ении своего дяди? Ведь, насколько я понимаю, он не только не общался с ним долгие годы, но и жил в другом городе.
     Мисс Силвер кашлянула.
     - Ты хочешь сказать...
     - Ну, конечно. Согласись, что о таких вещах не рассказывают первому встречному. Собственно говоря, о них вообще никому не рассказывают. И я сильно сомневаюсь, чтобы кто-то, например Альфред Мерсер, мог узнать об этом случайно. Иными словами, знать об этом мог лишь один человек, а именно тот, которого мистер Эвертон выручил. И можно с уверенностью сказать, что этот человек был ему очень и очень дорог.
     В глазах мисс Силвер появился подозрительный блеск.
     - И в то же время,- безмятежно продолжала мисс Марпл,- этот человек был хорошо знаком с Берти Эвертоном. Настолько хорошо, что счел возможным, не опасаясь последствий, рассказать ему и о собственной промашке, и о том, как мистер Джеймс Эвертон ее исправил. Иными словами, это должен был быть человек, находящийся в очень близких, я бы даже сказала родственных, отношениях и с Берти Эвертоном, и с его дядей Джеймсом. Ты знаешь много таких людей, дорогая? Учитывая, какого мнения Джеймс Эвертон был о Фрэнке.
     Мисс Силвер сокрушенно покачала головой.
     - Бог мой! Джеффри Грей! Но как же?
     Мисс Марпл пожала плечами.
     - Молодость, моя дорогая. В молодости всем нужны деньги. И, к сожалению, не у всех они есть. На самом деле я не думаю, чтобы Джеффри Грей совершил что-то уж очень серьезное. Скорее оно стало таковым после вмешательства его дяди. Вот тогда уже и впрямь ничего нельзя было исправить. И, как ты понимаешь, шантаж в результате оказался двойным.
     Мисс Силвер тяжело вздохнула.
     - Полтора года. Ну что ж, я всегда говорила, что это счастье, когда у человека есть возможность заплатить за свои грехи.
     - Совершенно с тобой согласна, дорогая,- сказала мисс Марпл.




СЕРАЯ МАСКА


Патриция ВЕНТВОРТ
Перевод с английского В.Челноковой






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс


     Роман воплощает в себе практически все требования предъявляемые к детективным произведениям Золотого Века! Главный герой, Чарлз Морей, изображен истым англичанином, бесстрашно готовым преследовать превосходящие силы противника (причем будучи абсолютно уверенным в победе), но стоит ему понять, что в деле замешан знакомый ему человек, он мгновенно становится сдержанным. Прегрешения знакомых обсуждаются только с другими, столь же надежными знакомыми, но - упаси Господь!- только не с полицией. Так что полиция на страницах романа вообще не появляется.
     Легкость восприятия у англичан всегда сочеталась с приверженностью традициям, и проявлялось это не только в том, что клерки цитируют Шекспира (что, кстати, не делают представители аристократии). Здесь мы находим эпистолярные вставки, характерные для литературы предыдущих веков, пародию (чуть ли не на Диккенса) в теме обманутой наследницы, а главное - сильное влияние весьма популярного в те годы Вудхауса. Главный негодяй имеет весьма известную в английской литературе фамилию - поскольку с ней связаны положительные ассоциации, возможно, это предполагалось как одно из дополнительных средств маскировки для сведущего читателя. Как и в "Тайном противнике", с которым, кстати, "Серая маска" перекликается практически в каждой главе, любовь оказывается сильнее очарования, распространяемого красотой и богатством. Несколько раз подчеркивается, насколько Марго красивее Маргарет. Другой роман Агаты Кристи, всплывающий в памяти,- это "Лощина", где почти такими же средствами изображается незавидная судьба образованной и родовитой девушки, вынужденной в поте лица зарабатывать себе на хлеб.
     Своеобразие романа заключается в концовке, демонстрирующей некоторые следы гуманности у преступника. Вероятно, именно благодаря его "человеческим слабостям" ему уготовлена более предпочтительная, опять же с точки зрения англичан, кончина, а не официальный арест с последующим судом и оглаской. Стремление к happy end особенно сильно ощущается там, где, казалось бы, обстоятельства преступления наиболее зловещи.
     Во время написания романа мисс Мод Силвер еще не задумывалась как центральный персонаж, и ее образу уделено сравнительно немного внимания. Через два года появится мисс Марпл, которая унаследует ее черты. В дальнейшем мисс Силвер ожидает девятилетнее забытье, после которого тем не менее она появится вновь, приобретя весьма характерные черты, друзей в полиции, а самое главное - читательскую популярность. Мисс Марпл, кстати, также ожидает длительное "забвение". Как ни удивительно, мисс Силвер была особенно любима в Америке, хотя там уже начинала появляться своя разновидность детектива, весьма отличная от того, что читатель найдет на этих страницах.
     Роман вышел в Англии в 1928 году.
     Перевод В. Челноковой выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.
     А. Астапенков

Глава 1

     Мистер Пакер покачал на пальце тяжелую связку ключей и положил ее на стол.
     - Четыре года - это много,- сказал он. Сухой и вежливый тон недвусмысленно давал понять Чарлзу Морею, что в глазах его нотариуса четырехлетнее отсутствие и пренебрежение бизнесом, перешедшим к нему по наследству после смерти отца, совершенно недопустимо. Мотаться по свету, забираться в его самые дальние уголки - не дело для единственного сына, наследника огромного состояния. Ему следовало занять подобающее место в обществе, баллотироваться в парламент, где один за другим были представлены три поколения его семьи, и остепениться.
     Чарлз взял ключи, скользнул по ним тяжелым взглядом и опустил в карман.
     - Полагаю, сегодня вы не пойдете в этот дом?- сказал мистер Пакер.
     - Не пойду. Пока я живу в отеле "Люкс". Просто решил заглянуть к вам и забрать ключи.
     - Я потому спросил, что думаю... вернее, точно знаю, что там сейчас нет сторожа. По четвергам Латтери к вечеру всегда уходит. Я это знаю потому, что по четвергам он получает здесь зарплату. Он очень пунктуален и приходит строго к пяти. Я подумал, что если вы будете звонить домой, то вас удивит его отсутствие.
     - Нет, сегодня я туда не пойду,- заверил Чарлз мистера Пакера и посмотрел на часы.- Сегодня я обедаю с Милларом. Думаю, вы его помните.
     Мистер Пакер помнил Миллара. Было заметно, что это сообщение не вызвало в нем энтузиазма.
     Чарлз встал.
     - Ну что ж, завтра зайду еще раз и тогда подпишу все, что нужно. Надеюсь, я вас не слишком задержал? Не думал, что уже так поздно.
     Он вышел в сумрак промозглого октябрьского вечера. Человека, четыре года прожившего под тропическим солнцем, встречала погода, которая должна угнетать и наводить тоску. Чарлз вдохнул сырой холодный воздух и понял, что это ему нравится. Удивительно приятно было вновь очутиться дома. Ярость и боль, гнавшие его из дому четыре года назад, утихли, ушли, сгорели в неистовом пламени, превратившись в пепел забвения. Теперь он мог думать о Маргарет Лангтон без боли и злости. Она, конечно, замужем - девушка бросает мужчину накануне свадьбы только в том случае, если у нее есть другой мужчина. Да, Маргарет несомненно замужем. Весьма вероятно, они встретятся. Он подумал, что встреча будет крайне интересна для обоих.
     В "Люксе" его ждала телеграмма от Арчи Миллара. "Ужасно сожалею. Получил телеграмму от тети Элизабет, она посылает их примерно раз в месяц. Не повезло, что она взбрыкнула именно сегодня! Чао! Арчи".
     Чарлзу пришлось обедать в одиночестве. За супом он еще сожалел, что нет Арчи Миллара, но к рыбе уже утешился. Не нужен ему ни Арчи, ни его общество; не хотел он идти ни в театр, ни на шоу. Его страстно и безудержно тянуло в дом, отныне принадлежавший ему,- в дом, который хранил воспоминания. Он не желал слушать отчет Латтери о том, как ведется хозяйство, не желал слышать жалобы миссис Латтери по поводу сырости, которая портит вещи. "Что только не делай, сэр, сколько ни проветривай, а уж я-то знаю, что проветриваю как никто другой",- звучал в ушах ее сварливый, визгливый голос. Нет, не хочет он разговаривать с миссис Латтери. Но он хочет увидеть дом, хочет войти в него.
     Чем дальше он шел навстречу восточному ветру, пропитанному дождем, тем больше росло его нетерпение. Дом манил его к себе. А почему бы и нет? Его построил прадед, там родились его дед и отец, там родился и он сам - четыре поколения Мореев, четыре поколения памяти. И вот дом пуст и ждет его прихода.
     Сто лет назад Торн-лейн была приметной улицей: колючая живая изгородь из боярышника по весне стояла вся в цвету, будто облитая молоком, а в октябре птицы клевали на ней темно-красные ягоды. Сейчас она представляла собой мощеный проход между двумя оживленными улицами, оба конца которого перегораживали шлагбаумы, отмечая пешеходную зону. Когда мистер Арчибальд Морей строил свой большой дом, эта дорога вела за город.
     Узкая аллея посредине Торн-лейн разделяла дома - одни из них смотрели на Торнхил-сквер, другие выходили на современную Джордж-стрит. Старый переулок прихотливо извивался меж высоких валов, а аллея, огороженная высокими кирпичными стенами, шла очень прямо. Дом номер один по Торнхил был угловым.
     Чарлз Морей, пройдя по Торн-лейн, свернул направо и прошел десяток ярдов по аллее. Перед дверью в кирпичной стене он остановился и достал ключи, полученные от мистера Пакера. "Наконец-то я пришел",- подумал Чарлз, перебирая в темноте связку. Сколько раз они с Маргарет проходили по этой аллее в сумерках или в полной темноте!
     Интересно, подумал он, живут ли еще Пельхамы в доме двенадцать по Джордж-стрит, и выучил ли Фредди Пельхам за эти четыре года какие-то новые истории? Ох уж этот Фредди и его бесконечные истории ни о чем! Даже в разгар любви к Маргарет он с трудом переносил ее отчима. Что ж, теперь не придется заставлять себя смеяться рассказам Фредди.
     Чарлз перебрал ключи, нашел нужный - с зарубкой на стержне. Сдвинул остальные ключи в сторону, левой рукой ощупал замочную скважину. Пальцы скользнули по мокрому холодному дереву к железу, которое было еще холоднее. Он надавил рукой - дверь качнулась. Толкнул, и она распахнулась. Ключ оказался не нужен - дверь была не только не заперта, но даже не закрыта на задвижку. Похоже, Латтери совсем разболтался, раз вышел из дома через черный ход, оставив переднюю дверь еле прикрытой.
     В саду было очень темно. Высокая кирпичная стена заслоняла свет последнего на Торн-лейн тусклого фонаря, который должен был освещать улицу и аллею, выходящую на нее.
     Чарлз уверенно, как при свете дня, зашагал по выложенной плитками тропинке, хотя сейчас его вела только память. Вот терн - он вырос восемь лет назад из косточки, заброшенной через высокий старый забор. Дальше шли кусты лаванды, в темноте они нежно прогнулись под его рукой. Сад был впечатляющих размеров, а ведь был еще больше до того, как дед построил бальный зал на месте цветочной террасы.
     Чарлз прошел вдоль длинных темных окон, разделенных чуть выступающими колоннами. Память неотвратимо вернула его в тот июньский вечер с сияющими огнями распахнутых окон, с теплыми летними сумерками. Танцующим достаточно было пройти между колоннами, спуститься по двум мраморным ступеням, и они попадали в цветник.
     Он нахмурился и, тряхнув головой, остановился. Что ему теперь тот июньский вечер? Где найти убежище от воспоминаний? Но коль прошлое высылает к нему призраки, нужно взглянуть им в лицо и приказать убраться восвояси. Он живо представил себе тот июньский вечер. Шли последние часы его помолвки с Маргарет - он видел ее и себя, видел ее отца, довольного и гордого. Маргарет была в чем-то белом и серебряном, она сияла, она была прекрасна как никогда. Он мог бы поклясться, что светоч радости где-то внутри нее - он излучает сияние и красоту. И поскольку через неделю у них должна состояться свадьба, он знал, что за огонь пылает в этом светоче радости. А на следующий день она вернула ему кольцо.
     Чарлз уставился на темные окна. Ну и дурак же он был! Мерой его дурости была мера его неверия. Он не верил словам, написанным рукой Маргарет, не верил, когда ему не дали с ней поговорить по телефону; не верил, когда ворвался к ним в дом и ему было сказано, что она уехала из города; не верил, даже когда прочел в газете скупое сообщение, что "свадьба мистера Чарлза Морея и мисс Маргарет Лангтон не состоится".
     Примирился ли он с фактами? Быть отвергнутым - не очень-то приятная штука. Чарлз Морей уехал из Англии, переполненный яростью и горечью унижения. Ему никогда в жизни не приходилось думать о деньгах - если он хотел уехать, то уезжал. Отец не возражал. Сначала были Индия и Тибет; потом Китай - таинственный, трудный, опасный Китай, известный немногим европейцам. В Пекине он столкнулся с Юстином Парром, и Парр разжег в нем энтузиазм - захотелось пройтись по неизведанным тропам Южной Африки.
     Некоторое время он все же колебался, но неожиданно умер отец, и, поскольку теперь ему не к кому было возвращаться, он пустился вместе с Парром в приключения. Его влекла тайная надежда, безотчетный соблазн забыть Маргарет.
     Чарлз пристально вгляделся в эти призраки, и они бесследно исчезли. Он поздравил себя с тем, что решился взглянуть им в лицо, и, довольный собой, дошел до конца мощеной тропинки и нащупал ручку двери, ведущей из сада в дом.
     Довольство сменилось злостью. Эта дверь тоже оказалась открыта. Он всерьез стал подумывать о том, чтобы ознаменовать свое возвращение увольнением Латтери. Чарлз вступил в галерею - она была длиной в несколько футов и заканчивалась вращающейся дверью в холл. Там горел свет - не люстра, заливающая светом весь холл, а маленький, затененный светильник в углу.
     Было что-то очень унылое в пустоте большого дома. Чарлз посмотрел на светильник и задался вопросом: а действительно ли дом пуст? Он должен был чувствовать его пустоту, но не чувствовал. Он должен был чувствовать хотя бы уныние. Вместо этого его охватило возбуждение - то ли ожидание, то ли предчувствие приключения. Он поднялся по лестнице и свернул в правый коридор. Этаж был погружен во тьму. Слабый свет доходил из лестничного проема и позволял видеть в густом сумраке. Он потянулся было к выключателю, но вдруг замер и опустил руку.
     В конце коридора друг на друга смотрели две двери. Ту, что справа, не было видно в темноте, но из-под левой двери просвечивала тонкая полоска света.
     Чарлз посмотрел на эту полоску и сказал себе, что в комнате находится миссис Латтери. Тем не менее он очень осторожно подошел, остановился возле двери и прислушался: разговаривали двое мужчин - один спрашивал, другой отвечал.
     Он бесшумно попятился, пока не уперся спиной в противоположную дверь, нащупал сзади ручку, повернул ее, вошел в темную комнату и закрыл за собой дверь.
     Это была мамина спальня. А комната напротив служила ей гостиной, и между ними поперек коридора стоял громадный шкаф - восхитительное место для детских игр. Он помнил, что раньше здесь висели мамины платья - шелковые, пахнущие лавандой, они шуршали, когда он трогал их рукой. Ему было десять лет, когда она умерла, и платья из шкафа исчезли.
     Чарлз тихонько открыл дверь шкафа. Семь футов черной пустоты дохнули затхлым, холодным воздухом - хваленое проветривание миссис Латтери не простиралось так далеко. Он двигался в темноте, пока пальцы не коснулись панели на противоположной стороне шкафа. В давние времена здесь тоже была дверь, но ее забили, чтобы оставить больше места платьям миссис Морей. Сняли ручку, заткнули замочную скважину.
     Чарлз тогда очень горевал, что не стало этого глазка - участника его игр. Он вспомнил, какое возбуждение охватило его, когда обнаружилась другая дырочка. В четырех футах от пола, на самом краю панели оказалась дырка, замазанная клеем, смешанным с опилками. Долго и терпеливо девятилетний мальчик расковыривал замазку, пока не вытащил ее как пробку. Память об этой дырке и привела его сейчас в недра шкафа. Незапертые ворота, открытая дверь, мужские голоса - все это требовало объяснений.
     Он опустился на колени, нащупал дырку и осторожно выдернул затычку.

Глава 2

     Чарлз Морей глянул в дырку в стенной панели - то, что он увидел, крайне его удивило. Половина комнаты была освещена, другая половина скрыта в тени. На столе розового дерева, где лежал альбом с мамиными фотографиями, горела лампа с наклоненным абажуром. Она стояла прямо на толстенном альбоме, и зеленый шелковый абажур был наклонен так, чтобы свет падал на дверь.
     Чарлз невольно отпрянул; потом сообразил, что свет падает левее его панели и направлен на дверь, под которой он и увидел полоску света.
     За столом сидели двое мужчин. Один - спиной к Чарлзу, так, что он видел только его черное пальто и фетровую шляпу. Другой, сидящий лицом к Чарлзу, был в тени. Заинтригованный, Чарлз всматривался в этого другого, но видел только часть белой рубашки в обрамлении, похоже, расстегнутого черного плаща. Над рубашкой светлела размытая клякса - бесформенная, не имеющая черт лица. Голова у человека, конечно же, была, но Чарлзу казалось, что на ней нет лица. Хоть он и был в глубокой тени, но должна же быть видна линия надо лбом, где начинаются волосы, и очертания подбородка!
     Чарлз судорожно вздохнул. У этого человека нет, кажется, ни волос, ни челюсти, он - только белая рубашка, плащ и сероватая клякса вместо лица. Это было нечто чудовищное.
     Короткие волосы на затылке уже начали покалывать Чарлзу шею, когда человек, сидевший к нему спиной, заговорил:
     - А если предположить, что свидетельство есть?
     Плечи под черным плащом пошевелились, и низкий, мягкий голос ответил:
     - Если есть, тем хуже для нее.
     - Что вы имеете в виду?- торопливо спросил первый.
     - Девчонке все равно придется уйти. Я думаю, безопаснее всего уличный инцидент.- Слова были произнесены мягко и безразлично, с красивой модуляцией в голосе. Мужчина, сидевший в тени, приподнял какую-то бумагу, посмотрел в нее кляксой лица и спросил:
     - Вы уверены, что нет завещания?
     - Совершенно уверен. Нотариус об этом позаботился.
     - Где-нибудь может быть еще одно. Миллионеры имеют забавную страсть составлять завещания.
     - Двадцать Седьмой совершенно уверен. Вот его отчет. Хотите посмотреть?
     Он передал бумагу. Лампу чуть-чуть наклонили, тень сдвинулась. Свет коснулся края руки, и Чарлз увидел, что на руку надета серая резиновая перчатка. У него так и подскочило сердце: "Клянусь пистолетом! Так вот что он натянул на лицо! Чудовищно! На лице и голове - сплошная серая резиновая маска!"
     Эта была мамина лампа. Комната когда-то была местом, где всегда было тепло, горел неяркий свет, не разрешалось шуметь, где по вечерам разжигали камин, и он садился на пол возле дивана, и нежный, усталый голос рассказывал ему разные истории. Что здесь делают эти невероятные люди? Вид гладких серых рук, лежавших на докладе Двадцать Седьмого, вызывал у него тошноту, в душе закипала злость. Какая дьявольская наглость...
     Серая Маска, равномерно шелестя, листал страницы. Читал он очень быстро. Небрежно отбросив доклад, сказал своим низким, журчащим голосом:
     - Двадцать Седьмой здесь?
     Второй кивнул.
     - Вы его приготовили?
     - Да.
     Кто-то подошел так близко к Чарлзу, что он инстинктивно отпрянул от глазка. Осторожно придвинувшись обратно, он разобрал, что в комнате находится третий человек, который охраняет дверь. До сих пор он стоял возле двери и его не было видно, но когда он стал ее открывать, то вышел вперед, и Чарлз увидал синий шерстяной костюм и коричнево-зеленый шарф. В такие шарфы все как один кутались тетки в военное время. Шарф был повязан так высоко, что Для Чарлза этот тип был всего лишь костюм да шарф.
     В открытую дверь вошел мужчина, похожий на коммивояжера. На нем было большое пальто и котелок. Чарлзу не удалось даже мельком взглянуть на его лицо. Он с уверенным видом прошел к столу и огляделся в поисках стула.
     Стула поблизости не оказалось. Под неподвижным взглядом Серой Маски уверенности у "коммивояжера" поубавилось. Это был очень странный взгляд, потом