- Дежурный по первому дивизиону слушает!
     - Николаева к аппарату! - сказал Будаков.
     Николаев коротко доложил, что на огневой позиции все в порядке.
     - Помните,  товарищ Николаев,  -  без моего приказания ОП  не менять.
Дивизионам стоять на месте.
     Командир  дивизиона  ответил  "Есть"  и  положил  трубку,  не  ожидая
дальнейших приказаний. В блиндаж вошел Горич:
     - Разрешите, товарищ подполковник.
     - Ну, как дела, строевой медик? Садись! Выпить хочешь?
     Горич мотнул головой:
     - У нас в тылу появились немцы.
     - Это точно?
     - Точно,  товарищ подполковник. Доложил мой дозор. Замечено два танка
и около роты пехоты.
     Будаков приказал вызвать Сомина. Горич ушел, а вскоре на холме начали
рваться  снаряды.  Будаков снова  соединился с  дивизионами,  так  как  он
понимал,  что противник начнет наступать и с фронта. В дивизионах уже было
известно,  что  раненого Бодрова сменил Земсков,  но  докладывать об  этом
Будакову Николаев не стал.
     Будаков некоторое время колебался:  "Может быть, снять одну батарею и
перебросить ее  на  восточную окраину?"  Он так и  не решился сделать это,
помня  о  приказе  генерала Назаренко во  что  бы  то  ни  стало  отразить
контратакующие танки. Когда пришел Сомин, подполковник предложил ему сесть
и не спеша начал объяснять обстановку:
     - Вам понятно, товарищ лейтенант, что полк находится в крайне сложном
положении? Такого еще, пожалуй, не было.
     В последнем Сомин справедливо усомнился, но промолчал.
     - У нас только два дивизиона,  причем в строю не все боевые машины...
Наступают крупные силы.  Генерал приказал любой  ценой  удержать рубеж  до
подхода  наших  частей.   Вот  смотрите,  -  Будаков  вытащил  из  кармана
расшифрованную радиограмму Назаренко.
     "Подполковник не очень-то уверен в  себе,  -  решил Сомин,  -  мог бы
ограничиться кратким приказанием, не показывая шифровку генерала".
     Из-под  листка,  который Будаков положил на  ящик рядом с  коптилкой,
высовывался уголком другой листок.  Прежде чем  Будаков убрал  его.  Сомин
успел прочесть слова: "...о дезертирстве бывшего ПНШ-2..."
     Права была Людмила.  Уже поспешил обвинить Земскова!  Сомин с  трудом
скрыл свое негодование.  Он  стоял перед новым командиром полка навытяжку,
но  не  слушал его  слов.  "Где же  сейчас Земсков?  Он  должен был  давно
вернуться, если все обошлось благополучно. Если..."
     Будаков положил на ящик карту:
     - Вот ваш сектор,  лейтенант Сомин.  Как видите,  четыре ваших орудия
прикрывают полковой КП  с  тыла.  От вас зависит многое.  Помните:  от вас
зависит судьба полка. Если вы удержите противника, просочившегося в тыл, я
представлю вас к высокой награде...
     "Зачем  так  долго  говорить о  совершенно понятных вещах?"  -  думал
Сомин.  Но  Будаков сказал еще не  все.  Он  хотел убедиться в  надежности
своего тыла,  а  кроме того,  обеспечить себе  средство для  отхода,  если
наступающие подразделения противника  прорвутся  сквозь  огонь  дивизионов
Николаева и Сотника.
     - Значит  ясно,  Сомин?  Вы  -  сам  себе  начальник.  Ваше  дело  не
подпустить  с  тыла  ни  одного  немецкого  солдата.  Огонь  открываете по
собственной инициативе.  Выдвиньте вперед  НП  -  кого-нибудь из  толковых
ребят. Скажете, что я приказал дать вам телефонную линию.
     Стрельба в тылу усилилась.  Где-то на расстоянии десяти -  пятнадцати
километров шел  бой.  Но  вот выстрелы раздались совсем близко,  и  тут же
прогрохотали очереди автоматических пушек Сомина.
     "Некогда уже выбрасывать НП", - подумал он.
     - Разрешите идти,  товарищ подполковник? - Не дожидаясь ответа, Сомин
выбежал из блиндажа. Будаков крикнул ему вслед:
     - Без моего личного приказания не уводить орудия!
     До батареи было совсем недалеко.  Стоило только спуститься с  холма и
пробежать метров сто  по  дорожке между деревьями.  На  бегу Сомин услышал
автоматную трескотню.  Бойцы Горича, лежа в неглубокой траншее, вели огонь
по немецким солдатам, наступающим перебежками через поляну. На той стороне
поляны  вспыхивали отсветы  стреляющих орудий,  и  в  то  же  мгновение  у
подножия холма рвались снаряды.  Их свиста не было слышно.  Две самоходные
установки били в  упор по  батарее Сомина.  Одним из  первых снарядов было
выведено из строя орудие, стоявшее на правом фланге.
     - "Фердинанды"! - доложил Сомину Белкин. - Наши снаряды их не берут.
     - Прекратить огонь! - скомандовал Сомин. К собственному удивлению, он
был  спокоен.  -  Надо  подпустить их  поближе.  Стрелять только  по  моей
команде.
     Самоходки перенесли огонь  на  холм.  Теперь  снаряды  падали  вокруг
командного пункта.  Один  из  них  разорвался у  входа в  блиндаж.  Радист
схватился обеими руками за лицо. Младший лейтенант шифровальщик выбежал из
блиндажа со своей сумкой в руках.
     - Куда  вас  черт несет?  -  заорал на  него Будаков.  -  Телефонист,
вызовите первый дивизион.
     Телефонист крутил ручку изо всех сил,  но  связи не  было.  Вероятно,
осколок перебил провод.  Будаков послал телефониста на линию. Новый разрыв
обрушился на КП. Орудия Сомина молчали.
     "Неужели подавлены?  Надо  было  все-таки  снять  с  востока одну  из
батарей  РС!"  -  Будаков торопливо набил  трубку  и  выпустил клуб  дыма.
Молоденький шифровальщик перевязывал раненого  радиста.  Он  посмотрел  на
Будакова жалкими, умоляющими глазами:
     - Пожалуйста, не курите, товарищ подполковник. Ему и так плохо.
     Будаков загасил трубку.  "Дожил! Мальчишка, младший лейтенант, делает
мне замечания!  Ну,  ничего. Пройдет это утро, и все станет на свои места.
Сейчас  подоспеют  наши  части  и   начнется  нормальное  наступление  без
арсеньевского маневрирования".
     Разрывы  гранат  и   автоматная  перестрелка  придвинулись  к  самому
подножию холма.
     - Сейчас  ворвутся сюда!  -  Будаков  вытащил пистолет.  Шифровальщик
стоял ни жив ни мертв, закусив нижнюю губу.
     - Какого черта вы  испугались!  -  прикрикнул на  него  Будаков.  Тот
только моргал глазами, прижимая сумку к груди. Стонал раненый радист.
     Будаков посмотрел на часы:  "Четыре тридцать.  Уже всходит солнце.  С
минуты на минуту подойдут наши.  Но до этого времени немцы ворвутся на КП.
Бесполезно гибнуть здесь.  Ради чего?  В дивизион! Вот правильное решение.
Перебежать через хутор, пока туда не просочились немецкие автоматчики". Он
позвал писаря:
     - Бери документы. Пойдешь со мной. А вы, младший лейтенант, остаетесь
здесь за меня.  Ясно!  Никуда не уходить.  Сейчас восстановят связь. Ждите
моего приказания из дивизиона.
     Умышленно медленно,  не торопясь, Будаков положил в карман портсигар,
трубку,  фонарик.  Радист перестал стонать. Он тихо лежал в углу, прижимая
ладони  к  забинтованному лицу.  Будаков вспомнил о  том,  что  санитарная
машина находится во  втором дивизионе.  На КП не было даже санинструктора.
"Вот ранят самого -  и некому оказать помощь. Нет, надо идти немедленно. А
рация? Все равно радист ранен".
     Он  успокоил себя тем,  что,  придя в  дивизион,  прикажет немедленно
развернуть  дивизионную рацию,  чтобы  принять  данные  с  наблюдательного
пункта. Снова разорвался снаряд, сквозь бревна посыпалась земля.
     - Остаетесь за  меня!  -  еще  раз  приказал Будаков шифровальщику и,
пригнувшись,  вышел из блиндажа.  Вместе с писарем он спустился с западной
стороны  холма.  Теперь  снова  раздавались длинные очереди автоматических
пушек Сомина.  Но Будаков уже не пытался разобраться в том, что происходит
за  его спиной.  Он  бежал к  крайнему дому хутора,  прыгая через арбузы и
двухпудовые желтые тыквы. Писарь едва поспевал за ним.
     Будаков уже  миновал крайнюю хату,  когда  рядом  с  ним  просвистело
несколько пуль.  Он припал к земле. На противоположной стороне улицы среди
акаций мелькнули немецкие каски.
     - Просочились! Бежать по улице? Застрелят...
     Он  пополз вдоль забора,  пролез по-собачьи под  воротами.  Во  дворе
никого  не  было.  Будаков  негромко окликнул своего  писаря,  но  тот  не
отзывался. Либо убит, либо побежал через хутор на огневую позицию.
     Пальцы Будакова расстегивали пуговицы кителя.
     - Что я делаю? Нет! Переждать и выйти!
     За   забором   разорвалась  граната.   Кто-то   кричал,   раздавались
винтовочные  и  автоматные  выстрелы.   Будаков  снова  застегнул  верхние
пуговицы кителя и, озираясь, попятился к сараю. Здесь он зарылся с головой
в сено и затих.
     За холмом батарея Сомина и автоматчики Горича продолжали бой.  Прошло
не более пяти минут с тех пор, как он начался, но Сомину казалось, что уже
много часов он  находится  под  огнем  "фердинандов".  Одна  из  неуклюжих
бронированных  машин сунулась вперед.  Ее встретили непрерывными очередями
всей батареи.  "Фердинанд" сполз с перебитой гусеницы и остановился. Он не
мог,  подобно танку, повернуть свою башню и теперь вынужден был прекратить
огонь,  так как ствол оказался  направленным  мимо  цели.  Клычков  пополз
вперед.  Сомин  видел,  как  он  подобрался  к неподвижному "фердинанду" и
бросил зажигательную бутылку.  Пламя  поползло  по  серо-зеленой  коробке.
Распахнулся люк. Танкисты выпрыгивали из горящей машины, а Клычков, лежа в
десяти шагах, спокойно расстреливал их из автомата.
     Снаряд из  второй самоходки попал в  орудие Омелина.  Взрывной волной
Сомина сбило с ног. "Вот теперь на самом деле конец, - подумал он падая. -
Прямое попадание..."  Писарчук и  Тютькин подхватили лейтенанта и потащили
его под деревья.
     - Не надо! Я сам... - Мгла перед его глазами рассеивалась. В ушах еще
гудело,  но  он  уже  снова слышал звуки боя.  В  самом хуторе автоматчики
Горича  вели  перестрелку  с   просочившимися  туда  немецкими  солдатами.
"Фердинанд"  двигался  в   обход  поляны,   не  рискуя  пересечь  открытое
пространство,  где  догорала первая  самоходка.  Клычков снова  устремился
вперед. Вместе с ним было человек пять.
     - Не стрелять! - крикнул Сомин.
     Матросы уже были в нескольких шагах от "фердинанда", который медленно
поворачивался на месте, наводя свой длинный ствол на орудие Белкина.
     - Сейчас выстрелит!  - Сомин инстинктивно пригнулся. Раздался сильный
взрыв,  и самоходная установка окуталась дымом.  Ни Сомин, ни его бойцы не
видели, кто бросил противотанковую гранату. "Фердинанд" больше не стрелял,
а  через несколько минут показались двое матросов,  которые вели под  руки
третьего.  Клычкова среди них не  было.  Он  и  еще двое остались лежать у
взорванного "фердинанда".
     Бой  кончился,   только  в  хуторе  еще  шла  перестрелка.   Сомин  в
изнеможении опустился на  землю  рядом  с  орудием.  Ему  хотелось лежать,
закрыв глаза, и не думать ни о чем. Но надо было позаботиться о раненых.
     - Товарищ лейтенант, смотрите! - крикнул Писарчук.
     Сомин вскочил. Все, кто был у орудия, смотрели, как через поляну идет
человек с брезентовым свертком в руках.
     - Валерка!  Откуда ты взялся? - Сомин бросился к нему. - Где Земсков?
Где Людмила?
     Косотруб протянул Сомину свой сверток:
     - Флаг!..  Земсков -  там.  Людмилу ранило.  Остался с ней.  Доложу и
пойду за ним.
     Они пошли на КП.  Недалеко от входа в блиндаж лежал вниз лицом убитый
офицер.  Воронка от  снаряда чернела в  нескольких шагах от него.  Это был
шифровальщик. Он все еще прижимал к груди свою сумку.
     В  блиндаже,  при тусклом свете догорающей коптилки,  Косотруб увидел
раненого радиста. Он был без сознания.
     - Бросили человека,  сволочи!  -  выругался Косотруб.  -  Хорошо хоть
перевязали.
     - Тихо! - сказал Сомин. Он услышал какой-то неясный, монотонный звук.
Звук шел снизу. Сомин нагнулся, поднял микротелефонную трубку и услышал:
     - Я - Земсков... Я - Земсков... Отвечайте. Прием!
     - Валерка!  -  крикнул Сомин.  -  Валерка, иди сюда! Это Земсков. Как
сделать, чтобы он меня слышал?
     - Жми на клапан!
     Задыхаясь от волнения, Сомин нажал на клапан и закричал:
     - Андрей!  Это я  -  Сомин.  Я и Валерка.  Он принес флаг.  Андрей!..
Прием!
     - Нахожусь на  рубеже номер два,  -  передал Земсков,  -  сто  метров
севернее развилки дорог.  Передай Будакову:  танки  на  обеих дорогах.  Не
менее шестидесяти машин.  Подходят к рубежу номер один.  Немедленно - залп
по квадратам тринадцать и четырнадцать.
     Сомин  представил себе  лавину  танков,  катящихся по  дорогам.  Если
сейчас  не  остановить их,  танки  пройдут рубеж,  где  находится Земсков,
выйдут  на  равнину,  развернутся широким фронтом и  обрушатся на  огневые
позиции дивизионов.  Прошедший бой с  двумя "фердинандами" казался мелочью
по  сравнению с  тем,  что надвигалось сейчас.  В  открытую дверь блиндажа
Сомин видел голубое небо и дальние избы хутора.  Ему казалось,  что он уже
различает гул приближающихся танков.  "А  на КП никого.  Где Будаков?  Где
все?" -  Сомин схватил трубку полевого телефона.  Связь с огневой позицией
уже была восстановлена,  но  и  там не знали,  где находится подполковник.
Сомин  передал  Николаеву сообщение Земскова  и  снова  подошел  к  рации.
Косотруб куда-то  исчез.  Сомин был один в  пустом блиндаже.  Он  и  голос
Земскова. Больше никого.
     Сомин  сообщил  Земскову,   что  подполковника  Будакова  нет  ни  на
командном пункте, ни на огневой позиции:
     - Я старший на КП. Прием!
     В ответ прозвучал голос Земскова:
     - Танки прошли рубеж номер один. Полк, слушай мою команду...
     В дивизионах уже установили прицел. Расчеты отошли от орудий, готовых
к залпу. Николаев стоял с поднятым пистолетом в руке. Он оглянулся. Солнце
всходило. Первые лучи брызнули из-за холма, где находился командный пункт.
А над холмом развевался на длинном шесте бело-голубой Флаг миноносца.
     В это время Сомин снова услышал голос Земскова:
     - Танки подходят к рубежу номер два. Полк!.. Залп на меня!
     - Залп на меня...  -  повторил Сомин мгновенно пересохшими губами.  -
Андрей вызывает залп двух дивизионов на свой НП...
     В освещенном квадрате входа в блиндаж показалось лицо Валерки. Он был
очень доволен собой.  Удалось найти несколько шестов и, связав их, поднять
над командным пунктом флаг.  Сейчас его видят в дивизионах.  В этот момент
Валерка забыл обо всем пережитом ночью.
     - Володя...
     Сомин махнул ему рукой:
     - Молчи!  -  Он  передавал по  телефону  на  огневую  позицию  приказ
Земскова.
     Косотруб пригнулся, будто он услыхал над своей головой свист снаряда.
     На огневой позиции уже меняли прицел. Николаев снова поднял пистолет.
Невидимые танки обтекали с двух сторон крохотный окопчик в открытой степи.
Сейчас  на  них  обрушится  залп  двух  гвардейских  дивизионов.  Николаев
представил себе вихрь взметнувшейся земли,  бурю раскаленных осколков,  от
которых плавится броня танков, и Земскова...
     Сомин опустил телефонную трубку.  Николаев медлил какую-то  крохотную
долю секунды.  Краем глаза он снова увидел флаг своего корабля и  нажал на
спуск пистолета:
     - Залп!!!


                              5. ДВЕ СУДЬБЫ

     "Виллис"  генерала Назаренко обогнал  колонну  грузовиков с  пехотой.
Полчаса назад один  из  полков дивизии Поливанова уничтожил сильный заслон
врага,  и  теперь  войска  беспрепятственно устремились вперед по  дороге,
ведущей на станицу Варениковскую.
     Назаренко  был  мрачен.  Известие  о  гибели  Героя  Советского Союза
Арсеньева  и   шифровка  Будакова  произвели  на   него   крайне   тяжелое
впечатление.  Ночью  он  связался по  радио с  частями,  находившимися под
Ново-Георгиевской.  Яновский с  третьим морским дивизионом был направлен с
запада к  хутору Павловскому.  Назаренко уже  знал о  том,  что контратака
танков была отражена.  Моряки тут же ушли вперед.  Больше никаких известий
от  них  не  поступало,  но  генерал не  сомневался,  что  и  после смерти
командира моряки-"ростовцы" не уронят своего флага.
     Рощин,  сидевший сзади,  пробовал завести  разговор с  генералом,  но
Назаренко отвечал односложно и  неохотно.  Километров пять проехали молча.
Издалека донесся залп РС, следом за ним - еще один.
     - Не иначе - моряки под Павловским,  - сказал генерал. - Ну-ка, давай
побыстрее!
     Минут  через  десять  раздался еще  один  залп.  До  хутора Кеслерово
оставалось всего несколько километров, когда Рощин увидел у обочины дороги
женщину-офицера.  Очевидно,  она ждала попутную машину.  Еще до того,  как
женщина подняла руку, Рощин сказал:
     - Подвезем, товарищ генерал? Это - дочь хирурга Шарапова.
     Генерал сразу узнал свою спутницу  по  самолету.  Прошлой  осенью  по
просьбе   полковника   Шарапова  он  привез  его  дочь  из  Москвы.  Когда
Константина Константиновича убили, Назаренко подумал, что следует повидать
Марину,  но  тут  была прорвана "Голубая линия".  Разве соберешься в такое
время?
     После смерти отца  Марина твердо решила добиваться назначения в  полк
Арсеньева.  Она  узнала,  что врач там действительно нужен,  но  для того,
чтобы  оформить  назначение,   надо  было  повидать  начсанарма  или   его
заместителя, и, как на грех, оба они уехали с наступающими частями. Марина
ждать не могла.  Горе гнало ее вперед.  Ей казалось, что в полку моряков в
постоянном  движении  ей  будет  легче.  А  главное  -  там  Володя.  Даже
мимолетная  встреча  в   тот   страшный  день,   когда   погиб  Константин
Константинович,  показала  Марине,  насколько изменился Сомин.  В  моменты
острого горя некоторые люди перестают воспринимать окружающее,  другие же,
наоборот, воспринимают и фиксируют все вокруг с точностью фотографического
аппарата.  Немногих  минут,  проведенных с  Володей,  было  достаточно для
Марины.  Она  увидела Сомина таким,  каким  он  хотел казаться когда-то  -
грубоватым,  суровым,  много испытавшим и  готовым ко всему.  Теперь он не
заботился о  том,  каким видит его Марина.  Он  просто не  думал об  этом,
всецело поглощенный ее горем.  А она,  несмотря на свое горе,  не могла не
радоваться этой второй военной встрече с любимым человеком.
     Спустя несколько дней после прорыва "Голубой линии",  потеряв надежду
поймать  начсанарма,   Марина   поехала  вперед   с   попутными  машинами,
рассчитывая догнать полк моряков.  У нее не было никаких документов, кроме
удостоверения личности,  но не сидеть же без дела в станице Киевской, в то
время как полк уходит все дальше и дальше на Запад?
     Грузовик,  на котором ехала Марина, остановился. Бойцы кого-то ждали.
Марина  вышла   на   дорогу,   чтобы   пересесть  в   другую  машину.   Ей
посчастливилось. Вскоре показался "виллис".
     - Трудная наша с  вами встреча,  хоть и  в  хорошее время,  -  сказал
Назаренко, - дорого стоит наступление. Вот Арсеньева потеряли. Да и, кроме
него, наверно, много потерь в полку.
     Марина  вздрогнула.   Она  представила  себе,   как  незнакомый  врач
склоняется над телом Володи, потом разводит руками: "Вс„!"
     Машина миновала холм, изрытый снарядами, и въехала в хутор Кеслерово.
На  перекрестке стояла  небольшая группа  солдат  и  офицеров.  Среди  них
выделялся долговязый усатый  человек в  синем  кителе.  Он  что-то  горячо
доказывал окружающим.
     - Да это ж Будаков! - воскликнул Рощин.
     Генерал  остановил  машину.  Солдаты  расступились.  Назаренко увидел
двоих немцев и подполковника Будакова.  Он был без фуражки,  в волосах его
запутались стебельки сена, один погон оторвался.
     - Товарищ  генерал!  -  доложил пехотный лейтенант.  - Мы прочесывали
хутор и обнаружили в сарае двух немцев и вот этого человека.  Говорит, что
он - командир гвардейского полка.
     Бойцы,  стоявшие  вокруг,  рассмеялись.  Не  удержался  от  улыбки  и
лейтенант. Будаков водил глазами из стороны в сторону. Задыхаясь, он начал
что-то говорить, но лейтенант оборвал его:
     - Подожди!  Товарищ генерал,  если он действительно советский офицер,
на кой черт, извините, он полез бы в сено вместе с немцами?
     - Объясните в чем дело?