстро очухался и что-то залопотал по-своему. Однако Гадючихе
пришлось еще отвесить ему несколько оплеух, чтобы он пришел в себя
окончательно.
- Не убивай, я буду деньги платити-и-ить, - взмолился он.
- Сейчас не убью, - сказал Живолупова. - Но этот раз был последним,
Хонг Май. Еще одна шутка - и я вам тут пропишу полную тактику выжженной
земли. Понял меня?
И для уверенности, что партнер по бизнесу ее понял, бабушка
Живолупова как следует припечатала его об стену.
96
Во вторник днем прямо на приемку к Тютюнину пришел молодой человек в
приличном сером костюме. Он сразу бросился Сереге в глаза, поскольку
основными клиентами заведения были люди, занимавшиеся уличным
собирательством.
Молодой человек держал в руках коричневый портфель и, выстояв длинную
очередь, достал из него очередной шедевр - дамскую шляпку из щетины
рыбы-штопора. И хотя изделие это было для "Втормехпошива" не совсем по
профилю, Сергей подарок принял и заплатил за него тридцать рублей.
- Я от старушки Розенфельд, - улыбаясь, сказал молодой человек. - Она
приносила вам накидку из сиамского рудольфа, помните?
- Да, - охотно подтвердил Сергей. - И еще шорты из серебристой жуа.
Шорты он примерял Любе, но они на ней смотрелись как зимнее байковое
трико. Поэтому он убрал их подальше, закатав в трехлитровую банку и
строго-настрого приказал жене не трогать драгоценной вещицы. Достаточно
было того, что она и Олимпиада Петровна щеголяли в немыслимо дорогих
шлепанцах из рудольфового меха.
- К сожалению, старушка Розенфельд заболела и просила меня
организовать для вас посещение меховой выставки.
- А вы ей кто? - спросил Серега, внимательно присматриваясь к
молодому человеку.
- Внук, - сказал тот.
- Хорошо. Можно даже сегодня. Только я друга своего возьму, Леху
Окуркина.
- Прекрасно. Во сколько мне за вами заехать?
- Давай в полшестого.
- Договорились. - "Внук" улыбнулся и ушел, а Сергей, дождавшись
обеда, пошел звонить Лехе на завод. Сегодня Окуркин отправился на
работу, чтобы получить аванс за три месяца позапрошлого года.
Сергей позвонил в Лехин цех, и скоро к телефону подошел сам Окуркин.
Он сказал, что информация про выплату аванса - полное надувательство, но
настроение у него было хорошее, потому что удалось разжиться
электромотором с медной обмоткой.
- Осталось только вынести его с завода, но это дело знакомое -
справлюсь, - сказал Окуркин.
- Поедешь со мной на меховую выставку? - в лоб спросил Тютюнин.
- А чего я там не видел?
- Ты меня охранять будешь.
- От кого?
- От того, кто в тетку рядится и новые меха мне на приемку носит.
- Так, может, он того - "голубчик"?
- Не знаю. Но на выставку сходить хочется.
- Ладно, - согласился Окуркин. - Так уж и быть, я тебя сопроводю. То
есть сопровожду.
97
В половине шестого, как и договаривались, Сергей вышел во двор
"Втормехпошива" и увидел там синий "форд-фокус", возле которого стоял
улыбающийся "внук" старушки Розенфельд.
- Билеты достал? - спросил Тютюнин, чтобы не молчать.
- Да, конечно, - сказал "внук". - Мы можем ехать.
- Ладно. Только я сзади сяду.
- Как вам будет угодно. - "Внук" улыбнулся еще шире и распахнул перед
пассажиром дверку.
Тютюнин забрался в салон и с удовольствием покачался на мягком
кресле. В иностранной машине, если не считать автобусы "икарус", он
сидел впервые.
- Тебя как зовут? - поинтересовался Сергей, когда "внук" завел
двигатель.
- Зовите меня Гошей! - сказал тот.
- Очень приятно, Гоша. Давай к трамвайной остановке "Бобрино". Знаешь
такую?
- Да. Этот район мне знаком.
Они выехали со двора, и машина резво помчалась по улицам. Сергей даже
немного струхнул от манеры вождения Гоши. Однако тот знал свое дело, и
скоро, безо всяких потерь, они добрались до трамвайной остановки, где их
уже поджидал Окуркин.
У его ног стоял большой рюкзак, в котором, видимо, находился добытый
электромотор.
- Нужно открыть багажник... - сказал Тютюнин.
- Зачем? - спросил "внук" несколько напряженно.
- У Лехи с собой рюкзак.
- А.., ну конечно, - с облегчением улыбнулся водитель и вышел из
машины.
Серега с помощью электрической кнопочки открыл окно и, высунувшись, с
важным видом заметил:
- Ну, чего пялишься, рабочий класс? Сдавай железо в багажник!
- Толковая тачка! - завистливо проговорил Окуркин и со вздохом
добавил:
- Далеко не "запорожец"... А как водилу-то зовут?
- Гошей, - ответил Сергей.
- Ага. Ну-ка, Гошка, помоги мне рюкзачок передвинуть, а то одному
тяжело.
- Конечно! - с готовностью отозвался "внук". Он подскочил к Лехе и,
схватившись за лямки рюкзака, попытался его поднять, однако это ему не
удалось.
- Не спеши, парень, - сказал ему Окуркин. - Тут сто пятьдесят кило. С
наскоку не возьмешь.
- И.., что же в этом бэге? - удивился "внук".
- В бэге, Гоша, валюта всех времен и народов - медная обмотка
электродвигателя. Правда, вместе с чугунным корпусом. Потому и тяжело.
- И где же вы его взяли?
- Ну не украл, конечно. Вынес с родного завода... Ладно, Гоша,
хватайся, и потащили...
Удобно откинувшись на сиденье, Тютюнин через зеркало заднего вида
наблюдал за погрузкой неподъемного рюкзака. При этом было видно, что
Окуркин откровенно халтурил, взваливая основную работу на Гошу.
Наконец мотор оказался в багажнике, отчего машина заметно просела.
Вспотевший водитель вернулся за руль, а Окуркин устроился рядом с
Сергеем.
- Толковая тачка! - повторил он, пытаясь ногтем проковырять обивку
сиденья. - Куда поедем, шеф?
- На выставочный комплекс, - ответил "внук", трогаясь с места.
- Ну поехали! Это тачка американская?
- Американская, - осторожно ответил "внук". - А что?
- Ничего. Рули давай, - сказал Леха и заинтересовался дверной ручкой.
Пока они ехали, он несколько раз кивал на свою дверь и подмигивал
Тютюнину. Тот тоже подмигивал в ответ, думая, что Леха восторгается
автомобилем.
Наконец они прибыли к выставочному центру.
Пока Гоша искал место для парковки, довольный Леха продемонстрировал
Тютюнин открученную дверную ручку.
- Это ты зачем? - строго спросил Сергей.
- А ты вторую не скрутил, что ли? - удивился Леха. - Я ж тебе моргал
- мол, скручивай вторую. А ты... Эх... - Окуркин спрятал добычу в карман
и неодобрительно покачал головой. - Сейчас бы пара была, я б их на свой
"запорожец" приделал, а если б не подошли, мы бы их продали.
Гоша быстро справился с парковкой и вернулся к Лехе с Сергеем.
- Нам в пятьдесят шестой павильон, - сказал он.
- Ну пошли, - согласился Тютюнин.
- Подождите, парни, - вмешался Окуркин. - Так же нельзя. Мы же на
отдыхе.
- А что вы, Алексей, предлагаете? - спросил Гоша.
- Ну чего - пивка давайте возьмем. Еще я шашлычка бы съел, ну и
вообще... Угостишь приятелей, Гоша?
- Конечно, - обрадовался "внук", поскольку его целью было установить
с "объектами" доверительные отношения.
Они разместились под небольшим навесом, сделали заказ, и смуглые
торговцы быстро натаскали им пересушенного мяса и теплого, как вода из
летней лужи, "холодного пива".
- Хорошая у тебя машина, Гоша, - слегка захмелев от бесплатного
угощения, начал Леха. - Американская...
Гоша кивнул, старательно разжевывая бараньи жилы.
- А вот у меня - "запорожец", - с каким-то остервенением произнес
Окуркин и, вздохнув, добавил:
- Многие даже дразнятся. Говорят - "хохломобиль"... А он ведь, Гоша,
он ведь лучше этого твоего лакированного американского дерьма...
- Почему? - заинтересованно спросил "внук".
- Потому что все американцы не умеют читать, - ответил Окуркин и стал
подчищать салат из вялой капусты.
- Это не так. Американцы умеют читать, - решительно возразил Гоша и,
устав бороться с бараньими жилами, выплюнул их в салфетку.
- А я говорю - не умеют. Это в газете написано было, - упрямо гнул
свою линию Окуркин. - А еще они носят трусы цвета своего флага...
Открыв рот для возражения, Гоша его вовремя закрыл, вспомнив, что на
нем действительно трусы из родного звездно-полосатого.
- Вот мы здесь все втроем нормальные люди, - отпив теплого пива,
продолжал Окуркин. - И трусы у нас - нор-рмальные. Пожалуйста...
Окуркин резко встал и, предоставляя доказательства, спустил штаны.
- Вот! Васильки в поле! Национальная расцветка! - громко объявил он,
заставляя оборачиваться прохожих.
Смуглые владельцы кафе молча взирали на представление, не зная, что
предпринять, а нетрезвая дама за дальним столиком радостно захихикала.
- Ну-ка прекрати, - вмешался Тютюнин. Окуркин пожал плечами и надел
штаны, однако процесс дознания не оставил.
- Вот, давай теперь посмотрим, какого цвета твои трусы. Гоша, -
предложил он.
- Леха, не приставай к человеку, - заступился за "внука" Тютюнин.
- А я не пристаю. Просто покажи хотя бы резинку, Гоша. Только поясок,
- настаивал Леха, однако "внук" ничего не отвечал и пребывал в полной
растерянности. Еще никогда агент Смит не был так близок к провалу.
То ли от жары, то ли от внезапных потрясений перед его глазами плыли
разноцветные круги, которые превращались в красные физиономии Лехи
Окуркина и все множились, множились, заполняя собой окружающее
пространство.
Заметив, что с Гошей не все в порядке, Тютюнин, чтобы сдержать
неугомонного Леху, со всей силы лягнул того ногой под столом. Удар
получился хороший, но пришелся он точно в голень Смиту.
Берк вздрогнул, но сдержал стон, решив не доставлять удовольствия
этим русским. Что ж, они его переиграли и разыграли, как дурачка, однако
он умрет молча. Не проронив ни слова.
Леха продолжал орать про трусы, Сергей Тютюнин лягнул его еще раз и
снова попал Смиту в то же самое место. От резкой боли Берк начал терять
сознание и сползать под стол.
"Отлично спланировано, - думал он краешком угасавшего сознания. - Под
столом они накинут мне на шею удавку - и все..."
- Гоша... Гоша... - доносилось откуда-то издалека. Потом на лицо
полилось что-то тепло и липкое. "Это кровь", - решил Смит.
- Гоша, очнись! Гоша! - не отставал от него Тютюнин, хлопая по щекам
и щедро поливая голову "внука" теплым пивом.
- Пусть покажет трусы! Какие у него трусы! - не унимался одуревший от
пива и жары Леха.
- Заткнись ты, не видишь, что ли, парню плохо! - крикнул Тютюнин.
Окуркин, тупо посмотрев на распластавшегося в пивной луже Гошу, понял,
что нужно что-то предпринимать. Он медленно повернулся и, поймав на себе
взгляд смуглого владельца кафе, с угрожающей интонацией произнес:
- А какого цвета твои трусы? М-м?
- Эта... Не нада... - сказал владелец, медленно отступая.
- Покаж трусы, мор-рда! - прорычал Окуркин и, реагируя на движение
жертвы, поднялся со стула.
- А-а-а! - заголосил тот и выскочил из павильона. Второй его товарищ,
а следом за ним и кухонный рабочий также быстро покинули кафе и, отбежав
к небольшому фонтану, притаились за стрижеными кустиками.
Леха решил использовать эту ситуацию. Он подошел к холодильнику,
открыл его и окинул содержимое хозяйским взглядом.
- Воды неси! - потребовал Тютюнин, видя, что Гоша стал приходить в
себя.
- Тут тока пиво... - сказал Леха.
- Ну неси пиво! У парня солнечный удар - его поливать надо!
И они стали поливать.
Вскоре лечение принесло успех и Гошу удалось посадить на стул.
- Пей, Гоша, нужно восстанавливать силы, - приказал Тютюнин, и Смит,
не желая, чтобы его снова начали избивать, стал послушно принимать дозу
за дозой.
Когда пиво заполнило весь предоставленный объем, троица с трудом
поднялась со стульев и, держась друг за друга, выбралась под палящее
солнце.
98
В какой-то момент жаркое солнце и неограниченное количество пива
сделали свое дело, и вся троица завалилась на асфальт, а пришла в себя
только в тени тюремных стен - в местном отделении милиции.
Сидевший к "обезьяннику" боком милицейский сержант также изнывал от
жаркой погоды, однако продолжал выполнять свой служебный долг, безо
всякого вдохновения составляя протокол задержания.
- "... Двое алкоголиков тащили под руки обоссанного гражданина..." -
прочитал он, пытаясь на слух опробовать складность записанной мысли.
- Во.., вообще-то мы его пивом полили... - заметил из-за решетки
Тютюнин, и сержант, даже не посмотрев в его сторону, внес в протокол
исправления: "обоссанного пивом гражданина".
Затем посмотрел в окно и крикнул:
- Жмуров! Может, пристрелим этих придурков, а? Сил моих нет этот
протокол составлять... Жарко...
- А куда их потом девать? - отозвался невидим