твенной, кордоны бронированных автомобилей на северной дороге.
     О празднике урожая не могло быть и речи. Его глашатаи не стояли у домишек, зазывая людей.
     - Я хочу, чтобы мы вернулись в Лондон, - настаивала Мэгги.
     - Еще вчера ты уговаривала меня остаться. Тебе, кажется, хотелось глубже вникнуть в суть народных традиций.
     - Но вчера была пятница, и... здесь не было еще этого маньяка.
     - Если мы уедем, то назад возвращаться уже не придется. Никогда.
     - О чем ты говоришь? Конечно же, мы еще будем сюда приезжать...
     - Если мы убежим, испугавшись этого места, - мы откажемся от него.
     - Это смешно, Рон.
     - Тебе хотелось показаться на глаза тем, кто здесь живет. Но сегодня мы рискуем присоединиться к тем, кто здесь погиб. Рискуем и завтра, и послезавтра. Как долго это будет продолжаться? Ты это знаешь? Нет. И если ты не хочешь узнать, закончились ли здесь эти безобразия или нет, - можешь ехать. И даже взять с собой детей. А я останусь здесь.
     - Нет, Ронни.
     Он тяжело вздохнул.
     - Мне надо убедиться, что его поймали. Быть уверенным в том, что он больше здесь не появится. И тогда я скажу, что мы не зря выбрали это местечко.
     Она неохотно кивнула.
     - Тогда давай хоть ненадолго выберемся из этих стен, Рон. Дети просто извели миссис Блэттер, я опасаюсь, не будет ли у нее истерики. Возьмем их с собой покататься на машине, а? Хоть немного подышим свежим...
     - Почему бы и нет? - он стремительно встал.
     Сентябрьское утро встретило их теплым благоуханием. Какие же сюрпризы может преподнести погода! По обе стороны от шоссе проносились пестрые ковры поздних цветов. Радостные птицы низко планировали над крышей машины. Небо синее, как в сказке, облака - фантазия в тонах цвета сбитых сливок. Здесь, в нескольких шагах от городка, таяли кошмары предыдущей ночи, растворяясь в изобилующей полноте дня. Настроение Рона поднималось с каждой новой милей, появлявшейся между ними и Зелом. Вскоре он даже запел.
     Дебби беспокойно ерзала на заднем сиденье: то "папа, мне жарко", то "папа, я хочу апельсинового сока". И, наконец, "папа, я хочу пи-пи".
     Рон остановил машину на безлюдной ровной дороге. Пришлось играть в добренького папочку. Если и дальше ему будет отведена эта роль, то к концу дня дети избалуются окончательно.
     - Итак, солнышко мое, сейчас ты сделаешь пи-пи, и мы поедем дальше, чтобы поискать тебе мороженое.
     - А где же ля-ля? - спросила дочка. Это дурацкое слово было выдумано ее мамочкой.
     Вмешалась Мэгги, лучше ладившая с девочкой в таких вопросах, чем Рон:
     - Детка, сходи туда - на полянку около дороги. Видишь ее?
     Дебби ничего не могла взять в толк. Рон обменялся с Яном полуулыбками.
     Мальчик напустил на лицо смешливую гримасу. Он поддразнивал сестренку:
     - Чего же ты не идешь? Давай, торопись, а то придется искать тебе более подходящее место и ты описаешься по пути.
     "Более подходящее место, - думал Рон. - Что он имеет в виду? Уж не Лондон ли?"
     Дебби никак не решалась:
     - Я там не могу, мамочка!
     - Почему?
     - Меня там может кто-то увидеть.
     - Что ты, никто тебя не увидит, - убеждал Рон. - Ты сделаешь, как скажет мама, и все будет в порядке.
     Он повернулся к Мэгги:
     - Сходи с ней, любовь моя.
     Мэри не шелохнулась:
     - Она и сама умеет.
     - Ты же видишь - она боится. Да и как она перелезет через эту решетку?
     - Тогда сходи с ней сам.
     Рону не хотелось возражать - начался бы бессмысленный спор. Он выдавил из себя улыбку и сказал:
     - Пойдем.
     Дебби вышла из машины. Рон помог ей перебраться через железную ограду, за которой раскинулось широкое поле. Урожай с него уже был собран. Оно пахло... свежей землей.
     - Ты что папа? Не смотри! - выговорила ему дочка. - Ты не имеешь права смотреть.
     Как она любит командовать и управлять, а ведь ей всего девять! Она умела уже играть на его нервах не хуже, чем на фортепиано, которым занималась три года. Они оба знали это. Рон улыбнулся и зажмурился.
     - Видишь? Папа закрыл глаза. Давай, девочка, делай все побыстрее.
     - Только ты не вздумай подглядывать. Обещай, что не будешь подглядывать?
     - Я не буду подглядывать, - торжественно продекламировал Рон.
     Боже мой, она уже устраивает целый спектакль!
     - Поторопись, мое солнышко.
     Он обернулся в сторону машины: Ян сидел, склонив голову над страницами очередного глупого комикса, его глаза неподвижно замерли над чем-то уж очень интересным. Весь день он был угрюм и серьезен. Единственное изменение на его лице Рон заметил, когда они оба обменялись чем-то, напоминавшим улыбки. То, что отразилось на лице Яна, вряд ли было естественным - вряд ли ему хотелось улыбаться, вряд ли он намеревался посмеяться над сестренкой. Он был сегодня слишком задумчив.
     Дебби стянула штанишки и присела. Она тужилась, но ничего не получалось. Как она ни старалась.
     Рон окинул взглядом все поле, вплоть до горизонта. Там кружились шумные стаи чаек. Рон смотрен на них: сначала спокойно, потом со все большим нетерпением.
     - Скорее, моя детка.
     Рон снова оглянулся на машину: Ян смотрел теперь на него. На лице его была печать скуки. Бледное грустное лицо. Что же с ним? Какая-то безысходность сквозила во взгляде. Рон терялся в догадках. Будто бы - или действительно? - не заметив, что на него смотрит отец, он снова занялся сборником комиксов.
     Дебби вдруг резко вскрикнула: в ушах у Рона зазвенело.
     - Господи! - Рон полез через ограду. К ней заспешила теперь и Мэгги.
     - Дебби!
     Рон застал ее стоящей у самой загородки. Она уставилась вниз, что-то бормоча себе под нос. Лицо девочки раскраснелось.
     - Боже мой, что случилось?
     Она лишь беззвучно шевелила губами. Глаза Рона проследовали за ее взглядом.
     - Что случилось? - это уже была Мэгги, которая пыталась перебраться через ограду.
     - Кажется... Кажется, ничего особенного.
     Это был всего лишь мертвый крот. Он лежал на земле. Его глаза выклевали птицы. Гниющим телом питались полчища мух.
     - Боже мой, Рон, - Мэгги сверкнула глазами. Так, словно он сам подложил сюда труп животного.
     - Все хорошо, моя сладенькая, - Мэгги толкнула Рона локтем и взяла девочку на руки.
     Ребенок постепенно успокаивался. "Городские дети, - подумал Рон. - Надо приучать их к таким вещам, ведь когда-нибудь они будут жить среди этого. Здесь нет и не будет чистящих машин, убирающих с земли все и вся".
     Мэгги качала малышку на руках - видимо новых слез на ее лице не появится.
     - Ну вот, сейчас она успокоится, - сказал Рон.
     - Конечно, успокоится. Правда, детка? - Мэгги помогла ей подтянуть штанишки. Дебби лишь всхлипывала носом, вовсе не стесняясь. Слишком большое огорчение, чтобы отстаивать свою самостоятельность.
     Ян слышал концерт, закатываемый сестренкой, и пробовал сосредоточиться на комиксах. "Дайте же мне наконец собрать свое внимание", - думал он. И его желание было выполнено.
     Внезапно стало темно. Слишком темно, чтобы видеть картинки.
     Он отвел от них глаза и сердце бешено застучало в груди. Он был здесь - новый объект для изучения. Всего в шести дюймах от него: он заглядывал в салон машины и глаза его сверкали пламенем Ада. Ян не смог кричать - язык отказывался повиноваться. Намочив сиденье, он толкнул противоположную дверь. Она не открылась, и в тот же момент покрытые рубцами руки вцепились в его ноги, проникнув через окошко. Когти царапали лодыжки, разрывая новые носки. На землю свалился ботинок. Наконец руки победили - Ян поехал по влажному сиденью к открытому окну. К нему вернулся голос, но вряд ли это был его голос: слишком жалостливый и слабый для выражения смертельного ужаса, охватившего его. В этом, не столь уж необычном сне, снова был его отец. Когда окошко оказалось под животом Яна, он посмотрел в его сторону: отец размахивал руками у ограды. У него был такой смешной вид. Он карабкался через нее, он спешил на помощь. Но Ян с самого начала знал, что он не спасет его: он столько раз уже умирал в снах именно потому, что отец не подоспел вовремя. Рот оказался еще шире, чем он мог себе представить. Он был той дырой, в которую он должен был сейчас провалиться. И непременно вперед головой. Рот вонял, как мусорный ящик, тот, что стоит во дворе школьного буфета. Как миллион таких ящиков. Подступила тошнота. Один из ящиков захлопнулся, оттяпав ему часть головы...
     Рон ни разу в жизни не кричал, считая это уделом женского пола. Но сейчас, когда он увидел, как голова сына исчезла в страшных челюстях, все вокруг утонуло в звуке безумного вопля.
     Голый Мозг обернулся без тени страха. Кто же смог издать такое? Он встретил чьи-то глаза. Он пронзил их своим всепроникающим взглядом, заставив их обладателя прирасти к шоссе. Это была Мэгги. Прорывавшийся сквозь ее оцепенение голос словно звучал из могилы:
     - О... пожалуйста... не надо.
     Рон, попытавшись не замечать этих страшных глаз, бросился к машине. К своему сыну. Но его короткой растерянности было достаточно для того, чтобы чудовище успело скрыться: Голый Мозг стремительно удалялся, не выпуская изо рта жертву, которая раскачивалась при его шагах. Спустя мгновение он исчез. Распыленные в воздухе капельки крови Яна подхватил ветер. Рон почувствовал, как его лицо оросилось мелким душем.

***

     Неподалеку от оскверненного алтаря Святого Петра стоял Деклан. У ворот дежурила полиция. За стенами бушевало людское море. Оно было встревожено, оно требовало объяснений. Но никто не входил в церковь - все столпились около нее и кричали. Деклан понимал, что рано или поздно придется выйти, чтобы успокоить их. Угомонить. Уничтожить, наконец... Ведь его новый господин наверняка хочет этого. И Деклан должен помочь ему, пусть это даже будет стоить ему жизни. В его смерти не могло быть ничего страшного. В его жизни ничто не имело теперь значения, кроме того, что его скрытые некогда от всех, а может, и от самого себя надежды воплотились.
     Той ночью, когда он поднял глаза на мочащееся в его лицо чудовище, к нему пришла таинственная радость и счастье. Если эта процедура, показавшаяся бы ему раньше потрясающе омерзительной, была столь восхитительна, то чем же тогда может оказаться смерть? Чем-то приятным вдвойне? Да... И если Голый Мозг посчитает нужным убить его своей зловонной рукой - это только удесятерит наслаждение от нее.
     Он взглянул на алтарь, у которого побывала пока только полиция, потушившая огонь. Она вцепится за него после гибели Кута. Она будет разыскивать его, но он знает десятки потаенных мест, где его не отыщут никогда. Деклан знал, что его господин был слишком большой рыбой, чтобы поместиться на их сковородке. Он собрал разбросанные листы "Молитвенного пения" и швырнул их в тлеющие угли. Подставки для свечей были покороблены пламенем. Наверное, их можно еще отличить от креста. Но где же он? Наверное, рассыпался или его решил прихватить с собой какой-нибудь клептоман-полицейский. Деклан выдернул из недогоревшей книги несколько страниц. Гимны из Псалтыря. Старинная бумага полыхнула от поднесенной спички.

***

     В горле Рона стояли слезы - их вкуса он раньше не знал. В последний раз он плакал несколько лет назад, а рыдать же в присутствии мужчин вообще не приходилось. Но сейчас он плакал... Ему было наплевать: вряд ли в этих людях осталось что-то человеческое. Хоть капля сострадания. Они спокойно слушали его страшную, исполненную скорби историю и все время кивали, словно идиоты.
     - Наши люди разосланы в радиусе пятидесяти миль, мистер Милтон, - говорило чье-то каменное лицо со всепонимающими глазами. - Они не оставят ни один холм непрочесанным. Мы схватим его, кем бы он ни был.
     - Он отнял у меня ребенка, вы понимаете? Убил его на моих глазах...
     Никто не выразил ужаса.
     - Мы делаем все, что в наших силах.
     - Но это вряд ли вам по силам. Он... вовсе не человеческое существо.
     У Айвеноу все те же понимающие глаза: он-то знал, насколько нечеловеческим оно было.
     - Среди нас есть представители министерства обороны. Им надо только предъявить протоколы, и они окажут нам помощь. Тогда мы, безусловно, будем способны на большее, - спокойно произнес он. Потом гордо добавил:
     - На это пойдут общественные деньги, сэр.
     - Да вы просто кретин! Вы думаете только о том, во что вам обойдется его смерть. Вы что, не видите, он же не человек! Он выходец из Ада!
     Айвеноу покинули мысли о благотворительности.
     - Если бы он был из Ада, сэр, - сказал он, - ему не удалось бы поднять Кута за шею с такой легкостью.
     Кут... Рон знал этого человека. Почему он не подумал об этом раньше? Кут...
     Рон считал себя верующим, и ему всегда было трудно с ними разговаривать. Но придется стать терпимее: ему предстоит вынужденная встреча с оппозицией, с одним из ее представителей и надо выбросить из головы все существующие в ней барьеры. Это просто необходимо сделать, если он собирается отыскать орудие против Дьявола.
     Надо найти Кута.
     - Не пора ли поговорить с его женой? - предложил один полицейский. Мэгги, сидела безмолвно, убитая горем. На ее руках спала Дебби. Здесь они в полной безопасности и им не нужна его помощь.
     Посетить Кута раньше, чем его посетит смерть...
     Ревренд передаст ему то, что знает о чудовище: он лучше понимает, что такое боль, чем эти мартышки. В конце концов гибель его ребенка - дело не только полиции, но и церкви.
     Он сел за руль, перед глазами стояло лицо сына. Человечка, который носил его имя - ведь после крещения Рона нарекли Яном. Сын - это был он сам, кровь от крови, плоть от плоти. Спокойный ребенок, в глазах которого таилась безысходность.
     Сейчас Рон не плакал. Сейчас настало время мстить.

***

     До полуночи оставалось минут тридцать. Над Королем взошла луна. Он сидел среди изобильного поля, что к юго-востоку от фермы Николсона. Над слабо освещенным жнивьем сгустилась тьма. Оно пахло аппетитно, но предательски обманчиво. Оно пахло землей и ее гниющими плодами. Король собирался обедать. Главным и, наверное, единственным блюдом будет Ян Милтон. Лакомство перед ним: можно было опустить в разорванную грудь руку и прилечь на локоть, выбирая царственными перстами деликатесы.
     Он пировал под серебряным навесом лунного света. Ему никогда не было так хорошо. На десерт была восхитительная коленная чашечка, легко снятая с подноса округлой кости. Голый Мозг проглотил ее целиком.
     Сладко.

***

     Боль утихла, и Кут думал, что умер, но смерть не приходила к нему. Теперь Кут не звал ее - страдания прекратились. В расплывавшихся кругах желтых стен комнаты возникло чье-то лицо. Оно молило его прислушаться к своей просьбе. Кут знал, что в посмертном мире ему придется разговаривать с Богом. Отвечать на его вопросы. Отвечать за свои грехи. Он даже мог предположить, о чем зайдет речь сначала. Но Бог произнес слова, которых он не ожидал. Они потрясли его:
     - Он убил моего сына, - говорил Рон. - Расскажи мне о нем все, что знаешь. Прошу тебя. Я поверю в любые слова, которые ты произнесешь.
     Им владело великое отчаяние:
     - Помоги мне справиться с ним...
     Картины вихрем закружились в голове Кута: унижение Деклана, облик страшного чудовища, алтарь... Он хотел помочь, он должен помочь.
     - ...там, в церкви...
     Рон наклонился ниже.
     - ...где алтарь... он боится... где алтарь...
     - Ты имеешь ввиду крест? Он боится креста? - Нет... он не бо...
     - Господи, нет!
     Кут сделал хриплый выдох и умер. На изуродованном лице появились метки смерти: радужная оболочка оставшегося глаза наполнилась красным, слюна впиталась в недвижный рот. Рон долго смотрел. Затем он вызвал сестру и тихо вышел, оставив дверь открытой.

***

     В церкви кто-то был. Полиция закрыла дверь на висячий замок, но он был сбит, дверь приоткрыта. Рон тихонечко увеличил щель и скользнул вовнутрь. Она не освещалась свечами - вместо них горел небольшой костер, разведенный на полу. Огонь поддерживал молодой человек, показавшийся Рону знакомым: его часто можно было встретить на улицах городка. Продолжая подкармливать пламя книгами, он оторвал взор от теплого марева:
     - Чем я могу помочь? - спросил он.
     - Я пришел, чтобы... - Рон затруднялся продолжить. Должен ли он говорить этому человеку правду? Наверное, нет: что-то здесь было не так.
     - Я кажется задал вопрос. Так что тебе нужно?
     Рон шел между рядами скамей. Прямо к огню, который все лучше проявлял черты вопрошавшего. Одежду в пятнах и покрытую пылью, глаза, впавшие так глубоко, словно мозг всосал их в себя.
     - Тебе никто не давал права находиться здесь...
     - А я думал, что любой может зайти в церковь, - выговорил Рон, уставившись на черневшие в пламени страницы.
     - Но только не сейчас. Сейчас ты должен убраться отсюда ко всем чертям.
     Рон продолжал идти к алтарю.
     - Я же сказал "ко всем чертям". Ты что не слышал? Вон отсюда!
     - Мне нужен алтарь. Я уберусь только тогда, когда взгляну на него поближе.
     - Ты ведь говорил с Кутом, не так ли?
     - С Кутом?
     - И что же наболтала тебе эта старая лживая развалина? В жизни она не произнесла и слова правды, ты знаешь об этом? За правду он держал вот что... - он швырнул на стол молитвенник.
     - Я сейчас взгляну на алтарь. И тогда будет ясно, как часто он врал и врал ли вообще.
     - Ты этого никогда не сделаешь!
     Засунув в огонь новую стопку книг, человек преградил Рону дорогу. Даже не запах пыли исходил от него - запах дерьма. Его руки впились в шею Рона со стремительностью ястреба, тот повалился на пол, и схватка началась. Пальцы Деклана пытались выдавить ему глаза, зубы яростно скрипели у самого носа.
     Рон поразился слабости собственных рук, не предпринимавших никаких действий. Почему он и сейчас продолжает оставаться тем, кем всегда считала его Мэгги? Почему в нем не взыграет кровь? Надо хоть как-то обороняться, ведь этот ненормальный может и убить.
     Все вокруг озарила ярчайшая вспышка, словно чернота ночи стала внезапно блеском дня. Все, что можно было увидеть в восточном окне, залилось оранжевым светом. Отовсюду раздавались крики. Сильнейший огонь, раскрасивший все вокруг в свой собственный цвет, сделал пламя костра почти незаметным на фоне беснующегося марева.
     Деклан забыл на секунду о поверженном противнике, и тот воспользовался этим: Рон оттолкнул от своего лица подбородок Деклана и, ударив в его живот коленом, с силой сбросил с себя. Соперник хотел возобновить сражение, но вторая атака не удалась: Рон рванулся к нему и, крепко схватив за волосы, повалил на землю, сжав другую руку в кулак. Он колотил лицо Деклана до тех пор, пока не услышал, как ломаются кости черепа, не прекращал бить и тогда, когда из носа потекла кровь, и тогда, когда были выбиты почти все зубы и переломаны челюсти. Он останавливался и бил снова, пока из его разрезанного костью кулака не хлынула кровь.

***

     Зел был превращен в огромный костер.
     Голому Мозгу часто приходилось устраивать пожары. Бензин был новым элементом в искусстве использования огня, к нему надо было привыкнуть. Но Голый Мозг не мог ждать. Он помнил, как из раненого железного зверя вытекала огнетворная кровь, - и он просто открыл бочки, в которые она сливалась. Просто открутил навинчивающиеся крышки и пустил жидкость вниз по Главной авеню, судорожно и жадно глотая наполненный ароматом бензина воздух. Дальнейшее Голый Мозг делал уже много раз. Результат восхитил его: бурлящее море живого огня сметало растительность и животных, врывалось в дома, быстро превращая их в жаркие угли, и неслось дальше, дальше, дальше. В воздух взлетали соломенные крыши и маленькие постройки. В считанные минуты Зел превратился в жаровню.

***

     Рон отдирал обшивку алтаря. Из его головы не выходили Дебби и Мэгги - он пытался успокоить себя тем, что полиция должна была отвести их в безопасное место. А если нет? Какая разница, он просто обязан довести дело до конца.
     Под обшивкой находилась большая коробка - лицевую ч