-- Зато мое сердце разрывается.
     -- Милая Зверята... мне все равно. Ингвару тоже, кстати.
     Зверята сердито отмахнулась:
     -- Что он понимает? Но у меня будут неприятности, если моя
гостья  покажется  в  таком  виде  князю.  Есть  слух,  что  он
собирается   навестить   нас.   У  меня  троюродная  племянница
стряпухой в его тереме. Пойдем, я кое-что подберу тебе.
     -- Спасибо, не надо.
     Зверята ушла, по ее лицу Ольха  видела,  что  ключница  не
отказалась  от своего намерения. Врет, конечно. У князя в Киеве
своих дел хватает. А  Ингвар  охотнее  ее  видел  бы  в  грубой
мешковине  с  дырами  для  рук и ног, неопрятную, со спутанными
волосами, грязную.
     А почему я отказываюсь, подумала она внезапно. Если Ингвар
хочет видеть ее неопрятной, как простую девку-скотницу,  почему
она должна делать так, как он хочет?
     Уже  собиралась  идти  искать  Зверяту, когда в ее комнату
тихохонько вошли две  девушки.  Чистые,  опрятные,  похожие  на
скромниц  рукодельниц,  их Ольха сразу выделяла из любой толпы.
Одна посмотрела вопросительно на Ольху, улыбнулась  застенчиво,
махнула кому-то в коридор.
     Двое  дюжих гридней занесли, покраснев от натуги, огромный
сундук.  Исчезли  в  коридоре,  вернулись  с  другим.  Третьим,
четвертым. Наконец явилась озабоченная Зверята. Мановением руки
велела  парням  исчезнуть,  обратилась  к Ольхе так, словно все
давно было решено:
     -- Давай  примерим...  Если  что  не  так,  девки   быстро
подгонят. Они лучшие умелицы в Киеве. А значит, и на всей Руси!
     Ольха покачала головой:
     -- Зверята, а что у тебя не лучшее?
     Зверята  улыбнулась,  это  преображало ее звероватое лицо,
сама подняла левой  рукой  крышку  сундука.  По  закону  русов,
вспомнила Ольха, жених может отказаться от невесты даже в самый
последний  момент,  если  та  не сможет поднять крышку тяжелого
сундука одной  рукой.  А  невеста  может  отказаться  выйти  за
назначенного даже князем, если жених не сможет ее взять на руки
и отнести от капища, где стоит этот ритуальный сундук с тяжелой
крышкой,  до своего дома. И обязательно перенести через высокий
порог.
     Зверята  вытащила  голубое  платье,  встряхнула.  Звякнули
Драгоценности,  но  Ольха смотрела, не веря глазам, на странную
нежнейшую  ткань,  что  переливалась  красками,  как  увиденная
впервые при въезде в Киев радуга.
     -- Из чего... это?
     -- Из  паволоки,  -- гордо объяснила Зверята. Увидела лицо
гостьи. -- Шелк, понимаешь?
     -- Нет, -- призналась Ольха, -- никогда не  видела...  Это
из шерсти?
     -- Да  нет,  -- отмахнулась Зверята с небрежностью, -- эту
ткань червяки делают. Толстые такие, красивые... Я их не  виде.
ла, но так говорят.
     Ольха прошептала, завороженная переливами ткани:
     -- Волшебство!
     -- Конечно,  --  согласилась  Зверята. -- Где это слыхано,
чтобы червяки ткали? Врут,  поди.  Мизгири,  или,  как  говорят
русы,  пауки  --  этому еще поверю. Я вон девок учу-учу, и то у
всех руки как грабли. Редко у какой прялка из рук не валится...
Ну-ка, примерь.
     Девки, насупившись, помогли  Ольхе  снять  старое  платье.
Руки  у  них  были  умелые, быстрые. Зверята гоняла их явно для
острастки. И удивительное платье помогли одеть так, будто  само
оказалось на ней.
     Ольха  чувствовала  как по телу пробежали сладкие мурашки.
Ткань  была  нежной  и  удивительной,  будто  прохладные  струи
пробежали  по  коже. От нее исходила свежесть и бодрость, спина
сама гордо выпрямлялась.
     -- Я тоже не верю, -- призналась она. -- Если червяки,  то
волшебные. Людям такое не под силу. Откуда это здесь?
     -- Еще   отец   Ингвара   добыл.   Он  был  вожаком  шайки
разбойников. Ходил даже в дальние  страны,  мир  повидал,  себя
показал. Кое-что привез.
     -- И жену?
     -- Нет,  жену  нашел  в Новгороде... Украл, можно сказать.
Без благословения родителей. Ты как  родилась  в  этом  платье!
Разве  что  рукава  чуть  заузить...  У  тебя  руки  совсем  не
бойцовские.
     Ее глаза  оценивающе  ощупывали  фигуру  странной  гостьи.
Ольха  чувствовала,  что могучая женщина удивляется: как она, с
такими тонкими запястьями,  могла  владеть  боевым  мечом?  Ну,
во-первых,  мечи  тоже  разные. Есть легкие, есть средние, есть
тяжелые, а также двуручные. А во-вторых,  в  схватке  не  столь
важна сила, как умение. Да и быстрота нужна не только при ловле
блох. А ее и младших братьев учили лучшие бойцы племени!
     Князь  Олег  потянулся  до  хруста  в  суставах. Лицо было
усталым, но когда повернулся к Ингвару, глаза блеснули странным
весельем:
     -- Работа идет к концу... Как у тебя, воспитанник?
     -- Терпимо, -- ответил Ингвар. -- Только  какой  конец?  И
середки не видно.
     -- Моя к концу, -- ответил Олег мирно.
     Ингвар  посмотрел  вопросительно,  но великий князь видимо
решил, что все объяснил. Он часто говорил загадочно, уверенный,
что его понимают с полуслова.
     В главной палате на трех-- столах были  расстелены  карты,
лежали  толстые  манускрипты,  свертки  грамот.  В  углу стояло
низкое деревянное ложе. Олег, даже став князем, не отказался от
причуд отшельника спать на твердом.
     Ингвар напряженно ждал. Олег мог  бы  за  государственными
делами   вспомнить   и   о   пленной  княгине.  Это  тоже  дело
государственной важности. Везде недовольство  русами,  довольно
искры,  чтобы  вспыхнуло восстание. А племен подгребли под свою
руку столько, что на одного руса уже по  сто  славян.  Если  не
больше.  Никакая  отвага  и  сила  рук не спасут. Мир нужен как
воздух, и древлянка могла бы как-то скрепить...
     Как же, подумал он досадливо. Она  скрепит!  Так  скрепит,
что  вдрызг  все разлетится. А русы не то, что к своим островам
на море улетят, а за море вверх тормашками.
     Олег,  разминая  застывшую  спину,  прошелся  по  горнице,
выглянул в окно:
     -- Погодка разгулялась...
     -- Старики дождь обещают, -- осторожно напомнил Ингвар.
     -- Ну,  старики  не  всегда  угадывают.  Пора  дать  людям
отдохнуть.
     -- Соколиную охоту? -- встрепенулся Ингвар.
     Он всегда был большим любителем соколиной  охоты,  у  него
были  лучшие  сокольничьи.  Странно, сейчас сердце не застучало
чаще. Он натужно вообразил себе, как сокол  срывается  с  руки,
взмывает  в небо и стремительно догоняет птицу, бьет на лету...
Увы, сердце продолжало тукать ровно, будто капли осенного дождя
по подоконнику.
     Хуже того, он  знал  почему.  Еще  хуже,  чувствовал,  что
сердце  начинает стучать только в определенном случае. И боялся
признаться даже себе, что уже не знал, кто из них пленник.
     -- Я не люблю охоту, -- ответил Олег, поморщившись. Ингвар
с раскаянием вспомнил, что князь ни разу не был на охоте,  хотя
не  было  ему равных ни в стрельбе из лука, ни в метании копья.
-- Просто хочу проехаться по киевским лесам... Хочу ехать целый
день,  не  встречая  врагов.  Хочу  заодно  погостить  в  твоем
загородном тереме.
     Ингвар  ощутил  беспокойство.  Он не был в загородном доме
года два. А за последние пять лет заезжал разве что с полдюжины
раз.  В  последний  раз  отвез  туда  пленницу.  Сам   удивился
запустению,  но  как  всегда  махнул  рукой.  Мужчины ив должны
обращать внимания на такие мелочи.
     Олег смотрел зорко:
     -- Не готов?
     -- Да все дела, -- пробормотал Ингвар. Он отвел  взор.  --
Дела...
     -- Эх,  не понимаешь... Мы зачем себе Русь творим на новом
месте? Чтобы нужда в городских стенах отпала вовсе! Чтобы  люди
могли селиться хоть в лесу, хоть в поле, хоть на болоте -- и ни
одна  двуногая  тварь не смела тронуть! Вчера еще каждый не то,
что за городской стеной, за крепкими ставнями отсиживался!.. Да
еще и дверь на ночь бревном подпирал. А  теперь  некоторые  уже
ставни  на  ночь не закрывают, ленятся. Нужды нет. Ни воров, ни
татей.
     -- Знаю, сам ночной охраной год заведовал, --  пробормотал
Ингвар.
     -- А  теперь еще и пределы Руси раздвигаем для того, чтобы
везде кончилась брань между соседями! Чтоб можно  было  ставить
дом  вдали  от  городских  стен,  чтобы  никто  не  пришел и не
порушил, чтобы была уверенность в дне завтрашнем,  чтобы  могли
сеять, зная, что урожай соберут они же...
     Ингвар  уронил  голову.  Разве  не  для того он с карающим
мечом  вторгался  в  пределы   враждующих   племен,   истреблял
старейшин, порой устилал трупами поля?
     -- Я буду ждать тебя в загородном доме, князь, -- пообещал
он. -- Убедись, Что мир везде.
     -- А селяне?
     -- Свободны. Я никого не давлю поборами.
     -- Щади  народ,  -- повторил Олег с нажимом. -- Дай встать
на ноги. Себе в ущерб, но налоги пока не бери. Пусть закрепятся
на  новых  для  них  землях.  Пусть  соберут  хоть   три-четыре
урожая!..  А нам хватит дани с тех, кто присоединяться к нам не
желает.  Надо  будет,  еще  кого-нибудь  из   богатых   соседей
примучим.
     -- Когда желаешь пожаловать?
     Олег задумался:
     -- Да  чего  откладывать?  Сегодня... нет, сегодня поздно,
завтра и загляну к тебе. Посмотрим, как ты устроился.
     Он говорил спокойно, но Ингвар ощутил угрозу.  Олег  всеми
силами  раздвигал  пределы Руси, теперь хочет видеть результаты
своего труда. А их видел не в данях и захваченных в полон, а  в
прекращении распрей в пределах Руси. По его замыслу мечи должны
обнажаться  только  на  границах да еще дальних заставах. А вся
Русь -- это сплошное засеянное поле с золотой пшеницей,  города
и  села  со счастливым народом, тучные стада. Всякий, кто мешал
его планам, становился врагом.
     -- У меня все мирно, -- повторил Ингвар.
     -- Завтра увидим, -- пообещал Олег,  в  голосе  прозвучала
зловещая  нотка.  --  А  сейчас  кликни  воевод. Они бражничают
внизу. Надо будет продумать как лучше наладить  полюдье.  Много
несправедливости  предвижу в эту зиму... Надо установить с кого
сколько, а больше -- ни-ни!
     Ингвар скривился. С побежденных, почему  не  взять  вдвое?
Они должны оплатить и расходы на войну. Это только справедливо.
Покорись сразу, не было бы похода против них, сражений, сирот с
обеих сторон.
     -- Я  сейчас  вернусь, -- пообещал он. -- Одна нога здесь,
другая там!
     Он сбежал вниз, прислушался на  ходу.  Воеводы  и  знатные
бояре  все  еще  гуляют,  орут  песни. Княжьи пиры затягиваются
надолго. Для князя удобно: воеводы под рукой, можно призвать  и
на  совет,  можно  дать  наказ  и  сразу  отправить  на заставу
богатырскую.  А  что  расходов  больше,   так   их   оплачивают
покоренные.  Чем больше противятся, тем больше платят. Они сами
содержат тех, кто их усмиряет огнем и мечом...
     Он пробежал  мимо,  страшась  вызвать  гнев  князя,  ежели
обнаружит. Выскочил на крыльцо, огляделся. К счастью, Павка еще
не уехал, заболтавшись с дворовыми девками. Увидев выскочившего
на  крыльцо воеводу, ударил коня в бок пятками, уже поворачивая
в сторону ворот.
     -- Стой! -- крикнул Ингвар страшным шепотом,  рискуя  быть
услышанным  на  пятом  поверхе  князем.  -- Стой, шельма!.. Едь
сюда!
     Павка пытался сделать вид, что не слышит, но Ингвар сказал
ясно:
     -- Клянусь, убью, если сейчас уедешь!.. Ты меня знаешь.
     Павка знал грозного хозяина. Помертвев, подъехал,  повесив
голову.  Сейчас  он  должен  был быть уже на полдороге к терему
Ингвара.
     -- Ну... -- пробормотал он виновато, --  слово  по  слову,
хвостом по столу... Ничо ж не случилось. Ни одна не брюхатая.
     -- Слушай,  --  сказал Ингвар тихо, он покосился вверх, --
лети сейчас в мой загородный дом...
     -- Эт который? -- спросил Павка. -- У тебя их два.
     -- В который  Боян  увез  Ольху!  --  гаркнул  Ингвар.  Он
ощутил, как от злости даже волосы на загривке вздыбились. Черт,
зря  наорал  на  верного  дружинника.  Это  для  него, Ингвара,
существует только тот, в котором содержится пленница, а второго
как будто нет вовсе. Как вообще ничего на свете больше нет.  --
И там возьми ни себя охрану. Понял?
     -- Там Боян, Окунь...
     -- Которые  уже  сели  в  лужу? Ах да, ты тоже был с ними.
Словом, стеречь пуще зеницы ока.
     -- Что-то ждешь? -- спросил Павка деловито. Он сразу  стал
серьезен и даже подобрался, как кот перед прыжком на мышь.
     -- Не -знаю, -- огрызнулся Ингвар. -- Не нравится мне, что
с Асмундом  увязался  Студен.  Мужик  он  хороший,  во тревожно
мне... А тебе я все еще доверяю, хоть подгаживал мне частенько.
     -- Воевода! -- оскорбился Павка.
     -- Езжай, -- поторопил Ингвар.  --  Волосок  упадет  с  ее
головы  --  свою  потеряешь!  А  сбежит,  это она умеет, на кол
посажу.
     Лицо его было страшным. Павка побледнел, закивал так,  что
едва не стукался мордой о луку седла:
     -- Все сделаю... Не сумлевайся.
     -- Быстро! -- велел Ингвар свистящим шепотом. -- Я не могу
приехать, буду вместе с князем!
     Павка  кивнул,  ударил  коня пятками. Он спешил уйти, пока
хозяин не вспомнил о задержке.  Ингвар  проводил  его  коротким
взглядом,  пожалел  запоздало,  что  не  додумался  велеть хоть
как-то прибраться.  Впрочем,  князю  на  удобства  наплевать  с
высокого  дерева.  Говорят, он долгие годы провел в пещере, где
спал на ложе из камня.
     Он зябко  передернул  плечами,  представив  себе  каменное
ложе,  заспешил  обратно. Теперь можно созывать старшую дружину
на думу о справедливом полюдье с покоренных племен.
     Не заметил, что на  пятом  поверхе  от  окна  отодвинулась
тень. Князь Олег, спустя занавеску, задумался. Его зовут Вещим,
верят  в его особый дар зреть грядущее. Но он-то знает, что для
того,  чтобы  завтра  события  сложились   так,   как   видится
внутреннему взору, надо умело строить день сегодняшний.
     Его  воспитанник соврал, это видно. И даже сейчас пытается
обмануть его, великого князя!

     Утром к великому  князю  Олегу  явились  послы  от  малого
племени   тишковцев.   Они   жили   меж  племенами  хорсичей  и
симаргличей.  Хорсичи  все  больше  теснили,  земли   отбирали,
симаргличи  же  нападали  на их села, девок уводили для потехи,
парней на продажу, а стариков топили тут же в болоте.  Тишковцы
наконец,  заслышав о кровавом князе, что не делает различий меж
племенами, гребет под себя  все,  в  отчаянии  явились  просить
защиты.
     Ингвар видел, что у великого князя даже руки затряслись от
великой  радости.  Наконец-то!  Первая ласточка, которую он так
давно ждал.  Ингвар  хмуро  подумал,  что  она  же,  похоже,  и
последняя. За двадцать лет первое племя само сует выю в ярмо. А
пока второе такое отыщется, рак на горе свистнет, и сухая верба
зацветет.
     Олег послов принял немедля, сказал сразу:
     -- Все  ваши  прежние  права  на  земли  подтверждаю. И на
охотничьи угодья. Обязуюсь защищать ваши земли, семьи  и  добро
ваше,  как  свой  дом,  свою  семью.  Но  за это будете платить
оброк... Не тяжкий, но понять должны: дружину, что защищать вас
будет, кормить тоже надо.
     Глава тишковцев упал в ноги:
     -- Милостивец ваш! Все исполним,  не  сумлевайся!..  Оброк
хоть  сам приезжай бери, хоть сюды привезем, только скажи. Одна
к тебе просьба низкая, не  гневайся...  Кого  назначишь  к  нам
князем?
     Настала  тишина.  Хотя Ингвар знал, что ответит князь, все
же вслушивался с бьющимся сердцем. На том  стоять  Новой  Руси,
так говорит Олег.
     А великий князь сдвинул плечами вроде бы в удивлении:
     -- Неужто  у вас нет князя?.. Я слыхивал, есть. И не глуп,
коли такое мудрое решение  принял.  Вот  пусть  и  правит,  как
правил.  Мне  вмешиваться  ни  к  чему.  Это  если враг могучий
нападет, тогда в самом деле  силы  придется  собирать  из  всех
племен... уже не племен, а государства Новоруси!
     Тишковцы  кланялись,  благодарили,  падали  в  ноги, снова
благодарили. Олег же перешел в другую палату, шепнул Ингвару:
     -- Быстро собери воевод. Коли тишковцы уже наши...
     -- Ну, так уж и наши!
     -- Наши. Они об этом еще не знают, но они уже Русь. А  для
защиты Руси у нас есть надежные дружины!
     -- Собрать войско?
     -- Есть готовое в Любече. Там близко, только реку перейти.
Ударить  по  хорсичам, они давно зубы показывают, а симаргличам
можно сперва показать палку. Если пойдут в Новую  Русь  добром,
то  так  тому  и  быть,  только  князя  у  них  сменим, а ежели
заартачатся...
     -- Князей под нож?
     -- Вместе с детьми до четвертого колена.  И  старейшин.  А
молодых  парней  --  для работ под Черниговым. Там земляной вал
уже  насыпать  начали.  Людей  надо  много.  Хорсичи  --  племя
большое,  надо  взять побольше, чтобы обескровить, перемешать с
Другими.
     Он хлопнул ладонью по лбу:
     -- Эх, еще к  обеду  приедут  из  Новгорода!  Увы,  оттуда
новости  жду  невеселые...  Ладно,  сразу  после обеда поедем к
тебе.
     Он пытливо всмотрелся в лицо молодого  воеводы.  Тот  явно
огорчился, потемнел весь. Тревожится? Хорошо.
     Не  убежит  ли  полонянка, дергался в это время Ингвар. Ей
только вскочить на коня... Да еще выхватит меч или  нож  у  его
ворон. Все растяпы, разини, косорукие.
     Но  и  оставлять  надолго  даже  под  надежной охраной еще
опаснее. Только он надежный противник.  Остальных  она  обведет
вокруг  пальца  с  легкостью.  А  тут  как на зло великий князь
задерживается.   Откуда   черти   принесли   этих    тишковцев,
новгородцев? Только бы ничто больше не помешало... Боги, только
не лайте ей уйти!

     Глава 28

     Они  выехали  не после обеда, как полагал князь, а почти к
вечеру. Ингвар извертелся, даже в седле  протер  дыру,  тревога
все сильнее угнетала душу. Слишком удобный случай, чтобы она им
не  воспользовалась.  Из загородного дома убежать не просто, но
эта  сероглазая  ведьма  в  состоянии  убежать  откуда  угодно.
Добираться  к своим придется через леса, чужие леса, но для нее
любой лес все равно роднее Киева...
     Ехали неспешно, князь был  погружен  в  думы.  Только  раз
очнулся, вперил в Ингвара испытующий взгляд:
     -- Что тревожит тебя, воевода?
     -- Да так... Наверное, съел что-то.
     -- Гм...  На  мягких  хлебах,  какое здоровье! Надо чаще в
походы ходить.
     Ингвар удивился:
     -- Куда уж чаще? Я дома не вижу.
     -- Я о том и  говорю,  --  кивнул  князь,  --  ежели  твой
загородный дом в руинах, быть тебе битому.
     -- Княже...
     -- А что? Не бдишь.
     Не   избежать,   подумал  Ингвар  несчастливо.  Тут,  надо
признать, он оплошал. Великий  князь  прав.  Только  походы  да
ломка  границ,  а  надо и закрепляться на завоеванных землях. И
показать народу,  что  дома  можно  строить  вне  высоких  стен
города.  Что  враги  отброшены далеко, можно пахать и сеять без
страха перед соседями.
     Но если потерять еще и древлянскую княжну, гневу князя  не
будет границ. Удачной женитьбой можно соединить племена крепче,
чем морем пролитой крови. Боги, только не дайте ей уйти!
     Дорога   вилась  вдоль  Днепра,  широкая  и  протоптанная.
Правда, заслуги Ингвара не было: поляне издавна свозят  в  Киев
на  торг  зерно,  мясо,  кожи,  а  взамен забирают сохи, мечи и
копья, узорчатую одежду, украшения. А порой и заморскую  тонкую
соль,  пряности,  хазарские  сабли,  узкогорлые  кувшины дивной
работы.
     Солнце коснулось края земли,  когда  дорога  вынырнула  из
леса,  а  впереди  показался  огромный дом-крепость, окруженный
хозяйственными пристройками,  сараями,  конюшнями,  помещениями
для  челяди.  Справа от главного терема шел сад -- исполинский,
роскошный, даже огороженный, чтобы скот не  забрел  случаем.  А
все  вместе  было  окружено  высокой стеной с тремя сторожевыми
башенками.
     На лугу паслось стадо коров, пастух уже нетерпеливо щелкал
кнутом, сгонял в кучу. Два лохматых  пса  с  лаем  и  гарчанием
заворачивали отбившихся от стада коров.
     Ингвар угрюмо отмалчивался. Челядь привольно живет сама по
себе.  В  его  тереме  все  заросло паутиной, жизнь бьет ключом
только в домах гридней  да  прислуги.  В  их  распоряжении  все
склады,  закрома,  все  стадо  и  кон