говорил Мироненко при их первой встрече, что человек, не чувствующий себя потерянным, - действительно потерян? Уж лучше существовать в сумеречном пространстве между одним состоянием и другим, находя компромиссы в сомнениях и двусмысленности, чем испытывать определенность каменной башни.
     Голоса внизу становились все более раздраженными. Баллард открыл дверь, чтобы лучше слышать. До него донесся голос Саклинга, язвительный, но и угрожающий.
     - Все кончено... - говорил он Криппсу. - ...Ты что, по-английски не понимаешь?
     Криппс хотел что-то возразить, но Саклинг грубо оборвал:
     - Или ты пойдешь как джентльмен сам, или Гидеон и Шеппард тебя выволокут. Что ты выбираешь?
     - В чем дело? - возмутился Криппс. - Ты никто, Саклинг. Ты смешон.
     - До вчерашнего дня, - ответил тот. - Теперь кое-что изменилось. Один раз повезет и собаке, не так ли? Ты должен знать это особенно хорошо. На твоем месте я бы надел плащ, на улице дождь.
     После минутной паузы Криппс сказал:
     - Хорошо. Я иду.
     - Послушный мальчик, - издевательски-ласково сказал Саклинг. - Гидеон, пойди проверь наверху.
     - Я здесь один, - сказал Криппс.
     - Не сомневаюсь, - ответил Саклинг, и снова повернулся к Гидеону. - Пошевеливайся!
     Баллард слышал, как кто-то сделал несколько шагов по коридору, и сразу затем резкие движения нескольких человек. Или Криппс совершил попытку к бегству, или набросился на Саклинга, - одно из двух. Саклинг что-то выкрикнул, завязалась борьба. Затем, покрывая шарканье ног, прозвучал выстрел.
     Криппс вскрикнул, и послышался звук его падения.
     Затем снова голос Саклинга, тонкий от ярости.
     - Идиот!
     Криппс что-то простонал, но Баллард не разобрал слов. Возможно, он просил добить его, потому что Саклинг ответил:
     - Нет. Ты отправишься в Лондон. Шеппард, останови кровотечение. Гидеон - наверх.
     Баллард отпрянул от перил, когда Гидеон начал подниматься по лестнице. Он плохо соображал и чувствовал слабость во всем теле. Из этой западни не было выхода. Они загонят его в угол и уничтожат. Ведь он зверь - бешенная собака в западне. Надо было убить Саклинга, когда была такая возможность. Но что бы это дало? В мире полно людей вроде Саклинга, выжидающих время, чтобы обнаружить свое истинное лицо; подлые, недалекие, скрытные людишки. И вдруг как будто зверь пошевелился в нем, он вспомнил и парк, и туман, и улыбку на лице Мироненко и почувствовал прилив горя, оттого что никогда не жил - не жил жизнью монстра.
     Гидеон был уже почти наверху. Чтобы отсрочить неизбежное хотя бы на несколько мгновений, Баллард скользнул по коридору и открыл первую попавшуюся дверь. Это оказалась ванная. На двери была задвижка, и он ее закрыл.
     В ванной журчала вода. Кусок водосточной трубы оторвался, и на подоконник бежала ручьем дождевая вода. Этот звук и холод в ванной снова напомнили ему о видениях той ночи. Он вспомнил боль и кровь, вспомнил душ - как вода лилась на голову, освобождая его от укрощающей боли. При этой мысли его губы непроизвольно произнесли три слова: "Я не верю".
     Его услышали.
     - Тут кто-то есть, - крикнул Гидеон, он подошел к двери и ударил в нее. - Открывай!
     Баллард слышал его хорошо, но не отвечал. В горле он чувствовал жжение, а в голове снова нарастал гул турбин. В отчаянии он прислонился спиной к двери.
     Саклинг моментально поднялся по лестнице и уже стоял за дверью.
     - Кто там внутри? - раздался его требовательный голос. - Отвечай! Кто там?
     Не получив ответа, он приказал привести Криппса. Опять возникло движение - выполняли его приказ.
     - В последний раз... - сказал Саклинг.
     Баллард чувствовал, что его череп распирает изнутри. На этот раз нарастающий шум казался смертоносным, глаза пронзило болью, как будто они сейчас выдавятся из глазниц. Он заметил что-то в зеркале над умывальником - что-то с горящими глазами, и еще раз пришли слова: "Я не верю", но теперь его пылающая глотка не справилась с ними.
     - Баллард, - произнес Саклинг с триумфом в голосе. - Боже мой, Баллард тоже здесь. Нам сегодня просто везет.
     Ну, нет, подумал человек в зеркале. Здесь не было существа с таким именем. И вообще с именем, ибо не имена ли - первый шаг к догме, первая доска в ящик, в котором ты хоронишь свободу? То, чем он становился, не должно иметь имени; и не должно быть заколочено в ящик; и не должно быть похоронено. Никогда.
     На мгновение он потерял из виду зеркало и обнаружил себя парящим над могилой, которую они заставили его копать; и в ее глубине ящик танцевал, когда его содержимое боролось с преждевременным погребением. Он слышал, как трещат доски - или это звук выламываемой двери?
     Крышка гроба вылетела. На головы похоронной команды посыпался град гвоздей. Шум в голове, как будто понимая, что экзекуция дала результат, внезапно стих, и вместе с ним исчезло видение. Он снова был в ванной, перед распахнутой дверью. У людей, что уставились на него, отвисла челюсть - видя, во что он превратился. Видя его пасть, его волосы, его золотые глаза и желтые клыки. Их ужас вдохнул в него силу.
     - Убей его! - крикнул Саклинг и толкнул Гидеона в дверной пролом. Тот уже достал пушку из кармана и собирался нажать на спуск, но его палец был слишком медленным. Зверь схватил руку, держащую вороненую сталь, и превратил ее в кровавое мясо. Гидеон завизжал, и пошел, шатаясь, вниз по лестнице, игнорируя команды Саклинга.
     Зверь поднес лапу к морде и стал втягивать носом запах крови, тут прогремел выстрел, и он почувствовал удар в плечо. Впрочем, Шеппард не успел выстрелить еще раз, перед тем как его жертва рванулась к двери и оказалась возле него. Выронив пистолет, он сделал жалкое движение к лестнице, но зверь, легко ударив его по затылку, раскроил череп. Тот повалился навзничь, наполняя коридор своим запахом. Забыв про остальных врагов, зверь набросился на мясо и принялся есть.
     Кто-то произнес: "Баллард".
     Зверь блаженно, одним глотком, проглотил глаза мертвеца, как великолепных устриц.
     И вновь, то же слово: "Баллард". Он не стал бы отрываться от своей трапезы, но его слух был задет всхлипываниями. Он был мертв по отношению к себе - но не к горю. Отбросив пищу, он обернулся и посмотрел на коридор.
     Плачущий человек лил слезы только из одного глаза, другой, пристально-неподвижный, был неуместно сухим. Но боль в здоровом глазу была неподдельной. В нем было отчаяние, и зверь знал это: слишком близко он был от боли, и эйфория превращения не могла стереть ее полностью. Всхлипывающего человека крепко держал другой человек, приставив пистолет к голове своего пленника.
     - Если ты сделаешь еще одно движение, - сказал захватчик, - я разнесу его голову на куски. Ты понимаешь меня?
     Зверь облизнулся.
     - Скажи ему, Криппс! Это твое дитя. Заставь его понять!
     Одноглазый пытался говорить, но слова не слушались его. Кровь из живота струилась сквозь его пальцы.
     - Ни одному из вас не нужно умирать, - продолжал захватчик. Зверю не понравилась тональность его голоса; он был навязчивый и коварный. - Вы больше интересны Лондону живыми. Так почему бы тебе не поговорить с ним, Криппс? Скажи, что я не причиню ему вреда.
     Плачущий человек кивнул.
     - Баллард... - простонал он. Его голос был слабее, чем у другого. Зверь прислушался.
     - Скажи мне, Баллард, - сказал он, - что ты чувствуешь?
     Зверь не мог понять смысл вопроса.
     - Прошу тебя, скажи мне. Просто из любопытства...
     - Черт тебя возьми, - сказал Саклинг, плотнее прижимая пистолет. - Здесь не дискуссионный клуб.
     - Тебе хорошо? - Криппс не обращал внимания на пушку.
     - Заткнись!
     - Ответь мне, Баллард. Что ты чувствуешь?
     Зверь все смотрел и смотрел в глаза Криппса, полные отчаяния, и постепенно до него стало доходить значение звуков, которые тот издавал, слова становились на свои места, как стекла мозаики. "Тебе хорошо?" - повторял человек.
     Баллард услышал, как смеется его глотка, и нашел там несколько звуков, чтобы ответить.
     - Да, - сказал он плачущему человеку. - Да. Мне хорошо.
     Не успел прозвучать ответ, как рука Криппса метнулась к руке с пистолетом. Что было у него на уме - самоубийство или побег - уже не узнает никто. Палец на спусковом крючке дернулся, и пуля пробила навылет голову Криппса и разбрызгала его мысли по всему потолку. Саклинг отбросил тело и стал поднимать руку с пушкой, но зверь был уже рядом.
     Если бы в нем оставалось больше человеческого, Баллард, может быть, заставил бы Саклинга помучиться, но у него не было таких извращенных желаний. Единственная его мысль - сделать врага мертвым наиболее эффективным способом - была реализована двумя короткими смертоносными ударами.
     Разделавшись с ним, Баллард подошел к распростертому на полу Криппсу. Его стеклянный глаз не пострадал. Он смотрел неподвижно, уцелевший среди всеобщей бойни. Вынув его из искалеченной головы, Баллард сунул глаз в карман, затем вышел под дождь.
     Улицы были в сумерках. Он не знал, в каком районе Берлина оказался, но его внутренние импульсы, освобожденные от рассудка, вели его через тень окраинных улиц к пустырю за городом, посреди которого стояли одинокие развалины. Может быть, кто-то и знал, чем они являлось раньше (аббатством? оперой?) но, как бы то ни было, время пощадило их от разрушения, хотя все остальные здания на несколько сот ярдов вокруг были сровнены с землей. Когда он шел по проросшему булыжнику, ветер сменил направление на несколько градусов и донес до него запах его племени. Их было много, собравшихся под сводами руин. Некоторые, опершись о стену, курили компанией сигарету, другие обратились в настоящих волков и теперь рыскали в темноте, как призраки с золотыми глазами, иных же можно было бы назвать людьми, если бы не их хвосты.
     Хотя он опасался, что имена могут быть запрещены в их клане, все же спросил двух влюбленных, играющих перед совокуплением под стеной, знают ли они человека по имени Мироненко. У самки была гладкая безволосая спина, а с живота свешивалось с десяток полных сосков.
     - Слушай, - сказала она.
     Баллард прислушался, и уловил чью-то речь, доносящуюся из угла. Голос то умолкал, то вновь слышался. Он пошел на звук и увидел, что посреди стен без крыши, окруженный внимательной аудиторией, держа передними лапами открытую книгу, стоит волк. Некоторые из аудитории направили на Балларда свои светящиеся глаза; оратор умолк.
     - Ш-ш, - шикнул на него один. - Товарищ читает.
     Оратором был не кто иной, как Мироненко. Баллард пробрался поближе и присоединился к слушающим, и оратор возобновил чтение.
     - И Бог благословил их, и Бог рек им: плодитесь, и множьтесь, и заполните землю...
     Баллард уже слышал эти слова раньше, но сегодня они звучали по-новому.
     - ...и покорите ее, и властвуйте над рыбами морей, и над птицами неба...
     Он оглядел круг внимающих, слушая, как слова падают в благодатную почву.
     - ...и над всякой тварью, что живет на земле.
     Кто-то из зверей зарыдал, совсем рядом.