В  лужах  крови
лежали  двое  стражей.  Русы  с  оружием  1?  руках  попадались
навстречу, глаза горели как у волков. По  дороге  к  княжескому
терему  попались  еще  три  трупа,  но к удивлению Ольхи больше
убитых не встретили. Разве что видели мужиков  с  перевязанными
головами, алая кровь еще сочилась сквозь белые тряпицы.
     Ингвар с тремя старшими дружинниками стоял на крыльце. Все
трое держали   щиты  на  уровне  груди,  зорко  и  настороженно
посматривали по сторонам, готовые защищать воеводу до последней
капли крови. У одного в щите торчали три  стрелы,  у  него  был
деревянный  щит, обтянутый воловьей кожей и скрепленный медными
полосами.
     Во дворе перед крыльцом  в  окружении  копий  стояли  двое
рутуллов.    Длинноволосые,   как   все   славяне,   бородатые,
приземистые. Один бесспорно волхв, они везде одинаковы,  другой
явно  вождь, этот выделялся седой гривой волос, гордым обликом,
такие люди рождаются с умением повелевать.  Был  он  в  простой
рубашке  и  белых  портках,  бос,  но держался как будто это он
оставался верховным князем, а Ингвар с его русами  --  дешевыми
наемниками.  Одежда  была в красных пятнах. Ольха рассмотрела и
длинные порезы на груди и плече.
     Будто кто-то толкнул Ингвара. Он быстро  повернул  голову,
ожег  Ольху и Бояна злым взглядом. Тут же взор смягчился. Ольха
поняла, воевода дергается как на раскаленных углях: и везти  ее
сюда опасно, и оставлять в лесу еще опаснее.
     -- Еще раз повторяю, -- сказал Ингвар свирепо, и тут Ольха
с удивлением  заметила, как лютый голос постепенно меняется, из
него уходит ярость, остается только самодовольство  победителя.
-- Ваш  град захвачен! Мои стрелки готовы поджечь его с четырех
сторон. Княжья оружейная заперта моими  людьми.  И  охраняется!
Если  драться,  то  надо  было  раньше. Сейчас это будет только
кровавая  бойня.  Вы  поляжете  все.  А  нам  нет   нужды   вас
истреблять.
     Конечно, в бешенстве подумала Ольха. Кого тогда грабить?
     Вождь   зажимал   ладонью  плечо,  кровь  струилась  между
пальцами. Он тоже, похоже, ощутил изменение в голосе  свирепого
победителя. Угрюмо оглядел его исподлобья:
     -- И что ты хочешь?
     -- Мира.
     -- Мира?  --  переспросил вождь горько. -- И для этого аки
хорь в курятник проник ночью? И зарезал  стражей  и  убил  моих
воев?
     Ингвар покачал головой:
     -- Что есть пятеро погибших для такого града? Они защищали
свое племя,  пока  другие  дрыхли. Честь им и хвала. Мы поможем
похоронить  их,  составить  краду  и  тризну.  Если  дозволишь,
конечно.  Но  мы  не  сожгли ни одного дома, не убили ни одного
ребенка, не обесчестили ни одной девки... Разве не так?
     Русы  громко  закричали,  подтверждая  его  слова.   Ольха
видела, как на площадь перед теремом, осмелев, выходят женщины,
а  за  ними  и  мужики. У кого на поясе висел хотя бы нож, русы
загоняли обратно, выпускали только неоружными. Ингвар заговорил
быстрее, потому что большое скопление рутуллов даже без  оружия
могло оказаться опасным.
     -- Рутуллы  известны  за  твердость  в  слове,  -- крикнул
Ингвар. -- Если сейчас заключим мир, то я знаю, что условия его
не нарушатся!
     Вождь из-под насупленных бровей зыркнул на лучников, что с
зажженными  стрелами  стояли  по  городской  стене,  на  крышах
теремов,  посмотрел через плечо Ингвара на выбитые окна и двери
в тереме, где блистало  чужое  оружие,  откуда  слышался  тихий
женский плач.
     -- Что ты хочешь? -- спросил он снова.
     -- Дани,  --  ответил  Ингвар.  --  Если хочешь оставаться
князем. Дань  куницами,  лисами  и  мясом,  а  также  людьми  и
серебром.  Но  ежели  твое племя захочет войти в Новую Русь, то
дань  не  требуется.  Только   будете   принимать   участие   в
обустройстве наших общих земель.
     Вождь подумал, качнул головой:
     -- Нет, лучше платить дань. Сколько?
     -- Как и другие, -- ответил Ингвар. В голосе воеводы Ольха
явственно  ощутила великое облегчение. -- Ты мудрый вождь, и ты
наверняка уже  прикидывал,  как  повернется  дело,  ежели  сюда
придет  киевский  князь.  И  как лучше поступить. Не скажу, что
дань легка. Но не настолько тягостна,  чтобы  ради  нее  класть
головы. Так что, я думаю, мы порешили... Верно?
     Вождь  заколебался,  его  ненавидящий взор отыскал Любаву.
Она стояла рядом с Павкой, прижималась к его  плечу.  Глаза  ее
были затуманены, по губам блуждала слабая улыбка.
     -- Еще одно дело, -- сказал вождь угрюмо.
     -- Говори, -- поощрил Ингвар, но голос его потвердел.
     -- Наш град был захвачен предательски.
     -- Для нас это военная хитрость, -- прервал Ингвар. -- Что
ты хочешь? Говори короче.
     Вождь  посмотрел  на  него  налитыми кровью глазами. Рядом
сопел и стучал  в  землю  посохом  дряхлый  волхв.  За  спинами
дружины   русов  нарастал  ропот.  Любава  ничего  не  слышала,
куталась в расшитый бирюсой платок. Павка уловил кивок воеводы,
оставил девку и поспешил на крыльцо.
     -- Русы, как я слышал, тоже тверды в слове,  --  заговорил
вождь  медленно.  -- И своих людей не выдают. Как и тех, кто им
доверился. Но мы же  предателей  караем  нещадно!  И  от  этого
правила отцов не отступим.
     Рутуллы  заорали,  загукали,  поднялся  лес  рук. Кулаки у
лесных рутуллов была не намного мельче  кулаков  русов.  Любава
вздрогнула, впервые ощутила неудобство, отступила к самой стене
терема под защиту длинных мечей русов.
     -- Это   единственное   препятствие?   --  спросил  Ингвар
медленно. Скулы его напряглись, черты лица стали хищными.
     -- Да, --  ответил  вождь  гордо.  Он  огляделся,  рутуллы
одобрительно  загудели. -- Но я не вижу, что сможете сделать. А
без этого мира не будет. И дани не дадим.
     Ингвар кивнул, спросил громко:
     -- Русы! Что в награду возжелала эта женщина?
     Рутуллы  замолчали  в  ожидании,  а  от   русов   загудело
нестройное:
     -- Баба...
     -- Что еще на уме?
     -- Так и сказала: "То, что носите на левой руке..."
     -- Понятное дело...
     Ингвар  с  усмешкой  повернулся,  посмотрел на Любаву. Она
чуть побледнела, в глазах появилась неуверенность, но в  пышной
фигуре  страха  не  было.  Во  всех  племенах  были наслышаны о
верности слову русов. И о том,  что  своих  друзей  никогда  не
выдают.  А силой отнять нечего и думать, русы свирепы, как буря
и сильны, как дикие туры.
     -- Так расплатимся же! -- сказал Ингвар громко.
     Он сунул меч  в  ножны,  вытащил  левую  руку  из  широкой
ременной петли щита, быстро и сильно швырнул. Лишь на мгновение
замешкались  трое  его  телохранителей. Их тяжелые щиты, у кого
окованные железом,  а  у  кого  и  цельножелезные,  полетели  в
Любаву.
     Не  оставляя  копий,  которыми  сдерживали толпу рутуллов,
русы из  сотни  Влада  дружно  взмахнули  левыми  руками.  Щиты
взлетели  в  воздух  как  стая  железных  птиц,  на миг затмили
солнце.  Взвился  и  оборвался,  сменившись  хрипом,  отчаянный
женский крик.
     Щиты  стучали уже друг о друга, гремели, образовав пологий
холм. На  стене  терема  появились  свежие  зарубки  от  ударов
железными  краями.  Щиты,  словно черепахи, двигались, засыпая,
замирая, наконец, застыли, а с ними затихли и стоны.
     В мертвой тишине Ингвар повернулся к вождю:
     -- Что скажешь теперь?
     Тот застыл с вытаращенными глазами. В лице было  безмерное
удивление.  Толпа  рутуллов  потрясенно молчала, еще по лесному
тугодумию не поняв, что стряслось.
     -- Да, но...
     -- Что еще? -- потребовал Ингвар.
     -- Ну... вы, ребята... Не ожидал. Да и кто бы...
     Ингвар  кивнул,  его  взгляд  отыскал   превратившуюся   в
каменный  столб  Ольху.  Боян  с готовностью подтащил ее ближе.
Русы сомкнулись вокруг воеводы,  Ингвар  спустился  с  крыльца.
Рутуллы  потрясенно  смотрели  на гору щитов, под которыми была
погребена та, которая не подумала, что на левой руке русы носят
не только легкие браслеты, но и тяжелые щиты.
     Ингвар прошел мимо вождя, задев его  плечом.  Они  на  миг
сомкнули  взгляды,  и  старый  рутулл, отвечая на невысказанный
вопрос  руса,  медленно  кивнул  и  чуть   раздвинул   губы   в
восхищенно-осуждающей  усмешке.  Ингвар неспешно двигался прочь
от княжеского терема.  Рутуллы  возбужденно  галдели  как  стая
галок, суетились, а русы уже разбирали щиты и быстро отступали,
сдвигая ряды.
     Ингвару  подвели  коня,  он  неспешно  поднялся  в  седло.
Огляделся, вскинул руку:
     -- Прощайте!.. Увидимся через полгода. Зимой.
     И первым повернул коня к воротам. Конников с ним  было  не
больше  десятка,  на  коне  через стену не перелезешь, но Павка
свистнул по-разбойничьи, навстречу побежал отрок с двумя конями
в поводу. Боян и Павка помогли Ольхе взобраться в  седло.  Боян
развязал  ее  руки  сзади и связал спереди. Ольха ухватилась за
луку седла. Павка ухватил ее коня за узду, снова  свистнул.  Их
кони галопом понеслись в раскрытые ворота.
     Все  это время Ольха чувствовала пристальный взгляд. Ей не
надо  было  оглядываться,  что  увидеть,  кто  смотрит  на  нее
неотрывно и хищно. Это ощущение между лопаток она не спутает ни
о каким другим.

     Глава 15

     Сквозь конский топот услышала рассудительный голос Боя-на:
     -- Не тужи по бабе, бог девку даст.
     -- Да  ладно тебе, -- донесся раздраженный голос Павки. --
Я сам  испугался,  когда  ее  увидел...  Целый  стог!  Чуть  не
удавила.   В   прошлый   раз,   клянусь,   в  самом  деле  была
камышиночкой.
     -- Да, -- пробурчал Боян. -- Толстая девка -- это  уже  не
та сладость. Не понимаю, зачем славяне их так откармливают? Но,
говорят,  боги таких любят больше. Недаром же их всегда первыми
волхвы берут  в  жертву  богам?  Или  это  по  старому  доброму
правилу: на тебе, боже, что нам негоже?
     -- Худую бы я не отдал, -- заявил Павка.
     Некоторое  время  Ольха  не  слышала  их разговора, копыта
стучали чересчур громко, потом пошли по мягкой траве, и  до  ее
слуха донесся уверенный голос Бояна:
     -- Ингвар  придумал  бы,  как взять так ли иначе. А как он
понял, что ее не жалко?
     -- На меня посмотрел, -- признался "Павка пехоты.
     Опять Ольха долго слышала лишь  перестук  копыт,  а  затем
донесся задумчивый голос:
     -- Да...  Он  умеет  не  только смотреть, но и видеть. Как
думаешь, рутуллы дадут дань?
     -- Дадут.
     -- Взяли врасплох. Теперь могут подготовиться лучше.
     -- Ты ж знаешь, он их уже завоевал  по-настоящему.  Да  не
мечами вовсе... А когда ту девку щитами забросал!
     Проклятый,  подумала  Ольха  с  ненавистью, сквозь которую
пробивалось странное  восхищение.  Он  в  самом  деле  завоевал
рутуллов.  Сердца  завоевал.  А  это  самое  коварное  и подлое
завоевание.
     Руки ее оставались свободными, однако ноги связали у  коня
под  брюхом.  Соскочить  на  скаку  нечего и думать, а чтобы не
умчалась вместе с конем, его длинный повод  привязали  к  седлу
коня Бояна.
     Ингвар   дважды   оказывался   рядом,  на  скаку  проверял
придирчиво узлы. Бросил ободряюще:
     -- Вечером будем в Киеве!
     -- Катись к Ящеру, -- отрезала она.
     Они неслись вдоль  небольшого  озера,  навстречу  катились
сбитые  в  комья  волны  тумана.  О  кусты  и  деревья рвались,
исчезали между листьями, но у самой  воды  туман  был  плотным,
осязаемым.
     Туман-глушил  звуки,  даже стук копыт почти исчез, и Ольхе
почудилась, что она скачет в одиночестве, а длинный  ремень  от
морды ее коня тянется просто в неизвестность.
     Мощный  стук  копыт  вывел  ее  из  оцепенения.  Из тумана
вынырнули две исполинские фигуры на огромных, как горы,  конях.
Туман  еще--  скрывал  их  наполовину, делая призрачными, но от
того казались еще страшнее и огромнее. Сердце Ольхи  затряслось
как овечий хвост, призраков боятся даже богатыри. Она вспикнула
тонким голоском:
     -- Великаны!
     Мгновенно вблизи раздался голос Ингвара:
     -- Велеты?
     -- Д-да...
     Голос  ее дрожал и срывался, потому что великаны двигались
прямо на нее, грозя втоптать в  землю,  оставить  мокрое  пятно
красного  с  желтым цвета. И в то же время ощутила облегчение,.
что Ингвар оказался рядом.
     Ингвар  бросил  ладонь  на  рукоять  меча,   всматривался,
нахмурившись   и   сопя,   как  бык  перед  схваткой.  Великаны
приближались, земля гремела  под  копытами  исполинских  коней.
Туман  постепенно  отступал,  отпускал их, клубясь за плечами и
спинами  незнакомцев.  Ольха,  наконец,  поняла,  что  это   не
великаны, а двое людей, похоже -- русов, хотя все же громадного
даже  для русов роста. А передний так и вовсе грузный, тяжелый,
похожий на скалу, взобравшуюся  на  другую  скалу,  побольше  и
массивнее.
     Ингвар заулыбался, распахнул объятия:
     -- Асмунд, Рудый!
     Передний  всадник  угрюмо, как показалось Ольхе, смотрел с
высоты седла, а второй спрыгнул с легкостью белки, травинка  не
шелохнулась.   Однако,  когда  обнялись  с  Ингваром,  раздался
металлический грохот, будто столкнулись две башни.
     -- Будь здоров, малыш!
     -- И ты, вуйко Рудый!
     -- Здоров ли?
     -- Хуже некуда! А ты?
     -- Слава богам, средне.
     -- Как это?
     -- Между плохо и очень плохо:
     Наконец перестали давить друг друга в  объятиях,  выбивать
пыль и ржать как два коня. Рудый обернулся к всаднику, которого
назвал Асмундом:
     -- Так и будешь там сидеть?
     Ольха  ждала,  что второй богатырь слезет с огромного коня
неспешно, величаво, больно  сам  велик  и  дороден,  но  Асмунд
перекинул  ногу  через  седло, прыгнул с неожиданной легкостью.
Правда, Ольха ощутила, как вздрогнула и качнулась земля, а конь
что-то пробормотал и вздохнул с облегчением.
     -- Откуда? -- буркнул Асмунд.
     Голос его напоминал рев медведя, как и сам он был похож на
хозяина лесов, разве что медведя Асмунд задавил бы с легкостью,
а дива,   еще,   наверное,   не   встретил.   Лицо   его   было
обезображено...   нет,  украшено,  поправила  себя  Ольха,  ибо
некрасивое  лицо  Асмунда   с   белеющими   шрамами   выглядело
значительнее, чем чистые лица молодых воинов.
     -- А  что у нас есть, -- ответил Ингвар невесело, -- кроме
походов в лес? Еще двенадцать племен примучил. А на две  дюжины
только посмотрел издали.
     -- Только к дани примучил? -- спросил Рудый живо. -- А как
насчет расширения земель?
     Ольха  ощутила  на  себе его внимательный взгляд. Он был в
полном доспехе, дорогом и сделанном настолько умело, что  Ольха
не могла оторвать взгляда, лицо смуглое, битое ветрами, зноем и
морозами,   брови  над  переносицей  сошлись  иссиня-черные,  а
выбритые щеки отливали синевой, как у очень чернобородых людей.
Глаза смотрели прицельно,  с  хитростью,  словно  уже  замыслил
какую-то пакость и приглашал разделить риск и добычу.
     -- Расширение? -- переспросил Ингвар горько. -- Лучше и не
заикаться. Из этих двенадцати хотя бы половина зимой вспомнила,
что явимся  на полюдье. А кто-то и вовсе навострит лыжи... Вы в
Киев?
     Рудый помедлил, очень внимательно смотрел на Ольху. Ей  не
нравился  его  ощупывающий  взгляд,  хищный  и насмешливый. Она
гордо отвернулась.
     -- Пора, -- донесся голос Рудого. -- Давно не виделись  со
старым князем. Асмунд, ты как?
     -- Поедем с ними, -- прогудел Асмунд. -- Все одно к вечеру
должны успеть к городским воротам.
     Он  неспешно  снял  шлем,  размером с пивной котел. Бритая
голова блестела, красная и распаренная, а чуб  был  белым,  как
осыпанным  снегом.  В левом ухе рассыпала искры золотая серьга.
Как у Ингвара, отметила Ольха невольно.  Только  вместо  рубина
здесь блистал неведомый зеленый камень удивительной красоты.
     -- Привал? -- спросил Ингвар.
     -- Дадим  коням  перевести дух, -- согласился Домунд. -- А
потом без задержек! Мать  городов  русских  уже  за  ближайшими
холмами.

     Костер  разожгли  тут  же  на  берегу  озера. Дружинники с
готовностью выложили все припасы. Уже не  откладывая  назавтра,
вечером  копыта  их коней простучат по мощеной бревнами главной
улице стольного града.
     Дружинники купали коней, мылись,  орали  дурными  голосами
как  дети, гонялись друг за другом, подныривали и утаскивали за
ноги. Благо, дно чистое, песчаное.
     На середке озера,  полускрытый  редеющим  туманом,  весело
ржал и бил по воде ладонями Рудый. Ингвар крикнул с берега:
     -- Что стряслось?
     -- Нашлись  рубашка  Асмунда1  --  выкрикнул Рудый, давясь
смехом. -- Когда я ему  спину  тер!  Ну,  не  глиной,  конечно.
Песком, галькой, конским скребком... И вдруг вижу, она там, под
третьем слоем благородной грязи.
     Ольха недоумевающе посмотрела на Ингвара. Тот отмахнулся:
     -- Это ж Рудый.
     -- Ну и что?
     -- Рудый  не  заснет,  если  человек  пять  не обманет, не
понасмешничает. Видишь, Асмунд даже не обиделся. Рудый  мог  бы
многое сделать, но для него нет ничего святого, ничего большого
или чистого.
     Она  вдруг  ощутила, что разговаривает с киевским воеводой
как с человеком, а ведь  это  захватчик,  который  и  ее  племя
пытается  примучить  к покорности. Волна враждебности поднялась
из глубины сердца.
     -- Если тебе хочется большого и чистого,  --  бросила  она
холодно  и  враждебно,  --  пойди  помой  моего  коня. Или коня
Ас-мунда, у него гора, а не конь.
     Ингвар не сразу понял:
     -- Зачем?
     -- Ну, -- бросила она с тем же  ожесточением,  --  я  буду
точно знать, что это не от коня прет такой вонью.
     Она  брезгливо  повела  носом,  отвернулась.  Чувствовала,
затаив дыхание,  что  воевода  потоптался  некоторое  время  за
спиной,  яростно сопел. Она ждала, даже напряглась, сейчас люто
схватит за плечи, развернет к себе, гаркнет что-нибудь свирепое
в лицо, накричит, а то и ударит, вряд ли его  осмеливались  так
оскорблять... но вдруг услышала удаляющиеся шаги.
     Когда  рискнула  чуть  повернуть  голову, Ингвара нигде не
было. Среди груд одежды  на  берегу  не  сразу  узнала  красные
сапоги Ингвара, его доспехи, рубашку, одежду, широкий пояс.
     Туман  почти  рассеялся,  она  увидела  Ингвара  почти  на
середине озера. Он стоял по пояс в воде и остервенело драл себя
конским скребком. Рядом плавали, полоскались, его онучи.  Ольха
ощутила,  что ее брови сами собой поднимаются крутыми дугами, а
губы будто кто тянет за уголки в стороны.

     Небо  хмурилось  с  утра,  но  тучи  образовались   как-то
неожиданно,   прямо  из  безобидных  облаков.  Блеснули  слабые
молнии, предостерегающе зарычал небесный зверь.
     Дружинники  нехотя  выскакивали  изводы.  Асмуад  похлопал
Ингвара по плечу:
     -- Вон,  видишь  прямо  по  дороге? Первая полявская весь.
Если дождь догонит, переждем под крышей.
     -- Надоели  задержки!  Я  уже  неделю  тому   должен   был
проскакать по Киеву.
     -- Летние грозы коротки.
     Гром   прогрохотал   мощнее,  тучи  на  глазах  наливались
тяжестью. Серый цвет сменился угольно  черным,  в  недрах  тучи
молнии  сверкали  чаще.  Рудый заорал что-то веселое, указал на
вое. ток.
     Там, вдали, на  грани  видимости,  возникла  серая  стена.
Ольха  не  сразу  сообразила,  что  видит яростно бьющие с неба
струи,  навстречу  которым  от  земли  вздымается  пыль.  Стена
медленно, но неотвратимо двигалась в их сторону.
     Павка  и  Боян забросили Ольху в седло, связали под брюхом
коня ноги. Она заметила, что Рудый  бросил  в  сторону  Ингвара
укоризненный  взгляд.  Тот ответил неприязненным взглядом, даже
зубы оскалил предостерегающе, как волк, охраняющий свою добычу.
Мол, не знаешь, что это за зверь, защищать не берись.
     Быстро собрав  все  хозяйство  в  дорожные  мешки,  наспех
приторочили к седлам, повскакивали на коней, с гиком погнали от
стены  падающего  дождя.  Вдогонку  ударил  холодный  ветер,  в
котором уже чувствовалась водяная пыль.
     Они  галопом  вылетели  из  леса,  пронеслись  по  широкой
пробитой   телегами  дороге.  Мимо  замелькали  избушки.  Ольха
потрясенно заметила  сразу,  что  они  н