Ноэля. Он крепко взялся за воспитание своего друга, усердно
ухаживал за  ним,  не  отступал ни  на  шаг от  него,  был предупредителен и
внимателен,  донимая его,  как слепень быка,  - и все это на протяжении ряда
лет и  в  ущерб другим качествам.  Результат получился поразительный.  Ноэль
высоко ценил общество Паладина, а Паладин, в свою очередь, предпочитал Ноэля
всем  остальным своим  сверстникам.  Долговязого парня часто видели вместе с
коротышкой. Видимо, по той же причине бык и слепень тоже бывают неразлучны.
     При первом удобном случае я  разговорился с  Ноэлем.  Я похвалил его за
то, что он присоединился к нам:
     - Это очень красиво и храбро с твоей стороны,  Ноэль,  - влиться в ряды
нашей армии. Он заморгал глазами и ответил:
     - Да,  это,  пожалуй,  хорошо. Но не мне одному принадлежит эта честь -
мне ведь помогали.
     - Кто помогал?
     - Комендант.
     - Каким образом?
     - Хорошо,  расскажу тебе все по порядку. Я пришел из Домреми посмотреть
на толпы народа и на разные зрелища.  Ничего подобного я не видел, и, вполне
естественно,  я постарался воспользоваться подвернувшейся возможностью. Но у
меня и мысли не было вступать в армию.  По дороге я нагнал Паладина,  и весь
путь мы  проделали вместе,  хотя ему этого и  не  хотелось,  в  чем он мне и
признался.  И  вот,  пока  мы,  разинув  рты,  любовались пламенем дымящихся
факелов у  ворот  замка,  нас  схватили вместе с  другими четырьмя парнями и
присоединили к отряду. Вот таким образом я и стал "добровольцем"! Но в конце
концов я не сожалею об этом:  я представляю,  какой скучной была бы для меня
жизнь в деревне без Паладина.
     - А как реагировал на это он? Тоже был доволен?
     - Думаю, что да.
     - Почему?
     - Дело в  том,  что  он  доказывал обратное.  Видишь ли,  его захватили
врасплох, и вряд ли он сможет рассказать тебе всю правду.
     - А ты уверен, что он был доволен?
     - Да, уверен. Он, как жалкий раб, валялся в ногах у коменданта и просил
отпустить его ради матери.  Говорил, что слаб здоровьем, что не умеет ездить
верхом и  что погибнет при первом переходе.  Но в действительности он совсем
не  выглядел таким слабым,  каким прикидывался.  Там  стояла бочка с  вином,
тяжесть которой едва была под силу четверым.  Комендант рассвирепел, отругал
его  всячески,  а  потом велел ему сдвинуть бочку,  иначе грозил изрубить на
котлеты и  отправить домой в  корзине.  Паладин,  как ни  в  чем не  бывало,
сдвинул бочку и этим добился того, что его сразу же забрали в отряд.
     - Кажется,  ты абсолютно уверен в том,  что ему хотелось идти на войну,
то есть,  об этом свидетельствуют те предпосылки, на которых ты строишь свои
догадки. Ну, а как он перенес ночной переход?
     - Так  же,  как  и  я.  А  если он  шумел больше,  чем  я,  то  это ему
простительно при его комплекции.  Мы держались в седлах лишь потому, что нас
поддерживали. Зато сегодня и ходим оба раскоряками. Если он не может стоять,
пусть сидит, а мне все же легче стоять, чем сидеть.



Глава IV

     Нас всех вызвали в штаб,  и Жанна произвела нам смотр.  После этого она
немного поговорила с нами и, между прочим, сказала, что даже суровое военное
дело  выполняется успешнее без  сквернословия и  грубости и  что  она  будет
строго требовать от  нас соблюдения этого наставления.  Жанна отвела полчаса
на обучение новобранцев верховой езде, поручив одному из ветеранов проводить
занятия.  Это было очень смешное зрелище,  но  мы все же научились кое-чему.
Жанна осталась довольна и  даже  похвалила нас.  Сама она  не  участвовала в
учениях, не делала никаких упражнений, а лишь смотрела на нас, величественно
восседая на своем коне, похожая на изваяние воительницы. Впрочем, другого от
нее и не требовалось.  Она все видела,  все запоминала, обращала внимание на
каждую мелочь и  потом  давала такие  меткие указания,  как  будто сама  уже
прошла эту выучку.
     Мы  уже  сделали  три  ночных  перехода,  по  двенадцать-тринадцать лье
каждый. Нас никто не тревожил, очевидно, принимая за бродячий отряд "вольных
дружинников".  Жители были рады,  когда подобные молодцы проходили мимо,  не
останавливаясь у них.  Переходы были все же утомительными и трудными,  ввиду
множества рек и  отсутствия мостов.  Мы  переправлялись вброд,  а  вода была
ужасно холодная.  Нам приходилось мокрыми ложиться на  промерзшую,  покрытую
снегом землю,  согреваться кто  как  может и  спать как  попало,  потому что
разводить костры было  опасно.  В  этом тяжелом,  изнурительном передвижении
наша энергия истощалась, но Жанна не падала духом. Она по-прежнему двигалась
легко и  уверенно,  глаза ее горели огнем.  И  мы лишь удивлялись ей,  но не
могли понять.
     Но  если мы переносили тяжкие испытания в  первое время,  то я  даже не
знаю, что сказать о последующих пяти ночах: переходы стали еще утомительнее,
вода в  реках еще холоднее,  и,  вдобавок,  мы  попадали семь раз в  засады,
потеряв в  стычках двух новобранцев и  трех ветеранов.  По стране разнеслась
весть,  что вдохновенная Дева из Вокулера идет к  королю с  эскортом,  и все
дороги теперь усиленно охранялись.
     Последние пять ночей сильно подорвали мужество нашего отряда. Этому еще
способствовало неожиданное открытие,  сделанное Ноэлем и ставшее известным в
штабе. Некоторые из воинов пытались узнать, почему Жанна была всегда бодрой,
жизнерадостной и  не падала духом,  в  то время как самые сильные мужчины от
усталости и  лишений стали угрюмыми и раздражительными.  Все это доказывает,
что даже и  зрячие люди порой ничего не видят.  Мужчины,  считая войну своим
уделом,   не  могли  не  замечать,  как  женщины,  обремененные  хозяйством,
ухаживают за скотом, пашут и косят. Они могли наблюдать, что у женщин больше
выносливости и  терпения,  чем у  мужчин,  -  но  какой вывод они сделали из
этого?  Никакого.  Они ничему не научились.  Мужчинам нашего отряда казалось
непостижимым,  как  это  семнадцатилетняя девушка способна нести бремя войны
лучше,  чем опытные ветераны.  Кроме того,  они никогда не  задумывались над
тем,  что  сильная  душа,  стремясь  к  великой  цели,  способна укреплять и
поддерживать слабое тело.  А  ведь  перед ними  была сильнейшая человеческая
личность!  Но  разве могли это  понять их  неразумные головы?  Нет,  они  не
понимали,  и  их рассуждения были столь же невежественными,  как и они сами.
Ноэль подслушал,  как они судили и рядили между собой и пришли к заключению,
что Жанна -  колдунья,  наделенная упорством и  силой сатаны.  Был составлен
коварный план-при первом удобном случае умертвить Жанну.
     подобный заговор в нашей среде был,  конечно, делом серьезным, и рыцари
просили у Жанны разрешения повесить всех заговорщиков,  но она им решительно
отказала.
     - Ни эти люди, ни кто-либо другой, - возразила она, - не могут отнять у
меня жизни,  пока не будет исполнена моя миссия.  Зачем же мне брать грех на
душу? Я поговорю с ними, сделаю им внушение. Позовите их сюда.
     Когда  они  явились,  Жанна отчитала их  таким простым,  деловым тоном,
словно  ей  и  в  голову  не  приходила мысль,  что  кто-нибудь  усомнится в
правильности ее слов.  Заговорщики,  надо полагать,  были крайне поражены ее
самоуверенностью и  отвагой,  потому  что  пророчество,  высказанное  смело,
находит благодатную почву в душах суеверных людей.  Безусловно,  слова Жанны
возымели действие,  но  больше всего удивили заговорщиков ее  заключительные
слова. Обращаясь к их главарю, она печально сказала:
     - Разве можно посягать на жизнь ближнего,  когда твоя собственная висит
на волоске.
     В  ту  же  ночь,   при  первой  переправе  через  реку,   конь  главаря
заговорщиков споткнулся,  упал и  придавил его,  и он утонул,  прежде чем мы
успели помочь ему. Больше у нас заговоры не повторялись.
     Эта ночь измотала нас обилием засад,  но  мы  благополучно продвигались
вперед,  не потеряв убитыми ни одного человека. Если счастье не изменит нам,
потребуется всего  лишь  ночь  для  завершения нашего перехода через занятую
врагом территорию.  Мы с  нетерпением ждали наступления темноты.  Раньше мы,
скрепя сердце,  уходили в холод и мрак ночи, подвергаясь опасности окоченеть
при переправах через реки и  быть настигнутыми неприятелем;  но  на этот раз
все с нетерпением стремились поскорей добраться до места и покончить со всем
этим,  хотя не  была исключена возможность,  что впереди нам предстоят более
ожесточенные стычки,  чем в предыдущие ночи. Кроме того, примерно в трех лье
нам  преграждала путь глубокая речка с  ветхим деревянным мостом.  Весь день
шел холодный дождь со  снегом,  и  нас беспокоила мысль,  не  попали ли мы в
ловушку.  Если  вышедшая из  берегов речка  смыла  мост,  мы  имели  бы  все
основания считать, что попали в беду и путь к отступлению нам отрезан.
     Как  только стемнело,  мы  выехали из  чащи  леса,  где  скрывались,  и
двинулись осторожно вперед.  С  тех пор как на  нашем пути стали встречаться
засады,  Жанна всегда ехала во главе колонны.  Теперь она тоже была впереди.
Вскоре дождь со снегом превратился в  ледяную крупу,  которая,  подхваченная
порывами ветра,  как  хлыстом,  секла  нас  по  лицам;  я  завидовал Жанне и
рыцарям, имевшим возможность опустить забрала и надежно спрятать головы.
     Вдруг в непроглядной тьме, совсем рядом, послышался грубый окрик:
     - Стой!
     Мы  повиновались.  Я  заметил  впереди какие-то  неопределенные фигуры,
которые можно было принять за отряд кавалерии,  хотя я не был уверен в этом.
Навстречу нам выехал всадник и обратился к Жанне с упреком:
     - Как вы опоздали!  Вам удалось разузнать что-нибудь?  Где же она:  все
еще позади или уже обогнала нас? Жанна ответила решительно:
     - Все еще позади.
     Это известие смягчило незнакомца.
     - Если так,  - сказал он, - вы не потеряли даром времени, капитан. А вы
уверены в этом? Откуда вам это известно?
     - Я ее видел.
     - Видели эту знаменитую Деву?
     - Да, я побывал в ее лагере.
     - Невероятно!  Капитан Раймон,  прошу извинить меня,  что  я  так грубо
встретил вас. Вы проявили храбрость и поступили великолепно. Где ее лагерь?
     - В лесу, не более чем в одном лье отсюда.
     - Отлично!  А я боялся, как бы она не обошла лес. Теперь все в порядке.
Она в  наших руках.  И  вы  лично повесите ее.  Только вы заслуживаете чести
уничтожить это проклятое, дьявольское отродье.
     - Не знаю, как и благодарить вас. Если мы схватим ее, я...
     - Если!..  Я  немедленно приму меры,  даю вам слово!  Мне очень хочется
посмотреть,  что это за  чертовка,  наделавшая столько шуму.  И  вы получите
возможность надеть на нее петлю... Сколько у нее людей?
     - Я  насчитал восемнадцать,  но она могла иметь два-три пикета в другом
месте.
     - Всего только?  Для  моего отряда это  на  один глоток.  Говорят,  она
совсем молодая?
     - Да, ей не более семнадцати лет.
     - Невероятно! А какого она сложения? Крепкого? Хрупкого?
     - Хрупкого.
     Офицер на минуту задумался, а потом спросил:
     - Она не готовилась сняться с лагеря?
     - Нет, я этого не заметил:
     - Что она делала?
     - Спокойно разговаривала с одним офицером.
     - Спокойно? Давала приказания?
     - Нет,  просто разговаривала,  как и мы с вами.  - Отлично! Значит, она
чувствует себя в безопасности.  Иначе она бы суетилась и нервничала, как это
бывает со всеми представительницами ее пола в минуты опасности.  А поскольку
она не собиралась в дорогу...
     - Действительно, она не собиралась, когда я видел ее.
     - ...а занималась праздной болтовней,  следовательно -  погода ей не по
вкусу. Ночной переход в такую слякоть не для семнадцатилетних девчонок. Нет!
Пусть себе отдыхает. Нам это на руку. Мы тоже сделаем привал; здесь место не
хуже любого другого. Располагайтесь!
     - Если вы приказываете, мы, конечно, обязаны подчиниться. Но с ней двое
рыцарей, и они могут заставить ее выступить, особенно если погода улучшится.
     Я  испугался  до  смерти,  и  мне  не  терпелось поскорее  выбраться из
опасного  положения.  Меня  тревожило и  терзало  предположение,  что  Жанна
умышленно старается продлить опасность, и в то же время я не сомневался в ее
выдержке и находчивости,  -  она знала лучше меня,  что предпринять.  Офицер
сказал:
     - В таком случае мы останемся здесь, чтобы преградить ей путь.
     - Да. Но сюда ли они пойдут? А вдруг они вышлют разведчиков и попробуют
пробраться по мосту, через лес? Не лучше ли уничтожить мост?
     У меня мороз пробежал по коже, когда я услышал это.
     Немного подумав, офицер продолжал:
     - Конечно, разрушить мост - хорошая идея. Мой отряд должен был охранять
его, но теперь в этом нет необходимости.
     Жанна спокойно предложила:
     - С вашего разрешения я отправлюсь туда и уничтожу мост.
     Только теперь я  понял ее намерения,  и  меня привели в  восторг ее ум,
способный на  такую изобретательность,  и  хладнокровие,  не оставившее ее в
критический момент.
     - Разрешаю,  капитан,  -  ответил офицер, - весьма буду вам благодарен.
Уверен -  вы  отлично справитесь с  задачей.  Я  мог бы  послать кого-нибудь
другого, но лучше поручить это дело вам.
     Они  простились,  отдав друг  другу честь,  и  мы  двинулись вперед.  Я
вздохнул свободнее. Мне чудился топот лошадей и казалось, что капитан Раймон
догоняет нас.  Пока продолжался этот разговор,  я  был  как  на  иголках.  Я
вздохнул свободнее,  но  не  успокоился,  так как Жанна подала нам лишь одну
простую команду;  "Вперед!"  Сначала мы  ехали  шагом,  медленно продвигаясь
вдоль темных,  длинных колонн неприятеля.  Неизвестность была мучительна, но
это  продолжалось  недолго.   Едва  сигнальный  рожок  неприятеля  протрубил
"спешиться!",  Жанна приказала пустить лошадей рысью,  и  для  меня это было
большим облегчением. Как видите, находчивость Жанны проявилась и здесь. Если
бы мы скакали во весь опор,  не дождавшись, пока протрубит рожок, кто-нибудь
из  солдат вражеской боевой охраны мог бы спросить у  нас пароль;  но теперь
они  думали,  что  мы  едем  занимать место  для  ночлега,  и  нас  никто не
задерживал.  Нем дальше мы  двигались,  тем грознее казались нам силы врага.
Возможно,  их  была сотня или  две,  но  мне мерещились тысячи,  а  когда мы
миновали  последнего  солдата,  я  почувствовал невероятную радость,  и  чем
дальше мы уходили в темноту,  тем лучше я себя чувствовал.  Но еще долго мое
настроение оставалось изменчивым и неопределенным. Окончательно я успокоился
лишь тогда,  когда мы  приблизились к  мосту и  обнаружили,  что он цел.  Мы
переправились через  мост  и  сразу  же  разрушили его.  И  только  тогда  я
почувствовал...  но я не могу описать,  что я почувствовал. Чтобы понять мои
чувства, надо все испытать самому.
     Мы долго прислушивались,  стараясь уловить шум погони.  Мы думали,  что
настоящий капитан Раймон, вернувшись с задания, мог подать мысль, что отряд,
ошибочно принятый за  его  собственный,  был войском Девы из  Вокулера.  Но,
видимо,  капитан задержался,  так  как с  того берега реки не  доносилось ни
единого звука, кроме унылого завывания ветра.
     В  шутку  я  сказал  Жанне,  что  она  собрала  обильную жатву  похвал,
предназначенных капитану  Раймону,  и  когда  тот  вернется,  вместо  похвал
соберет богатый урожай  проклятий от  своего  возмущенного командира.  Жанна
ответила:
     - Несомненно,  будет так,  как ты говоришь. Командир принял чужой отряд
за свой и в ночное время не спросил пароль.  Он расположился бы лагерем,  не
сообразив,  что  нужно  разрушить мост,  если  бы  ему  не  посоветовали.  А
известно,  что  никто так  не  склонен обвинять других,  как тот,  кто сам в
чем-нибудь проштрафился.
     Бертран рассмеялся,  выслушав пояснения Жанны,  сказанные так, будто ее
совет разрушить мост был ценным подарком для вражеского офицера и спасал его
от  непростительного  промаха.  Затем  Бертран  с  восхищением  отозвался  о
находчивости, с какой Жанна обвела вокруг пальца этого человека, и притом ни
разу не солгала ему. Это смутило Жанну.
     - Он был сам в заблуждении,  -  сказала она.  - Я избегала лжи, ибо это
нехорошо.  Но  если моя  правда обманула его,  следовательно,  она  является
ложью, и в этом я виновата. Да простит мне бог мое прегрешение!
     Мы убеждали ее,  что она поступила правильно,  доказывая,  что в случае
опасности и военной необходимости, ради пользы правого дела и во вред врагу,
обманы  разрешаются.  Однако это  не  убедило Жанну,  и  она  придерживалась
мнения,  что  если  даже  правому делу  угрожает опасность,  все  равно надо
прибегать к честным средствам.
     В связи с этим Жан заметил:
     - Но ведь ты, Жанна, сама сказала нам, что идешь присматривать за женой
дяди Лаксара.  Почему же  ты не призналась,  что идешь совсем не туда,  а  в
Вокулер? Вот тебе и "честные средства"!
     - Я  это знаю,  -  ответила она с огорчением.  -  Я обманула вас против
своей воли. Сперва я испробовала все другие средства, но они не помогли. Мне
же нужно было уйти непременно. Этого требовал мой долг. И все же я поступила
плохо и не отрицаю своей вины.
     Жанна умолкла, очевидно взвешивая в уме свой поступок, и затем добавила
с твердой решимостью:
     - Но дело было правое,  и,  если бы еще раз пришлось, я опять поступила
бы так же.
     Ответ был ясен,  и никто ей не возразил.  Если бы мы знали ее тогда так
же хорошо, как она знала себя и как преподнесла нам ее впоследствии история,
мы  поняли бы,  что  она руководствовалась только честными побуждениями.  Ее
положение коренным образом отличалось от нашего, и она стояла выше всех нас.
Для  спасения великого дела она готова была принести в  жертву себя и  самую
лучшую черту своей натуры -  правдивость.  Но -  только для этой цели. Такой
ценою она не купила бы даже своей жизни,  хотя,  как известно,  наша военная
этика разрешает нам покупать наши жизни,  как и  любое военное преимущество,
большое  или  малое,  ценой  обмана.  В  то  время  ее  слова  казались  нам
заурядными,  ибо мы  не понимали всей глубины их сущности.  Но сегодня можно
видеть,  что  они  заключали  в  себе  принцип,  делавший  их  возвышенными,
знаменательными и прекрасными.
     Тем  временем  ветер  утих,  перестал валить  снег,  началась оттепель.
Дорога превратилась в месиво, лошади шли шагом - на большее у них не хватало
сил.  Нам  было  очень тяжело:  изнуренные усталостью,  мы  засыпали прямо в
седлах, не обращая внимания на грозившую нам опасность.
     Эта  десятая по  счету ночь  казалась нам  длиннее всех  предыдущих.  И
неудивительно:  крайнее утомление,  которое накапливалось с  самого  начала,
дало  себя  почувствовать  в   полной  мере.   И  все  же  мы  двигались  не
останавливаясь.  И когда забрезжил рассвет пасмурного дня,  мы увидели перед
собой реку: это была Луара. Мы въехали в город Жьен, радуясь, что очутились,
наконец,  на  земле друзей.  Все тревоги остались позади.  Каким прекрасным,
каким чудесным было для нас это утро!
     Мы представляли собой отряд жалких оборванцев,  измученных и грязных; и
только Жанна,  как всегда,  была всех бодрее - и духом и телом. В среднем мы
делали за ночь по тринадцать лье по разбитым,  вязким дорогам и тропам.  Это
был замечательный переход,  показывающий,  на  что способны люди,  во  главе
которых стоит вождь, с непоколебимой решимостью ведущий их к цели.



Глава V

     В Жьене мы отдыхали часа два-три и подкрепили свои силы. А за это время
уже  разнесся слух о  прибытии юной девушки,  избранной богом,  чтобы спасти
Францию.  К  месту  нашей  стоянки  поспешно стекались толпы  народа,  и  мы
предпочли искать  другое,  более  спокойное место.  Мы  отправились дальше и
остановились в небольшой деревушке Фьербуа.
     До Шинонского замка, в котором жил король, было теперь около шести лье.
Жанна сразу же продиктовала письмо к королю,  и я написал его. Она сообщала,
что прибыла издалека,  проехав сто пятьдесят