шесть камней разом вылетели из группы. Один угодил мальчику в голову и
тот упал, но мигом вскочил и с остервенением начал отвечать в группу
камнями. С обеих сторон началась непрерывная перестрелка, у многих в группе
тоже оказались в кармане заготовленные камни.

-- Чт[OACUTE] вы это! Не стыдно ли, господа! Шестеро на одного, да вы
убьете его! -- закричал Алеша.

Он выскочил и стал навстречу летящим камням, чтобы загородить собою
мальчика за канавкой. Трое или четверо на минутку унялись.

-- Он сам первый начал! -- закричал мальчик в красной рубашке раздраженным
детским голоском, -- он подлец, он давеча в классе Красоткина перочинным
ножиком пырнул, кровь потекла. Красоткин только фискалить не хотел, а этого
надо избить...

-- Да за что? Вы верно сами его дразните?

-- А вот он опять вам камень в спину прислал. Он вас знает. -- закричали
дети. -- Это он в вас теперь кидает, а не в нас. Ну все, опять в него, не
промахивайся, Смуров!

И опять началась перестрелка, на этот раз очень злая. Мальчику за канавкой
ударило камнем в грудь; он вскрикнул, заплакал и побежал вверх в гору, на
Михайловскую улицу. В группе загалдели: "Ага, струсил, бежал, мочалка!"

-- Вы еще не знаете, Карамазов, какой он подлый, его убить мало, --
повторил мальчик в курточке, с горящими глазенками, старше всех повидимому.

-- А какой он? -- спросил Алеша. -- Фискал, что ли? Мальчики переглянулись
как будто с усмешкой.

-- Вы туда же идете в Михайловскую? -- продолжал тот же мальчик. -- Так вот
догоните-ка его... Вон видите, он остановился опять, ждет и на вас глядит.

-- На вас глядит, на вас глядит! -- подхватили мальчики.

-- Так вот и спросите его, любит ли он банную мочалку, растрепанную.
Слышите, так и спросите.

Раздался общий хохот. Алеша смотрел на них, а они на него.

-- Не ходите, он вас зашибет, -- закричал предупредительно Смуров.

-- Господа, я его спрашивать о мочалке не буду, потому что вы верно его
этим как-нибудь дразните, но я узнаю от него, за что вы его так
ненавидите...

-- Узнайте-ка, узнайте-ка, -- засмеялись мальчики. Алеша перешел мостик и
пошел в горку мимо забора прямо к опальному мальчику.

-- Смотрите, -- кричали ему вслед предупредительно, -- он вас не побоится,
он вдруг пырнет, исподтишка... как Красоткина...

Мальчик ждал его, не двигаясь с места. Подойдя совсем, Алеша увидел пред
собою ребенка не более девяти лет от роду, из слабых и малорослых, с
бледненьким, худеньким продолговатым личиком, с большими, темными и злобно
смотревшими на него глазами. Одет он был в довольно ветхий старенький
пальтишко, из которого уродливо вырос. Голые руки торчали из рукавов. На
правом коленке панталон была большая заплатка, а на правом сапоге, на
носке, где большой палец, большая дырка, видно, что сильно замазанная
чернилами. В оба отдувшиеся кармашка его пальто были набраны камни, Алеша
остановился пред ним в двух шагах, вопросительно смотря на него. Мальчик,
догадавшись тотчас по глазам Алеши, что тот его бить не хочет, тоже спустил
куражу и сам даже заговорил.

-- Я один, а их шесть... Я их всех перебью один, -- сказал он вдруг,
сверкнув глазами.

-- Вас один камень должно быть очень больно ударил, -- заметил Алеша.

-- А я Смурову в голову попал! -- вскрикнул мальчик.

-- Они мне там сказали, что вы меня знаете и за что-то в меня камнем
бросили? -- спросил Алеша. Мальчик мрачно посмотрел на него.

-- Я вас не знаю. Разве вы меня знаете? -- допрашивал Алеша.

-- Не приставайте! -- вдруг раздражительно вскрикнул мальчик, сам однако ж
не двигаясь с места, как бы всђ чего-то выжидая и опять злобно засверкав
глазенками.

-- Хорошо, я пойду, -- сказал Алеша, -- только я вас не знаю и не дразню.
Они мне сказали, как вас дразнят, но я вас не хочу дразнить, прощайте!

-- Монах в гарнитуровых штанах! -- крикнул мальчик, всђ тем же злобным и
вызывающим взглядом следя за Алешей, да кстати и став в позу, рассчитывая,
что Алеша непременно бросится на него теперь, но Алеша повернулся, поглядел
на него и пошел прочь. Но не успел он сделать и трех шагов, как в спину его
больно ударился пущенный мальчиком самый большой булыжник, который только
был у него в кармане.

-- Так вы сзади? Они правду стало быть говорят про вас, что вы нападаете
исподтишка? -- обернулся опять Алеша, но на этот раз мальчишка с
остервенением опять пустил в Алешу камнем и уже прямо в лицо, но Алеша
успел заслониться вовремя, и камень ударил его в локоть.

-- Как вам не стыдно! Что я вам сделал? -- вскричал он. Мальчик молча и
задорно ждал лишь одного, что вот теперь Алеша уж несомненно на него
бросится; видя же, что тот даже и теперь не бросается, совершенно озлился
как зверенок: он сорвался с места и кинулся сам на Алешу, и не успел тот
шевельнуться, как злой мальчишка, нагнув голову и схватив обеими руками его
левую руку, больно укусил ему средний ее палец. Он впился в него зубами и
секунд десять не выпускал его. Алеша закричал от боли, дергая изо всей силы
палец. Мальчик выпустил его наконец и отскочил на прежнюю дистанцию. Палец
был больно прокушен, у самого ногтя, глубоко, до кости; полилась кровь.
Алеша вынул платок и крепко обернул в него раненую руку. Обертывал он почти
целую минуту. Мальчишка всђ это время стоял и ждал. Наконец Алеша поднял на
него свой тихий взор.

-- Ну хорошо, -- сказал он, -- видите, как вы меня больно укусили, ну и
довольно ведь, так ли? Теперь скажите, что я вам сделал?

Мальчик посмотрел с удивлением.

-- Я хоть вас совсем не знаю и в первый раз вижу, -- всђ так же спокойно
продолжал Алеша, -- но не может быть, чтоб я вам ничего не сделал, -- не
стали бы вы меня мучить даром. Так чт[OACUTE] же я сделал и чем я виноват
пред вами, скажите?

Вместо ответа мальчик вдруг громко заплакал, в голос, и вдруг побежал от
Алеши. Алеша пошел тихо вслед за ним на Михайловскую улицу и долго еще
видел он, как бежал вдали мальчик, не умаляя шагу, не оглядываясь и верно
все так же в голос плача. Он положил непременно, как только найдется время,
разыскать его и разъяснить эту чрезвычайно поразившую его загадку. Теперь
же ему было некогда.

IV. У ХОХЛАКОВЫХ.

Скоро подошел он к дому г-жи Хохлаковой, к дому каменному, собственному,
двухэтажному, красивому, из лучших домов в нашем городке. Хотя г-жа
Хохлакова проживала большею частию в другой губернии, где имела поместье,
или в Москве, где имела собственный дом, но и в нашем городке у нее был
свой дом, доставшийся от отцов и дедов. Да и поместье ее, которое имела она
в нашем уезде, было самое большое изо всех трех ее поместий, а между тем
приезжала она доселе в нашу губернию весьма редко. Она выбежала к Алеше еще
в прихожую.

-- Получили, получили письмо о новом чуде? -- быстро, нервно заговорила
она.

-- Да, получил.

-- Распространили, показали всем? Он матери сына возвратил!

-- Он сегодня умрет, -- сказал Алеша.

-- Слышала, знаю, о как я желаю с вами говорить! С вами или с кем-нибудь
обо всем этом. Нет, с вами, с вами! И как жаль, что мне никак нельзя его
видеть! Весь город возбужден, все в ожидании. Но теперь... знаете ли, что у
нас теперь сидит Катерина Ивановна?

-- Ах, это счастливо! -- воскликнул Алеша. -- Вот я с ней и увижусь у вас,
она вчера велела мне непременно придти к ней сегодня.

-- Я всђ знаю, всђ знаю. Я слышала всђ до подробности а том, что было у ней
вчера... и обо всех этих ужасах с этою... тварью. C'est tragique, и я бы на
ее месте, -- я не знаю, что б я сделала на ее месте! Но и брат-то ваш,
Дмитрий-то Федорович ваш, каков -- о боже! Алексей Федорович, я сбиваюсь,
представьте: там теперь сидит ваш брат, то-есть не тот, не ужасный
вчерашний, а другой, Иван Федорович, сидит и с ней говорит: разговор у них
торжественный... И если бы вы только поверили, что между ними теперь,
происходит, -- то это ужасно, это, я вам скажу, надрыв, это ужасная сказка,
которой поверить ни за что нельзя: оба губят себя неизвестно для чего, сами
знают про это и сами наслаждаются этим. Я вас ждала! Я вас жаждала! Я,
главное, этого вынести не могу. Я сейчас вам всђ расскажу, но теперь другое
и уже самое главное, -- ах, ведь я даже и забыла, что это самое главное:
скажите, почему с Lise истерика? только что она услыхала, что вы подходите,
и с ней тотчас же началась истерика!

-- Maman, это с вами теперь истерика, а не со мной, -- прощебетал вдруг в
щелочку голосок Lise из боковой комнаты, Щелочка была самая маленькая, а
голосок надрывчатый, точь в-точь такой, когда ужасно хочется засмеяться, но
изо всех сил перемогаешь смех. Алеша тотчас же заметил эту щелочку, и
наверно Lise со своих кресел на него из нее выглядывала, но этого уж он
разглядеть не мог.

-- Не мудрено, Lise, не мудрено... от твоих же капризов и со мной истерика
будет, а впрочем она так больна, Алексей Федорович, она всю ночь была так
больна, в жару, стонала! Я насилу дождалась утра и Герценштубе. Он говорит,
что ничего не может понять и что надо обождать. Этот Герценштубе всегда
придет и говорит, что ничего не может понять. Как только вы подошли к дому,
она вскрикнула и с ней случился припадок, и приказала себя сюда в свою
прежнюю комнату перевезть...

-- Мама, я совсем не знала, что он подходит, я вовсе не от него в эту
комнату захотела переехать.

-- Это уж неправда, Lise, тебе Юлия прибежала сказать, что Алексей
Федорович идет, она у тебя на сторожах стояла.

-- Милый голубчик мама, это ужасно неостроумно с вашей стороны. А если
хотите поправиться и сказать сейчас что-нибудь очень умное, то скажите,
милая мама, милостивому государю вошедшему Алексею Федоровичу, что он уже
тем одним доказал, что не обладает остроумием, что решился придти к нам
сегодня после вчерашнего и несмотря на то, что над ним все смеются.

-- Lise, ты слишком много себе позволяешь, и уверяю тебя, что я наконец
прибегну к мерам строгости. Кто ж над ним смеется, я так рада, что он
пришел, он мне нужен, совсем необходим. Ох, Алексей Федорович, я
чрезвычайно несчастна!

-- Да что ж такое с вами, мама-голубчик?

-- Ах, эти твои капризы, Lise, непостоянство, твоя болезнь, эта ужасная
ночь в жару, этот ужасный и вечный Герценштубе, главное вечный, вечный и
вечный! И наконец всђ, всђ... И наконец даже это чудо! О, как поразило, как
потрясло меня это чудо, милый Алексей Федорович! И там эта трагедия теперь
в гостиной, которую я не могу перенести, не могу, я вам заранее объявляю,
что не могу. Комедия может быть, а не трагедия. Скажите, старец Зосима еще
проживет до завтра, проживет? О боже мой! что со мной делается, я поминутно
закрываю глаза и вижу, что всђ вздор, всђ вздор.

-- Я бы очень вас попросил, -- перебил вдруг Алеша, -- дать мне
какую-нибудь чистую тряпочку, чтобы завязать палец. Я очень поранил его, и
он у меня мучительно теперь болит.

Алеша развернул свой укушенный палец. Платок был густо замаран кровью. Г-жа
Хохлакова вскрикнула и зажмурила глаза.

-- Боже, какая рана, это ужасно! Но Lise как только увидела в щелку палец
Алеши, тотчас со всего размаха отворила дверь.

-- Войдите, войдите ко мне сюда, -- настойчиво и повелительно закричала
она, -- теперь уж без глупостей! О господи, что ж вы стояли и молчали такое
время? Он мог истечь кровью, мама! Где это вы, как это вы? Прежде всего
воды, воды! Надо рану промыть, просто опустить в холодную воду, чтобы боль
перестала, и держать, всђ держать... Скорей, скорей воды, мама, в
полоскательную чашку. Да скорее же, -- нервно закончила она. Она была в
совершенном испуге; рана Алеши страшно поразила ее.

-- Не послать ли за Герценштубе? -- воскликнула было г-жа Хохлакова.

-- Мама, вы меня убьете. Ваш Герценштубе приедет и скажет, что не может
понять! Воды, воды! Мама, ради бога сходите сами, поторопите Юлию, которая
где-то там завязла и никогда не может скоро придти! Да скорее же, мама,
иначе я умру...

-- Да это ж пустяки! -- воскликнул Алеша, испугавшись их испуга.

Юлия прибежала с водой. Алеша опустил в воду палец.

-- Мама, ради бога, принесите корпию; корпию и этой едкой мутной воды для
порезов, ну как ее зовут! У нас есть, есть, есть... Мама, вы сами знаете,
где стклянка, в спальне вашей в шкапике направо, там большая стклянка и
корпия...

-- Сейчас принесу всђ, Lise, только не кричи и не беспокойся. Видишь, как
твердо Алексей Федорович переносит свое несчастие. И где это вы так ужасно
могли поранить себя, Алексей Федорович?

Г-жа Хохлакова поспешно вышла. Lise того только и ждала.

-- Прежде всего отвечайте на вопрос, -- быстро заговорила она Алеше: -- где
это вы так себя изволили поранить? А потом уж я с вами буду говорить совсем
о другом. Ну!

Алеша, инстинктом чувствуя, что для нее время до возвращения мамаши дорого,
-- поспешно, много выпустив и сократив, но однако точно и ясно, передал ей
о загадочной встрече своей со школьниками. Выслушав его, Lise всплеснула
руками:

-- Ну можно ли, можно ли вам, да еще в этом платье связываться с
мальчишками! -- гневно вскричала она, как будто даже имея какое-то право
над ним, -- да вы сами после того мальчик, самый маленький мальчик, какой
только может быть! Однако вы непременно разузнайте мне как-нибудь про этого
скверного мальчишку и мне всђ расскажите, потому что тут какой-то секрет.
Теперь второе, но прежде вопрос: можете ли вы. Алексей Федорович, несмотря
на страдание от боли, говорить о совершенных пустяках, но говорить
рассудительно?

-- Совершенно могу, да и боли я такой уже теперь не чувствую.

-- Это оттого, что ваш палец в воде. Ее нужно сейчас же переменить, потому
что она мигом нагреется. Юлия, мигом принеси кусок льду из погреба и новую
полоскательную чашку с водой. Ну, теперь она ушла, я о деле: мигом, милый
Алексей Федорович, извольте отдать мне мое письмо, которое я вам прислала
вчера, -- мигом, потому что сейчас может придти маменька, а я не хочу...

-- Со мной нет письма.

-- Неправда, оно с вами. Я так и знала, что вы так ответите. Оно у вас в
этом кармане. Я так раскаивалась в этой глупой шутке всю ночь. Воротите же
письмо сейчас, отдайте!

-- Оно там осталось.

-- Но вы не можете же меня считать за девочку, за маленькую-маленькую
девочку, после моего письма с такою глупою шуткой! Я прошу у вас прощения
за глупую шутку, но письмо вы непременно мне принесите, если уж его нет у
вас в самом деле, -- сегодня же принесите, непременно, непременно!

-- Сегодня никак нельзя, потому что я уйду в монастырь и не приду к вам дня
два, три, четыре может быть, потому что старец Зосима...

-- Четыре дня, экой вздор! Послушайте, вы очень надо мной смеялись?

-- Я ни капли не смеялся.

-- Почему же?

-- Потому что я совершенно всему поверил.

-- Вы меня оскорбляете!

-- Нисколько. Я как прочел, то тотчас и подумал, что этак всђ и будет,
потому что я, как только умрет старец Зосима, сейчас должен буду выйти из
монастыря. Затем я буду продолжать курс и сдам экзамен, а как придет
законный срок, мы и женимся. Я вас буду любить. Хоть мне и некогда было еще
думать, но я подумал, что лучше вас жены не найду, а мне старец велит
жениться...

-- Да ведь я урод, меня на креслах возят! -- засмеялась Лиза с зардевшимся
на щеках румянцем.

-- Я вас сам буду в кресле возить, но я уверен, что вы к тому сроку
выздоровеете.

-- Но вы сумасшедший, -- нервно проговорила Лиза, -- из такой шутки и вдруг
вывели такой вздор!.. Ах, вот и мамаша, может быть, очень кстати. Мама, как
вы всегда запоздаете, можно ли так долго! Вот уж Юлия и лед несет!

-- Ax, Lise, не кричи, главное, -- ты не кричи. У меня от этого крику...
Что ж делать, коли ты сама корпию в другое место засунула... Я искала,
искала... Я подозреваю, что ты это нарочно сделала.

-- Да ведь не могла же я знать, что он придет с укушенным пальцем, а то
может быть вправду нарочно бы сделала. Ангел мама, вы начинаете говорить
чрезвычайно остроумные вещи.

-- Пусть остроумные, но какие чувства, Lise, насчет пальца Алексея
Федоровича и всего этого! Ох, милый Алексей Федорович, меня убивают не
частности, не Герценштубе какой-нибудь, а всђ вместе, всђ в целом, вот чего
я не могу вынести.

-- Довольно, мама, довольно о Герценштубе, -- весело смеялась Лиза, --
давайте же скорей корпию, мама, и воду. Это просто свинцовая примочка,
Алексей Федорович, я теперь вспомнила имя, но это прекрасная примочка.
Мама, вообразите себе, он с мальчишками дорогой подрался на улице, и это
мальчишка ему укусил, ну не маленький ли, не маленький ли он сам человек, и
можно ли ему, мама, после этого жениться, потому что он, вообразите себе,
он хочет жениться, мама. Представьте себе, что он женат, ну не смех ли, не
ужасно ли это?

И Lise всђ смеялась своим нервным мелким смешком, лукаво смотря на Алешу.

-- Ну, как же жениться, Lise, и с какой стати это, и совсем это тебе
некстати... тогда как этот мальчик может быть бешеный.

-- Ах, мама! Разве бывают бешеные мальчики?

-- Почему ж не бывают, Lise, точно я глупость сказала. Вашего мальчика
укусила бешеная собака, и он стал бешеный мальчик и вот кого-нибудь и
укусит около себя в свою очередь. Как она вам хорошо перевязала, Алексей
Федорович, я бы никогда так не сумела. Чувствуете вы теперь боль?

-- Теперь очень небольшую.

-- А не боитесь ли вы воды? -- спросила Lise.

-- Ну, довольно, Lise, я может быть в самом деле очень поспешно сказала про
бешеного мальчика, а ты уж сейчас и вывела. Катерина Ивановна только что
узнала, что вы пришли, Алексей Федорович, так и бросилась ко мне, она вас
жаждет, жаждет.

-- Ах, мама! Подите одна туда, а он не может пойти сейчас, он слишком
страдает.

-- Совсем не страдаю, я очень могу пойти... -- сказал Алеша.

-- Как! Вы уходите? Так-то вы? Так-то вы?

-- Что ж? Ведь я когда кончу там, то опять приду, и мы опять можем говорить
сколько вам будет угодно. А мне очень хотелось бы видеть поскорее Катерину
Ивановну, потому что я во всяком случае очень хочу, как можно скорей
воротиться сегодня в монастырь.

-- Мама, возьмите его и скорее уведите. Алексей Федорович, не трудитесь
заходить ко мне после Катерины Ивановны, а ступайте прямо в ваш монастырь,
туда вам и дорога! А я спать хочу, я всю ночь не спала.

-- Ах, Lise, это только шутки с твоей стороны, но что если бы ты в самом
деле заснула! -- воскликнула г-жа Хохлакова.

-- Я не знаю, чем я... Я останусь еще минуты три, если хотите, даже пять,
-- пробормотал Алеша.

-- Даже пять! Да уведите же его скорее, мама, это монстр!

-- Lise, ты с ума сошла. Уйдемте, Алексей Федорович, она слишком капризна
сегодня, я ее раздражать боюсь. О, горе с нервною женщиной, Алексей
Федорович! А ведь в самом деле она может быть при вас спать захотела. Как
это вы так скоро нагнали на нее сон, и как это счастливо!

-- Ах мама, как вы мило стали говорить, целую вас, мамочка, за это.

-- И я тебя тоже, Lise. Послушайте, Алексей Федорович, -- таинственно и
важно быстрым шепотом заговорила г-жа Хохлакова. уходя с Алешей, -- я вам
ничего не хочу внушать, ни подымать этой завесы, но вы войдите и сами
увидите всђ, что там происходит, это ужас, это самая фантастическая
комедия: она любит вашего брата Ивана Федоровича и уверяет себя изо всех
сил, что любит вашего брата Дмитрия Федоровича. Это ужасно! Я войду вместе
с вами и, если не прогонят меня, дождусь конца.

V. НАДРЫВ В ГОСТИНОЙ.

Но в гостиной беседа уже оканчивалась; Катерина Ивановна была в большом
возбуждении, хотя и имела вид решительный. В минуту когда вошли Алеша и
г-жа Хохлакова, Иван Федорович вставал, чтоб уходить. Лицо его было
несколько бледно, и Алеша с беспокойством поглядел на него. Дело в том, что
тут для Алеши разрешалось теперь одно из его сомнений, одна беспокойная
загадка, с некоторого времени его мучившая. Еще с месяц назад ему уже
несколько раз, и с разных сторон внушали, что брат Иван любит Катерину
Ивановну и, главное, действительно намерен "отбить" ее у Мити. До самого
последнего времени это казалось Алеше чудовищным хотя и беспокоило его
очень. Он любил обоих братьев и страшился м