я  не  догадывался об этом,  но сейчас твердо убежден,  что именно
тогда и явилось ей Волшебное дерево.  He подлежит сомнению,  оно сообщило ей
приятную новость, иначе она не была бы такой жизнерадостной и веселой, как в
эти  последние дни.  Предвестие о  скорой кончине нисколько не  испугало ее.
Смерть для нее была сокращением срока изгнания, разрешением уйти на покой.
     Да,  ей  было  видение Дерева.  Никто  не  принял  близко  к  сердцу ее
пророческих слов,  сказанных королю,  и для этого, несомненно, была причина:
никто не  хотел принимать их всерьез.  Все старались выбросить их из головы,
забыть о них,  не желая рисковать своим спокойствием и благополучием.  И все
забыли.  Все,  за исключением меня.  Один я должен носить в себе ни с кем не
разделенную,  страшную тайну.  Какая горечь,  какая тяжесть на душе!  Сердце
разрывается при мысли об этом.  Ей суждено умереть -  и так скоро!  Я не мог
этого даже представить!  Ведь она, как весенний цветок, украшала наш бренный
мир,  и  каждый прожитый день  умножал ее  права  на  безмятежную,  почетную
старость.  В то время старость казалась мне чем-то значительным,  - не знаю,
почему я  так  думал.  Должно быть,  все  молодые люди так думают и,  будучи
неопытными и полными предрассудков, верят этому.
     Итак,   она  видела  Дерево.   В  ту  тягостную,   бессонную  ночь  мне
вспоминались старинные стихи:

     А в горький час тоски по ней
     Яви их взору сень ветвей, -
     Земли родной виденье!

     А  на  рассвете заиграли трубы,  ударили  барабаны,  вспугнули утреннюю
тишину,  и мечты мои рассеялись.  Все вскочили на коней и собрались в поход.
Нам еще предстояли кровавые дела.
     Мы  подошли к  Менгу  без  задержки и  с  ходу  штурмом захватили мост.
Оставив небольшие силы  для  охраны  моста,  на  следующее утро  наша  армия
двинулась на Божанси,  где укрепился свирепый лев Тальбот,  гроза французов.
Увидев  нас,  англичане  отступили  и  заперлись  в  замке,  а  наше  войско
расположилось в покинутом ими городе.
     В  то  время  самого  Тальбота там  не  было:  он  отправился встречать
запоздавшего Фастольфа и его пятитысячное подкрепление.
     Жанна  расставила  орудия  и  обстреливала замок  до  наступления ночи.
Неожиданно поступило сообщение, что к нам на помощь движутся войска Ришмона,
коннетабля Франции.  Он  долгое время находился в  немилости у  короля из-за
грязных интриг и  козней де  ла  Тремуйля и  его  сторонников.  Жанна  очень
нуждалась в помощи, особенно теперь, когда Фастольф был уже недалеко. Ришмон
хотел присоединиться к нам еще тогда,  когда мы впервые выступили на Орлеан,
но глупец король, послушный раб своих бездарных советников, запретил Ришмону
приближаться к нему и отверг всякое примирение с ним.
     Я  говорю об  этих подробностях,  ибо  они важны тем,  что раскрывают в
Жанне новые необычные качества:  не только исключительную находчивость, но и
государственную мудрость.  Удивительно,  непостижимо,  откуда  такое  обилие
талантов у  необразованной деревенской девушки  семнадцати лет?  Но  тем  не
менее, она обладала ими.
     Жанна стояла за то,  чтобы радушно принять Ришмона,  ее поддерживали Ла
Гир,  юные  братья Лавали и  многие военачальники.  Лишь генерал-заместитель
герцог Алансонский упорно противился,  заявляя,  что у  него есть строжайший
приказ короля не признавать Ришмона и, если с его мнением не посчитаются, он
туг же  уедет из армии.  Это было бы тягчайшим ударом.  Но Жанна решила сама
убедить герцога в  том,  что спасение Франции выше частных интересов и  даже
приказов  венценосного осла.  Ей  удалось  достигнуть  цели.  Она  уговорила
герцога  не  подчиниться королю  в  интересах народа,  примириться с  графом
Ришмоном и  протянуть ему  руку.  Вот  это  и  есть государственная мудрость
самого высокого класса.  Что бы вы ни называли великим, обратитесь к примеру
Жанны д'Арк, и вы найдете это великое в ней.
     Ранним утром семнадцатого июня разведка донесла, что Тальбот и Фастольф
со своим пополнением приближаются к нам. Барабаны забили тревогу, и мы сразу
же  отправились навстречу англичанам,  оставив  Ришмона  с  отрядом охранять
замок Божанси и держать в осаде его гарнизон. Вскоре противник был уже у нас
на виду.  Еще до встречи с нами Фастольф пытался убедить Тальбота отступить,
не ввязываться на этот раз в бой,  в разместить новых рекрутов по английским
крепостям вдоль Луары,  чтобы помешать нам захватить важные пункты,  а затем
вооружиться терпением  и  ждать  дополнительных подкреплений из  Парижа.  Он
предлагал ежедневно и систематически изнурять армию Жанны мелкими, стычками.
И, наконец, выбрав удобное время, напасть врасплох на ее ослабевшие войска и
сокрушить  их.   Старый  Фастольф  был  умным  и  опытным  полководцем.   Но
разъяренный Тальбот и  слышать не  хотел об отсрочке.  Его бесило,  что Дева
смогла нанести ему поражение под Орлеаном. "Клянусь богом и святым Георгием,
я  рассчитаюсь с  ней,  если даже мне  придется сражаться один на  один!"  -
таковы были его слова.  Фастольф вынужден был уступить,  хотя и предупредил,
что  они  рискуют  потерять  теперь  все,  что  завоевано  англичанами ценой
многолетней борьбы и трудов.
     Противник  занял  выгодную,  сильно  укрепленную позицию  и  ждал  боя,
расположив впереди себя лучников, огражденных от нас частоколом.
     Приближалась ночь.  От  англичан примчался герольд  с  дерзким  вызовом
немедленно начать  бой.  Но  Жанна  невозмутимо,  вежливо и  с  достоинством
заявила гонцу:
     - Скачи обратно и передай,  что сегодня слишком поздно начинать бой;  а
вот завтра, если будет на то воля божья, мы померимся силами.
     Наступила ночь,  темная и дождливая. Моросил тот мелкий, теплый дождик,
который,  беззвучно  падая  на  землю,  навевает  безмятежное  спокойствие и
дремоту.  Около  десяти часов в  штабную палатку явились герцог Алансонский,
Дюнуа,  Ла  Гир,  Потон  де  Сентрайль  и  еще  два-три  военачальника.  Они
собрались, чтобы обсудить обстановку совместно с Жанной. Некоторые сожалели,
что Жанна отклонила бой,  другие, наоборот, соглашались с нею. Потон спросил
ее, почему она отклонила предложение англичан. Жанна ответила:
     - Есть  несколько причин.  Так  или  иначе,  англичане в  наших руках и
никуда от нас не денутся.  Зачем же рисковать? Был уже вечер, а более слабой
стороне нужно время,  и  ей лучше сражаться днем.  Как вы знаете,  силы наши
ослаблены:  отряд  в  девятьсот наших  воинов  под  командой маршала  де  Рэ
удерживает мост в Менге да еще полторы тысячи во главе с коннетаблем Франции
прикрывают второй мост и охраняют замок в Божанси.
     - Печально,    конечно,    что   наши   силы   так   разбросаны,   ваше
превосходительство,  -  сказал Дюнуа,  -  но  другого выхода нет.  Да ведь и
завтра положение не улучшится.
     Жанна прохаживалась по  палатке.  Она  дружелюбно рассмеялась,  услышав
мрачные рассуждения старого тигра войны,  положила свою  маленькую ручку ему
на голову и, дотронувшись до одного из перьев на шлеме, спросила:
     - А ну-ка, скажите мне, мудрый человек, до какого пера я дотрагиваюсь?
     - Не знаю, ваше превосходительство.
     - Эх,  Дюнуа,  Дюнуа, такой пустяк, и вы не знаете, а беретесь судить о
великих  делах,   хотите  угадать  заранее,  что  таится  во  чреве  еще  не
родившегося дня!  Вы  говорите,  что наши резервы не  будут с  нами!  А  мне
думается, они будут.
     Все оживились.  Каждому хотелось узнать, откуда ей это известно. Но тут
вмешался Ла Гир:
     - Все будет так, как она сказала. И никаких сомнений.
     Потон де Сентрайль задал вопрос:
     - Ваше превосходительство,  вы изволили заявить,  что имелись и  другие
причины не принимать бой?
     - Да, И главная из них та, что мы слабы. День был на исходе, и сражение
могло бы не закончиться.  А уж если начинать, то надо заканчивать победой, и
только победой.
     - Дай-то бог! А какие еще причины?
     - Есть и  еще одна.  -  Она заколебалась в  нерешительности,  но  потом
проговорила: -Не настал еще час, предусмотренный свыше. Завтра настанет час.
     Военачальники собирались было задать еще ряд вопросов, но Жанна, подняв
руку, остановила их. Она сказала:
     - Это  будет  самая великая и  блестящая победа,  какую бог  когда-либо
даровал Франции.  Не  спрашивайте,  откуда я  это знаю,  а  верьте,  что все
свершится именно так.
     Присутствующие радостно заулыбались,  выражая полное  доверие.  Начался
негромкий разговор,  но  скоро он  был прерван появлением гонца с  передовых
постов.  Гонец  сообщил,  что  около  часа  тому  назад в  английском лагере
наблюдались шум и движение, необычные в столь позднее время. Немедленно были
посланы лазутчики,  которые под покровом ночи и дождя должны были проникнуть
в расположение противника и разузнать,  в чем дело. Они только что вернулись
и доложили,  что большие соединения англичан были выведены тайно из лагеря и
двинулись по направлению к Менгу.
     Лица военачальников вытянулись. Они недоумевали.
     - Это отступление, - сказала Жанна.
     - Да, похоже, - согласился герцог Алансонский.
     - Конечно, отступление, - заметили Дюнуа и Ла Гир.
     - Вот чего уж никак нельзя было ожидать!  - воскликнул Луи де Бурбон. -
Теперь, судя по их действиям, цель их ясна.
     - Да, - ответила Жанна, - Тальбот одумался, его пыл охладел. Он намерен
теперь захватить Менгский мост и улизнуть на тот берег. Решив ускользнуть от
нас,  он  понимает,  что тем самым оставляет гарнизон в  Божанси на произвол
судьбы,  но ведь у него нет другого выхода,  чтобы избежать сражения с нами.
Он это тоже понимает.  Только ему не овладеть мостом, мы уж как-нибудь этого
не допустим.
     - Мы должны преследовать его и помешать, - сказал герцог Алансонский. -
А как быть с Божанси?
     - Оставьте Божанси мне, любезный герцог. Я разделаюсь с ним за два часа
и без всякого кровопролития.
     - Совершенно верно,  ваше  превосходительство.  Одного этого  известия,
которое мы  только что  услышали,  будет  достаточно,  чтобы их  гарнизон не
замедлил сдаться.
     - Конечно.  А  на  рассвете я  уже  буду с  вами в  Менге,  подстегивая
коннетабля и его полуторатыеячный отряд.  Весть о падении Божанси произведет
на Тальбота удручающее впечатление.
     - Клянусь  святой  мессой,   так  и  будет!  -  воскликнул  Ла  Гир.  -
Соединившись с  менгским гарнизоном,  он двинется на Париж.  А наши отряды у
моста  и  у  Божанси примкнут к  нам,  и  мы  станем сильнее на  две  тысячи
четыреста  опытных  солдат  для  завтрашнего жаркого  дела,  как  вы  нам  и
предсказали час тому назад. Право, этот англичанин работает на нас, избавляя
нас   от   лишнего   кровопролития   и   лишних   хлопот.    Приказ,    ваше
превосходительство, отдайте приказ!
     - Это  проще всего.  Пусть солдаты поспят еще часа три.  Б  час ночи вы
поведете авангард вместе с  Потоном де Сентрайлем;  в  два часа второй отряд
под командованием герцога Алансонского последует за вами.  Сохраняйте полное
спокойствие в  тылу врага и  постарайтесь избежать столкновения.  Я  поеду с
охраной  в  Божанси и  попытаюсь уладить все  поскорее,  чтобы  до  рассвета
присоединиться к вам вместе с коннетаблем Франции и его войском.
     Она сдержала свое слово.  Охрана вскочила на  коней,  и  мы  под дождем
отправились  в  путь,  прихватив  с  собой  пленного  английского офицера  в
качестве свидетеля и  связного для  передачи сообщения от  Жанны.  Вскоре мы
прибыли  на  место  и  предложили  замку  сдаться.  Ричард  Гетен,  адъютант
Тальбота,  убедившись,  что  ему  и  его  людям неоткуда ждать помощи,  счел
дальнейшее сопротивление бесполезным.  Он  не  надеялся на  какие-то  особые
милости,  но  она  и  здесь проявила свое великодушие:  гарнизону в  пятьсот
солдат  разрешалось взять  коней,  оружие  и  разного имущества на  сумму  в
пятьсот серебряных марок.  Они могли идти на все четыре стороны при условии,
что в течение десяти дней никто из них не подымет оружия против Франции.
     Еще  до  рассвета мы  соединились с  нашей армией,  включая все  войско
коннетабля,  кроме той  небольшой части,  которая осталась в  замке Божанси.
Впереди слышалась глухая артиллерийская пальба,  и мы знали, что это Тальбот
атакует мост. Но не успело взойти солнце, как стрельба прекратилась и больше
не возобновлялась.
     Гетен послал через наши  линии гонца с  пропуском от  Жанны,  уведомляя
Тальбота  о  своей  сдаче.  Гонец,  конечно,  опередил нас.  Теперь  Тальбот
благоразумно повернул обратно и  начал отступать к  Парижу.  На  рассвете он
скрылся из виду с лордом Скейлсом и менгским гарнизоном.
     Какой обильный урожай мы собрали за эти три дня! Сколько крепостей пало
перед нами, тех самых крепостей, которые с наглым высокомерием бросали вызов
Франции до тех пор, пока мы не пришли и не взяли их.



Глава XXX

     Я уже сказал,  что неприятеля и след простыл, когда наступило, наконец,
то памятное утро,  восемнадцатого июня.  Но это меня не смущало.  Я знал, мы
настигнем  противника  и  нанесем  тот  обещанный  удар,  от  которого,  как
предсказывала Жанна,  английская власть  во  Франции  не  оправится и  через
тысячу лет.
     Враг  пробирался по  обширной  равнине  Бос,  лишенной  проезжих дорог,
покрытой кустарником и  редкими рощицами -  в  такой  местности армия  легко
могла укрыться.  Заметив следы на мягкой, сырой земле, мы двинулись в том же
направлении.  Судя по всему, противник отступал в полном порядке, без паники
и суматохи.
     Опасаясь засад,  мы продвигались с большими предосторожностями: в такой
местности  можно  было  наткнуться на  любую  неожиданность.  Поэтому  Жанна
выставила  вперед  несколько отрядов  кавалерии под  командованием Ла  Гира,
Потона и  других военачальников,  чтобы разведать дорогу.  Некоторые офицеры
начали проявлять беспокойство:  эта  игра в  прятки надоела им  и  они стали
сомневаться в благополучном исходе операции. Разгадав их мысли, Жанна горячо
возразила:
     - Помилуй бог,  что с вами? Мы должны уничтожить этих англичан, и мы их
уничтожим! Никуда им от нас не уйти. Даже если они спрячутся в облаках, мы и
там найдем их.
     Мало-помалу  мы  приближались к  Патэ,  находясь  от  него  примерно на
расстоянии Одного лье.  В  это  время наша  разведка,  прочесывая кустарник,
вспугнула оленя,  который,  сделав  несколько прыжков,  мгновенно пропал  из
виду. Не прошло и минуты, как со стороны Патэ послышались громкие крики. Это
были голоса английских солдат.  Неся гарнизонную службу в  крепостях они так
долго питались всякой тухлятиной, что теперь, завидев чудесное, свежее мясо,
скачущее прямо им в руки,  не могли удержаться от восторга. Бедное животное!
Какую плохую услугу оказало оно нации, солдаты которой так любили лакомиться
оленьим  мясом!   Теперь  французы  знали  точно  местонахождение  англичан,
англичане же и не подозревали, что французы рядом.
     Ла  Гир  прекратил поиски и  немедленно известил о  случившемся.  Жанна
просияла  от  радости.  Герцог  Алансонский обратился к  ней  со  следующими
словами:
     - Очень хорошо! Мы обнаружили их. Прикажете начинать бой?
     - У вас хорошие шпоры, герцог?
     - А что? Разве нам придется удирать?
     - Nenni en nom de Dieu!  [Что вы, бог с вами! (франц.)] Эти англичане в
наших  руках.  Их  судьба решена.  Они  побегут.  Но  чтобы нагнать их,  вам
придется крепко пришпоривать коня. Сомкнуть ряды! Вперед!
     Англичанам удалось обнаружить нас до того,  как мы присоединились к  Ла
Гиру.  Армия  Тальбота двигалась тремя  колоннами:  сначала авангард,  затем
артиллерия и,  наконец,  на значительном расстоянии главные ударные силы под
командованием сэра  Джона Фастольфа.  Тальбот вышел из  зарослей и  двигался
теперь по  открытой местности.  Он  тут же расставил артиллерию и  разместил
авангард и  пятьсот отборных лучников вдоль изгородей,  мимо  которых должны
были проходить французы, и надеялся удержать эту позицию до прибытия главных
сил. Войска Фастольфа галопом мчались на помощь. Использовав удачный момент,
Жанна  приказала Ла  Гиру  наступать,  и  он  мгновенно бросился  со  своими
храбрецами в атаку и, как всегда, ураганом помчался на врага.
     Герцог и Дюнуа хотели было последовать за ним, но Жанна остановила их:
     - Погодите! Еще не время.
     И они ждали,  ерзая в седлах от нетерпения.  Но Жанна была невозмутима;
она   внимательно  следила   за   происходящим,   взвешивала,   прикидывала,
рассчитывала до  мелочей по  минутам,  секундам,  долям секунды,  и  вся  ее
благородная  душа  отражалась  в   глазах,   в  гордо  поднятой  голове,   в
величественной посадке,  -  она  была  хозяином  положения и  владела  собой
великолепно.
     А  там,  удаляясь все  дальше  и  дальше,  с  развевающимися на  шлемах
перьями,  то  исчезая из  виду,  то  вновь  появляясь,  неслась стремительно
грохочущим потоком  бешеная конница Ла  Гира  во  главе  с  огромной фигурой
своего вождя, который возвышался над всеми, взметнув длинный меч, как древко
знамени.
     - Сам сатана со своим отродьем летит на крыльях мести! - заметил кто-то
в глубоком восхищении.
     И вот они все ближе и ближе к сомкнутым отрядам Фастольфа, спешившим на
выручку.
     Противники  столкнулись,   и   ряды  их  смешались.   Герцог  и   Дюнуа
приподнялись в  стременах,  чтобы  лучше видеть.  Дрожа от  нетерпения,  они
повернулись к Жанне.
     - Пора!
     Но  она остановила их  взмахом руки,  все еще всматриваясь,  взвешивая,
рассчитывая, и повторила свои слова:
     - Еще не время, погодите!
     Преследуемые  отряды   Фастольфа  яростно   рвались  на   соединение  с
авангардом. Но тому вдруг показалось, что они в панике спасаются от Жанны, и
в тот же миг авангард, обезумев от ужаса, дрогнул и пустился в беспорядочное
бегство, не обращая внимания на дикие крики и проклятия Тальбота.
     Это был самый удобный момент.  Жанна пришпорила коня и, взмахнув мечом,
подала знак к атаке.  "За мной!" - крикнула она и, прижав голову к шее коня,
помчалась вперед, как ветер.
     Мы  врезались в  толпы убегающих и  целых три  часа безжалостно рубили,
кололи, крошили. Наконец, трубы заиграли отбой.
     Сражение при Патэ было выиграно.
     Жанна д'Арк соскочила с коня и,  остановившись, в глубокой задумчивости
смотрела на страшное поле битвы.
     - Хвала богу!  - проговорила она. - Его могучая десница повергла врага.
- А потом,  немного помолчав, подняла голову и, устремив взгляд вдаль, будто
размышляя вслух, добавила: - И через тысячу лет английская власть во Франции
не сможет оправиться от этого удара!
     Она еще постояла немного, погруженная в свои мысли, потом, повернувшись
к столпившимся вокруг нее военачальникам, воскликнула:
     - О друзья мои,  сознаете ли вы, знаете ли вы? Франция на пороге своего
освобождения!
     Ее лицо выражало торжество, глаза сияли.
     - Она была бы  в  неволе,  если бы не Жанна д'Арк,  -  сказал Ла Гир и,
проезжая мимо, низко ей поклонился.
     Все  остальные  последовали его  примеру.  А  он,  отъезжая  от  толпы,
негромко произнес:
     - И будь я проклят, если когда-нибудь откажусь от этих слов!
     Затем,  бурно выражая свой  восторг,  мимо нее  проходило,  батальон за
батальоном,  наше победоносное войско.  Солдаты изо  всех сил  кричали:  "Да
здравствует навеки Орлеанская Дева!  Слава,  слава, слава!" Счастливая Жанна
улыбалась и салютовала им мечом.
     На обагренных кровью полях Патэ я  видел Орлеанскую Деву не в последний
раз.  К концу дня мне еще раз довелось увидеть ее там, где недавнее сражение
разметало и свалило в груды убитых и раненых. Наши солдаты смертельно ранили
одного пленного, слишком бедного, чтобы дать за себя выкуп. Заметив издалека
это ужасное дело,  Жанна примчалась к  месту происшествия и сразу же послала
за  священником.  И  вот голова умирающего врага уже лежит на ее коленях,  и
она,  как  родная сестра,  облегчает его  предсмертные муки  словами любви и
утешени