метить  и  понять  причину,  но  было  слишком
поздно. Она увидела. Впрочем, Ким так и не поняла ничего - она взяла его
за руку и, нежно улыбнувшись, отвела волосы с его лба.
   - Ты ведь  рад  меня  видеть,  правда?  -  спросила  она.  -  Знаешь,
солнышко, я тоже рада, что приехала.

Глава 11

   Элис Плоткин.
   Женщина,  смотревшая  на  нее  из  зеркала  в   мотеле,   безусловно,
заслуживала имени Элис Плоткин.
   Алессандра Ламонт исчезла, возможно, навсегда, а вместо нее появилась
неуклюжая Элис, жизнь которой была расписана на  много  дней  вперед,  и
каждый новый день означал, что она будет видеть в зеркале эту женщину  с
ужасными волосами.
   Прямая челка свисала на глаза; к типу ее лица она совершенно не  шла.
А цвет! Собственно, и определить-то его  было  нельзя.  Волосы  ее  были
неопределенного  неряшливого  тусклого  цвета,  скорее   мышиного,   чем
темно-каштанового.
   Без косметики она выглядела одновременно и моложе, и старше  -  глаза
ее казались обнаженными и усталыми, когда косметика не  скрывала  мешков
под ними, но зато веснушки придавали ей вид четырнадцатилетней девочки.
   А одежда!
   Не было ни одной вещи, которая  подходила  бы  ей.  Джинсы  настолько
мешковаты, что Алессандре пришлось надеть ремень, чтобы удержать  их  на
месте. Рубашка с короткими рукавами выглядела непомерно огромной  -  она
поглотила ее груди и свисала до бедер, полностью скрывая  талию.  Рукава
спускались ниже локтей. Весь костюм, если его можно  было  так  назвать,
придавал ей вид тощей клячи.
   Кроссовки тоже  не  отличались  изяществом  -  в  них  присутствовали
ярко-белый  и  ядовито-синий  цвета.  Смесь  эта  отличалась  редкостным
уродством дешевого изделия из пластика и искусственной кожи.
   Увы, в ближайшем будущем ни один  человек  не  посмотрит  вслед  Элис
Плоткин, которая похожа  на  ничем  не  примечательного  подростка.  Это
перевоплощение было идеей Гарри. Постепенно, через несколько лет,  когда
люди в городе привыкнут к облику Элис Плоткин, она станет немного старше
и будет носить одежду, более подходящую для ее фигуры,  и  стрижку,  при
которой станет выглядеть несколько приличнее. В конце концов при условии
везения она снова станет хорошенькой.
   Алессандра вздохнула.
   На одной из двух кроватей за ее спиной Гарри спал мертвым сном, так и
не сняв куртки и бейсбольной шапочки, сползшей и неуклюже  примятой  его
головой. Он записал в регистрационном журнале  мотеля  фальшивые  имена,
расплатился наличными, открыл дверь номера,  бросил  сумки  с  ее  новой
одеждой, купленной в дешевом магазине, на туалетный столик  и  повалился
на ближайшую кровать лицом вниз.
   Они были одни в комнате мотеля, и Гарри мгновенно  уснул.  Алессандра
так и не смогла для себя решить, должна она принять это как  оскорбление
или нет. Не было  ничего  удивительного  в  том,  что  он  не  попытался
поцеловать ее снова, зажечь заново  огонь,  вспыхнувший  почти  три  дня
назад, - ведь теперь она была похожа на  четырнадцатилетнего  мальчишку.
Да Алессандра бы и не ответила на поцелуй после его предательства. И все
же ей хотелось, чтобы он, потеряв ее, мучился, лежал без сна, сгорая  от
желания и приходя в отчаяние.
   Сидя на своей кровати, Алессандра не сводила глаз с Гарри.  Лицо  его
расслабилось во  сне,  рот  был  полуоткрыт.  И  что  же  в  нем  такого
притягательного? Этот человек лгал ей, и из-за него ее чуть не убили.  А
теперь он заставил ее махнуть рукой на свою красоту,  отказаться  от  ее
единственного достоинства, в котором она была на сто процентов уверена.
   - Ты просто мерзавец! - прошептала она и снова посмотрела на  себя  в
зеркало. Элис Плоткин! Господи, ну что за имя он для нее придумал!  Элис
Плоткин - неуклюжая и простоватая,  неловкая,  нежеланная  и  совершенно
недостойная любви.
   Ну и пусть! Зато она волевая и сильная - намного сильнее, чем  считал
ее Гриффин. Она сильнее и умнее, чем предполагали Айво, Майкл  Тротта  и
даже Гарри. Пусть  она  потеряла  все,  чем,  как  ей  казалось  прежде,
дорожила в жизни, но сердце  ее  продолжало  биться,  она  могла  дышать
полной грудью, а это означало, что она выиграла. Теперь, когда ее постиг
тяжелый удар, она оказалась на самом дне, и  хуже  уже  быть  не  могло,
могло стать только лучше. Во всяком случае, она надеялась на это.

***

   - Отец не сказал точно, когда приедет, - проворчала Мардж,  -  но  он
уже выехал и едет на машине.
   Шон отвел глаза, стараясь сделать так, чтобы  лицо  его  не  выразило
охвативших его чувств.
   Теперь он никогда не позволял своим надеждам воспарить высоко: до тех
пор, пока  Гарри  не  прибыл,  всегда  оставалась  вероятность,  что  он
позвонит,   извинится   и   расскажет    о    каких-то    непредвиденных
обстоятельствах, не терпящих отлагательства, которые  не  позволяют  ему
приехать.
   - Тетя, сделай мне одолжение, - сказал Шон. - Не говори Эм. Она будет
разочарована, если отец не появится.
   - Он  получил  письмо  от  адвоката,  -  сказала  Мардж,  -  и  очень
расстроен.
   - Все равно не говори ей, ладно?
   - Ладно, - со вздохом согласилась Мардж. - Что  касается  вопроса  об
опекунстве...
   Шону не хотелось обсуждать это - его сердце болезненно  сжималось,  и
ему хотелось плакать. Он встал из-за стола и отнес свою  тарелку,  чтобы
сполоснуть в раковине и поставить в посудомоечную машину; потом с трудом
заставил себя улыбнуться, так, чтобы  улыбка  коснулась  и  глаз,  чтобы
Мардж знала, что ему наплевать на Гарри.
   - У меня много уроков.
   Мардж тоже отнесла свою тарелку к раковине.
   - Ты так похож на него.
   - Нет, - возразил Шон, скрываясь в коридоре. - Нет, не похож.

***

   Алессандра пошевелилась. Гарри посмотрел на нее и убедился,  что  она
не спит.
   В окна машины струился  прохладный  утренний  воздух.  Она  озябла  и
подтянула ноги к самому подбородку, спрятав их  под  один  из  непомерно
огромных свитеров, купленных  им  для  нее.  Без  косметики  красота  ее
выглядела более тонкой и  изысканной.  Странно,  но  с  самой  уродливой
стрижкой, какую только можно вообразить,  Алессандра  казалась  ему  еще
более привлекательной, чем раньше, - он даже боялся,  что,  несмотря  на
принятые предосторожности, многие обратят на нее внимание.  Ей  придется
расстаться с этой ее царственной манерой сидеть  и  двигаться,  придется
начать сутулиться и  опускать  голову.  Она  должна  перестать  казаться
королевой, переодетой в обноски своего младшего брата.
   Гарри улыбнулся: впервые увидев ее, он и думать не мог о том, что ему
придется решать подобные вопросы.
   - Что вас так развеселило? - спросила Алессандра.
   За все дни, что они провели в мотеле, она едва ли пару раз заговорила
с ним, зато он без конца инструктировал ее, как  лучше  всего  сделаться
невидимой. Она не должна пользоваться духами,  особенно  теми,  которыми
пользовалась всегда, и должна всеми силами  скрывать  свою  аллергию  на
молочные продукты, вплоть до того, чтобы иногда заходить  в  молочную  и
покупать там мороженое, путь даже с  целью  выбросить  его  в  ближайшую
урну, когда никто не будет этого видеть.  Ей  придется  найти  работу  и
заняться тем, чем она никогда не занималась  раньше,  придется  изменить
стиль жизни и привычки, преодолеть свой страх перед собаками  и  завести
пса, причем большого, с огромными зубами. К тому  же  она  должна  будет
повсюду брать его с собой.
   Алессандра слушала детектива молча, мрачно соглашаясь со всем,  кроме
предложения завести собаку. Она иногда задавала вопросы, но ни  разу  ее
вопрос не звучал так, как теперь:
   - Что вас так развеселило?
   Гарри был  готов  принять  этот  вопрос  как  признак  того,  что  ей
захотелось поговорить.
   - Я думал о Джордже, -  сказал  он,  и  это  не  являлось  полной  не
правдой. - Он был бы горд, если бы увидел, как вам идет этот маскарад.
   Алессандра издала какой-то непонятный звук и переключила внимание  на
сцену, промелькнувшую за окном машины.
   О'кей! Черт возьми, если у нее не было охоты разговаривать, то у него
была. Ему давно чертовски  скучно.  По  радио  раздавался  только  треск
статического электричества, а ее напряженное и  нарочитое  молчание  ему
ужасно надоело.
   - Знаете, я собирался кое о чем спросить вас, Эл.  Где  вы  научились
приемам оказания первой помощи? Не каждый сообразит, что делать, когда у
стоящего рядом человека вдруг фонтаном хлынет кровь из вены.
   Алессандра посмотрела на него.
   - Из артерии.
   - Из вены или из артерии - какая разница?
   - Разница есть. Артерии несут кровь от сердца,  и  потому  для  жизни
опаснее, когда повреждаются именно они.
   Гарри с любопытством посмотрел на нее, но она уже снова отвернулась к
окну.
   - Итак,  где  вы  этому  научились?  Если  скажете,  что  учились  на
медицинском факультете, я упаду в обморок - не уверен, что у меня хватит
сил перенести еще какие-нибудь сюрпризы.
   - Медицинский факультет? - фыркнула она. - Ничего подобного.
   - В таком случае где?
   Она ответила не сразу.
   - Я проходила курс по оказанию первой помощи в десятом классе  школы.
Мне это нравилось, и потому я на все обращала внимание.
   - Но все же не пошли учиться на врача?
   Последовала новая пауза, а  за  ней  долгий  холодный  взгляд.  Гарри
чувствовал, что Алессандра его изучает, будто раздумывает, отвечать  или
нет.
   - Мне это и в голову никогда не приходило, - сказала она  наконец.  -
Моя мать была бы в восторге, если бы я вышла замуж за  врача,  но  стать
врачом самой? Нет, ни в коем случае. К тому же, оканчивая среднюю школу,
я уже знала, что не пойду в колледж - на это не было денег,  а  с  моими
отметками стипендия не полагалась, хотя они не были такими  уж  плохими,
скорее средними.
   Гарри поскреб подбородок.
   - А я полагал, ваш отец связан с банковским делом.
   - Только днем, - сказала Алессандра. - А по вечерам и в  выходные  он
был игроком. Его официальная работа не слишком хорошо оплачивалась.
   - Господи, как жаль!  Должно  быть,  это  высасывало  все  деньги  из
семьи?
   - Да, верно. - Алессандра рассмеялась, но смех ее  был  невеселым.  -
Так я познакомилась с Гриффином.
   - Во время игры?
   Она молча посмотрела на него, потом нехотя произнесла:
   - Должно быть, вам очень скучно, если вы задаете такие вопросы.
   -  Просто  меня  интересует...  По  правде  говоря,  вы  так   хорошо
справляетесь с этой ситуацией, что мне интересно все узнать  о  вас.  Вы
оказались сильнее и умнее, чем я предполагал раньше. Откровенно  говоря,
я так и не понял, почему такая женщина, как вы, связалась с  Ламонтом  и
его дружками. Это первое, что я хотел бы знать.
   -  Как  просто.  -  Она  вздохнула.  -  Пленительная  искренность   и
честность. Очень подкупает, как вы выкладываете карты на стол, Гарри.  -
Внезапно голос ее обрел  жесткость.  -  Если  не  считать  того,  что  в
последний раз, когда вы это делали, у вас в рукаве была вся  колода.  Вы
извините мое любопытство, если я спрошу, что вы  от  меня  скрываете  на
этот раз?
   Она снова уставилась в  окно.  Подбородок  ее  был  вызывающе  высоко
вздернут, но это было игрой. Алессандра изо всех сил  старалась  скрыть,
что уязвлена. Он видел, как дрожат уголки  ее  рта,  видел  обиду  в  ее
глазах.
   "Я думала, вы особенный, другой".
   - Господи, - сказал Гарри, с  отвращением  и  ненавистью  к  себе.  -
Желаете полной откровенности? Солнышко, я счастлив быть с вами честным и
откровенным. Вы не хотите никаких секретов, никакой тактичной  лжи,  вам
подавай жестокую правду? Это действительно то, на чем вы настаиваете?
   - Да.
   - Великолепно! - воскликнул Гарри. - Посмотрим, так  ли  это.  Начнем
сначала: я до дрожи в коленках боюсь встречи со своими  ребятишками.  Не
уверен, что Эмили меня узнает, или, что еще страшнее, я и сам  смогу  не
узнать ее. Я боюсь разговаривать с Мардж. К тому же я все еще беспокоюсь
за Джорджа. Я знал одного копа, который отлично шел  на  поправку  после
огнестрельного ранения, и наступил день, когда казалось, что все обстоит
отлично. Его выписали, но на следующий день  снова  поместили  в  палату
интенсивной терапии с осложнением, вызванным инфекцией. За день до этого
мы сидели у него в доме и пили за его здоровье.  Простите,  я  отвлекся.
Когда вы сидите вот так,  поджав  ноги,  то  похожи  на  большой  мяч  с
головой. - Гарри поморщился. - Стрижка у вас  отменно  скверная,  просто
ужасная. Возможно, что я потеряю работу из-за  того,  что  помогаю  вам,
и... И я умираю от желания трахнуть вас. -  Он  обреченно  посмотрел  на
нее. - Ну, как это звучит? Достаточно честно, на ваш взгляд?

***

   Когда Алессандра вышла  из  туалета,  Гарри  стоял,  прислонившись  к
стене, и ожидал ее.  Лицо  его  оставалось  бесстрастным.  Она  поборола
желание дотронуться до волос,  попытаться  хоть  как-то  поправить  зло,
смягчить урон, нанесенный ее красоте. Из зеркала в  дамской  комнате  на
нее смотрело страшилище, но  именно  это  от  нее  и  требовалось  -  ее
уродство было ее спасением. И потому она покорилась судьбе,  сочтя,  что
другого выхода все равно нет.
   Возможно,  кто-то  нашел  бы  выход,  купив  пистолет  и   научившись
защищаться, но Алессандра не сделала даже такой попытки - она  понимала,
что ей никогда не научиться стрелять лучше наемного  убийцы,  даже  если
тренироваться годами. Она приняла предложение Гарри,  понимая,  что  для
нее единственный путь остаться в живых - это сделаться невидимой.
   Теперь перед ней стоял еще более сложный вопрос - кем же она стала  в
результате,  лишившись  красивого  лица  и  скрыв  тело  под  мешковатой
одеждой? Получилось некое запуганное до смерти существо, не умеющее и не
привыкшее делать ничего полезного,  потерявшее  способность  общаться  с
людьми и не знающее, как с  этим  справиться.  Когда  она  была  прежней
Алессандрой, то знала, как ответить на заявление: "Я умираю  от  желания
трахнуть вас". Хотя ей никогда не говорили об этом в столь грубой форме,
однако были и иные способы показать специфический интерес к  женщине,  и
она  достаточно  часто  ощущала  направленное  на  нее  желание,  обычно
проявлявшееся в языке жестов, в мимике, а не в словах. В  свою  бытность
Алессандрой она могла разрядить ситуацию одним взглядом  или  движением,
но в образе Элис Плоткин просто не знала, как на это реагировать. Прежде
всего  ей  было  непонятно,  как  интерпретировать   такую   декларацию.
Действительно ли Гарри имел в виду то, что сказал, или под этим  крылось
нечто иное? Возможно, его слова надо было несколько переиначить: "О,  вы
так непривлекательны, что на вас не польстится ни один мужчина.  Поэтому
я воспользуюсь ситуацией и сделаю вид, что желаю вас. Не исключено,  что
мне удастся уложить вас с собой в постель, а потом я  буду  посмеиваться
над этим эпизодом".
   А возможно, он хотел ее подбодрить таким странным способом,  и  тогда
его откровенность означала совсем другое: "Я скажу  ей  это,  чтобы  она
чувствовала себя чуть увереннее. Она не станет меня  отталкивать,  а  уж
если дело дойдет до постели, то я позабочусь выключить свет".
   - Послушайте, Элли, я не  собирался  морочить  вам  голову  тогда,  в
машине, - произнес Гарри. - Это вполне серьезно.
   Только тут Алессандра осознала, что послушно следует за ним и они уже
стоят в одной из  очередей,  ведущих  к  стойке,  ожидая  своей  обычной
каждодневной порции несъедобной пищи.
   Она невидящим взглядом уставилась в меню.
   - Вы ждали от меня правды и честности, - продолжал Гарри. - Я и хотел
быть с вами честным. - Он пожал плечами. - Но как  это  обычно  со  мной
бывает, я зашел слишком далеко. Некоторых  вещей  не  стоит  произносить
вслух.
   - Даже не знаю, что ответить, - призналась Алессандра. -  Говорить  с
мужчинами легко, когда ты красива, но теперь...
   Гарри посмотрел на ее неузнаваемое, ставшее менее броским  лицо.  Его
темно-карие глаза были серьезными, а взгляд напряженным. Казалось, толпа
вокруг них перестала существовать. Он дотронулся до ее волос,  попытался
заправить за ухо мягкую прядь.
   - Эта прическа много проще, - сообщил он. Алессандра прикрыла глаза.
   - Да, кажется, вы уже упоминали об этом.
   - Но ведь я говорил только о волосах.
   - И это  тоже  важно,  учитывая,  что  оценку  дает  король  скверной
прически.
   Она потянулась к нему и сняла с него бейсбольную кепочку. Его волосы,
как всегда, стояли торчком.
   Гарри пожал плечами и провел рукой по  ее  щеке  -  пальцы  его  были
теплыми и слегка шершавыми.
   - И все равно вы красивы, - сказал он тихо. - Даже  слишком  красивы.
Это меня пугает, потому что, если кто-нибудь  будет  внимательно  к  вам
приглядываться... - Он покачал головой.
   И опять Алессандра не нашлась что ответить.
   - Вы говорите так, потому что до смерти хотите меня трахнуть?
   Гарри чуть не подавился смехом.
   - О Господи, - пробормотал он, - мне следует следить за своей  речью.
Если уж вы употребили это слово, значит, я произношу его слишком часто.
   - Не могу понять, чего вы добиваетесь.
   - Если поймете, то непременно скажите. Мне бы тоже хотелось узнать об
этом.
   - Я надеюсь, мы станем друзьями, Гарри.
   Алессандра произнесла эти слова, когда они проехали миль сто к западу
от закусочной "У Микки Д.", где останавливались перекусить. Она смотрела
на  него  очень  пристально,  будто  опасалась,  что  он  скажет  "нет",
откажется быть ее другом.
   - А я думал, мы уже друзья. Надеюсь,  вы  простили  мне  то,  что  мы
использовали вас как приманку, чтобы поймать Тротта?
   Алессандра серьезно кивнула.
   - Я прощу вас, если вы  пообещаете,  что  этого  больше  не  случится
никогда.
   Гарри протянул ей руку.
   - Даю слово.
   Тонкие пальцы скользнули в его руку, и,  прежде  чем  отпустить,  она
слабо пожала ее, потом глубоко вздохнула.
   - К тому, о чем вы говорили раньше... Сейчас мне было бы много легче,
если бы мы с вами не осложняли наши  непростые  отношения,  и  я  хотела
бы...
   - Я вполне взрослый  человек,  -  ответил  Гарри.  -  Вам  не  о  чем
беспокоиться. Впредь буду держать свои штаны застегнутыми на молнию.
   - Хорошо, - сказала Алессандра.
   - Хорошо, - отозвался он, пытаясь в то же  время  сообразить,  почему
исключение секса из их отношений такая уж хорошая вещь. Но уж если  Элли
захотела, чтобы было так, ему оставалось только согласиться.

***

   Джордж тихо выругался и с отвращением выключил телевизор.
   - Можешь представить, всю неделю, что я в больнице,  нет  бейсбольных
матчей -  не  сезон.  Не  показывают  ничего,  кроме  глупых  ток-шоу  и
велосипедных  гонок  по  грязи.  Будто   мне   интересно   смотреть   на
тринадцатилетних подростков. Если бы я этого хотел, то завел бы семью.
   Ким подняла глаза от журнала.
   - Ты скучаешь, бедняжка!
   - Да, скучаю, страдаю, умираю и хочу выкурить сигарету.
   Джорджу теперь не давали болеутоляющих, которые  позволяли  бесплотно
парить  над  больничной  койкой  и  собственным  телом.  Нога   у   него
беспрестанно болела, ее дергало и жгло. А еще его тошнило от  больничной
еды и от медбрата Стэна, заходившего в палату в любое время дня и  ночи,
чтобы померить ему давление и проверить, не сползла ли повязка.
   - Бедный Джордж! - Ким положила  журнал  и  подалась  вперед,  одарив
больного сочувственной улыбкой и предоставляя ему  возможность  свободно
обозревать ее бюст.
   Джордж ощутил укол совести. Она ведь была с ним  так  мила  и  нежна,
проводила у его постели все отведенные для посещений часы уже целых  три
дня. Ким сняла комнату в мотеле поблизости от  больницы,  платя  за  нее
больше, чем могла себе позволить, только чтобы быть рядом с ним.  И  все
же каждый раз, бросая на нее взгляд, Джордж  жалел,  что  это  не  Ники,
которая даже не сочла нужным справиться о его здоровье по телефону.
   - Я знаю, что надо делать, когда скучно, - сказала  Ким  с  усмешкой.
Она придвинула свой стул ближе к его кровати, и р