Юлий Лазаревич АННЕНКОВ

                              ФЛАГ МИНОНОСЦА

                                  Роман

                          ГЕРОЯМ КРАСНОЗНАМЕННОЙ
                        ГВАРДЕЙСКОЙ МОРСКОЙ ЧАСТИ
                         ГВАРДИИ КАПИТАНА 2 РАНГА
                            АРСЕНИЯ МОСКВИНА И
                          ГВАРДИИ ПОДПОЛКОВНИКА
                            ЕВГЕНИЯ ЮРОВСКОГО

     ________________________________________________________________

                               ОГЛАВЛЕНИЕ:

           Вступление
           Глава I. Лидер "Ростов"
                1. Уходим в море
                2. Готовность ј 1
                3. "На пистолетный выстрел!"
                4. Последний выстрел
           Глава II. Моряки
                1. Это не пол, а палуба
                2. Раиса Семеновна
                3. Флаг миноносца
                4. Боевая тревога
           Глава III. Москва - за нами
                1. Первый залп
                2. Ночь перед боем
                3. Под огнем
                4. Маринка
                5. Командир и комиссар
                6. Дивизион идет на юг
           Глава IV. На юге
                1. Весна
                2. Крепкие нервы, верный глаз
                3. Младший сержант Шубина
                4. Летней ночью
           Глава V. Ростов
                1. Назад я не пойду!
                2. В Красном Крыму - танки!
                3. Морская честь
                4. Переправа
           Глава VI. Корабль в степи
                1. Корабль уходит в степь
                2. Колхоз "Сеятель"
                3. Особое задание
                4. Сквозь огонь
                5. Встреча
                6. Моряки и казаки
           Глава VII. По уставу сердца
                1. До девяти часов утра...
                2. У кубанских переправ
                3. В Майкопе
                4. Курджипс
           Глава VIII. Предгорья
                1. Каштановая роща
                2. Награды
                3. Будет полк под Флагом миноносца!
                4. Как вам нравится горная война?
                5. Конец "преподобного"
                6. Моряки и шахтеры
                7. Горный марш
                8. Свет грядущей победы
           Глава IX. Доктор Шарапова
                1. Госпиталь
                2. Новый год
                3. Плохие вести
                4. Ночной разговор
           Глава X. Шапсугская грязь
                1. "ЧП"
                2. Возвращение
                3. Весна
                4. Баня
                5. Горы - позади
           Глава XI. "Голубая линия"
                1. Кубанская столица
                2. На мертвых якорях
                3. Попутчики
                4. Фронтовой врач
                5. Ты - коммунист!
                6. Мы вырастили свой урожай
                7. Полчаса на передовом медицинском пункте
                8. Прорыв
           Глава XII. Верность
                1. Хуторок на Тамани
                2. Лицом к лицу
                3. Надежная душа
                4. Залп - на меня!
                5. Две судьбы
                6. Две зеленые ракеты
                7. Наша юность
           Эпилог. Стоящие в строю

     ________________________________________________________________


                                ВСТУПЛЕНИЕ

     Сегодня,  в ночь полнолуния,  я начинаю рассказ о Флаге миноносца,  о
людях,  которые его несли, о событиях недавних лет, уже ставших историей и
сохраняющих в то же время живую силу впечатлений сегодняшнего дня.  Я пишу
этот рассказ для друзей:  для тех,  которые живы,  и в память тех, которых
уже нет,  а главным образом ради тех,  что еще не родились на свет.  Когда
они придут в этот веселый и звучный мир,  когда возьмут в руки циркуль или
резец,  пусть знают,  что когда-то  мы отказались от резца и  циркуля,  от
кисти  и   карандаша,   чтобы  им   не  пришлось  сжимать  потной  ладонью
отполированный до блеска приклад автомата.
     Сегодня - ночь полнолуния,  и город спит в эту светлую ночь свежий  и
обновленный.  Четок  рисунок  полуобнаженных  ветвей,  и прозрачен воздух.
Перламутровый свет льется на мир.  Я вижу реку и новый мост, взметнувшийся
над нею,  как рука,  протянутая в будущее.  В окнах горит свет.  Их много,
этих окон,  и если подойти поближе и  присмотреться,  то  можно  заметить,
насколько  различен  их  свет.  Есть  окна оранжевые и светло-желтые,  как
разрез лимона...  есть красноватые,  розовые,  даже голубые.  А вот  окно,
светящееся сиреневым отливом на пятом этаже большого дома. Я знаю это окно
и эту квартиру.  Там живет мать Андрея,  Земскова. Вот о нем, о моем друге
Андрее, я хочу рассказать. Но не только о нем. Я хочу рассказать обо всех.
О моряках и летчиках,  о пехотинцах  и  кавалеристах  и  уж,  конечно,  об
артиллеристах,  потому что мой друг Андрей - артиллерист и самому мне тоже
пришлось заниматься этим почетным ремеслом.
     Но нет ни сил,  ни времени,  чтобы рассказать обо всем.  Это под силу
только армии писателей,  и такая армия,  конечно,  будет. Мы уже видели ее
первые отряды.  Немало хороших книг написано о Великой Отечественной войне
советского народа. Я сказал - немало. И все-таки недостаточно. Может быть,
когда-нибудь явится гений - новый Пушкин, Толстой или Шекспир. Наверно, он
сумеет в одном великом произведении оживить гигантскую панораму тех дней -
горные вершины Сталинграда и Севастополя,  могучие реки нашего наступления
и  неприступные скалы  обороны.  Может быть,  в  этом  романе (или  поэме)
предстанет перед нами вс„:  русские солдаты и генералы, и враги, и друзья,
и военные сводки,  и полевые кухни, госпитали и штабы, взорванные танки на
размытых дорогах, и город, притаившийся в ночи под маскировочными шторами.
Мы  прочтем там  о  скромных тружениках тыла и  о  судьбе жены солдата,  о
великих полководцах,  сумевших объять мыслью целую эпоху,  и  о  маленьком
сержанте, у которого хватило сердца только на то, чтобы прикрыть им черную
дыру  ствола вражеского пулемета.  В  той  книге будет все:  чувства всех,
выраженные через немногих, душа миллионов, радость и горе народов. Если бы
я  мог  перечислить все,  что там будет,  то,  наверно,  попытался бы  сам
написать эту книгу. Но я не знаю, как передать в одном романе эпоху. И это
вовсе не значит,  что все мы - простые солдаты писательской армии - должны
дожидаться создания будущего гения, а пока сидеть сложа руки. Пусть каждый
расскажет о том,  что он знает сам.  Пусть каждый,  кто может,  попытается
передать чувства,  волновавшие его,  свою боль и свою радость,  и да будет
благословен этот труд,  потому что каждое зерно попадет в  житницу народа.
Ему  одному  принадлежит будущее,  настоящее и  прошлое.  Он  один  сумеет
отобрать полноценные золотые зерна от шелухи.
     Сегодня, в ночь полнолуния, я открыл нижний ящик моего стола. Я давно
ждал этой минуты и  счастлив,  что  она  пришла.  Ворох писем и  дневников
покрывает бумаги сегодняшнего дня.  На  столе лежат выцветшие фотографии и
другие - совсем еще сочные и четкие, будто они сделаны вчера. Старую карту
нужно  разворачивать очень осторожно.  Она  совсем перетерлась на  сгибах.
Ведь вы  знаете,  как полагается складывать военную карту?  Ее  складывают
сначала вдоль,  а потом гармошкой,  чтобы можно было перелистывать ее, как
книгу.  Офицеры читали эту  книгу  при  свете  электрического фонарика или
коптилки,  сделанной из  снарядной гильзы,  а  иногда даже при свете луны,
когда она бывала такой щедрой, как сегодня. Синие и красные дуги на карте,
маленькие овалы,  ромбы,  кружки. Стрела - удар. Извилистая линия - рейд в
тыл врага. Об этой карте можно писать день и два, и больше, и все равно не
напишешь всего, что она рассказывает знающему ее историю.
     Невозможно написать обо всем. И вот я решил рассказать только о Флаге
миноносца.  Я пишу "Флаг" с большой буквы потому, что для нас, которым его
дали, не было ничего больше его. Я хочу рассказать вам о Флаге миноносца и
о любви.  Говорят -  любовь к родине. Эти слова стали совсем привычными, и
часто мы сами не думаем,  что за ними лежит наша любовь ко всем, кто шагал
вместе с нами по дороге,  к городам и домам,  и знакомым деревьям, которые
цветут и отцветают и дают плоды.


                               ГїЛїАїВїАї I

                              ЛИДЕР "РОСТОВ"


                             1. УХОДИМ В МОРЕ

     - На флаг и гюйс - смирно!
     Моряки  стояли  сомкнутым строем,  вытянувшись вдоль  бортов.  Только
черные ленточки чуть трепетали за их плечами.
     Вахтенный командир Николаев выждал положенное время:
     - Товарищ капитан-лейтенант, время вышло.
     Капитан-лейтенант  Арсеньев  кивнул  головой,  и  тут  же  прозвучала
команда:
     - Флаг и гюйс поднять!
     Николаев  поднес  ладонь  к  блестящему  козырьку  фуражки.  Горнисты
вскинули вверх свои трубы, и сигнальщик начал медленно выбирать фал.
     Капитан-лейтенант Арсеньев  смотрел,  как  на  флагштоке его  корабля
поднимается  бело-голубое  полотнище.  Легкие,  певучие,  настигающие друг
друга  переливы горнов  неслись над  Северной бухтой,  над  омытыми ночным
дождем причалами,  над россыпью белых домиков на крутом склоне Корабельной
стороны.
     Каждое утро Арсеньев видел эту  картину,  но  она неизменно волновала
его, как в тот далекий день в Кронштадте, когда еще курсантом он впервые в
жизни наблюдал церемонию поднятия Военно-морского флага.
     Флаг  поднялся до места.  Николаев подал команду "Вольно!"  -  и  два
коротких звука  горна  подтвердили ее.  Караул прошел в  помещение,  четко
отбивая строевой шаг по железной палубе.
     Арсеньев уже собирался покинуть ют, когда к нему подбежал сигнальщик.
     - Товарищ  капитан-лейтенант,   семафор!   -  Он  протянул  небольшой
листочек бумаги,  и Арсеньев прочел:  "Командиру лидера "Ростов".  Корабль
экстренно  к  бою  и  походу  изготовить.   Вам  -  немедленно  прибыть  к
командующему флотом".
     Арсеньев  отдал  бланк  старшему помощнику Зимину,  приказал спустить
командирский катер и направился к трапу.
     С  лидера,  стоявшего на бочках посреди Северной бухты,  в том месте,
где от нее отходит Южная,  видно было много кораблей: крейсеры, тральщики,
громоздкий теплоход,  превращенный в  госпитальное судно.  У Минной стенки
стояли эсминцы.  Ни один из них,  конечно,  не мог сравниться с  красавцем
лидером эскадренных миноносцев "Ростовом",  всего  год  назад спущенным со
стапелей.  Даже однотипный "Киев" уступал ему в  ходе и  в  маневренности.
Люди тоже под стать кораблю. Арсеньев знал большинство личного состава уже
около года, с тех пор, как был назначен командиром "Ростова", но только за
последние месяцы он оценил этих людей по-настоящему, дважды побывав с ними
в бою.
     Казалось,  совсем  немного  времени  прошло  с  памятного  субботнего
вечера.  После больших учений эскадра возвратилась в Севастополь. Арсеньев
уже представлял себе,  как он отворит заросшую диким виноградом калитку на
улице Щербака у Батарейной бухты.  Надя побежит по дорожке навстречу ему и
еще на  ходу,  задыхаясь,  будет рассказывать,  как она раньше всех узнала
силуэт "Ростова" еще далеко за бонами. А следом за Надей, спотыкаясь, маша
ручонками,  потопает Ленка.  Он посадит ее себе на плечо, и они войдут все
трое...
     Арсеньеву  не  пришлось  больше  войти  в  свой  дом.   В  тот  вечер
командующий не  разрешил покинуть корабль,  а  около  четырех утра  -  уже
серело -  от  Малахова кургана на  северо-запад  пролетел большой самолет.
Где-то в  районе Батарейной бухты раздался сильный взрыв.  Сергей Петрович
Арсеньев никогда больше не видел ни жены, ни дочери.
     Незадолго  до  десантной операции  под  Григорьевкой командир  лидера
"Ростов"  попросил  разрешения сойти  на  берег  вместе  с  десантом.  Ему
хотелось скорее столкнуться вплотную с  врагом,  увидеть людей,  которые в
первую минуту войны лишили его самого дорогого в  жизни и,  как он  думал,
навсегда  отучили  его  улыбаться.   Адмирал,  конечно,  не  разрешил  ему
участвовать в десанте.  Может быть, адмирал понимал, что происходит в душе
моряка, но он ни словом не обмолвился об этом. Он спрятал рапорт Арсеньева
в ящик стола и сказал:
     - Ты попросишь его обратно. Придет такой день...
     Арсеньев не  обратил тогда внимания на  эти  слова адмирала,  но  они
удержались где-то в глубинах памяти и всплыли теперь, много дней спустя.
     В  том  же  самом кабинете адмирал поставил перед командирами лидеров
"Ростов" и "Киев" задачу почти невыполнимую: подойти на короткую дистанцию
к  румынскому порту  Констанца  и  уничтожить артиллерийским огнем  запасы
горючего.   Одновременно  предстояло  разведать   боем   систему   обороны
Констанцы,  превращенной гитлеровцами в  свою главную базу на Черном море.
Эту задачу надо было решить во  что бы  то  ни  стало -  не только нанести
противнику урон,  но,  кроме того,  доказать на  деле как  врагам,  так  и
союзникам,  что  Черноморский  флот  -  вопреки  всем  вымыслам  -  жив  и
боеспособен.
     Уже выходя из кабинета, Арсеньев внезапно обернулся:
     - Товарищ командующий, я хотел вас просить...
     - Вот,  возьми! - адмирал протянул листок бумаги, сложенный вчетверо.
Это был рапорт Арсеньева,  поданный в первые дни войны.  - И помни, Сергей
Петрович, как говаривал Федор Федорович Ушаков: "На пистолетный выстрел!"
     Из  здания  штаба  флота  Арсеньев вышел  вместе с  командиром лидера
"Киев"  капитаном  3   ранга  Глущенко.   Они   были  давними  приятелями,
встречались семьями,  вместе проводили выходные дни.  После гибели жены  и
дочери Арсеньев перестал бывать у  Глущенко.  Он вообще почти не сходил на
берег.
     Добродушный,  преждевременно  полнеющий  командир  "Киева",  которого
матросы за  глаза  называли между собой дядя  Пуд,  закончил училище двумя
годами раньше Арсеньева.  Он был старше по званию, и, безусловно, ему было
обидно,  что командиром ударной группы назначен Арсеньев,  а  не он.  Но в
глубине души  Глущенко не  мог  не  признавать правильность этого  выбора.
Спокойную решимость Арсеньева хорошо знали на флоте.
     Чтобы скрыть неловкость,  Глущенко громко и много говорил, в то время
как они спускались с  городского холма на  улицу Ленина.  Арсеньев отвечал
односложно. У здания Музея Черноморского флота, украшенного пушками времен
Нахимова, Глущенко вдруг остановился:
     - А что, пожалуй, когда-нибудь и твой кортик покажут здесь пионерам?
     - Сомневаюсь.
     - Ты что же, не надеешься вернуться?
     - Надеюсь.
     Они прошли по  кривой Минной улочке и  простились на пирсе.  Арсеньев
крепко сжал мясистую ладонь товарища:
     - Ну,  счастливо!  Обо  всем уже  говорено.  Надо действовать.  -  Он
спрыгнул на катер, который крючковые подтянули к пирсу.
     Вернувшись на корабль,  Арсеньев приказал сыграть большой сбор. Снова
вытянулся на юте неподвижный строй моряков. Капитан-лейтенант всматривался
в каждого из них,  словно видел его впервые. Вот командир батареи главного
калибра  Николаев.   Арсеньев  невольно  любовался  выправкой  лейтенанта.
Складный ширококостный сибиряк  с  квадратными плечами  и  большой круглой
головой,  Николаев  производил  впечатление  чрезвычайно спокойного,  даже
флегматичного человека,  но Арсеньев уже знал, что неторопливость движений
и  четкая,  размеренная речь  скрывают  характер страстный и  неудержимый.
Видно было,  что лейтенанту,  который всего полтора месяца назад пришел на
корабль,   морская  служба  по  душе.   Свои  обязанности  он  выполнял  с
нескрываемым  удовольствием,   наслаждаясь  четкостью  работы  механизмов,
слаженностью  команды  и   даже  звуком  собственного  голоса,   отдающего
приказания.  Молодость! Арсеньев был старше всего на восемь лет, но восемь
лет службы на флоте -  это много. Вот старший помощник командира корабля -
капитан 3 ранга Зимин. Этот годится Николаеву в отцы. Ему под пятьдесят, а
на  вид  куда больше,  потому что морская соль пропитала его насквозь,  от
морщинистых щек до жесткого седеющего затылка. Его цепкие маленькие глаза,
почти лишенные бровей и  ресниц,  видят мельчайшую погрешность на корабле.
"Ходячая лоция",  "Черноморский краб",  "Музейный компас" -  мало  ли  как
называет молодежь мешковатого брюзгу Зимина?  Остряк и  говорун Закутников
утверждает,  что Зимин способен с закрытыми глазами провести корабль через
Кавказский хребет.  Младший штурман Закутников -  только что  из  училища.
Старается казаться солидным, а его губы в любой момент готовы расплыться в
улыбке. "Сплошное легкомыслие, - подумал Арсеньев, - на уме одни остроты и
девушки.  С  матросами недостаточно строг.  Боцман  Бодров  позволяет себе
обращаться к нему на "ты" в неслужебное время. Впрочем, таких, как Бодров,
тоже не много сыщешь на всем Черноморском флоте. Сила!"
     Артиллеристы,   минеры,   механики,   трюмные  машинисты,  электрики,
сигнальщики,  рулевые...  Ближе  этих  людей  теперь у  Арсеньева не  было
никого. Кто из них останется в живых к завтрашнему дню?
     Арсеньев разжал губы и сказал:
     - Товарищи  матросы  и  старшины,  товарищи  командиры,  поздравляю с
боевым приказом!
     Он  сделал паузу  и  окинул строй мгновенным взглядом,  словно подвел
черту остро отточенным карандашом.
     - Уверен,  что моряки лидера "Ростов" не  опозорят наш Военно-морской
флаг.
     Сигнальщик Валерка Косотруб,  веснушчатый,  верткий паренек,  знал  о
предстоящем задании не больше других. Только командиру и комиссару корабля
было известно о  том,  что лидеры "Ростов" и  "Киев" в 20.00 выйдут прямым
курсом  на  Констанцу.  Валерка  не  сомневался в  серьезности полученного
задания.  В  противном  случае  капитан-лейтенант не  стал  бы  специально
собирать личный  состав.  Богатое  воображение Валерки рисовало ему  самые
невероятные вещи,  но,  помимо  предстоящего похода,  Валерку занимало еще
одно  обстоятельство.  Ему  было  необходимо повидать  Ксюшу.  Сейчас  это
казалось невозможным.  С  завистью смотрел он на матросов,  назначенных на
барказ,  который посылали за дополнительным боезапасом. И все-таки Валерке
повезло:   командир  штурманской  боевой  части  приказал  ему  отвезти  в
госпиталь больного сигнальщика.
     Барказ  подошел  к  Госпитальной пристани на  Корабельной стороне.  В
нескольких десятках метров отсюда,  за  кирпичным забором,  спускающимся к
морю, на пристани Аполлоновка барказ должен был принять боезапас.
     - Отваливаем ровно через полтора часа! - сказал Косотрубу старшина.
     Полтора часа  -  срок вполне достаточный.  Косотруб справился гораздо
быстрее.  Оставалось еще  сорок  минут.  "Вполне успею повидать Ксюшу",  -
решил он.  Но  прощанье затянулось.  Ксюшина мама поднесла стаканчик чачи,
потом  Валерка  сыграл  на  гитаре  и  выпил  еще  одну  стопку.  У  ворот
разговаривали,  кажется,  недолго.  Матрос взглянул на часы и обмер:  часы
стояли.  Даже не  обняв девушку на  прощанье,  он бросился бегом по склону
горы, вздымая белую севастопольскую пыль. Валерка перепрыгнул через низкий
каменный заборчик,  упал,  снова вскочил,  промчался по старому виадуку и,
наконец, выбежал на причал. Форменка была на нем мокрой, а волосы прилипли
ко лбу. Барказ с боезапасом, единственный способ попасть на корабль, давно
ушел.  Валерка,  не раздумывая, прямо с разгона бросился в воду, затянутую
маслянистой радужной пленкой.  Вначале он  плыл  быстро,  но  скоро  сдал.
Одежда  намокла,  а  лидер,  стоявший на  рейде,  казался  очень  далеким.
"Неужели уйдет без меня?" -  эта мысль была страшнее смерти.  Валерка плыл
из последних сил,  задыхаясь, выплевывая воду. Ему удалось сбросить с себя
ботинки и форменку. В таком виде доставила его на корабль шлюпка с лидера.
     Косотруб стоял на палубе, и вокруг его босых ног расплывалась лужа.
     К  нему