бил его Джуд. Казалось, Вацлав Джеловсек решился открыть им всю правду. Был момент, когда он застыл между смертью с загадкой на своих губах и несколькими минутами жизни, достаточными для того, чтобы кое-что объяснить. Ему было все равно. Новое состязание уже не могло состояться.
     - Они вышли на битву, - негромко произнес он. - Пополак и Подуево. Они боролись каждые десять лет...
     - Боролись? - снова перебил Джуд. - Вы хотите сказать, все эти люди были убиты?
     Вацлав покачал головой.
     - Нет, нет. Они упали. Я же говорил.
     - Ну, и как они боролись? - спросил Мик.
     - Для этого они шли в горы, - последовал ответ.
     Вацлав приоткрыл глаза. Лица, склонившиеся над ним, выглядели измученными и больными. Ему стало жалко этих ни в чем не повинных иностранцев. Они заслуживали того, чтобы знать истину.
     - Они бились, как великаны, проговорил он. - Их строили из собственных тел, понимаете? Корпуса, мускулы кости, глаза, нос, зубы, - все делалось из мужчин и женщин.
     - Он бредит, - сказал Джуд.
     - Ступайте в горы, - повторил мужчина, - и увидите, это правда.
     - Даже предполагая... - начал Мик.
     Вацлав нетерпеливо прервал его.
     - Многие века мы учились по-настоящему играть в великанов. С годами они становились все больше и больше. Каждый новый всегда превосходил своего предшественника. Его строили с помощью канатов и подпорок... В желудке была пища... испражнения выводились через специальные трубы... Самых зорких усаживали в его глаза, самых громогласных - в гортань. Вы не поверите, с каким техническим совершенством все это делалось.
     - Не поверим, - вставая, сказал Джуд.
     - Это образ нашей общины, - почти шепотом проговорил Вацлав. - И форма нашей жизни.
     Наступило молчание. Над горными склонами медленно плыли белые облака. Дорога постепенно погружалась во мрак.
     - Чудо, - добавил он с таким выражением в голосе, будто в первый раз осознал неестественность происходившего. - Случилось чудо.
     Этого было достаточно. Да. Этого было вполне достаточно.
     Его глаза снова закрылись, морщины на лице разгладились. Он умер.
     Его смерть Мик прочувствовал острее; чем гибель тысяч людей, оставшихся позади; или лучше сказать, его смерть была ключом к боли, которую он испытал за всех них.
     Он не мог решить, правду ли сказал этот человек. Его разум не знал, что делать с услышанным. Он только ощущал свою беспомощность и какую-то тоскливую жалость к самому себе.
     Они стояли на дороге, молча глядя на загадочные и мрачные очертания гор.
     Наступили сумерки.
     Пополак уже не мог идти дальше. Каждый его мускул изнемогал от усталости. То и дело в глубине его исполинского тела кто-нибудь умирал; однако город не горевал из-за своих отмирающих клеток. Если мертвые находились вблизи наружного слоя, то их отвязывали и сбрасывали на землю.
     Великан не был способен испытывать жалость. Он знал только одну цель и собирался идти к ней, пока были силы.
     Закат солнца Пополак проводил, сидя на одном из крутых склонов и поддерживая руками свою огромную голову.
     На небе засияли звезды. Сгущалась тьма, бережно обволакивавшая незажившие раны этого страшного дня и дававшая отдых глазам, которые видели слишком много.
     Пополак снова встал на ноги и, сотрясая шагами почву, двинулся в путь. Он должен был идти, сколько мог, а потом спуститься в какую-нибудь долину и найти в ней свою могилу.
     Мик хотел похоронить угонщика. Однако Джуд сказал, что с приездом полиции это погребение будет выглядеть довольно подозрительно. И кроме того, разве не абсурдно было заниматься с одним трупом, когда всего лишь в миле от них лежали тысячи неприбранных тел?
     Они оставили мертвого лежать рядом с перевернутой машиной и скова тронулись в путь.
     Становилось холодно, хотелось есть. Однако те дома, мимо которых они проходили, были наглухо заперты и не подавали никаких признаков жизни.
     - Что он имел в виду? - устало проговорил Мик, когда они стояли возле очередной запертой двери.
     - Он говорил метафорами...
     - И про великанов?
     - И про великанов. Троцкистская белиберда, - продолжал настаивать Джуд.
     - Мне так не кажется, - повторил Мик и пошел обратно к дороге.
     - У тебя есть иная точка зрения? - оставаясь на прежнем месте, с вызовом спросил Джуд.
     - Он не был похож на человека, сочиняющего речи заранее.
     - Уж не хочешь ли ты сказать, что вокруг нас бродят какие-то великаны? Ради Бога, опомнись!
     Мик повернулся к Джуду. В сумерках трудно было разглядеть выражение его лица. Однако голос был твердым и уверенным.
     - Да. Я думаю, он говорил правду.
     - Абсурдно! Абсурдно и смешно! Нет!
     В этот момент Джуд ненавидел Мика. Ненавидел за его наивность, за готовность поверить в любой вымысел, если тот окружен некоторым ореолом романтичности. Господи! Поверить даже в такую нелепую выдумку...
     - Нет, - повторил он. - Нет. Нет. Нет.
     Небо было ярко-синим. Очертания гор под ним слились в один черный зубчатый контур.
     - Я замерз, как собака, - сказал из темноты Мик. - Ты пойдешь со мной или останешься здесь?
     - На этой дороге мы ничего не найдем! - крикнул Джуд.
     - Возвращаться уже поздно.
     - Там только горы, и все!
     - Поступай, как знаешь. Я пошел.
     Его шаги стали удаляться во мраке.
     Немного поколебавшись, Джуд последовал за ним.
     Ночь была безоблачной и холодной. Они шли, подняв воротники и сжав пальцы ног в ботинках. Небо над ними сияло крупными немигающими звездами. Глаз мог составить из них столько причудливых сочетаний, сколько хватило бы терпения. Через некоторое время они обнялись. Им было легче идти, поддерживая и согревая друг друга.
     Часам к одиннадцати они увидели свет, горевший в далеком окне.
     Женщина, открывшая дверь, не улыбалась, но поняла их состояние и впустила в дом. Было бессмысленно рассказывать этой старой крестьянке или ее одноногому мужу о том, что они сегодня видели. В каменном коттедже не было ни телефона, ни признаков имеющихся транспортных средств, и поэтому даже если бы они нашли какой-нибудь способ поведать о случившемся, то все равно ничего не смогли бы предпринять.
     Мимикой и жестами они кое-как показали, что проголодались и устали. Затем попробовали объяснить, что заблудились, - и проклинали себя за оставленный в "фольксвагене" разговорник. Едва ли она поняла что-нибудь из их слов, но усадила возле печи, на которую поставила кастрюлю.
     Они съели по большой тарелке несоленого горохового супа и улыбками поблагодарили женщину. Ее муж сидел рядом, не проявляя ни малейшего желания заговорить с гостями или хотя бы взглянуть на них.
     Сытная еда подействовала. Они немного воспрянули духом.
     Теперь им предстояло выспаться, а утром отправиться в обратную дорогу. К следующему вечеру тела, лежащие на поле, будут прибраны, пересчитаны, уложены в гробы и отправлены к родственникам. Воздух будет заполнен гулом моторов, который наконец заглушит стоны, еще звучавшие в их ушах. Будут кружить вертолеты, будут суетиться санитары и полицейские. Будет все, что сопутствует большим катастрофам, случающимся в цивилизованном обществе.
     А потом все это будет приятно вспомнить. Все-таки, часть истории: конечно, трагедия, но ее можно объяснить, отнести к какой-нибудь схеме и жить дальше. Все будет хорошо. Скорей бы утро.
     Вскоре усталость сразила их. Они заснули прямо за столом, уронив головы на скрещенные руки. Рядом остались пустые тарелки и недоеденные ломти хлеба.
     Они ничего не чувствовали. Они провалились в темноту без сновидений и мыслей.
     Затем начался грохот.
     Где-то под землей. Глухие ритмичные удары, как будто какой-то титан медленно подбирался все ближе и ближе.
     Женщина разбудила мужа. Разбудила, зажгла лампу и подошла к двери. Ночное небо было усеяно звездами. Вокруг высились черные горы.
     Гром не утихал. Удар и через полминуты новый, с каждым разом становившийся все громче.
     Муж и жена стояли рядом и прислушивались к гулкому эху, прокатывавшемуся по горным склонам. Гремело где-то недалеко, но молний не было.
     Только тяжелые удары...
     Бум...
     Бум...
     От них сотрясалась земля. Из дверного косяка сыпалась пыль, дребезжали оконные стекла.
     Бум...
     Бум...
     Они не знали, что это было, но во всяком случае бежать из дома не собирались. Каким бы жалким укрытием ни был их коттедж, находиться в нем не казалось опасней, чем в ближнем лесу. Как они могли узнать, под каким деревом остановиться, чтобы их не задела гроза? Нет, лучше было ждать: ждать и смотреть.
     У женщины было плохое зрение, и она не совсем поверила своим глазам, когда одна из черных гор вдруг стала вырастать, постепенно заслоняя звезды. Но ее муж видел это: невообразимо огромную голову, которая в темноте казалась еще более огромной - превосходившей даже сами горы.
     Выпустив костыли, он упал на колени и зашептал молитвы. Его искусственная нога вывернулась из кожаных ремней.
     Его жена завыла: ни одно из известных им слов не могло остановить это чудовище, возникшее из мрака и надвигавшееся на них.
     Проснувшись, Мик нечаянно смахнул со стола тарелку и лампу.
     Они разбились.
     Проснулся Джуд.
     Крик за дверью затих. Женщина бросилась бежать в лес. Любое дерево было лучше, чем это зрелище. Ее муж продолжал дрожащими губами повторять молитвы, но великан все вырастал и вырастал. Вот поднялась его громадная нога...
     Бум...
     Коттедж заходил ходуном. Запрыгала посуда в шкафу, зеркало сорвалось с крючка и вдребезги разбилось.
     Любовники знали этот гром: эти подземные удары.
     Мик схватил Джуда за плечо.
     - Вот видишь? - прохрипел он. - Видишь? Видишь?
     В его хрипе слышались истерические нотки. Опрокинув стул, он кинулся к двери. По дороге выругался. Выбежал на крыльцо...
     Бум...
     Грохот был оглушительным. Со звоном лопались оконные стекла. Трещали балки под крышей.
     Джуд догнал любовника у двери. Старик лежал ничком, пальцами судорожно сжимая комья сухой земли.
     Мик, подняв голову, смотрел в небо. Джуд посмотрел туда, куда был устремлен его взгляд.
     В одном месте звезд не было. Там была кромешная тьма в форме огромного человека, нависшего над горами. Отчетливо выделялись контуры.
     Он казался слишком широким. У него были неестественно толстые - не как у человека - ноги и чересчур короткие руки. Может быть, они выглядели так по сравнению с торсом.
     Затем он поднял свою исполинскую ступню и опустил на землю, сделав шаг в направлении дома.
     Бум...
     Крыша коттеджа покачнулась. Все, что говорил угонщик, оказалось правдой. Пополак был и городом, и великаном. И шел, перешагивая через горы...
     Их глаза быстро освоились с темнотой, и они уже могли различить ужасающие подробности в строении этого монстра. Несомненно, он был шедевром инженерной мысли: человек, созданный из людей. Или лучше сказать, бесполый гигант, сделанный из живых мужчин, женщин и детей. Все жители Пополака были в нем безжалостно плотно прижаты друг к другу. Их тела и суставы были так крепко скованы в одно целое, что человеческие кости почти ломались от напряжения.
     Уже можно было увидеть безукоризненно рассчитанную конструкцию этого исполина: продумано было расположение центра тяжести; как соответствовали слоноподобные ноги громадному весу туловища; как низко к плечам была посажена голова - оптимально для движений и с минимальной нагрузкой на шею.
     Несмотря на диспропорции, он был ужасающе человекоподобен. Поверхность составляли полностью обнаженные люди, которые блестели при свете звезд, как одно огромное человеческое тело. Были скопированы даже мускулы, хотя и упрощенно. Можно было разглядеть, как умело все люди были подогнаны друг к другу; с какой акробатической виртуозностью работали те, из кого был сделаны суставы рук и ног, позвонки и сухожилия.
     Он наклонил голову, и они увидели его лицо.
     Щеки из человеческих тел; глубокие глазные впадины, из которых глядели человеческие головы, образующие глазное яблоко; широкий нос и рот, то открывавшийся, то закрывавшийся - мышцы, расположенные в челюсти, сжимались и разжимались. И из этого рта, зубы которого были сделаны из обритых детских голов, гремела какая-то идиотская песенка.
     Пополак шествовал по горам и пел во все горло.
     Было ли хоть когда-нибудь в Европе зрелище, подобное этому?
     Не в силах сдвинуться с места, Мик и Джуд смотрели, как великан приближался к ним.
     Старик обмочился. Бормоча мольбы и молитвы, он пополз к деревьям. За ним волочилась искусственна нога, застрявшая в штанине.
     Пополак был уже в двух шагах от коттеджа. Отчетливо виднелись бледные, изможденные, обливающиеся потом лица; их ритмично сгибающиеся и разгибающиеся тела. Некоторые были уже мертвы, они затрудняли его движения, но он шел и шел вперед.
     Бум...
     Сделав всего один шаг, он подступил к коттеджу ближе, чем можно было ожидать.
     Мик видел, как поднималась его громадная ступня. Видел людей - коренастых и крепких - в лодыжке и стопе. Многие были мертвы. Подошва выглядела сплошным месивом из человеческой плоти и канатов, перетершихся от долгой ходьбы.
     Нога опустилась. Раздался грохот.
     Коттедж разлетелся в щепки. Взметнулось облако пыли; одним из обломков убило Джуда, но Мик не замечал этого.
     Пополак заслонил собой все небо. В какой-то момент казалось, что он переполнил собой весь мир - и небо, и землю. Его уже нельзя было охватить одним взглядом: взгляд начинал метаться в пространстве, но даже тогда разум отказывался осознать его истинные размеры.
     Одна его нога прочно стояла посреди обломков коттеджа, а другая уже двигалась, делая новый шаг.
     Мик воспользовался своим шансом. Испустив душераздирающий вопль, он опрометью бросился к этой громадной ступне. Она уже поднималась в воздух, когда он, задыхаясь, добежал до нее. В последнюю секунду ему удалось, подпрыгнув, ухватиться то ли за обрывки каната, то ли за чьи-то волосы, то ли за саму плоть - удалось ухватиться за это уходящее чудо и стать его частью. Быть с ним, служить ему или умереть вместе с ним, - все это было лучше, чем жить без него.
     Мик взобрался на ступню и нашел на ней безопасное место. Взвыв в экстазе от своей удачи, он увидел, как земля стала быстро уходить вниз. Там, внизу, осталось изувеченное тело Джуда, но ему было все равно. Он уже забыл и о нем, и о любви, и о сексе, и о своей жизни.
     Все это уже ничего не значило. Вообще ничего. Бум-Бум... Пополак шел. Гул его шагов удалялся на восток.


КНИГИ КРОВИ
КНИГА 2

Клайв БАРКЕР
Перевод с английского М. Галиной. OCR Денис






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Страх

"Dread"

     Страх - вот та тема, в которой большинство из нас находит истинное удовольствие, прямо-таки какое-то болезненное наслаждение. Прислушайтесь к разговорам двух совершенно незнакомых людей в купе поезда, в приемной учреждения или в другом подобном месте: о чем бы ни велась беседа - о положении в стране, растущем числе жертв автомобильных катастроф или дороговизне лечения зубов, собеседники то и дело касаются этой наболевшей темы, а если убрать из разговора иносказания, намеки и метафоры, окажется, что в центре внимания неизменно находится страх. И даже рассуждая о природе божественного начала или о бессмертии души, мы с готовностью перескакиваем на проблему человеческих страданий, смакуя их, набрасываясь на них так, как изголодавшийся набрасывается на полное до краев, дымящееся блюдо. Страдания, страх - вот о чем так и тянет поговорить собравшихся неважно где: в пивной или на научном семинаре; точно так же язык во рту так и тянется к больному зубу.
     Еще в университете Стивен Грейс напрактиковался в этом предмете - страхе человеческом, причем не ограничиваясь рассуждениями, а тщательнейшим образом анализируя природу явления, препарируя каждую нервную клетку собственного тела, докапываясь до глубинной сути самых затаенных страхов.
     Преуспел он в этом благодаря весьма достойному наставнику по имени Куэйд.
     В то время университеты Англии охватило повальное увлечение различного рода гуру: молодые люди обоих полов лихорадочно искали себе пастыря, неважно, с Востока или с Запада, чтобы, словно ягнята, слепо следовать, куда тот укажет. Стив Грейс не был исключением. К несчастью, его "мессией" оказался именно Куэйд. Познакомились они в студенческой забегаловке.
     - Меня зовут Куэйд, - без лишних церемоний представился Стиву парень, оказавшийся рядом с ним за стойкой бара, - а ты, если не ошибаюсь...
     - Стив Грейс.
     - Точно. С отделения этики, верно?
     - Верно.
     - Вот только что-то я тебя не видел на остальных лекциях и семинарах факультета философии...
     - А я с филологического, с отделения английской литературы. Как ты, должно быть, знаешь, мы ежегодно выбираем какой-нибудь дополнительный предмет. Мне предложили древнескандинавские языки, но это было бы уж слитком.
     - И ты подался на этику...
     - А что мне оставалось?
     Куэйд заказал двойкой бренди. По его лицу нельзя было сказать, что он может себе позволить подобные напитки, ну а уж Стив из-за двойного бренди выбился бы из бюджета на целую неделю. Куэйд же, залпом осушив бокал, велел повторить.
     - А ты что будешь пить? - поинтересовался он у Стива, который мурыжил полпинты уже теплого легкого пива, надеясь растянуть его еще примерно на часок.
     - Мне ничего не хочется.
     - Брось.
     - Серьезно, этого вполне достаточно.
     - Тогда, - обратился Куэйд к бармену, - еще один бренди и пинту пива моему приятелю.
     Стив не стал возражать против такой щедрости. В конце концов, полторы пинты пивка слегка развеют охватившую его тоску накануне семинара по теме "Анализ проблем общества в произведениях Чарльза Диккенса". Сама мысль о предстоящем семинаре вызвала у него неодолимую зевоту.
     - Интересно, - проговорил Стив, - почему никому не пришло в голову родить диссертацию о пьянстве как одном из видов общественной деятельности?
     Куэйд задумчиво взглянул на свой бокал бренди, который тут же и осушил.
     - Или как о способе забыться... - заметил он при этом.
     Стив окинул взглядом новом знакомого. Выл он лет на пять старше самого Стива, которому недавно исполнилось двадцать. Одежда Куэйда представляла собой довольно забавный коктейль: сильно поношенные кроссовки и брюки из плиса плохо сочетались с дорогой кожаной черной курткой поверх когда-то белоснежной, а теперь грязновато-серой рубашки, свисавшей с его худющих, костлявых плеч. Его продолговатое лицо "украшали" массивные очки, за стеклами которых малюсенькие зрачки едва выделялись на молочно-белом фоне глазных яблок. Полные, почти негритянские губы были также бледными, сухими, одним словом, не из тех, что называют чувственными. Все это дополняли светлые, давно не мытые волосы.
     Он напоминает мелкого торговца наркотиками из Голландии, которых развелось полным-полно, решил Стив.
     В отличие от подавляющего большинства студентов, Куэйд не носил значков, удостоверяющих принадлежность к одной из многочисленных и разношерстных организаций: сексуальным меньшинствам, участникам кампании в защиту китов, нацистам-вегетарианцам и тому подобным. Так кто же он такой, черт побери?!
     - Лучше бы ты выбрал древнескандинавские языки, - тем временем заметил Куэйд.
     - Это еще с какой стати?
     - А там не заставляют даже писать курсовых работ.
     Это для Стива было новостью. Куэйд продолжал:
     - И отметок не ставят. Зачеты принимают, подбрасывая монетку: выпал орел - значит, сдал, решка - приходи в другой раз.
     Теперь до Стива, наконец, дошло, что Куэйд шутить изволит. Он выдавил смешок, в то время как физиономия самого Куэйда оставалась бесстрастной.
     - И все-таки древнескандинавские языки тебе бы больше подошли, - продолжал он. - Да и кого интересует этика в наше время? Епископ Беркли, Платон и остальная дребедень... Все это - дерьмо собачье.
     - Совершенно справедливо.
     -