▌ыхъЄЁюээр  сшсышюЄхър
┴шсышюЄхър .юЁу.єр
╧юшёъ яю ёрщЄє
╧Ёшъы■ўхэш 
   ╧Ёшъы■ўхэш 
      ╩ыртхыы ─цхщьё. ╤хуєэ -
╤ЄЁрэшЎ√: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  -
добное? - Нет, отец. - Вы грешник! Перед Богом, вы признаете, что согрешили? - Да, отец, я уже ис... - Отвечайте мне перед Богом, это в первый раз? - Нет, это было не впервые, - сказал Джозеф, - я... я был с другой четыре ночи назад - в Мисиме. - Но... но вчера вы читали мессу! А как же ваша исповедь вчера и позавчера и еще... вы не признались. Вчера вы читали мессу! Ради Бога, скажите, вы приняли причастие, не исповедовавшись, полностью осознавая свой смертельный грех? Брат Джозеф был серым от стыда. Он был с иезуитами с восьми лет. - Это было... это было первый раз, отец. Только четыре дня назад. Я был безгрешен всю свою жизнь. Меня соблазняли - и, Святая Мадонна, прости меня, на этот раз я не устоял. Мне тридцать лет. Я мужчина... мы все мужчины. Пожалуйста, господин, отец Иисус прощал грешников, почему вы не можете простить меня? Мы все мужчины... - Мы все священники! - Мы не настоящие священники! Мы не исповедуем - мы даже не посвящены! Мы не настоящие иезуиты. Мы не можем дать четвертый обет, как вы, отец, - уныло сказал Джозеф, - другие ордены посвящают своих братьев, но только не иезуиты. Почему бы не... - Придержите ваш язык! - Я не буду, - вспыхнул Джозеф. - Пожалуйста, извините меня, отец, но почему бы не посвятить нескольких из нас? - Он указал на одного из братьев, высокого, круглолицего человека, который спокойно наблюдал за происходящим, - Почему бы не посвятить брата Михаила? Он обучается у вас с двенадцати лет, сейчас ему тридцать шесть, и он настоящий христианин, почти священник. Он обратил в нашу веру тысячу человек, но все еще не посвящен, хотя... - Ради Бога, вы будете... - Ради Бога, ответьте мне, отец, почему никто из нас не посвящен. Кто-нибудь должен осмелиться спросить вас! - Джозеф вскочил. - Я готовился шестнадцать лет, брат Маттео - двадцать три, Джулиус еще больше - мы тратим все свои жизни - бесчисленные годы. Мы знаем молитвы, службы, псалмы лучше, чем вы, а Михаил и я даже и говорим на латыни и порту... - Прекратите! - Португальском, и мы читаем большую часть проповедей и ведем дебаты с буддистами и всеми остальными язычниками и принимаем в нашу веру больше всех остальных. Мы это делаем! Во имя Бога и Мадонны, чем мы плохи? Почему мы недостаточно хороши для иезуитов? Только потому, что мы не португальцы или испанцы или потому, что не такие круглоглазые и волосатые? Скажите ради Бога, отец, почему в иезуиты не посвящают японцев? - Сейчас тебе следует прикусить язык! - Мы даже были в Риме, Михаил, Джулиус и я, - взорвался Джозеф. - Вы никогда не были в Риме, не встречались с епископом или Его Святейшеством папой римским, как мы... - Это еще одна причина, почему вам лучше не спорить. Вы дали обет воздержания, бедности и послушания. Вас выбрали среди многих, оказали вам милости по сравнению с другими, а вы позволили так погубить свою душу... - Извините, отец, но я не думаю, что нам очень повезло, после того, как мы потратили восемь лет на поездку туда и обратно, если после нашего обучения, молитв, проповедей и ожидания никто из нас даже не посвящен, хотя нам это и обещали. Мне было двенадцать, когда я оставил свой дом. Джулиусу было один... - Я запрещаю вам говорить! Я приказываю вам остановиться, - в наступившем после этого ужасном молчании Алвито поглядел на остальных, которые стояли по стенкам, смотрели и внимательно слушали их разговор. - Вы все будете посвящены в свое время. Но вы, Джозеф, перед Богом вы будете... - Перед Богом, - взорвался Джозеф, - когда? - Когда будет угодно Богу, - парировал Алвито, ошеломленный открытым неповиновением, - на колени! Брат Джозеф пытался еще раз посмотреть на него, но не решился, его порыв прошел, он вздохнул, стал на колени и наклонил голову. - Может быть, Бог смилостивится над вами. Вы сами признались в ужасном смертельном грехе, виновны в нарушении вашего святого обета воздержания, вашего обета послушания вашим наставникам. И виновны в немыслимом высокомерии. Как осмелились вы оспаривать приказы нашего епископа или политику нашей церкви? Вы рискуете своей бессмертной душой. Вы неблагодарны по отношению к вашему Богу, вашему Обществу, вашей церкви, вашей семье и вашим друзьям. Ваш случай так серьезен, что он будет рассматриваться самим отцом-ревизором. До этого времени вы не будете допущены к причастию, вам не разрешено принимать участие в службе- плечи Джозефа затряслись от угрызений совести, охвативших его, - Как начальная эпитимия, вам запрещается разговаривать, вы будете питаться только рисом и водой в течение тридцати дней, в течение тридцати суток вы каждую ночь будете проводить в молитвах святой Мадонне о прощении вашего ужасного греха, а кроме того, вы будете наказаны. Тридцать ударов бичом. Снимите сутану. Плечи Джозефа перестали дрожать. Он поднял глаза: - Я принимаю все, что вы приказали, отец, - сказал он, - и я прошу прощения чистосердечно, от всей души. Я прошу вашего прощения, как я всегда буду просить божьего прощения. Но я не буду наказан бичом, как обычный преступник. - Вы будете наказаны! - Пожалуйста, извините меня, отец, - сказал Джозеф, - ради Святой Мадонны я могу вынести любую боль. Наказание мне не страшно, смерть мне не страшна. То, что я проклят и буду гореть на вечном огне в аду - может быть, это моя карма, и я это вынесу. Но я самурай. Я из семьи господ Харима. - Ваша гордость ужасает меня. Вас наказывают не для того, чтобы причинить вам боль, но чтобы смирить вашу ужасную гордыню. Обычные преступники? Где ваше смирение? Наш господин Иисус Христос вынес все унижения. И умер с обычными преступниками. - Да. Здесь наша общая проблема, отец. - В чем она? - Пожалуйста, простите мою прямоту, отец, но если бы король королей не умер как обычный преступник на кресте, самурай мог бы принять... - Замолчите! - Христианство более элементарно. Общество очень мудро избегает проповеди распятия Христа, как делают другие ордены... Как ангел мщения, Алвито поднял свой крест перед собой, словно защищаясь им: - Во имя Бога, молчи и смирись, или ты будешь отлучен от церкви! Разденьте его! Остальные ожили и стали подходить к нему, но Джозеф встал, в руке его появился нож, выхваченный из-под одежды, он прижался спиной к стене. Все замерли. Кроме брата Михаила. Брат Михаил медленно и спокойно подходил к нему, протянув руку: - Пожалуйста, отдай мне нож, брат, - спокойно сказал он. - Нет. Пожалуйста, прости меня. - Тогда молись за меня, брат, как я молюсь за тебя, - Михаил спокойно подходил к оружию. Джозеф отскочил на несколько шагов назад, потом приготовился к смертельному удару: -- Прости меня, Михаил. Михаил продолжал приближаться. - Михаил, остановитесь. Оставьте его одного, - приказал Алвито. Михаил повиновался, остановившись в нескольких дюймах от занесенного оружия. Алвито сказал, мертвенно побледнев: - Бог с тобой, Джозеф. Ты отлучен. Сатана завладел твоей душой на земле, так же как он овладеет ею после смерти. Уходи! - Я отказываюсь от христианского Бога! Я японец - я синтоист. Моя душа теперь принадлежит только мне. Я не боюсь, - выкрикнул Джозеф. - Да, у меня есть гордость - в отличие от вас, чужеземцев. Мы - японцы, мы не иностранцы. Даже наши крестьяне не такие дикари. Алвито с торжественным видом сделал знак крестом, как бы защищаясь от них всех и бесстрашно повернулся спиной к ножу. - Давайте помолимся все вместе, братья. В наших рядах сатана. Остальные тоже отвернулись, многие опечаленные, некоторые все еще в шоке. Только Михаил остался там, где он стоял, глядя на Джозефа. Джозеф снял четки и крест. Он собирался бросить их, но Михаил удержал его руку: - Пожалуйста, брат, пожалуйста, отдай их мне - просто как подарок, - сказал он. Джозеф долго смотрел на него, потом отдал. - Пожалуйста, прости меня. - Я буду молиться за тебя, - сказал Михаил. - Ты не слышал? Я отказался от Бога! - Я буду молиться, чтобы Бог не отказался от тебя, Урага-нох-Тадамаса-сан. - Прости меня, брат, - сказал Джозеф. Он сунул нож за пояс, толкнул дверь и, как слепой, пошел по коридору на веранду. Все с любопытством смотрели на него, среди них был и рыбак Уо, который терпеливо ждал в тени. Джозеф пересек двор и направился к воротам. У него на дороге стоял самурай. - Стой! Джозеф остановился. - Извините, куда вы направляетесь? - Простите меня, пожалуйста, я... я не знаю. - Я служу у господина Торанаги. Извините, я не мог не слышать того, что там происходило. Вся гостиница должна была слушать это. Поразительно плохие манеры... удивительные для вашего господина. Так кричать и нарушать тишину. И вы тоже. Я здесь на часах. Я думаю, вам лучше пойти к начальнику нашей стражи. - Я думаю, что пойду другой дорогой. Пожалуйста, извините... - Вы никуда не пойдете сейчас. Кроме как к нашему начальнику. - Что? А, да. Да, извините, конечно, - Джозеф пытался заставить себя что-либо соображать. - Хорошо. Спасибо, - самурай отвернулся к другому самураю, подходившему со стороны моста, и приветствовал его. - Я пришел за Тсукку-саном, чтобы отвести его к господину Торанаге. - Вас ждут. ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ Торанага следил за тем, как высокий священник пересекал поляну, мигающий свет факелов делал его худое лицо еще более неподвижным, чем обычно, черная борода подчеркивала остроту его черт. Оранжевая буддистская накидка священника отличалась элегантностью, четки и крест висели на поясе. В десяти шагах отец Алвито остановился, стал на колени и почтительно поклонился, начиная обычный ритуал обмена любезностями. Торанага сидел на помосте один, охрана полукругом располагалась далеко за пределами слышимости. Только Блэксорн стоял поблизости, облокотившись на помост, как ему и было приказано, его глаза впились в священника. Появившийся Алвито не заметил его. - Рад видеть вас, господин Торанага-сан, - сказал отец Алвито. - И я тоже, Тсукку-сан, - Торанага предложил священнику усаживаться поудобнее на подушке, положенной на татами, лежащем на земле перед помостом. - Я давно вас не видел. - Да, господин, можно так сказать, - Алвито вдруг осознал, что подушка лежала на земле, а не на помосте. Он также заметил, то, как небрежно Блэксорн носит при Торанаге самурайские мечи и то, как он, ссутулившись, спокойно стоит перед ним, - я привез конфиденциальное послание от моего начальства, отца-инспектора, который выражает вам свое глубокое почтение. - Благодарю вас, но сначала расскажите мне о своих делах. - Хорошо, господин, - сказал Алвито, зная, что Торанага не мог не заметить смятения, которое охватило его, и того, как он пытается скрыть его, - сегодня я слишком хорошо осознал свои неудачи. Сегодня вечером я желал, чтобы мне позволили отложить мои земные обязанности и погрузиться в молитву, просить Бога о милости. - Он был пристыжен тем, что у него не хватило смирения. Хотя грех Джозефа был ужасен, Алвито вел дело чересчур поспешно, в злобе и глупости. Это была его вина, что душа была отброшена и пропала навеки, - Наш Господь однажды сказал: - "Да минет меня чаша сия", - но даже он удержал чашу. Мы в миру пытаемся следовать ему по мере наших слабых сил. Пожалуйста, извините меня, что я позволил себе говорить с вами о своих проблемах. - А что у вас за "чаша", старина? Алвито рассказал. Он знал, что скрывать факты не было смысла, так как Торанага скоро все равно узнал бы обо всем, если уже не знал всей истории, и много лучше для него было рассказать все самому, чем чтобы тот услышал искаженную версию. - Очень жаль потерять брата, ужасно, что появится еще один отверженный, как бы велико ни было это преступление. Мне следовало быть более терпеливым. Это моя ошибка. - Где он сейчас? -- Не знаю, господин. Торанага окликнул часового: - Сходите за этим отступником-христианином и приведите его сюда завтра в полдень. - Самурай поклонился. - Я прошу вашей милости, господин, - быстро сказал Алвито, имея в виду этот случай. Но он знал, что чтобы он ни сказал, это не заставит Торанагу отступить от уже выбранного решения. Он опять пожалел, что Общество не имело здесь свой мирской орган, могущий арестовывать и наказывать отступников, как везде во всем мире. Он неоднократно рекомендовал его создать, но каждый раз это предложение отклонялось и здесь, в Японии, и в Риме главой Ордена. "Все-таки без своей собственной действующей в миру организации, - устало подумал он, - мы никогда не сможем поддерживать настоящей дисциплины ни среди братьев по Ордену, ни среди паствы". - Почему в вашем Обществе нет посвященных в духовный сан, Тсукку-сан? - Потому, господин, что среди новообращенных еще нет достаточно хорошо подготовленных. Например, абсолютно необходимо знание латыни, так как наши братья, согласно требованиям Ордена, в любое время могут быть отправлены в поездку в любую точку земли, а латынь, к сожалению, очень трудно выучить. Пока еще никто не подготовлен. Алвито верил в это всем сердцем. Он также твердо противостоял иезуитскому духовенству, считающему, что надо посвящать в сан японцев, вопреки мнению отца-ревизора. - Ваше высочество, - говорил он каждый раз, - я прошу вас простить меня, не обманывайтесь их скромным и благопристойным видом. Это все невероятные характеры, и в конце концов все равно победит их гордость и их японская природа. Они никогда не будут настоящими слугами общества или надежными солдатами Его Святейшества, наместника Бога на земле, послушного ему одному. Никогда. Алвито мельком взглянул на Блэксорна, потом снова на Торанагу, который сказал: - Но два или три из них, этих учащихся на священников, говорят по-латыни и по-португальски, не так ли? Этот человек сказал правду? Почему их не утвердили священниками? - Извините, но епископ нашего Ордена не считает их достаточно подготовленными. Может быть, трагическое падение Джозефа и является таким примером. - Плохо нарушать такую важную клятву, - сказал Торанага. Он вспомнил тот год, когда эти трое уплыли из Нагасаки на Черном Корабле, чтобы быть представленными при дворе испанского короля и дворе главного священника христиан, тот год, когда был убит Города. Они уехали наивными молодыми новообращенными христианами и вернулись точно такими же ограниченными и почти так же плохо информированными, как в момент отъезда. - Глупая трата, - подумал Торанага, - потеря невероятных перспектив, от которых отказался Города, хотя возникали такие значительные преимущества. - Нет, Тора-сан, нам нужно христиан противопоставить буддистам, - говорил Города, - многие буддистские священники и монахи - солдаты, не так ли? Большинство их. А христиане нет, так? Пусть этот длинный священник возьмет с собой трех юношей, которых сам выберет, они ведь все с Кюсю, эти заблудшие души? Я говорю вам, что мы должны поддержать христиан. Не надоедайте мне со своими долгосрочными планами, но сожгите все буддистские монастыри, какие сможете. Буддисты только мухи на падали, а христиане всего лишь мешок ни с чем. "Теперь уже нет, - подумал Торанага с растущим возмущением, - теперь они шершни". - Да, - сказал он вслух, - очень плохо не сдерживать клятвы, кричать и нарушать покой гостиницы. - Пожалуйста, извините меня, господин, и простите за то, что я докучаю вам своими проблемами. Спасибо, что вы меня выслушали, как всегда, ваше участие помогает мне лучше себя почувствовать. Можно, я поздороваюсь с кормчим? Торанага согласился. - Я должен поздравить вас, кормчий, - сказал Алвито по-португальски, - ваши мечи очень идут вам. - Благодарю вас, отец, я учусь ими пользоваться, - ответил Блэксорн. - Но, сожалею, что еще не очень хорошо ими владею. Я больше привык к пистолетам, абордажным саблям или пушкам, если уж приходится воевать. - Я молюсь о том, чтобы вам не пришлось больше никогда сражаться, кормчий, и чтобы ваши глаза открылись для бесконечного милосердия божьего. - Мои открыты, ваши затуманены. - Ради спасения вашей собственной души, кормчий, откройте ваши глаза и ум. Возможно, что вы ошибаетесь. Но даже и в этом случае я благодарю вас за спасение жизни господина Торанаги. - Кто вам рассказал об этом? Алвито не ответил. Он повернулся обратно к Торанаге. - О чем вы говорили? - нарушил молчание Торанага. Алвито рассказал ему, добавив: - Хотя он и враг моей веры и пират, я рад, что он спас вас, господин. Неисповедимы пути господни. Вы оказали ему большую честь, сделав его самураем. - Он также и хатамото, - Торанага был доволен растущим удивлением священника, - Вы привезли словарь? - Да, господин, и несколько карт, о которых вы просили, где указано несколько португальских баз на пути из Гоа. Книга у меня в багаже. Может быть, мне послать кого-нибудь за ней или я сам занесу ее попозже? - Передадите ее кормчему. Сегодня вечером или завтра. Вы принесли отчет? - О ружьях, которые, как говорят, привезли из Макао? Отец-инспектор готовит его, господин. - А о числе наемников из Японии на каждой из ваших новых баз? - Отец-инспектор затребовал современные данные о всех них, господин, которые он представит вам, как только они будут пополнены. - Хорошо. Теперь скажите мне, как вы узнали о моем спасении? - Разве все, что случается с Торанагой-нох-Миноварой, не становится темой слухов и легенд. Приехав из Мисимы, мы услышали, что вас чуть не поглотило землетрясение, господин, но что "Золотоволосый варвар" вытащил вас. А также что вы сделали то же самое для него и госпожи - я думаю, госпожи Марико? Торанага коротко кивнул: - Да. Она в ╨косе. Он немного подумал, потом сказал: - Завтра ей бы нужно было исповедаться, согласно вашим обычаям. Но только о том, что не касается политики. Я думаю, сюда входит все, что она делала со мной и с моими хатамото, не так ли? Ей я это тоже объясню. Алвито поклонился в знак того, что понял. - С вашего разрешения, не могу ли я отслужить мессу для всех христиан, которые собрались здесь, господин? Это было бы самое обычное богослужение, конечно. Может быть, завтра? - Я подумаю об этом, - Торанага продолжил общий разговор о разных вещах, потом сказал: - У вас послание для меня? От вашего главного священника? - Меня почтительно просили передать вам, что это было личное послание. Торанага сделал вид, что думает над этим, хотя он точно срежиссировал ход этой встречи и уже дал специальные инструкции Анджин-сану, как вести себя и что говорить. - Очень хорошо, - он повернулся к Блэксорну, - Анджин-сан, вы сейчас можете идти, мы поговорим потом. - Да, господин, - ответил Блэксорн, - только извините, я о Черном Корабле. Он прибыл в Нагасаки? - Ах, да, - ответил он, довольный тем, что вопрос Анджин-сана не прозвучал как заученный заранее. - Ну, Тсукку-сан, он уже причалил? Алвито был поражен при звуках японской речи из уст Блэк

╤ЄЁрэшЎ√: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  - 48  - 49  - 50  -
51  - 52  - 53  - 54  - 55  - 56  - 57  - 58  - 59  - 60  - 61  - 62  - 63  - 64  - 65  - 66  - 67  -
68  - 69  - 70  - 71  - 72  - 73  - 74  - 75  - 76  - 77  - 78  - 79  - 80  - 81  - 82  - 83  - 84  -
85  - 86  - 87  - 88  - 89  - 90  - 91  - 92  - 93  - 94  - 95  - 96  - 97  - 98  - 99  - 100  - 101  -
102  - 103  - 104  - 105  - 106  - 107  - 108  - 109  - 110  - 111  - 112  - 113  - 114  - 115  - 116  - 117  - 118  -
119  - 120  - 121  - 122  - 123  - 124  - 125  - 126  - 127  - 128  - 129  - 130  - 131  - 132  - 133  - 134  - 135  -
136  - 137  -


┬ёх ъэшуш эр фрээюь ёрщЄх,  ты ■Єё  ёюсёЄтхээюёЄ№■ хую єтрцрхь√ї ртЄюЁют ш яЁхфэрчэрўхэ√ шёъы■ўшЄхы№эю фы  ючэръюьшЄхы№э√ї Ўхыхщ. ╧ЁюёьрЄЁштр  шыш ёърўштр  ъэшує, ┬√ юс чєхЄхё№ т Єхўхэшш ёєЄюъ єфрышЄ№ хх. ┼ёыш т√ цхырхЄх ўЄюс яЁюшчтхфхэшх с√ыю єфрыхэю яш°шЄх рфьшэшЄЁрЄюЁє