и не Манфред. Мне и свой зад носить тяжело.
     Когда  пробились,  где растаскивая завалы, где объезжая по
широкой дуге, беглянка исчезла. Даже след  ее  нашли  только  к
полудню, когда даже Ингвар собирался поворачивать коней.
     Окунь подъехал, зыркнул сердито:
     -- Дальше земли дулебов.
     -- Ну и что? Они платят нам дань.
     -- Да,  во...  за данью являемся зимой. На полюдье. Как бы
не осерчали.
     Ингвар зло огрызнулся:
     -- Наши данники?
     Но сам понимал, что Окунь прав. На  полюдье  ходят  только
зимой.  Не  потому, что легче вывозить дань, а затем, что летом
любой данник возьмет, да  и  уйдет  от  прибывших  русов.  Даже
беззащитная  девка  может  схорониться  в  кустах, питайся себе
птичьими яйцами, рыбой из ручья, малиной да ягодами,  спи  хоть
под кустом, хоть на дерево залезь, а вот зимой в снегу долго не
убидит  никто.  А  русы  приезжают  надолго,  с  неделю гостят,
бесчинствуют, девок портят, замужних жен бесчестят, и никуда от
них не спрячешься.
     Затем, собрав дань, натешившись силой и властью,  уезжают,
забрав  молодых  парней  на разные работы. А война если, то и в
передние ряды войска.
     Только  раз  в  год  наезжают  русы,  а  остальное   время
разгромленные  веси  зализывают раны, с ужасом и безнадежностью
ждут нового приезда. А явиться на  полгода  раньше,  так  можно
даже мирную мерю довести до того, что схватятся за топоры.
     -- Дулебы,  -- напомнил Окунь предостерегающе. -- Те самые
дулебы.
     -- Знаю, -- огрызнулся Ингвар.
     Окунь был прав, это злило. Как  внятно  объяснить,  почему
так  важно  захватить  беглянку? И при этом сохранить ее живой.
Ибо пока она жива,  древляне  остаются  без  княгини.  Если  же
погибнет, то тут же выберут другую... или другого. Посадят того
Же  Мстиславика  и от его имени учинят кровавую распрю. Если уж
уничтожать княжеский род, то до последнего человека, до дальних
родственников, вырезать троюродных племянников и четвероюродных
дядей!
     С дулебами битва за примучивание была особенно жестокой  и
кровавой.  Но  они  живут  слишком близко от Киева, Олег просто
должен был подчинить их в  числе  первых.  Однако  дулебы  были
совсем  не те, которых когда-то истязали обры, а на их женщинах
ездили друг к другу в  гости.  Перебив  жестоко  обров,  дулебы
возгордились  силой  и  не  давали  спуску тем, кто осмеливался
ступить на их землю. Да, Олег их подчинил,  но  дани  почти  не
получал.  А  на  второй  поход  у  него,  честно говоря, нет ни
времени, ни сил!

     Глава 7

     Мохнатые   фигуры   в   звериных   шкурах   они    увидели
одновременно.  Те  стояли  за  два  десятка  шагов, загораживая
дорогу. Шкуры мехом наружу, даже звериные  личины  сохранились.
Устрашение,  отметил  Ингвар  невольно. На него и русов свирепо
смотрели оскаленные медвежьи морды, волчьи хари, кабаньи  рыла.
Человечьи лица прятались за звериными.
     На  два шага вперед выдвинулся коренастый мужик. Настолько
широкий в плечах, что Ингвар не сразу сообразил, что тот с него
ростом,  если  не  выше.  Мужик  был  в  наброшенной  на  плечи
медвежьей  шкуре,  морда  зверя  скрывала  верхнюю  часть лица.
Нижняя  тяжела,  как  у  коня,  массивная,  надменно  выдвинута
вперед.
     Ингвар,  чувствуя,  как  по  всему  телу  пробежал холодок
страха,  рассматривал  человека  на  дороге.  У  руках  у  того
исполинская  дубина,  обожженная  для  крепости,  в  щели вбиты
осколки кремня. Крепок, силен, намеренно  дик.  Если  и  другие
такие же...
     За  ним  недвижимо застыли коренастые лохматые и бородатые
люди. Тоже в звериных шкурах, все с дубинами,  палицами.  Шкуры
мехом  наружу,  отчего  все выглядят вставшими на дыбы грязными
медведями. Косматые неопрятные волосы и  такие  же  свалявшиеся
бороды прячут шеи. Казалось, головы сидят прямо на плечах.
     Ингвар  ощутил  холодок  страха.  Русов  всего  дюжина,  а
дулебов не меньше трех-четырех десятков.  Перегородили  дорогу,
по  обе  стороны в кустах наверняка затаились лучники. Истыкают
стрелами так, что станешь похож на большого ежа.  Или  закидают
дротиками.
     Он  остановил  коня.  Самое время сменить львиную шкуру на
лисью. Он вскинул руку в небрежном приветствии:
     -- Мы с миром! Едем по своим делам. К дулебам к  нам  дела
нет.
     Мужик проревел сильным злым голосом:
     -- Ты идешь по нашей земле.
     -- У  нас  сбежала  пленница,  -- ответил Ингвар как можно
спокойнее. -- Похоже, она прошла в этом направлении.
     Мужик рассматривал его, как грязного жука:
     -- Сколько вас?
     -- Тебе это важно? -- спросил Ингвар.
     -- Мы берем мзду за топтание земли дулебской,  --  ответил
мужик. Он посмотрел мимо Ингвара на русов. -- С рыла по гривне.
Сколько вас?
     -- Подсчитываешь,  сколько  взять?  --  спросил  Ингвар  с
улыбкой, но в небрежном голосе с каждым словом стала  нарастать
жестокая  нотка.  --  Нас восемь племен в одном могучем кулаке.
Кулаке великого князя Олега. Десять тысяч мечей, тридцать тысяч
топоров, сорок тысяч лучников и пятьдесят тысяч тяжелой дружины
на конях. Неплохая может быть плата, если  мы  придем!  Хочешь,
чтобы явились?
     Говорил  он  громко,  уверенно,  с  жестокостью в голосе и
взоре. Пусть слышат  и  те,  кто  целится  в  него  из  зеленых
зарослей.  Дулебы  гордятся  силой и яростью, но и они не будут
биться головами о стену. Их полегло  две  трети  племени  всего
двадцать  лет  тому,  когда  впервые  соприкоснулись  с кулаком
Олега.
     Мужик несколько мгновений прожигал его свирепым  взглядом.
Ингвар  застыл,  чувствовал как подрагивают стрелы на натянутых
тетивах в кустах. Наконец мужик проревел тем же злым голосом:
     -- Я сотник Снег. Мы охраняет наши земли.
     -- Я Ингвар, воевода киевский.
     -- Мы не видели вашей пленницы, -- сказал Снег с  усилием.
-- Но вы можете пройти через наши землю.
     -- Спасибо, -- сказал Ингвар иронически.
     -- Только  без  захода  в  веси  и города, -- добавил Снег
угрюмо.
     Было видно, как тяжело далось  ему  разрешение  на  проход
русов.  За  его  спиной мужики заволновались, зароптали. Ингвар
страшился, что у кого-нибудь из лучников дрогнут  пальцы.  Конь
под  ним  переступил  с  ноги на ногу, осторожно шагнул вперед.
Снег нехотя сдвинулся в сторону.
     Как же, сказал Ингвар про себя. Не заходить в  веси!  Если
ее  выведут  к  нему  с веревкой на шее, он и шагу не сделает к
ихним вонючим хаткам. А так сами боги не остановят!

     В излучине реки за высоким частоколом  из  бревен  ютилось
десяток  бревенчатых избушек. Ингвар подумал хмуро, что будь их
две или три, дулебы их все равно бы окружили  высоким  забором.
Даже  две  сторожевые  башенки,  совершенно  бесполезные здесь,
подняли на высокие столбы. Вон  отсюда  видно  лохматые  головы
стражей. От кого берегутся? Или уж очень повоевать хочется?
     Снег отправил с ними двух провожатых. Ингвар повернул коня
в весь, Ольха ее не могла миновать. И то невероятно, что сумела
убежать  так  далеко! Провожатые хмуро шли по бокам. Ни они, ни
Ингвар больше не вспоминали о запрете заходить в веси и города.
     Запах свежепролитой крови встретил  их  прямо  в  воротах.
Чуть  погодя пробивались сквозь тучу жирных зеленых мух, Ингвар
сразу начал искать налитыми кровью  глазами  жертвенник  Ярилы.
Нет, здесь у дулебов больше чтили Перуна. Его столб был вымазан
свежей   кровью,   на   жертвенном   камне  лежали  еще  теплые
внутренности, по отесанным стенкам  сползали  потеки  слизи,  в
коричневой жирной земле копошились белые толстые черви.
     Ингвар зябко передернул плечами. Судя по внутренностям, на
жертвенном  камне  располосовали подобно большой рыбе взрослого
сильного человека. Скорее всего,  пленного.  А  вон  на  кольях
насажены   сердце   и  печень  --  так  жертвуют  Перуну,  богу
дружинников. Хотя в  это  время  во  всех  племенах  благодарят
Велеса за добычу, урожай, лесные ягоды!
     Их  провожали  десятки  враждебных глаз. Ингвар чувствовал
как на загривке начинают  шевелиться  волосы.  Здесь  все  было
пропитано враждой. Женщины все до единой с закутанными платками
головами,  скрывая  волосы.  Похоже, это от дулебов пошло слово
"опростоволоситься",  открыть  свои  волосы.  Даже  мужчины  по
большей  части  в  шапках,  а  то  и повязанные платками, будто
прячут волосы от солнца!

     Вождь  дулебов,   приземистый   мужик   с   бычьей   шеей,
длинноволосый и с бородой до пояса, восседал на широкой лавке с
высокой  спинкой.  Лицо в шрамах, к тому же разрисовано цветной
глиной и охрой. На голой груди, необъятной, как Рипейские горы,
пестрят нарисованные той же  охрой  и  красной  краской  когти,
зубы,  стрелы.  На  шее  ожерелье из кабаньих клыков. Руки, как
бревна, толстые жилы  вздуваются  подобно  сытым  змеям.  Глаза
сидят  глубоко  в  прорезях  черепа,  массивного, как гранитный
валуи, обкатанный морскими волнами. Нижняя челюсть как у дикого
жеребца, тяжелая и недобрая, а выступает вперед так, что  видны
зубы, острые, как у волка.
     Рядом  никто  сесть  не  осмеливался.  Даже воины-богатыри
теснились под другой стеной. Ему же не больше тридцати, подумал
Ингвар с отвращением. А  борода  как  у  дряхлого  старца.  Или
здесь,  чем  длиннее  борода,  чем  выше  почет? Тогда взяли бы
вождем козла...
     Он усмехнулся, представив себе на месте вождя козла с длин
ной бородой. Вождь люто сверкнул глазами. Похоже,  привык,  что
перед  его ужасающим обликом трепещут и самые смелые. И похоже,
подумал Ингвар вдогонку, что у дулебов в вожди избирают все еще
не за умение воевать и править, а  за  крепость  мышц  и  лютый
нрав.
     -- Кто вы, посмевшие войти в наши земли?
     Голос  его  прогремел,  как  раскаты  грома  над вершинами
деревьев. В напряженной тишине  слышно  было,  как  Ингвар  без
нужды почесался, бросил с небрежностью:
     -- Я   воевода  великого  князя  Олеги  Вещего.  Послан  с
передовым отрядом.
     Вождь свирепо зыркал из-под массивных  надбровных  дуг:  В
помещении  стояла  мертвая  тишина.  Наконец вождь проревел еще
более страшным голосом:
     -- По какому делу?
     -- Не тебе спрашивать, -- ответил Ингвар холодно.
     Он слышал, как ахнули  воины  дулебов,  а  его  дружинники
задержали  дыхание.  Воевода,  по  их мнению, дразнит зверя без
всякой нужды. А зверюка тут лютый, только покажи палец --  руку
отхватит. Одно дело сойтись в славном бою, другое -- когда тебя
насадят, как щуку, на копья.
     Вождь  сделал знак своим воинам. Мгновенно два десятка пик
опустились, уперлись в грудь Ингвара. Он  все  так  же  холодно
усмехнулся:
     -- Войско  Олега  Вещего будет здесь через три дня. Ну же,
раб! Наверно, умеешь превращаться в птичку? Но и тогда  великий
князь  изловит,  ибо  превращается  в  орла.  Или  знаешь, как,
подобно мыши зарыться в землю? И все твое племя зароется вместе
с тобой? И сумеешь увести всех женщин и детей?
     Опять он слышал по наступившей тиши, как  разом  его  люди
затаили дыхание. Если вождь сделает знак, то русы под их мечами
и  копьями  падут  все.  Дулебов  в десятки раз больше. А после
унижения  под  властью  обров  из  самого   покорного   племени
превратились   в  озверевших,  где  даже  дети  жаждут  убивать
чужаков.
     Вождь скрипнул зубами так, что мороз  пробежал  по  спинам
многих воинов:
     -- Что здесь ищет... Олег?
     -- Великий князь, -- напомнил Ингвар тем же ледяным тоном.
-- Он  собирается наказать одно непокорное племя. Ты, наверное,
понимаешь, что если Олег хочет наказать, он накажет. И, кик  ты
знаешь,  он может по дороге истребить и пару других племен. Как
кабан, который раздавит улитку, даже не заметив.
     Вождь впился взглядом в надменного воеводу-- Русы  храбры,
сильны  и свирепы, что больше всего чтимо в мужчинах, но и русы
не прут на рожон. С чего бы этот человек, с которым идет  всего
дюжина  воинов,  это проверили, так дерзил? А если в самом деле
за ними движется, все пожирая на пути, большое войско? Двадцать
лет тому русы  ступили  на  землю  дулебов,  потому  в  племени
дулобов   сейчас   не  увидишь  мужчин  старше  двадцати  пяти.
Остальные полегли в сече, а молодых девок русы увели и  продали
в  рабство иудеям-рахдонитам, а те отвезли их вовсе в заморские
страны. Ему тогда было восемь весен, его тоже едва не отдали на
продажу, да один рус сжалился над  плачущей  матерью,  отпустил
мальца. Все остальные в племени -- моложе.
     Ингвар   обвел  гордым  взором  деревянные  башни,  стены,
терема, конюшни, сараи. И вождь увидел через  глаза  руса,  как
все  это  вспыхнет под градом стрел с горящей паклей. Как падут
под  двуручными  мечами  русов  молодые  дулебы,  как  заплачут
женщины,  как  свяжут и уведут молодняк на продажу. На этот раз
племя могут вырубить в корень. Князь Олег, если верить  слухам,
жесток.
     И  с  великим  трудом,  наступая  себе тяжелой подошвой на
горло, вождь прохрипел:
     -- У нас нет споров с князем русов.
     Ингвар покосился на замерших  Павку,  Бояна,  Окуня.  Даже
побелели, бедолаги. Знали бы, что он сам весь белый, но глубоко
внутри,  где  никто  не  видит,  а  сердце трясется, как овечий
хвост. Но этот вождь оценивает только размер  кулаков  и  длину
мечей.   Такие  люди  вежливую  речь  понимают  лишь  как  знак
слабости. Заговори с  ним  как  с  равным,  сразу  отрубленными
головами русов украсят свои ограды!
     -- Великим  князем  Новой Руси, -- сказал Ингвар надменно.
Он стоял, а вождь сидел, но Ингвар использовал  и  это  в  свою
пользу,  смотрел  свысока с брезгливой жалостью, как на калеку.
-- Тем, самым которому ты платишь дань.
     Массивное  лицо   вождя   налилось   дурной   кровью.   Он
приподнялся,  рот  открылся  для  грозного  наказа... копья уже
начали впиваться сильнее, кололи в  грудь  и  бока,  как  вдруг
вождь  шумно выдохнул воздух, сел. Багровое лицо очень медленно
начало бледнеть. Он все еще оставался устрашающе  раздутым,  но
красные огоньки в глазах погасли.
     Ингвар    зевнул,   небрежным   мановением   руки   послал
дружинников вперед. Он  чувствовал  их  напряжение,  но  в  его
дружине  трусов  не осталось, воеводе верят, и сейчас с гомоном
пошли из терема вождя. Тот зыркнул вслед люто, поспешно гаркнул
что-то двоим воинам, и те, оставив оружие, бросились следом.
     Ингвар вопросительно поднял брови. Вождь объяснил нехотя:
     -- Покажут твоим людям, где расположиться на ночлег.
     -- Клопов нет? -- спросил Ингвар.
     -- Только комары, -- буркнул вождь.
     -- А муравьи?
     -- Муравьи? -- переспросил вождь озадаченно.  --  Муравьев
вроде бы нет.
     -- Странно,  -- промолвил Ингвар задумчиво. -- Я слышал от
князя Олега, что муравьи даже  Ящера  пробуют  утащить  в  свою
нору.
     Он  посмотрел  на  вождя  пустым взором, как на колоду для
рубки мяса, повернулся  с  небрежностью,  на  хмурых  бородачей
обращая внимания не больше, чем на доски в заборе, вышел.
     Единственный  способ  уцелеть,  напомнил себе еще раз, это
идти напролом. Говорить  и  делать  вид,  что  огромное  войско
вот-вот  пойдет через земли дулебов. И от их поведения зависит:
остаться им жить или же исчезнуть. Второй раз Олег  не  оставит
за спиной мятежное племя!
     Поверят,  сказал  себе  без  особой  уверенности.  Ну  кто
подумает, что он рискует жизнью и  головами  людей,  только  бы
догнать одну-единственную женщину?

     Глава 8

     Изба, которую им выделили на ночь, Павке показалась просто
лучшей  во  всей веси. Новенькая, с большими окнами, под правой
стеной бежит веселый ручей, чистый и  светлый.  Рядом  с  избой
сарай, настолько просторный, что можно было разместить и коней.
Русы  с  облегчением  вздохнули.  Павка и Боян тут же вызвались
ночевать с конями. Боян чувствовал вину, упустил  полонянку,  а
Павка просто жалел друга, да и коней любил.
     -- Расстарался,  бирюк лесной, -- сказал он, кивая в спину
вождю. -- Петушится, а. у самого поджилки трясутся!  Еще  бы  и
девок в такую хатку прислал...
     -- Он  поступил  как  вождь,  --  не согласился Ингвар. --
Бирюк бы сразу  в  драку,  а  этот  проглотил  обиду.  Чуть  не
удавился, но проглотил. Значит, не зря его выбрали.
     -- Выходит, и девок пришлет? -- обрадовался Павка.
     -- Вряд ли.
     -- Жаль...  А  то  бы!  Нас  сколько,  тринадцать?  Нам бы
четырнадцать девственниц на эту ночку.
     -- Зачем? -- не понял Ингвар.
     -- Пустили б им кровь по ляжкам.
     -- Нет, зачем четырнадцать?
     Павка облизнулся:
     -- Ну, каждому по девке,  окромя  тебя  и  Бояна.  Тебе  о
судьбах  Новой  Руси  думать  надо  всю ночь, не отвлекаться, у
Бояна тринадцать коней для потехи,  развлекайся  вволю,  а  мне
надобно не меньше трех.
     -- Ну ты и зверюга, -- поразился Ингвар.
     -- Да  нет,  две бы -комаров с моей задницы сгоняли. Там у
меня   кожа   нежная,   ровно   у   младенца.   Не   зря   Боян
присматривается,   а   глаза   у   него   становятся   какие-то
задумчивые... Вон как у тебя сейчас.
     Ингвар отмахнулся, ушел. Павка с его беззаботной болтовней
не рассеял недоброго предчувствия. Он,  Ингвар,  не  родился  в
лесу, но воевал в нем всю жизнь и, когда за плечами не огромное
войско,  а  малая  дружина,  то  куда  важнее видеть безопасной
дорогу к отступлению, чем к возможной победе.
     А эта  новенькая  изба  стоит  последней,  самой  крайней.
Дальше  в  полусотне  шагов  высится  крепостная  стена с двумя
мощными башнями. На ней не меньше троих стражей, а  когда  русы
только  подъезжали к терему, Ингвар рассмотрел на башне десятка
два вооруженного народу. Башня выше  избы,  оттуда  легко  бить
стрелами по окнам. И нечего радоваться, что окна широкие.
     -- Отдыхать по очереди, -- сказал он негромко Окуню.
     Глаза Окуню расширились:
     -- Ждешь беды?
     Ингвар кивнул:
     -- Оглянись.
     Если  прямо  за  избой  была  крепостная  стена  с  двумя.
сторожевыми башнями, то сзади, по обе стороны той  дороги,  где
их  провели,  стояли  мрачные  амбары,  конюшни, склады. Дорога
узка, но отступать можно только по ней. Однако, если  на  крыши
вывести  стрелков... или даже простых мужиков и баб с камнями и
кипятком, то перебьют половину дружины раньше, чем те достигнут
ворот.
     А там полягут остальные.
     -- Пуганая ворона куста боится, -- заметил Окунь,  --  но,
по  чести говоря, мне тоже не по себе. Похоже на ловушку. Ты им
предложи, что останемся  вон  в  том  сарае.  Нам  ведь  только
переночевать,  а  утром  уедем.  Стоит  ли нести грязь и пыль в
такую чистенькую избу? Для них это прямо княжеский терем!
     Павка возмутился:
     -- Ингвар! Пошто обижать людей? Нам там снеди  наготовили.
Авось, все-таки баб молодых подлежат. Мы ж витязи хоть куда! От
нас  порода  только  улучшится.  А  чтобы ее не подпортить, я и
ваших девок возьму на себя.
     Измученные нелепой скачкой через лес дружинники зароптали.
Ингвар  поймал  и  насмешливые  взгляды.  Похоже,  начнут   еще
смотреть  как--  на  труса,  ставшего  воеводой  лишь благодаря
беспредельной преданности великому князю!
     Он вспыхнул:
     -- Добро.  Но  когда  вас  будут  привязывать  за  ноги  к
вершинкам,  не жалуйтесь! Кто стремится лечь в постель помягче,
просыпается на жестком.
     Не оглядываясь, прошел во вторую комнатку. Ее оставили для
воеводы. Окунь пошел следом, спросил в спину:
     -- Как ты ее найдешь?
     Ингвар нахмурился, но  Окунь  спрашивал  без  иронии,  без
намека  на безнадежность искать иголку в стоге сена, к которому
де дадут и приблизиться. В голосе  молодого,  но  не  по  годам
рассудительного  дружинника  было лишь страстное и почтительное
желание учиться у более знающего, опытного, умелого.
     Ингвар ощутил себя как на краю пропасти. Окунь  смотрит  с
обожанием,  уверен,  что  воевода уже знает, как поступить, ему
всегда все удается, все у него получается. А когда женится,  то
черти ему будут детей качать, чтобы по ночам не плакали.
     -- К   успеху   ведет