к он может до сих пор оставаться здесь?
     Мальчик не без лукавости взглянул на Рэдмена.
     - Вы не верите в духов, сэр?
     Столь очевидное решение, что Рэдмен даже опешил. Хенесси был мертв, и Хенесси все-таки был здесь. Следовательно, Хенесси был призраком.
     - Не верите, сэр?
     Мальчик задавал вопрос, который вовсе не был риторическим. Он хотел - нет, требовал! - разумного ответа на свой резонный вопрос.
     - Нет, парень, - сказал Рэдмен. - Не верю.
     Такое несовпадение взглядов, казалось, ничуть не смутило Лью.
     - Вы увидите, - просто сказал он. - Увидите, сэр.

***

     В хлеву, окруженном пожухлым кустарником, безымянная свинья мучилась от голода.
     Она имела свое представление о ритме чередующихся дней и ночей: с их прогрессией увеличивались ее страдания. Она знала, что время прокисших помоев в корыте уже давно миновало. В ней проснулся другой, более взыскательный аппетит.
     У нее с самого первого раза развилось пристрастие к пище с определенным запахом и определенным вкусом. В этой пище она нуждалась нечасто. Однако когда потребность в ней возникала, то была весьма настойчивой: достаточной для того, чтобы откусить руку, кормившую ее.
     Стоя перед воротами своей тюрьмы, она ждала и ждала. Она фыркала, она хрипела, ее нетерпение перерастало в тупую злобу. В смежном загоне ее кастрированные сыновья чувствовали настроение матери и в свою очередь начинали проявлять беспокойство. Они знали ее характер, знали, как это было опасно. Как-никак, она заживо сожрала двух их братьев, выношенных в ее же собственной утробе.
     Затем в голубом проеме небольшого оконца под потолком послышались шелестящие звуки: мягкий шорох чьих-то шагов в зарослях крапивы, сопровождаемый приглушенными Детскими голосами.
     К хлеву приближались двое мальчиков, ступавших с почтительной и боязливой осмотрительностью. Их настороженность была вполне понятной. Число ее уловок не смог бы сосчитать никто.
     Разве не разговаривала она, когда злилась, этим невообразимым, страшно знакомым голосом, который доносился из ее разинутой пасти, ворочавшей похищенным языком? Разве не вставала порой на задние ноги, потрясая складками розового аристократического жира, и не требовала, чтобы какого-нибудь самого младшего мальчика подложили под сосцы, обнаженного, как ее опоросы? И не била ли она своими тяжелыми копытами по земле до тех пор, пока принесенная ей пища не была разрезана на маленькие кусочки, которые нужно было брать большим и указательным пальцами, поочередно отправляя в ее ненасытное чрево? Да, все это она делала.
     И гораздо худшие вещи.
     В этот вечер мальчики знали, что не принесли ей того, чего она хотела. Нет, не та пища, которая ей полагалась, лежала на их тарелке. Не то сладкое, белое мясо, которого она требовала своим чужим голосом, - мясо которое если бы пожелала, то могла бы взять силой. Ее сегодняшней пищей был всего лишь заплесневевший бекон, украденный на кухне. А то питание, которое она действительно просила, то мясо, которое для еще большего удовольствия уже было отбито, как сочный бифштекс, - оно находилось под особой зашитой. И нужно было еще какое-то время, чтобы добыть его.
     Поэтому они надеялись, что она примет их мольбы и слезы и не загрызет их от злости.
     Еще не дойдя до кирпичной стены хлева, один из мальчиков наложил в штаны. Свинья учуяла его запах. Тембр ее голоса указывал на то, что она наслаждалась их страхом, находила его пикантным. Вместо короткого, низкого похрапывания она издавала более высокие, звенящие нотки. Они говорили: "Я знаю, я знаю. Идите и предстаньте перед своим судьей. Я все знаю".
     Она наблюдала за ними сквозь щель в дощатых воротах, и ее глаза сверкали, как два бриллианта пасмурной ночью: ярче, чем ночь, потому что живые, прозрачней, чем ночь, потому что выжидательные.
     Мальчики встали на колени и покорно склонили головы. Они вдвоем держали одну тарелку, покрытую куском грязного муслина.
     - Ну? - сказала она. Они бесспорно слышали этот голос: его голос, доносившийся из пасти свиньи.
     Старший мальчик, негритенок с заячьей губой, пересилил страх и спокойно взглянул в эти сияющие глаза.
     - Это не то, что ты хотела. Мы виноваты перед тобой. Младший, чувствовавший себя неловко в своих переполненных штанах, тоже шепотом попросил прощения.
     - Но мы приведем его к тебе. Правда, приведем. Он будет у тебя, как только мы сможем получить его.
     - Почему не сейчас? - спросила свинья.
     - Его охраняют.
     - Новый учитель, мистер Рэдмен.
     Свинья уже знала об этом. Она помнила, как тот человек смотрел на нее через ворота хлева - как на какую-то зоологическую невидаль. Так вот кто был ее врагом. Что ж, она доберется до него. Ох, доберется!
     Мальчики слышали ее обещание скорой расправы и казались довольными тем, что это дело не было поручено им.
     - Дай ей мяса, - сказал негритенок.
     Младший встал, снимая лоскут муслина с тарелки. От бекона плохо пахло, но, тем не менее, свинья проявила все признаки энтузиазма. Может быть, она простила их.
     - Давай, быстро.
     Мальчик двумя пальцами взял первый ломтик бекона и протянул за ворота. Свинья склонила набок свое умное рыло и, показав желтые зубы, взяла предложенное лакомство. Оно было проглочено почти мгновенно. Так же, как и второй, третий, четвертый и пятый куски.
     Шестой и последний ломтик бекона она отхватила вместе с его пальцами, откушенными с такой изящностью и с такой быстротой, что мальчик даже не закричал, когда она, чавкая, начала пережевывать их. Отдернув руку, он уставился на свою изуродованную кисть. Она тоже задумчиво посмотрела на свежее увечье. Одна фаланга большого и половина указательного пальца были срезаны, как бритвой. Из ран хлынула кровь, сразу забрызгавшая его рубашку и ботинки. Она фыркнула, но было ясно, что зрелище ей понравилось.
     Мальчик заорал во все горло и бросился прочь.
     - Завтра, - сказала свинья оставшемуся просителю, - но не эту старую свинину. Завтрашнее мясо должно быть белым. Белым и... Льющимся. - Шутка показалась ей очень удачной.
     - Да, - проговорил негритенок. - Да, конечно.
     - Обязательно, - велела она.
     - Да.
     - Или я приду за ним. Ты меня понял?
     - Да.
     - Я найду его, где бы он ни прятался. Если я захочу, то съем его прямо в постели. Пока он будет спать, я отгрызу сначала его ступни, затем голени, затем коленки...
     - Да, да.
     - Я хочу его, - роя копытами солому, сказала свинья. - Он мой.

***

     - Хенесси умер? - переспросила Ловерхол, склонившаяся над одним из своих бесконечных докладов. - Еще одна выдумка. Вчера ребенок говорит, что он в Центре, сегодня - что его нет в живых. Мальчик не может даже толком сочинить свою историю.
     Да, это противоречие было трудно оспаривать, если мысль о существовании призраков не принимали с такой же готовностью, какую проявлял Лью. Рэдмен не мог ничего возразить ей. Призраки были глупостью, чепухой, всего лишь детскими страхами, воплощенными в зримые очертания. Однако самоубийство Хенесси не казалось Рэдмену такой же бессмыслицей. Он решил прибегнуть к заранее припасенному доводу.
     - А откуда Лью взял историю о смерти Хенесси? Ее не так просто придумать.
     Она удостоила его коротким взглядом, как будто улитка на мгновение высунулась из своего домика и снова спряталась.
     - Здешние подростки отличаются очень богатым воображением. Если хотите, я дам вам послушать кое-какие записи: среди них есть такие, от которых у вас голова пойдет кругом.
     - Здесь были случаи самоубийства?
     - При мне? - она ненадолго задумалась, авторучка застыла над листом бумаги. - Две попытки. И ни одна, полагаю, не замышлялась как самоубийство. Всего лишь крик о помощи.
     - И одним из них был Хенесси?
     Покачав головой, она позволила себе едва заметно усмехнуться.
     - Неуравновешенность Хенесси заключалась в другом Он думал, что будет жить вечно. Это была его маленькая мечта: Хенесси - сверхчеловек из "Заратустры". У него было что-то вроде презрения к общей массе. Он, насколько мог, старался держаться в стороне от окружающих. Мы для него были простыми смертными, а себя он считал стоящим выше всех этих серых...
     Он понял, что она собиралась сказать "свиней" и запнулась как раз на этом слове.
     - Этих серых домашних животных, - сказала она и вновь уткнулась в свой доклад.
     - Хенесси часто бывал на ферме?
     - Не чаще, чем любой другой подросток, - солгала она. - Ни один из них не любит работу в подсобном хозяйстве, но она входит в число их обязанностей. Вывозить навоз - не самое приятное занятие. Я могу это подтвердить.
     Ее очевидная ложь заставила Рэдмена вспомнить последнюю деталь из рассказа Лью: тот говорил, что Хенесси покончил с собой в хлеву. Он помолчал, а потом предпринял новый тактический ход.
     - Лью получает какие-нибудь лекарства?
     - Только снотворное.
     - Снотворное дают всем мальчикам, участвующим в драках?
     - Только если они пытаются убежать. У нас накопился достаточный опыт, чтобы предугадать поступки таких подростков, как Лью. Я не понимаю, почему это вас так беспокоит.
     - Я хочу, чтобы он доверял мне. Я дал ему слово. Я не хочу подводить его.
     - По правде говоря, все это подозрительно напоминает какую-то особую опеку. Этот мальчик - один из многих. У него нет ни особых проблем, ни особых надежд на искупление.
     - Искупление?
     Слово было довольно странным.
     - На реабилитацию, если вам так угодно. Послушайте, Рэдмен, я буду искренней. У всех нас есть такое чувство, что вы здесь играете не совсем за наши ворота.
     - Вот как?
     - Нам всем кажется, полагаю, это не исключает и директора Центра, что вам следует позволить нам вести дела так, как мы привыкли их вести. Узнайте наши порядки, прежде чем...
     - Вмешиваться.
     Она кивнула.
     - Это можно по-разному называть. Вы приобретаете врагов.
     - Спасибо за предупреждение.
     - Наша работа и без врагов достаточно трудна, поверьте мне.
     Она попробовала бросить на него примирительный взгляд, но Рэдмен проигнорировал ее усилия. Он мог ужиться с врагами, но не с лжецами.

***

     Кабинет директора был заперт, как и всю неделю. Его отсутствие объяснялось по-разному. Чаще всего сотрудники упоминали о каких-то собраниях в бюджетных организациях, но секретарша о них ничего не знала. Кто-то говорил о семинарах в университете, где проводились исследования, призванные решить проблемы исправительного Центра. Может быть, директор был занят на одном из них? "Если мистеру Рэдмену угодно, то он может оставить записку - директор непременно получит ее".
     Он вернулся в мастерскую. Там его поджидал Лью. Уроки уже закончились: кроме него, в помещении никого не было.
     - Что ты здесь делаешь?
     - Жду вас, сэр.
     - Зачем?
     - Вы мне нужны, сэр. Я только хотел передать вам письмо, сэр. Для моей мамы. Вы отошлете его?
     - Ты ведь можешь послать его как обычно - разве нет? Отдай секретарю, и она сделает все остальное. Тебе разрешается два письма в неделю.
     Лью понуро посмотрел на свои ботинки.
     - Сэр, их всегда распечатывают и читают: на тот случай, если кто-нибудь напишет лишнего. И если в письмах есть что-нибудь такое, то их сжигают.
     - А ты написал что-то лишнее?
     Он кивнул.
     - Что именно?
     - О Кевине. Я рассказал ей о Кевине. О том, что случилось с ним.
     - А ты не ошибаешься в своих предположениях?
     Мальчик пожал плечами.
     - Это правда, сэр, - произнес он спокойно и уже явно не заботясь о том, насколько его слова были убедительны для Рэдмена. - Это правда. Он здесь, сэр. Он в ней.
     - В чем? О ком ты говоришь?
     Может быть, Лью просто пересказывал свои страхи (как и предполагала Ловерхол)? С этим парнем можно было потерять всякое терпение, и Рэдмен чувствовал, что был уже близок к тому.
     В дверь постучали. В мастерскую просунулся неопрятный подросток по фамилии Слейп, быстро оглядевший их сквозь очки в металлической оправе.
     - Входи.
     - Вас срочно просят к телефону, сэр. К тому, который в кабинете секретаря.
     Рэдмен ненавидел срочные телефонные звонки: они никогда не приносили ничего хорошего.
     - Срочно? Кто?
     Слейп только пожал плечами.
     - Останешься с Лью, ладно?
     Казалось, подобная перспектива не очень обрадовала Слейпа.
     - Здесь, сэр?
     - Здесь.
     - Ладно, сэр.
     - Я полагаюсь на тебя. Не подведи меня, Слейп.
     - Не подведу, сэр.
     Рэдмен повернулся к Лью. Казалось, тот был готов расплакаться.
     - Дай мне свое письмо. Я передам его секретарше.
     Лью нехотя вынул конверт из кармана и протянул его Рэдмену.
     - Нужно сказать "спасибо".
     - Спасибо, сэр.

***

     В коридорах никого не было.
     Настало время телевизора, час ночного поклонения могучему идолу. Вероятно, все прилипли к черно-белому экрану, украшавшему унылую обстановку рекреационной комнаты, и бездумно впитывали мешанину из боевиков, космических войн и мелодрам. Обычно они застывали там с разинутыми ртами и молчали, как загипнотизированные, до первой сцены насилия или намека на секс. Тогда зал взрывался улюлюканьем, свистом, непристойными выкриками и ободрительными аплодисментами - только для того, чтобы вновь смениться гробовым молчанием, в течение которого они вновь напряженно ждали нового выстрела, нового нескромного кадра. Он и сейчас слышал ружейный огонь и музыку, эхом разносившуюся в пустом коридоре.
     Кабинет был открыт, но секретарша отсутствовала. Будильник на ее столе показывал девятнадцать минут девятого. Рэдмен подправил стрелки на своих часах.
     Телефонная трубка лежала на рычаге. Тот, кто его вызвал, видимо, устал ждать и не оставил никакой записки. Обрадованный тем, что звонок оказался не настолько срочным, чтобы абонент не мог проявить немного терпения, он, впрочем, почувствовал легкое разочарование, лишившись возможности поговорить с внешним миром, как Робинзон Крузо, завидевший на горизонте парус, который проплыл мимо его острова.
     Почти смехотворная ситуация: ведь это была не его тюрьма. Он мог в любое время выйти отсюда. Ему захотелось сейчас же выйти за ворота и больше не быть несчастным Робинзоном.
     Сначала он подумал оставить письмо Лью на столе секретарши, но почти сразу переменил решение. Он обещал защищать интересы мальчика и не собирался отказываться от своих слов. При необходимости можно было самому бросить письмо в почтовый ящик.
     Возвращаясь в мастерскую, он ни о чем особенном не размышлял. Ему мешало сосредоточиться какое-то смутное беспокойство, смешанное с усиливающимся раздражением. Его лицо все больше хмурилось. "Проклятое место", - он вслух произнес свою мысль, подразумевая не эти стены и пол, а ту ловушку, частью которой они были. Он чувствовал, что мог бы здесь умереть, не успев претворить своих самых лучших намерений. И никто не узнал бы, не пожалел бы, не стал бы оплакивать его смерть. Идеализм здесь не был в почете, жалость считалась потаканием. Всюду царили озлобленность, отчужденность и...
     Молчание.
     Вот что было не так. Телевизор гремел на полную катушку, его звуки разносились по пустому коридору, но их не сопровождали ни свист, ни бранные крики.
     Рэдмен ускорил шаги и свернул в коридор, ведущий к рекреационной комнате. В этой части здания было устроено место для курения - на полу валялось множество раздавленных окурков. Спереди доносился ничем не заглушаемый шум драки. Женский голос выкрикнул чье-то имя. Мужской голос ответил, но был прерван ружейными выстрелами. Явно близилась развязка.
     Он открыл дверь.
     Вопли были почти оглушительными.
     - Ложись!
     - Он вооружен!
     Снова выстрелы.
     Женщина, большегрудая блондинка, заработала пулю в сердце и, упав на обочину дороги, умерла рядом с мужчиной, которого любила.
     Трагедия завершалась при полном отсутствии зрителей. Их стулья были расставлены перед телеэкраном, но сами они, очевидно, на этот вечер нашли какое-то другое развлечение. Лавируя между рядами пустых сидений, Рэдмен пробрался к телевизору и нажал кнопку. Едва погасло изображение и исчезла музыка, как за дверью послышались чьи-то спешные шаги.
     - Кто там?
     Дверь открылась.
     - Слейп, сэр.
     - Я велел тебе оставаться с Лью.
     - Ему нужно было куда-то уйти, сэр.
     - Уйти?
     - Он сбежал, сэр. Я не смог задержать его.
     - Черт тебя побери! Что значит, не смог задержать?
     Рэдмен пошел к выходу. По дороге он задел один из стульев, и тот, протестуя, жалобно взвизгнул на скользком линолеуме.
     Слейп поежился.
     - Извините меня, сэр, - сказал он. - Я не мог поймать его. У меня не в порядке нога.
     Да, Слейп прихрамывал на одну ногу.
     - Куда он направился?
     Слейп пожал плечами.
     - Не заметил, сэр.
     - Постарайся вспомнить.
     - Не нужно нервничать, сэр.
     Это "сэр" было совсем неразборчивым: пародия на уважение. У Рэдмена появилось желание ударить этого прыщавого подростка. Он был уже в двух шагах от двери. Слейп не двигался с места.
     - Прочь с дороги, Слейп.
     - Правда, сэр. Вы уже ничем не поможете ему. Он сбежал.
     - Я сказал, с дороги!
     Он уже шагнул вперед, чтобы оттолкнуть Слейпа, когда на уровне пупка раздался щелчок и в живот Рэдмена уперлось острие ножа с выкидывающимся лезвием.
     - Правда, сэр. Не нужно ходить за ним.
     - Боже! Что ты делаешь, Слейп?
     - Мы играем в одну игру, сэр, - побледнев, процедил тот сквозь стиснутые зубы. - Ему не будет ничего плохого. Лучше оставить его в покое, сэр.
     Острие ножа осторожно проткнуло кожу Рэдмена. Теплая струйка крови потекла вниз по животу. Вне всяких сомнений, Слейп был готов убить его. Если это была игра, то Слейп явно наслаждался своей ролью. Она называлась "Убийца своего учителя". Нож все так же медленно, но неуклонно вдавливаемый, бережно вонзался в тело Рэдмена. Струйка крови превратилась в горячий поток, постепенно заполнявший его брюки.
     - Кевину нравится иногда приходить к нам и немного поиграть.
     - Хенесси?
     - Вы предпочитаете называть нас по фамилиям, да? Это почти по-мужски, верно я говорю? Это значит, что мы уже не дети, а взрослые. Но Кевин совсем не взрослый, если хотите знать. Он никогда не хотел быть взрослым. И знаете почему? (Лезвие ножа все так же неторопливо резало его мускулы.) Он думал, что как только ты становишься взрослым, так сразу начинаешь умирать, а Кевин говорил, что никогда не умрет.
     - Никогда не умрет?
     - Никогда.
     - Я хочу повидать его.
     - Все хотят, сэр. Он - харизматический лидер. Так о нем сказала доктор Ловерхол: он - харизматический лидер.
     - Я хочу повидать этого харизматического парня.
     - Скоро повидаете, сэр.
     - Сейчас.
     - Я сказал "скоро".
     Рэдмен схватил запястье Слейпа так быстро, что тот не успел двинуть ножом ни в ту, ни в другую сторону. Возможно, реакция подростка была заторможена каким-то наркотиком - бывший полицейский сжал пальцы, и нож упал на пол. Левой рукой Рэдмен обвил шею Слейпа, довольно сильно надавив на адамово яблоко.
     - Где Хенесси? Ты отведешь меня к нему?
     Подросток хрипел, уставившись на него мутными вытаращенными глазами.
     - Отведи меня к нему! - потребовал Рэдмен.
     Слейп нащупал рану на животе Рэдмена и вцепился в нее ногтями. Рэдмен выругался и разжал правую руку. Слейп почти вырвался, но получил резкий удар коленом в пах. Взвыв от боли, подросток рванулся с удвоенной силой, однако локоть, державший его шею, не дал ему выскользнуть. Колено взметнулось снова - уже резче. И еще раз. И еще.
     Из глаз Слейпа непроизвольно брызнули слезы, сразу растекшиеся по вулканическим фурункулам на его лице.
     - Я могу сделать тебе в два раза больнее, чем ты мне, - сказал Рэдмен. - Если ты хочешь всю ночь продолжать это занятие, то я буду счастлив доставить тебе такое удовольствие.
     Слейп замотал головой, сдавленным горлом глотая воздух, который ловил широко открытым ртом.
     - Больше не хочешь?
     С