▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╧Ёшъы■ўхэш 
   ╧Ёшъы■ўхэш 
      ╩ыртхыы ─цхщьё. ╤хуєэ -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  -
тно? - Кто знает? Мы даже не знаем, почему Торанага-сама отправил его на север. Лучше бы он оставался там. - Если бы вы были с такой болезнью, вы бы так же плохо шутили. - Да, Ябу-сан. Да, я бы тоже. Жаль, что он болеет сифилисом, он хороший генерал - лучше, чем Холодная Рыба, - добавил генерал Кьесио, назвав тайную кличку Судару. - Э-э-э, - присвистнул советник. - Это дьяволы воздуха заставили вас распустить языки. Или саке? - А может, китайская болезнь? - съязвил генерал Кьесио с горьким смехом. - Спаси меня Будда от этого! - поостерегся Ябу. - Если бы только господин Торанага передумал насчет Осаки! - Я бы покончил с собой, если бы его это устроило, - заявил молодой человек. - Не обижайся, сынок, но ты витаешь в облаках. Он никогда не передумает. - Да, отец. Но я совершенно не понимаю его... - Мы все поедем с ним? Тем же составом? - осведомился Ябу немного погодя. Исуми, старый советник, внес полную ясность: - Да. Мы поедем как сопровождающие. И две тысячи человек с полным парадным снаряжением и обмундированием. Чтобы добраться туда, нам потребуется тридцать дней. Выезд через шесть дней. - Времени немного. Не так ли, Ябу-сама? - спросил генерал Кьесио. Ябу не ответил. В этом не было необходимости - генерал и не ждал ответа. Все примолкли и погрузились в размышления. Открылась боковая дверь, вошел Торанага, сопровождаемый Судару. Все принужденно поклонились, Торанага поклонился в ответ и сел лицом к присутствующим. Судару, как предполагаемый наследник, сел немного впереди него, также лицом к остальным. Нага вошел через главную дверь и закрыл ее. Мечи были только у Торанаги. - Мне сообщили, что кое-кто из вас говорит об измене, думает об измене и замышляет измену, - холодно сказал он. Никто не ответил и не двинулся с места. Медленно, неумолимо Торанага переводил взгляд с одного на другого. Все сидели без движения. Потом генерал Кьесио заговорил: - Могу ли я почтительно спросить у вас, господин, что имеется в виду под изменой? - Любые сомнения в приказе, решении, позиции любого сюзерена в любое время являются изменой, - бросил ему Торанага. Спина генерала напряглась: - Тогда я виновен в измене. - Тогда выйдите и совершите сеппуку - сразу же. - Я это сделаю, господин, - гордо отвечал старый солдат, - но сначала я публично напоминаю о своем праве произнести речь перед вашими преданными вассалами, офицерами и... - Вы лишаетесь всех прав! - Очень хорошо. Тогда я, как хатамото, заявляю о своей воле умирающего - за мной двадцать восемь лет безупречной службы! - Говорите, но покороче. - Я скажу, господин. - В голосе генерала Кьесио звучал холод. - Прошу разрешения заявить следующее. Первое: поездка в Осаку на поклон к этому крестьянину Ишидо - измена вашей чести, чести вашего клана, чести ваших преданных вассалов, вашей традиции и вообще Бусидо. Второе: я обвиняю вас в этой измене и утверждаю, что вы в связи с этим лишаетесь права быть нашим сюзереном. Третье: я заявляю, что вы должны немедленно отречься в пользу господина Судару и достойно уйти из этой жизни - или побрить голову и удалиться в монастырь, это как вам будет угодно. - Генерал чопорно поклонился и снова сел на землю. Все ждали почти не дыша, поняв, что невероятное вдруг стало реальностью. Торанага резко бросил: - Так чего вы ждете? Генерал Кьесио внимательно посмотрел на него. - Ничего, господин. Прошу извинить меня. Его сын собрался было встать. - Нет! Я приказываю вам оставаться здесь! - отчеканил генерал. Он последний раз поклонился Торанаге, встал и с большим достоинством покинул зал. Многие нервно задвигались, но всеобщее волнение и шум снова были перекрыты хриплым голосом Торанаги: - Есть кто-нибудь еще, кто считает, что есть измена? Кто осмеливается нарушить Бусидо? Кто решается обвинять сюзерена в измене? - Прошу простить меня, господин. - Исуми, старый советник, произнес это совершенно спокойно. - Но я вынужден сказать, что, если вы собираетесь в Осаку, - это измена вашим предкам. - В тот день, когда я поеду в Осаку, вы покинете эту землю. Седой человек вежливо поклонился: - Да, господин. Торанага безжалостно оглядел всех присутствующих. Кое-кто неловко заерзал под его взглядом и поднял на него глаза. Самурай, который много лет назад утратил желание воевать, обрил голову, пошел в монахи-буддисты и теперь был членом гражданской администрации Торанаги, безмолвствовал, во власти страха, который он отчаянно пытался скрыть. - Чего вы боитесь, Нумата-сан? - Ничего, господин. - Тот опустил глаза. - Хорошо. Тогда пойдите и совершите сеппуку: вы - лжец, и ваш страх отравляет здесь воздух. Нумата всхлипнул и спотыкаясь побрел к дверям. Ужас охватил присутствующих. Торанага смотрел и ждал. Воздух стал плотным, слабое потрескивание факелов в наступившей тишине казалось неестественно резким. Судару повернулся к отцу и поклонился - он знал, что это его долг, что на нем лежит ответственность. - Пожалуйста, господин, можно мне почтительно сделать заявление? - Какое заявление? - Господин, я считаю, что нет... что здесь больше нет изменников и что больше не будет из... - Я не разделяю вашего мнения. - Пожалуйста, простите меня, господин, вы знаете, я повинуюсь вам. Мы все повинуемся вам. Мы стремимся только к лучшему. - Лучшее - это мое решение. Что я решу, то и есть самое лучшее. Судару беспомощно поклонился в знак согласия и умолк. Торанага, казалось, забыл о нем, его речь, как и его взгляд, была непреклонна: - Вы больше не будете моим наследником. Судару побледнел. Торанага ослабил напряжение, повисшее над залом, словами: - Я здесь сюзерен, - Он выждал минуту, затем в полной тишине встал и с надменным видом покинул место собрания, - дверь за ним закрылась. Все беспомощно пытались нащупать рукоятку меча... но никто не покинул своего места. - Сегодня... сегодня утром я слышал от нашего главнокомандующего, - заговорил наконец Судару, - что господин Хиро-Мацу будет здесь через несколько дней. Я хочу... я буду говорить с ним. Молчите, терпите, будьте лояльны к нашему сюзерену. А сейчас давайте пойдем и отдадим последние почести генералу Серата Кьесио... Торанага поднимался по лестнице... Одиночество поглотило его... На самом верху он остановился и на мгновение облокотился о стену, тяжело дыша. Боль охватила его грудь, он пытался растереть ее, чтобы хоть немножко ослабить. - Это только нехватка физических упражнений, - пробормотал он, - только слабость, вот и все. Отдохнув, он тронулся дальше. Он ясно и безжалостно сознавал: опасность велика. Измена и страх заразительны, и то и другое следует выжигать без всякой жалости в тот самый момент, когда они появляются. И все равно ты не можешь быть уверен, что они искоренены. Да, борьба, в которую он ввязался, не детская игра. Слабый - пища для сильного, сильный - добыча для очень сильного. Если бы Судару публично заявил, что берет на себя всю власть, он, Торанага, был бы бессилен что-либо сделать. Пока не ответит Затаки, ему остается только ждать. Он закрыл и запер дверь и подошел к окну: внизу его генералы и советники расходились по домам. Город за стенами крепости лежал почти в полной темноте, луна едва проглядывала сквозь облака и туман, ночь была спокойная, почти без звуков. Ему казалось, что с небес на него опускается его судьба. ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ Блэксорн в одиночестве сидел под утренним солнцем - здесь, в углу сада перед своим домиком, он отдыхал после обеда со словарем в руках. Был прекрасный, безоблачный день - первый за много недель, - и пятый день с тех пор, как он последний раз видел Торанагу. Все это время он провел в стенах замка, не имея возможности увидеть Марико или навестить свой корабль или команду, посмотреть город, поохотиться, проехаться на лошади. Раз в день он плавал в одном из крепостных рвов с другими самураями и проводил время, обучая их плаванию и нырянию. Но ожидание от этого не становилось легче. - Простите, Анджин-сан, но сейчас у всех то же самое, - успокоила его Марико вчера, когда он случайно встретил ее в замке. - Даже господин Хиро-Мацу должен ждать - он приехал и все еще не может увидеться с господином Торанагой. Никто не может его увидеть. - Но это важно, Марико-сан. Я думал, он понимает, что важен каждый день. А ему нельзя послать письмо? - О да, Анджин-сан, это просто. Вы только напишите. Если вы скажете мне, что вы хотите передать, я напишу для вас. Все должны писать ему, если хотят получить аудиенцию, - так он теперь требует. Пожалуйста, потерпите - это все, что остается. - Тогда, пожалуйста, попросите его о встрече. Я буду признателен... - Не беспокойтесь, я сделаю это с удовольствием. - Где вы сейчас? Уже четыре дня, как я вас не видел. - Пожалуйста, извините меня, но я должна столько всего сделать. Это... Это мне трудновато, так много приготовлений... - Что происходит? Весь этот замок вот уже целую неделю словно потревоженный улей - Ох, простите, все прекрасно, Анджин-сан. - Да? Извините, но генерал и главный управляющий совершили сеппуку во дворе перед главной башней. Это нормально? Господин Торанага замкнулся в башне из слоновой кости, заставляя всех ждать его без видимых причин, - это тоже обычно? А что с господином Хиро-Мацу? - Господин Торанага - наш повелитель. Что он ни делает, все правильно. - А вы, Марико-сан? Почему я не вижу вас? - Прошу извинить меня, но господин Торанага приказал мне предоставить вас вашим занятиям. Я сегодня навещу вашу наложницу, Анджин-сан, - я не собираюсь навещать вас. - Почему он возражает против этого? - По одной причине, мне кажется: чтобы вам приходилось говорить только на нашем языке. Это продлится всего несколько дней, не так ли? - Когда вы поедете в Осаку? - Не знаю. Я думала выехать три дня назад, но господин Торанага еще не подписал мой пропуск. Я уже договорилась о носильщиках и лошадях, и ежедневно отдаю мои путевые документы на подпись секретарю, но они всегда возвращаются обратно: "Принесите завтра". - Думаю, что я поеду в Осаку морем. Он не говорил, чтобы я взял вас с собой? - Да-да, говорил, но... ну, вы же знаете, Анджин-сан, с нашим сюзереном никогда не знаешь ничего заранее. Он меняет свои планы. - Он всегда был такой? - И да и нет. С поездки в ╨косе он охвачен... как бы это сказать... меланхолией, да? Да, меланхолией. И стал совсем другим. Да, он теперь другой. - С тех пор как мы пересекли Первый Мост, вы тоже во власти меланхолии и совсем другая. Я вижу - вы теперь совсем другая. - Первый Мост был конец и начало, Анджин-сан, и наше обещание. Да? - Да. Пожалуйста, извините меня. Она печально поклонилась и ушла, а потом, отойдя на безопасное расстояние, не поворачиваясь прошептала: "Ты... " Это слово задержалось в коридоре вместе с запахом ее духов... За вечерней едой Блэксорн пытался допросить Фудзико. Но она также не знала ничего интересного или не могла, не хотела объяснить ему, что творится в крепости. - Дозо гомен насаи, Анджин-сан. Спать он отправился раздраженным: его не устраивала эта отсрочка, он не мог проводить ночи с Марико. Всегда очень обидно сознавать, что она рядом, что Бунтаро уехал из города... А сейчас это "ты... " говорило и о ее желании, таком же сильном, как и у него. Несколько дней назад он отправился к ее дому под предлогом, что ему нужно помочь с японским. Самурай из охраны выразил сожаление: Марико-сан нет дома. Он поблагодарил и вяло побрел к главным южным воротам - отсюда он мог видеть океан. Но земля была такая плоская, что не удалось разглядеть ни верфей, ни доков, хотя, казалось ему, он различал вдалеке высокие мачты своего судна... Океан притягивал его... Величавая вода, дальний горизонт, таинственная глубина... Так хотелось вновь почувствовать: попутный ветер обвевает голову, глаза щурятся от ветра, а язык ощущает вкус соли, кренится под ногами палуба... Рангоут, такелаж и гардели потрескивают и стонут под давлением парусов, а их треплет крепкий бриз, когда меняет направление... И свобода... Это куда важнее всего остального. Свобода идти куда хочешь при любой погоде и при первом желании... Свобода стоять на юте и быть судьей, как здесь единственный судья - Торанага... Блэксорн взглянул на верхушку замковой башни: солнце отражалось в причудливо изогнутых черепицах крыши. Он не заметил там никакого движения, хотя и знал, что каждое окно ниже самого верхнего этажа тщательно охраняется. Колокола пробили, отмерив очередной час. Сначала он подумал, что это середина часа лошади, а не восемь ударов этого часа - времени высокой луны. Он засунул словарь в рукав, радуясь, что наступило время первой настоящей еды. Сегодня это был рис со слегка поджаренными креветками, рыбный суп и маринованные овощи. - Не хотите ли еще, Анджин-сан? - Спасибо, Фудзико. Да, пожалуйста, рису. И немного рыбы. Хорошо, очень... - Он поискал слово "превосходно" и произнес его несколько ваз, чтобы запомнить: - Да, превосходно, превосходно. Фудзико была обрадована: - Спасибо. Эта рыба - с севера. На севере вода холоднее, понимаете? Она называется курима-эби. Он повторил название и постарался удержать его в памяти. Когда он кончил есть, она налила чаю и вынула из рукава сверток. - Здесь деньги, Анджин-сан. - Она показала ему золотые монеты, - Пятьдесят кобанов. Стоимостью сто пятьдесят коку. Они вам не потребуются? На моряков. Простите, вы меня понимаете? - Да, спасибо. - Пожалуйста. Достаточно? - Да, думаю, что да. Где вы их взяли? - Главный... у Торанаги-сама... - Фудзико пыталась найти способ объяснить проще. - Я пошла к важному человеку у Торанаги-сама. Главному. Как Мура, понимаете? Не самураю - просто кассиру. Расписалась за вас. - Ах, понятно. Спасибо. Мои деньги? Мои коку? - О, да. - Этот дом, еда, слуги... Кто платит? - О, я плачу. Из ваших... из ваших коку за один год. - А этого достаточно? Достаточно коку? - О, да. Да, думаю, что хватит, - сказала она. - А почему беспокойство? Вы выглядите обеспокоенной. - О, прошу меня простить, Анджин-сан. Я не обеспокоена. Не беспокоюсь... - Болит? Ожоги? - Не болит. Смотрите... - Фудзико осторожно встала с толстой подушки, которую приказал принести для нее Блэксорн. Она встала на колени прямо на татами, не выказывая никакого неудобства, потом опять опустилась на пятки и устроилась на подушке поудобнее. - Вот, все хорошо. - Э-э-э, очень хорошо, - порадовался он за нее, - покажите-ка, ну? Она осторожно встала и подняла край юбки, показав ему ноги сзади: рубцовая ткань не лопалась, нагноений не было. - Очень хорошо, скоро будет похоже на кожу новорожденного, правда? - Спасибо, да. Мягкая. Благодарю вас, Анджин-сан. Он обратил внимание, что ее голос слегка изменился, но ничего не сказал. Этой ночью он не отпустил ее... Она была ничего себе - не более того. У него не осталось приятных воспоминаний, радостной усталости... "Так плохо, - подумал он, - но все-таки не совсем плохо... " Прежде чем уйти, она стала на колени и поклонилась, потом положила руки ему на лоб. - Я благодарю вас от всей души. А теперь, пожалуйста, усните, Анджин-сан. - Спасибо, Фудзико-сая. Я посплю позже. - Пожалуйста, усните сейчас. Это мой долг и доставит мне большую радость. Прикосновение ее руки было теплым и сухим и не доставило ему никакого удовольствия. Тем не менее он сделал вид, что заснул. Она ласкала его неумело, хотя и с большим терпением, потом тихонько ушла в свою комнату. Оставшись один и радуясь этому, Блэксорн подпер голову руками и лежал так, глядя в темноту и вспоминая... Вопрос о Фудзико он обсуждал с Марико во время путешествия из ╨косе в Эдо. - Это ваш долг, - сказала ему Марико, лежа в его объятиях. - Я думаю, это было бы неправильно, да? Если у нее родится ребенок, а я поплыву домой и вернусь обратно через четыре года. Бог знает, что может случиться за это время. - Он помнил, как вздрогнула при этом Марико. - Ох, Анджин-сан, это так долго. - Ну, три года. Но вы поедете со мной. Я возьму вас с собой. - Ты обещаешь, милый? Ничего такого не произойдет, правда? - Ты права. Но с Фудзико может произойти столько неприятностей. Я не думаю, чтобы она хотела от меня ребенка. - Вы этого не знаете. Я не понимаю вас, Анджин-сан. Это ваш долг. Она всегда может не доводить до ребенка, правда? Не забывайте - она ваша наложница. Вы поистине опозоритесь, если не будете спать с ней. В конце концов, Торанага лично приказал ей прийти в ваш дом. - Почему он сделал это? - Я не знаю. Неважно. Он приказал - значит, и для нее и для вас это самое лучшее. Это хорошо, правда? Она выполняет свой долг как может лучше. Прошу меня извинить, вам не кажется, что и вам следует выполнить свой? - Хватит читать лекции. Любите меня и не разговаривайте. - Как мне любить тебя? Ах, как мне сегодня объясняла Кику-сан? - Как это? - Вот так... - Это очень хорошо, даже очень хорошо... - Ох, я забыла, пожалуйста, зажги лампу, Анджин-сан. Я хочу кое-что показать тебе. - Потом, сейчас я... - Ох, пожалуйста, извините меня, это надо сейчас... Я купила для вас... Это книга о сексе... Картинки очень смешные... - Я не хочу сейчас смотреть эту книгу... - Простите меня, Анджин-сан, но, может быть, одна из этих картинок возбудит вас... Как можно научиться сексу без книги по этому делу? - Я уже возбужден... - Но Кику-сан сказала, что это первый и самый лучший способ выбора позы. Их всего сорок семь. Некоторые из них кажутся удивительными и очень трудными, но она сказала, что важно попробовать все... Почему вы смеетесь? - Вы смеетесь - почему бы мне тоже не посмеяться? - Но я смеюсь потому, что вы хихикаете и я чувствую, как трясется ваш желудок, а вы не даете мне встать... Пожалуйста, позвольте мне встать, Анджин-сан! - Ах, но вы не сможете так сесть, Марико, моя любимая. Нет такой женщины в мире, которая могла бы так сесть. - Но Анджин-сан, пожалуйста, вы должны дать мне встать... Я хочу показать вам... - Хорошо. Но если это... - Ох, нет, Анджин-сан, я не хотела... вы не должны... вы не можете просто оставить меня... пожалуйста, пока не надо... ох, пожалуйста, не оставляй меня... ох, как я люблю тебя так... Блэксорн вспомнил, что Марико во время любви возбуждала его больше, чем Кику, а Фудзико не с кем было и сравнивать. А Фелисите?.. "Ах, Фелисите, - подумал он, сосредоточившись на этой мысли, - Я должен был сойти с ума, чтобы любить Марико и Кику... И все-таки, если говорить честно, она не может сравниться даже с Фудзико... Фудзико была чистой... Бедная Фелисите... Я никогда не смогу рассказать ей, но у меня мурашки по спине, когда вспоминаю о нас... как мы совокуплялись, словно пара горностаев, в сене или под грязны

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє