изможденные черты лица в грязи, плешивая макушка шелушилась от избытка солнца. Ванесса услышала голос мистера Клейна, перекрывший болтовню, и затем он сам шагнул на сцену. Он подошел к Флойду и принялся его безжалостно ругать. Ванесса не могла уловить больше одного из каждого десятка слов, но оскорбления быстро довели старика до слез. Она отвернулась от окна, про себя молясь, чтобы Клейн подавился очередным куском шоколада.
     Итак, время, проведенное здесь, принесло странную коллекцию наблюдений: в одни моменты приятных (улыбка Гомма, пицца, шум игр, в которые играют на соседнем дворе), в другие - неприятных - допрос, ругань, чему она только что стала свидетелем. И все-таки она не приблизилась к разгадке того, каково назначение этой тюрьмы: почему здесь только пять заключенных (или шесть, если считать ее саму), и все такие старые, высохшие от возраста, как сказал Гомм. Но после ругани Клейна, обращенной на Флойда, она уверилась, что никакой секрет, сколь бы ни был он сомнителен, не удержит ее, она поможет Гомму в его стремлении к свободе.
     Профессор не вернулся тем вечером, это ее разочаровало. Возможно, поимка беглеца Флойда означала ужесточение распорядка, решила она, хотя к ней это едва ли относится. Казалось, ее совершенно забыли. Хотя Джиллемо принес еду и питье, он не стал обучать ее покеру, как договорились, и ее не сопроводили подышать воздухом. Оставшись в душной комнате, без общества, с не занятой ничем головой, она быстро почувствовала вялость и сонливость.
     И на самом деле, она продремала до середины дня, когда что-то ударило снаружи в стену возле окна. Она поднялась и подошла взглянуть, что за звук, когда в окно с силой бросили какой-то предмет. Со звоном тот упал на пол. Она попыталась разглядеть, кто его бросил, но человек исчез.
     На полу лежал ключ, завернутый в бумажку. "Ванесса, - говорилось в записке, - будьте наготове. Ваш in saecula saeculorum Х.Г."
     Латынь не была ее сильной стороной, Ванесса надеялась, что заключительные слова являются выражением нежности, а не инструкцией к действию. Она примерила ключ к двери своей камеры, он подошел. Но Гомм явно не имел в виду, что она использует ключ сейчас. Она должна ждать сигнала. Будьте наготове, написал он. Легче сказать, чем сделать. Как искушает, когда дверь открыта и свободен проход к солнцу, позабыть Гомма и других, порвать с этим. Но Х.Г. без сомнения пошел на определенный риск, добывая ключ. Она должна отплатить ему преданностью.
     После этого дрема больше не приходила. Каждый раз, когда она слышала шаги, раздающиеся в крытых аркадах, или крик во дворе, она поднималась, готовая. Но призыв Гомма не приходил. День перетек в вечер, Джиллемо появился еще с одной пиццей и с бутылкой кока-колы на обед, и до того как Ванесса успела это осознать, пала ночь и кончился очередной день.
     Может быть, они придут под покровом темноты, подумала она, но они не пришли. Поднялась луна и ухмылялась в небе, а знака от Х.Г. все не было, и не было обещанного исхода. Она стала подозревать худшее - их план раскрыт и все они наказаны. Если так, не значит ли это, что мистер Клейн рано или поздно раскопает и ее причастность? Пусть ее участие было минимальным, какие санкции примет шоколадный человек? В какой-то момент, уже после полуночи, она решила, что сидеть и ждать, когда обрушится топор, вовсе не в ее стиле, для нее будет благоразумнее поступить так, как поступил Флойд, - убежать.
     Она выпустила сама себя из камеры и закрыла за собой дверь, затем заторопилась вдоль крытой аркады, приникая к теням настолько, насколько могла. Не было и следа человеческого присутствия, но она помнила о зоркой Деве, которая первой подглядывала за ней. Здесь ничему нельзя верить. Крадучись и при благоприятнейшем стечении обстоятельств, она в конце концов отыскала дорогу во двор, где Флойд предстал перед Клейном. Тут она замерла, пытаясь понять, какой выход ведет отсюда. Но по лицу луны проплывали облака, и в темноте ее судорожное чувство направления вовсе покинуло ее. Доверившись удаче, которая покуда оберегала ее, она выбрала один из выходов со двора и скользнула туда, следуя в потемках по крытому переходу, изгибавшемуся и поворачивавшему до тех пор, пока не привел ее все же в другой двор, больший, чем первый. Легкий ветерок трепал листву двух сплетенных лавровых деревьев в центре двора, ночные насекомые гудели на стенах. Но сколь картина ни выглядела умиротворяюще, дороги, сулящей надежду, не было. Ванесса собралась отправиться обратно тем путем, каким и пришла, когда луна освободилась от покровов и осветила двор от стены до стены.
     Он был пуст, стояли лишь лавровые деревья, и тень от них падала на замысловатый узор, покрывавший камни, которыми двор был вымощен. Она прошла вдоль одного края, пытаясь вникнуть в значение линий. Затем ее осенило - она видит все вверх ногами. Она двинулась к противоположной стороне двора, и тогда чертеж стал ясен. Это была карта мира, воспроизведенная до самого незначительного островка. Все большие города отмечены, и океаны, и континенты, пересеченные сотнями тонких линий, обозначавших широту, долготу, и много что еще. Хотя большинство символов было своеобразно, легко понять, что карта изобилует политическими деталями... Спорные границы, территориальные воды, зоны отчуждения. Многое начерчено и исчеркано мелом, как бы в ответ на ежедневные размышления. В некоторых регионах, где события развивались особенно остро, земная масса почти затерялась под каракулями.
     Очарование заслонило от нее безопасность. Она не слышала шагов у Северного полюса, прежде чем человек не шагнул из укромного места в пятно лунного света. Она собралась бежать, но узнала Гомма.

***

     - Не двигайтесь, - шепнул он ей с другого конца мира.
     Она сделала так, как сказали. Быстро оглядываясь по сторонам, как загнанный кролик, пока не убедился, что двор пуст, Х.Г. подошел к тому месту, где стояла Ванесса.
     - Что вы здесь делаете? - требовательно спросил он.
     - Вы не пришли, - с укоризной ответила она. - Я думала, вы меня забыли.
     - Дело становится трудным. Они все время сторожат нас.
     - Я не могу больше ждать, Харви. Это не то место, чтобы проводить здесь отпуск.
     - Конечно, вы правы, - с удрученным видом сказал он. - Это безнадежно. Безнадежно. Вы сами должны осуществить свой побег отсюда, а о нас забыть. Они никогда нас не выпустят. Правда слишком ужасна.
     - Что за правда?
     Он покачал головой.
     - Забудьте об этом. Забудьте, что мы когда-либо встречались.
     Ванесса взяла его длинную и тонкую руку.
     - Я не забуду, - сказала она. - Я должна знать, что здесь происходит.
     Гомм пожал плечами:
     - Возможно, вам надо знать. Возможно, узнать должен весь мир. - Он потянул ее за собой, и они скрылись в относительной безопасности арочных проходов.
     - Для чего эта карта? - был ее первый вопрос.
     - Тут мы играем, - ответил он, уставившись на мешанину каракуль. Затем вздохнул. - Конечно, не всегда это было игрой. Но системы распадаются, знаете ли. Неопровержимое условие, общее как для дела, так и для идеи. Вы начинаете с прекрасных намерений, а через два десятилетия... два десятилетия... - повторил он, как если бы факт ужаснул его, - мы играем с лягушками.
     - Вы не должны так сильно переживать, Харви, - сказала Ванесса. - Вы прикидываетесь бестолковым, или это старость?
     Он почувствовал укол, но уловка сработала. Все еще уставив взгляд на карту мира, он выдал следующие слова так четко, словно отрепетировал свое признание.
     - Это был день здравого смысла, я говорю о 1962 годе, когда до самодержцев земных дошло, что они перед гранью разрушения мира. Даже самодержцев мысль о земле только для тараканов радовала мало. Если уничтожение надо предотвратить, решили они, наши лучшие инстинкты должны взять верх. Могущественные собрались за закрытыми дверями на симпозиуме в Женеве. Никогда не было такой встречи умов. Лидеры Парламентов и Политбюро, Конгрессов и Сенатов - Хозяева Земли - на одном общем обсуждении. И было решено, что дела будущего мира должны контролироваться особым Комитетом, созданным из великих и влиятельных умов, подобных моему собственному, - из мужчин и женщин, которые не подвержены прихотям политических пристрастий, которые могли предложить какие-то руководящие принципы, чтобы удержать виды от массового самоубийства. Этот Комитет предполагалось создать из людей, работающих в разных областях человеческой культуры, - объединить лучших из лучших, интеллектуальную и духовную элиту, чья коллективная мудрость принесла бы новый золотой век. Во всяком случае, такова была теория...
     Ванесса слушала, не задавая ни одного из десятков вопросов, которые роились у нее в голове после этой короткой речи. Гомм продолжал:
     -..и до сих пор она функционирует. Действительно, функционирует. Нас было только тринадцать, - чтобы сохранить некий консенсус. Русский, несколько Европейцев, - дорогая Йонийоко, конечно, - Новозеландец, пара Американцев... мы были очень мощной группой. Два лауреата Нобелевской премии, включая и меня самого...
     Теперь она вспомнила Гомма или, по крайней мере, вспомнила, где видела это лицо. Оба они были тогда много моложе. Она, еще школьницей, учила его теории наизусть.
     - ...наши советы были необходимы, чтобы поддерживать взаимопонимание между будущими властителями, они могли помочь в образовании благотворительных экономических структур, в развитии культурной индивидуальности разных наций. Все это банальности, конечно, однако в свое время они звучали превосходно. Так получилось, что почти с самого начала все наши заботы были территориальными.
     - Территориальными?
     Гомм сделал широкий жест, указывая на карту перед собой.
     - Помогая разделять мир, - сказал он, - регулируя маленькие войны так, чтобы они не могли стать большими, удерживая диктатуры от переполненности самими собой, мы стали домашней прислугой мира, вычищая грязь всюду, где она слишком густела. Это была огромная ответственность, но мы с радостью взвалили ее на себя. Вначале нам это даже нравилось, ведь нам казалось, что мы - тринадцать человек - формируем мир и что никто, кроме представителей самых высоких эшелонов власти, не знает о нашем существовании.
     Явно выраженный наполеоновский синдром, подумала Ванесса. Гомм, безусловно, безумен, но что за величественное безумие! И по сути безвредное. Зачем нужно его запирать? Он определенно не способен причинить вред.
     - Кажется нечестным, - сказала она, - что вы заперты здесь.
     - Ну, это, конечно, для нашей собственной безопасности, - ответил Гомм. - Вообразите хаос в том случае, если какая-нибудь анархистская группа обнаружит, откуда мы управляем, и прикончит нас. Мы движем мир. Это не значит, что все так и идет, я же сказал - системы разваливаются. Время идет, властители, зная, что у них есть мы для решения самых острых вопросов, беспокоят себя все больше удовольствиями и все меньше думаньем. На протяжении пяти лет мы были не столько советниками, сколько замещали сверхправителей, жонглирующих нациями.
     - Как забавно, - сказала Ванесса.
     - До определенной степени, - ответил Гомм. - Но слава меркнет очень быстро. И после десятилетия - или что-то около того - начинает сказываться нагрузка. Половина Комитета уже мертва. Голованенко выбросился из окна. Бучанян - новозеландец - болел сифилисом и не знал о том. Возраст прикончил дорогую Йонийоко. И Бернгеймера, и Сорбутта. Рано или поздно это постигнет нас всех, а Клейн продолжает снабжать людьми, чтобы перехватить дело, но они не беспокоятся. Им наплевать! Мы функционеры, вот и все. - Он довольно сильно разволновался. - Покуда мы снабжаем их решениями, они счастливы. Ну... - голос его упал до шепота, - мы со всем этим заканчиваем.
     Было ли это мигом самоосознания, размышляла Ванесса. Был ли это здравомыслящий человек, пытающийся выбросить из головы фантазии о господстве над миром? Если так, возможно она в силах чем-то поспособствовать.
     - Вы хотите выбраться отсюда? - спросила она.
     Гомм кивнул.
     - Я бы хотел повидать свой дом еще раз, до того как умру. Я порвал со столь многим, Ванесса, ради Комитета, это почти довело меня до сумасшествия...
     - О, - подумала она, - он знает.
     - ...Прозвучит ли это слишком эгоистично, если я скажу - моя жизнь кажется чересчур большой жертвой, чтобы отдавать ее за глобальный мир?
     Она улыбнулась его притязаниям на могущество, однако ничего не сказала.
     - Если так - то так! Я не раскаиваюсь. Я хочу удалиться отсюда! Я хочу...
     - Говорите потише, - посоветовала она.
     Гомм опомнился и кивнул.
     - Я хочу немного свободы, прежде чем умру. Мы все хотим. И, верите ли, нам кажется, вы можете нам помочь. - Он посмотрел на нее. - Что-то не так? - спросил он.
     - Не так?
     - Почему вы так на меня смотрите?
     - Вы не в порядке, Харви. Не думаю, что вы опасны, но...
     - Подождите минутку, - попросил Гомм. - Что, по-вашему, я вам рассказал?..
     - Харви. Это прекрасная история...
     - История? Что вы подразумеваете под историей? - произнес он обидчиво. - О... понимаю. Вы мне не верите, да? Так и есть! Я только что рассказал вам величайшую мировую тайну, а вы мне не верите!
     - Я не утверждаю, что вы лжете...
     - Да? Вы думаете, я безумен! - взорвался Гомм. Голос его раскатывался эхом вокруг прямоугольного мира. Почти сразу же раздались голоса из нескольких построек и вскоре - грохот шагов.
     - Вот, смотрите, что вы наделали, - сказал Гомм.
     - Я наделала?
     - Мы в беде.
     - Осторожнее, Х.Г., это не значит...
     - Слишком поздно для сокращений. Вы останетесь там, где есть, а я собираюсь направиться к ним. И отвлечь.
     Собираясь уйти, он поймал ее руку и поднес к губам.
     - Если я сумасшедший, - сказал он, - таким меня сделали вы!
     Затем он удалился, его короткие ноги несли его через двор с солидной скоростью. Однако он не успел дойти до лавровых деревьев, как прибыла охрана. Они приказали ему остановиться. Поскольку он этого не сделал, кто-то выстрелил. Пули избороздили камень у ног Гомма.
     - Все в порядке, - завопил Гомм, замирая и вытягивая в пространство руки. - Меа culpa!
     Выстрелы прекратились. Охрана расступилась, когда вышел начальник.
     - А, это вы, Сидней, - обратился Х.Г. к Капитану. Тот заметно дернулся, когда к нему обратились при подчиненных подобным образом.
     - Что вы здесь делаете в ночное время? - требовательно спросил Сидней.
     - Смотрю на звезды, - ответил Гомм.
     - Вы были здесь не один, - сказал Капитан. Сердце Ванессы рухнуло. Пути обратно в ее комнату, не пересекая двор, не было, и уже теперь, когда объявлена тревога, Джиллемо, вероятно, проводит проверку.
     - Правда, - сказал Гомм. - Я был не один. - Не оскорбила ли она старика настолько, что теперь он собирается выдать ее? - Я видел женщину, которую вы взяли.
     - Где?
     - Перелезала через стену, - сказал он.
     - Иисус скорбящий! - воскликнул Капитан и повернулся кругом, чтобы отдать приказ пуститься в погоню.
     - Я сказал ей, - выдумывал Гомм, - я сказал: вы свернете себе шею, перелезая через стену. Лучше подождать, пока откроют ворота...
     Откроют ворота. Он вовсе не был безумным.
     - Филиппенко, - сказал Капитан, - проводи Харви обратно в его спальню.
     Гомм запротестовал.
     - Мне не нужны сказки на сон грядущий, спасибо.
     - Иди с ним.
     Охранник подошел к Х.Г. и повел его прочь. Капитан помедлил только затем, чтобы пробормотать едва слышно:
     - Ну, кто умница, Сидней? - А затем последовал за ними. Двор опять был пуст. Оставались лишь лунный свет и карта мира.
     Ванесса подождала, пока замер самый последний звук, и затем, выскользнув из укрытия, отправилась тем же путем, что и удалившаяся охрана. В конечном счете она оказалась в том месте, которое смутно помнила по прогулке с Джиллемо. Воодушевленная, она заторопилась по проходу, и тот вывел ее во двор, где находилась Наша Леди с Электрическими Глазами. Ванесса прокралась вдоль стены, нырнула, чтобы не попасть в поле зрения статуи, и в конце концов вынырнула перед воротами. Они действительно были открыты. Как утверждал старик во время их первой встречи, охрана не была хоть сколько-нибудь надежной. И она поблагодарила за это Бога.
     Когда Ванесса побежала к воротам, то услышала скрип ботинок по гравию и, оглянувшись через плечо, увидела Капитана, шагнувшего из-за дерева с винтовкой в руке.
     - Немного шоколада, миссис Джейн? - спросил мистер Клейн.

***

     - Это психушка, - сказала она после того, как ее проводили в комнату для допросов. - Психушка, ни больше и не меньше. У вас нет никакого права держать меня здесь.
     Он не обратил внимания на ее жалобы.
     - Вы говорили с Гоммом, - произнес Клейн, - а тот - с вами.
     - А если и так?
     - Что он вам сказал?
     - Я спрашиваю - ну и что, если так?
     - А я спрашиваю: что он вам сказал? - взревел Клейн. Она и не предполагала, что он на такое способен. - Я хочу знать, миссис Джейн.
     Она вдруг обнаружила, что, вопреки собственному желанию, дрожит из-за его вспышки.
     - Он молол всякую чепуху, - ответила Ванесса. - Он безумен. Думаю, вы все безумны.
     - Какую чепуху он вам рассказывал?
     - Всякий вздор.
     - Мне бы хотелось знать, миссис Джейн, - сказал Клейн. Ярость его поубавилась. - Посмешите и меня.
     - Сказал, что здесь работает что-то вроде комитета, который решает вопросы мировой политики. Что он один из членов этого комитета. Вот так. Никакого смысла.
     - и...
     - И я предложила ему выбросить все это из головы.
     Мистер Клейн выдавал улыбку.
     - Конечно, совершеннейшая фантастика, - сказал он.
     - Разумеется, - ответила Ванесса. - Господи, не обращайтесь со мной так, будто я слабоумная, мистер Клейн. Я взрослая женщина...
     - Мистер Гомм...
     - Он сказал, что был профессором.
     - Еще одна галлюцинация. Мистер Гомм - параноидальный шизофреник. Он может оказаться чрезвычайно опасным, если такая возможность представится. Вам сильно повезло.
     - А другие?
     - Другие?
     - Он не один. Я их слышала. Они все шизофреники?
     Клейн вздохнул.
     - Они все сошли с ума, хотя состояние их различно. И в свое время, несмотря на нынешнее благоприятное впечатление от них, они все были убийцами. - Он остановился, чтобы дать впитаться информации. - Некоторые из них убивали многократно. Вот почему существует это уединенное местечко. Вот почему служащие вооружены...
     Ванесса открыла рот, чтобы спросить, почему надо переодеваться в монашек, но Клейн не собирался дать ей такой возможности.
     - Поверьте, насколько вас раздражает то, что вас здесь удерживают, настолько и мне это неудобно, - сказал он.
     - Тогда отпустите меня.
     - Когда мое расследование будет завершено, - ответил он. - А пока ваше содействие будет оценено. Если мистер Гомм, либо кто-то иной из пациентов попытаются втянуть вас в то или другое предприятие, пожалуйста, сообщите мне немедленно. Вы сделаете это?
     - Я полагаю...
     - И, пожалуйста, воздержитесь от попыток бежать. Следующая может оказаться роковой.
     - Я бы хотела спросить...
     - Завтра. Может быть, завтра, - сказал мистер Клейн и, вставая, посмотрел на часы. - Теперь - спать.

***

     Сон отказался прийти к ней, и она рассуждала сама с собой какой из всех путей правды, лежащих перед ней, самый маловероятный. Дано было несколько - Гоммом, Клейном, ее собственным разумом. Соблазнительно неправдоподобны были все. Все, словно тропа, по которой она сюда пришла, не объясняли, куда ведут. Конечно, она страдала от последствий своего своеволия, проследовав этой дорогой - здесь она оказалась утомленная, разгромленная, запертая, с минимальной надеждой на побег. Но своеволие было ее натурой, возможно, как сказал однажды Рональд, единственным бесспорным фактом, ее характеризующим. Если теперь она отринет этот инстинкт, несмотря на все, к чему тот привел, она пропала. Ванесса лежала без сна, взвешивая в уме разные вариа