старшего
сержанта.  Он всегда так: скажете - сделаю, не скажете - не сделаю. Но тут
же Сомин вспомнил о  том,  что он сам только что мечтал о  твердом приказе
командира.  Как же,  должно быть,  трудно Арсеньеву в отрыве от опергруппы
принимать самые серьезные решения!
     Наверху в  машине бойцы о  чем-то шептались.  Неуверенность командира
немедленно передалась им.  Сомин  понял,  что  если  сейчас он  не  отдаст
четкого приказания,  то  авторитет его потерян.  В  критический момент эти
люди, судьба которых зависит от него, могут не выполнить его приказания.
     Из хатенки вышел человек. Его исподняя холщовая одежда белела на фоне
кустов. Глухо гудели на холостых оборотах моторы машин. Из-за темной крыши
выставились оранжевые рожки луны.  Человек пошел прямо по дороге и растаял
во мраке.
     Сомин  вспомнил слова  Земскова:  "Худшее решение -  это  не  принять
никакого решения". Он резко одернул разговаривавших в машине:
     - Прекратить болтовню!  Лавриненко,  еще  одно слово -  и  пеняйте на
себя!
     - А  что,  застрелишь?  -  нагло  спросил  Куркин.  -  Всех  нас  тут
постреляют с таким командиром. Поехали обратно!
     Белкин -  постоянная опора Сомина -  теперь молчал.  Он понимал,  что
командир растерялся, и сам был зол на него.
     Сомин сделал над собой усилие,  чтобы не  ответить Куркину.  Он сел в
кабину.  Гришин неохотно поехал вперед.  Проехав не более двадцати метров,
они увидели с  краю у  кустов что-то белое.  Оно шевелилось.  Гришин круто
затормозил. Задняя машина чуть не налетела на переднюю. Из-за кустов вышел
с ведром в руке тот самый человек с хутора,  которого Лавриненко принял за
информатора немецких разведчиков.  Как ни тревожно было,  все рассмеялись.
Только Куркин не смеялся, он все еще ворчал:
     - Маскируется,   подлюга!  Для  чего  ему  было  ходить  в  кусты  за
цибаркой... Сейчас я его... - Он снял из-за спины карабин.
     - Не стреляй! - взвизгнул Лавриненко. - Услышат!
     Белкин прикрикнул на них обоих. Куркин нехотя надел карабин за спину.
Поминутно останавливаясь,  машины продвигались вперед.  За  каждым деревом
Сомину чудились враги. Луна поднялась выше, и теперь автоматические орудия
стали  превосходной  мишенью  для  автоматчиков,  если  они  действительно
прятались в  кустах.  Напряженно прислушиваясь,  Сомин ждал,  что  вот-вот
раздастся очередь,  но  ничто  не  нарушало тишину.  Скоро  повеяло речным
холодком,  и  неожиданно открылось шоссе.  Гришин без  приказания повернул
направо и  прибавил ходу.  Теперь  Сомин  немного успокоился.  "Раньше или
позже шоссе приведет в Невинномысск.  Все будет в порядке. Не надо никогда
впадать в  панику,  -  говорил он  себе,  -  вот найдем первую батарею,  а
возвращаться будем вместе".
     О  самолетах он  и  не думал.  Опасность с  воздуха его не тревожила.
"Появятся - обстреляем. Дело привычное!"
     Метров за  двести впереди машины хлестнули с  одной стороны дороги на
другую цепочки трассирующих пуль.  "Ну вот -  дождались!" - Сомин вышел из
машины. Снова затрещал автомат.
     - Разворачиваться? - спросил Гришин.
     - Стоять на месте!
     К счастью, луна скрылась за облаками. Сомин оглянулся назад. Там тоже
промелькнули трассирующие пули.  Оставаться на месте было нельзя.  Ехать -
тоже некуда. Артиллеристы соскочили с машин. Никто не говорил ни слова.
     "Они  испуганы,  -  думал Сомин,  -  и  верно -  плохо.  Куда  сейчас
деваться?"  Он  представил себе,  как его бойцы прячутся по кустам,  а  на
дороге горят обе машины.  Так будет,  если он немедленно, сию же минуту не
примет решения.  "Плохо без командира. Был бы хоть какой-нибудь лейтенант,
пусть тот  же  Рощин или Баканов...  Сейчас невидимые автоматчики подойдут
спереди и сзади,  перестреляют нас всех,  как цыплят,  или попадем в плен,
чего доброго!"
     - Товарищ младший лейтенант, чего мы ждем?
     Этот вопрос Омелина вывел Сомина из оцепенения.
     - Не ваше дело!  Выполняйте приказание! - в душе Сомин был благодарен
Омелину за то,  что тот напомнил ему о его звании. "Я - младший лейтенант,
какого мне еще надо командира? Я сам отвечаю за людей".
     - Какое приказание?  - уже раздраженно спросил Омелин. - Ты ничего не
приказывал.
     Сомин вставил в гранату детонатор:
     - Приказываю: Омелину с десятью бойцами занять оборону позади машины.
Тютькин,  Писарчук, Белкин - за мной! Остальным оставаться на машинах. Или
нет: Белкин - останется тут. Отвечаешь за машину. Лавриненко - со мной.
     Вчетвером  они  пошли  вперед,  держа  в  руках  взведенные  гранаты.
Лавриненко все  время  икал.  Машины,  черневшие позади,  казались  теперь
Сомину надежными,  как  родной дом.  Удаляться от  них  не  хотелось,  но,
странное дело,  с  тех пор как Сомин принял решение,  он успокоился.  Даже
когда снова застрочили автоматы,  Сомин не  растерялся.  По его приказанию
бойцы легли в канаву.  И тут Сомина осенило: "Что же я делаю, дурак! Полез
вперед с  тремя винтовками,  когда у  меня  есть пушки.  В  Песчанокопской
прорвались, а тут не прорвемся?"
     Он позвал своих бойцов, и они возвратились к орудию.
     - Фу,  мы думали - уже не вернетесь! - с облегчением вздохнул Белкин,
когда Сомин подошел к орудию. Теперь Сомин не терял времени:
     - Орудия к  бою!  Видишь,  Белкин,  то  большое дерево?  Дай-ка  туда
очередь,  деления на два правее. Садись сам за штурвал. Омелин! Развернуть
орудие назад.  В случае надобности открывайте огонь с ходу самостоятельно.
Борта не опускать. Приготовились?
     Короткая очередь снарядов ударила по кустам.
     - Еще очередь! Теперь вперед!
     Машины  рванулись  вперед.  Они  беспрепятственно проехали  километра
полтора.  Автоматные трассы  мелькали далеко сзади.  Сомин  уже  не  терял
присутствия духа.  Остановившись,  он  снова  обстрелял темные  кусты,  из
которых вылетали малиновые многоточия.
     Впереди, за поворотом шоссе,  послышался ровный гул мотора.  Какая-то
машина приближалась на  большой  скорости.  Белкин  с  тремя  бойцами  был
немедленно выслан вперед, чтобы забросать врага гранатами, если не удастся
поразить его из орудий.  Тонкие стволы автоматических пушек повернулись  и
застыли,   готовые  открыть  огонь,  как  только  машины  покажутся  из-за
поворота,  но стрелять не  пришлось.  Гул  мотора  затих.  Издали  донесся
громкий командирский окрик:
     - Не стрелять!
     Сомин  узнал  голос  Земскова.  Но  каким образом Земсков появился со
стороны Невинномысска? Ведь он остался в дивизионе под Армавиром!
     Из-за  поворота выехала  полуторка.  Это  действительно был  Земсков.
Сомин  бросился навстречу своему бывшему командиру,  однако Земсков меньше
всего был расположен к дружеским восторгам.
     - Шляпа! - сказал он. - Где вас носило? Зачем свернули с шоссе?
     Оказалось,  что  вскоре после отъезда Сомина из  части было  получено
сообщение о сдаче Армавира. Радиосвязь с Николаевым установить не удалось,
и  Арсеньев послал  за  первой  батареей разведку.  Разведчики проехали по
шоссе  в  то  время,  когда  Сомин  блуждал  по  проселочным дорогам.  Они
осторожно  перебрались  вброд  через  речушку  около  взорванного моста  и
благополучно доехали до Невинномысска.  Теперь первая батарея возвращалась
вслед за машиной разведки.  Сомин рассказал Земскову обо всем,  что с  ним
произошло.  Он ждал похвалы или,  по крайней мере,  сочувствия, но Земсков
остался недоволен своим  учеником:  не  заметил брода  и  поехал в  обход,
заблудился среди проселочных дорог, потерял много времени зря. Хорошо, что
в конце концов принял верное решение.
     - Ладно,  в  другой раз будешь умнее.  А  сейчас задача гораздо более
сложная. Мы ведь отрезаны от дивизиона.
     Теперь Сомин уже  ничего не  боялся.  Вместе с  Земсковым,  да  еще с
батареей Николаева в  придачу,  он готов был ввязаться в  бой хоть с целой
дивизией.
     - Напрасно радуешься,  Володя,  -  Земсков зажег фонарик и, прикрывая
его ладонью, принялся рассматривать карту. Подошла батарея Николаева.
     - Прошу  любить и  жаловать!  -  весело сказал комбат.  -  Ни  одного
снаряда нет.  С  чем  будем пробиваться?  Одна  надежда на  твои пушчонки,
сержант Сомин.
     - Не сержант, а младший лейтенант, - поправил Земсков.
     - Младший лейтенант? Запомним. Если останемся живы, с тебя пол-литра,
морячило!
     - Какой я моряк?  -  грустно ответил Сомин.  - Вот, старший лейтенант
ругает. Говорит, плохо действовал...
     - Земсков - старший лейтенант? - обрадовался Николаев. - Вот здорово!
С тебя -  литр -  не меньше.  А ты,  Сомин, не отказывайся, когда называют
моряком. Значит, заслужил. А ну, поехали, братцы.
     У Николаева было на редкость хорошее настроение. Ему удалось взорвать
переправу, когда на нее вступили немецкие танки. Подразделения пехоты, уже
перебравшиеся на  левый берег,  он смел огнем прямой наводкой и  еще успел
положить удачный залп по  противоположному берегу,  где скопились машины и
танки.
     - Я думаю,  поедем проселками, где плутал Сомин, - предложил Земсков.
- Как считаешь, Павел Иванович?
     Николаев согласился:
     - Только смотри, Володя, опять не напутай!
     Звезды уже начали меркнуть, когда они выехали к тому месту, где Сомин
свернул с  шоссе.  На  дорогах пыль  стояла стеной.  Немецкие части густым
потоком шли на станицу Лабинскую, минуя Армавир.
     Остановившись за  кустами,  моряки долго следили за движением колонны
врага.  В нескольких метрах от них,  лязгая гусеницами,  ползли танки.  За
танками прошли понтоны и орудия, потом потянулись грузовики с пехотой. Все
это тонуло в непроницаемой пыли, из которой временами доносились отдельные
выкрики по-немецки.
     Когда шоссе опустело, Николаев кивнул Земскову:
     - Пора!
     Полуторка разведчиков рывком выскочила на дорогу и  нырнула в пылевую
завесу,  поднятую прошедшей колонной.  Следом  двинулись остальные машины.
Они  догнали  немецкую колонну и  пристроились к  ней  вплотную.  Это  был
единственный выход.  До Лабинской оставалось километров шестьдесят.  Немцы
ехали быстро,  а  моряки не отрывались от них ни на шаг.  Иногда у  дороги
мелькали цветные фонарики патрульных,  но  никому из  них  не  приходило в
голову,  что вместе с  немецкой колонной на Лабинскую движется одиннадцать
русских машин.
     Только   раз,   когда   колонна  почему-то   остановилась,   какой-то
унтер-офицер,  чихая и отплевываясь от пыли, приблизился к машине Шацкого.
Видимо,  этот немец ехал впереди и теперь воспользовался остановкой, чтобы
повидать своего приятеля.  Огромный "студебеккер" под  чехлом немец принял
за понтон. Он никогда в жизни не видел "катюш".
     - Oh! Pontonen!*
     Шацкий приоткрыл дверцу. Немец заметил на ней белый якорь:
     - Kriegsmarine!**
     _______________
          * О! Понтоны! (нем.)
          ** Военный флот. (нем.)

     Шацкий не стал тратить времени на объяснения.  От удара  здоровенного
кулака кочегара любознательный унтер-офицер, не пикнув, растянулся в пыли.
Ему тут же заткнули рот паклей,  которой протирают спарки, скрутили руки и
ноги  морскими  ремнями.  Дальнейший  путь  он  проделал под чехлом боевой
машины.
     Уже светало,  когда голова немецкой колонны втянулась в Лабинскую. Не
доезжая нескольких километров до  станицы,  моряки оторвались от колонны и
свернули  налево  по  проселочной  дороге.  Благодатная пыль  скрыла  этот
маневр.
     "Только бы найти переправу через реку Лабу!" - думал Земсков. Никаких
мостов,  судя по карте,  здесь не было.  Броды на  топографических  картах
обычно  не отмечаются.  Но все-таки разведчики обнаружили брод.  Его нашел
Журавлев,  который заметил посреди реки  телегу.  Вероятно,  ее  обстрелял
самолет. Впереди телеги лежали трупы лошадей, не полностью покрытые водой.
Полуторка Земскова осторожно переехала через реку.  Вслед  за  ней  прошли
остальные  машины.  Уже будучи на левом берегу,  моряки услышали на севере
залпы  реактивных  установок.  Через  полчаса  Земсков,  ехавший  впереди,
наткнулся  на  огневую  позицию  одного  из  дивизионов гвардейского полка
подполковника Могилевского.
     - Ваши  -  севернее,  -  сообщил командир батареи.  Он  с  изумлением
смотрел  на  покрытых пылью,  обросших,  веселых моряков и  никак  не  мог
поверить, что они шли полсотни километров в хвосте немецкой колонны.


                               3. В МАЙКОПЕ

     Река Белая, впадающая в Кубань, течет параллельно Лабе, километров на
пятьдесят западнее.  Здесь начинаются предгорья Кавказа.  Кончилась степь.
Ее сменили холмы и долины,  поросшие лесом.  Вдали поднимаются к небу цепи
гор.
     Дивизион занял  позиции  на  восточной окраине  Майкопа.  Это  чем-то
напоминало положение под  Ростовом.  За  спиной -  город,  дальше -  река.
Впереди - степь и вражеские танки. Но сходство было чисто внешнее. Разница
заключалась в том,  что паники и давки теперь быть не могло. И хотя Майкоп
защищало совсем  не  много  войск  (главные силы  уже  отошли в  предгорья
Кавказа),  можно было не  сомневаться,  что  и  здесь враг понесет немалый
ущерб.
     Яновский внимательно присматривался к  бойцам.  Он  ходил  из  одного
подразделения в  другое,  заводил беседы с  матросами,  для которых приход
комиссара всегда был радостным событием. Яновский видел, что люди измотаны
до  предела.  Беспрерывные  бои,  утомительные  ночные  марши,  постоянное
напряжение не снизили боеспособность дивизиона,  но многие держались,  как
говорится,  на нервах.  Яновский и  сам чувствовал себя крайне утомленным.
Ему  уже давно не  приходилось спать больше двух -  трех часов подряд.  Он
похудел, загорел, щеки впали. Впрочем, на себе самом он не замечал ничего.
Ему просто некогда было обращать на  себя внимание.  "Теперь уже скоро,  -
думал он, - скоро конец отступления".
     - Посмотри на  наших  матросов,  -  сказал он  Арсеньеву,  когда  они
приехали на первую батарею.
     - А что? Все, как обычно...
     - Нет,  ты  посмотри,  какие они  стали злые.  Люди  не  хотят больше
отступать.
     Командир  и   комиссар  незаметно  подошли  к   боевой   установке  и
прислушались. С другой стороны машины шел разговор.
     - Понимаешь, какая география? Не думал я, что у нас столько рек: Дон,
Кубань, Лаба, вот теперь - Белая. А что после Белой?
     - Дальше - Черное, - хмуро ответил Шацкий, - Черное море.
     - Думаешь, дойдем до моря? А потом - крабов кормить?
     Ответа не последовало.  В третий раз за день налетели самолеты. Когда
бомбежка кончилась, Арсеньев с Яновским поехали на другую огневую позицию.
События разворачивались быстро.  Дивизион, израсходовав боезапас, двинулся
через город к  мосту.  Уже на  той стороне обнаружили,  что нет санитарной
машины. Стали припоминать, кто видел эту машину последний. Сотник говорил,
что  автобус шел  за  его батареей.  Пономареву казалось,  будто он  видел
санитарную машину  в  центре города.  То  же  самое  утверждали бойцы  его
батареи. Точно никто ничего не знал.
     - Надо искать! - решил Яновский. - Опять придется послать Земскова.
     Разведчики выехали немедленно. Они долго ждали у моста. Проехать было
невозможно,  так как из  города все время шли на  левый берег автомашины и
артиллерия. Наконец мост опустел. Земсков хотел уже трогаться, но в городе
началась   стрельба.   В   беспорядочное  хлопанье  винтовочных  выстрелов
врезалась пулеметная очередь.  Саперы вставляли длинные бикфордовы шнуры в
ящики с  толом,  подвешенные под  мостом.  Земсков разыскал их  командира.
Худенький лейтенант в  непомерно большой  пилотке  и  кирзовых  сапогах  с
широченными голенищами сидел на  бревнах у  самого берега и  чистил огурец
перочинным ножом.
     - Когда будете взрывать? - спросил Земсков.
     - А тебе чего? - он мельком взглянул на Земскова, не прекращая своего
занятия. - Когда прикажут, тогда и подорвем.
     - Успею на часок в город?
     - С тещей забыл попрощаться? - Лейтенант швырнул кожуру в реку.
     - Я вас серьезно спрашиваю!
     Лейтенант разрезал пополам огурец, аккуратно посолил его из тряпочки,
лежавшей рядом, и протянул одну половинку.
     - На! Не торопись.
     Земсков понял,  что у этого невозмутимого человека ничего не узнаешь.
Он вернулся к машине.
     - Ждите меня на дороге за тем леском. Если к заходу солнца не вернусь
- поезжайте в дивизион. Косотруб, возьми гранаты. Пойдешь со мной.
     Они перешли через мост.  Город казался вымершим.  Где-то прогрохотала
по булыжнику телега.  Разведчики пересекли рыночную площадь.  Низко над их
головами бреющим  полетом  просвистели "мессеры".  Издали  доносился рокот
автомобильных моторов.
     - Тяжело груженные идут!  -  заметил Косотруб. - Наверно, отходит еще
какая-нибудь часть.
     Сильный взрыв заглушил его слова.
     - Мост!
     - Точно - мост, товарищ старший лейтенант. Подорвал-таки огуречник!
     Теперь они  были отрезаны в  Майкопе,  но  санитарную машину все-таки
надо  было  найти.  Земсков  и  Косотруб  направились  по  разным  улицам,
условившись встретиться на рыночной площади через полчаса,  а  если это не
удастся - добираться в часть каждый самостоятельно.
     Земсков пошел  по  Советской.  Шум  моторов приблизился.  Из-за  угла
показался танк  с  длинным  орудийным стволом и  белым  крестом на  башне.
Земсков,  не  раздумывая,  прыгнул в  окно полуподвального этажа.  На полу
валялись осколки стекла.  Распахнутый шкаф  зиял  желтизной своего пустого
нутра.  В ящичке у железной кровати кошка облизывала котенка. Она тревожно
взглянула на  Земскова и,  ухватив  свое  чадо  за  шиворот,  полезла  под
кровать.
     Земсков выглянул в окно, прикрываясь обрывком занавески. По улице шли
бронетранспортеры с высокими серо-зелеными  бортами.  Из-за  бортов  видны
были каски. Ни одного лица - только каски в несколько рядов. Геометрически
правильные линии - ряд за рядом,  как на параде.  Одна машина  за  другой,
такие  же  похожие друг на друга,  как стальные каски.  Пять...  восемь...
десять...  тринадцать...  Ветхий домишко  сотрясался.  Дребезжали  стекла.
Земсков  сбился  со  счета.  Что-то коснулось его ног.  Земсков обернулся.
Кошка терлась  о  его  сапоги.  Даже  ей  невыносимо  было  одиночество  и
монотонное тяжелое гудение за окном.
     Сквозь темный коридор и  кухню Земсков вышел во  двор,  перелез через
невысокий забор  и  оказался на  другой улице.  Крадучись вдоль  стен,  он
прошел еще  два квартала.  По  этой самой улице двигался к  реке дивизион.
Санитарная машина могла быть  где-нибудь поблизости.  Никого не  встретив,
Земсков  добрался до  конца  улицы.  Она  выходила на  пустырь,  где  была
последняя огневая  позиция второй  и  третьей батарей.  "Но,  может  быть,
санитарная машина следовала за батареей Николаева?  Неужели Горич угодил к
немцам?"
     За   рекой  разгоралась  перестрелка.   Земсков  узнал  "по   голосу"
76-миллиметровые пушки.  Потом  заревели гвардейские реактивные установки.
Разрывы доносились с  берега.  "Наши ударили!  Как бы не попасть под огонь
дивизиона!" Земсков вздрогнул от этой мысли.  Из города,  занятого врагом,
можно выбраться,  но  если попадешь под залп "катюши"...  Однако где может
быть "санитарка"?
     Первая  батарея  шла  по  Советской улице,  той  самой,  где  Земсков
встретил бронетранспортеры. Он решил вернуться туда. Советская была пуста.
Бронетранспортеры прошли к реке.
     Земсков добрался до базарной площади,  обошел киоск,  у которого была
назначена встреча с Косотрубом. Валерка, конечно, уже ушел. Не может быть,
чтобы он не оставил никакого знака,  если он побывал здесь. Так и есть! На
стене  ларька  начерчена  мелом  стрела,  указывающая на  юг.  И  под  ней
размашисто:  "Косотруб".  Все ясно. Косотруб пошел вдоль берега реки вверх
по течению -  отыскивать брод. У Земскова отлегло от сердца. "Значит, жив!
Однако где  же,  черт подери,  эта "санитарка"?  Надо обследовать северный
сектор,  выстрелы доносились оттуда еще до взрыва моста.  Но как ходить по
городу в ф