Что там. скрывать, не сразу мне  далась  военная  служба.  После  первого
перехода от непривычки ездить верхом у меня так  ломило  ноги,  что  я  едва
ходил. Ведь до этого я никогда не ездил в настоящем кожаном седле.
   Трудно было справляться с  лошадью  -  я  не  знал,  как  надо  правильно
надевать седло, и однажды надел  его  шиворот-навыворот,  передней  лукой  к
хвосту. Тимофей учил меня всему:
   и как затягивать подпруги, и как удобней, по ноге, отпускать стремена...
   А  вскоре  под  Тарнорудой  мы  уж  с  ним  вместе  так  лупцевали   этих
кайзеровских прислужников, что с них чубы в Збруч летели!
   Подались мы дальше, за Житомир, и тут прошел по фронту слух, что Петлюра,
заменивший к этому времени гетмана, захватил со своими бандитами наш город.
   Повернули мы обратно, на самого пана Петлюру, и когда вместе  с  конницей
Котовского отбили город назад, я узнал, что никого  из  моих  родных  нет  в
живых. Маму, потом отца с  братом  убили  бандиты  из  отряда  петлюровского
генерала Омельяновича-Павленко. Когда красные отступали, мой отец забрал  на
складе воинского начальника две винтовки и спрятал  их  у  нас  дома,  чтобы
возвратить большевикам, как они вернутся. А петлюровцы, делая  обыск,  нашли
их. Петлюровцев этих, говорят, привел к нашему дому Марко Гржибовский.
   Недолго после этого пришлось мне оставаться в полку.
   Меня и Сергушина, так как мы лучше  остальных  знали  город,  перевели  в
городской ревком. Я, вы помните, реквизировал оружие, а Сергушин перешел  на
работу в ревтрибунал. Он судил там саботажников, петлюровцев и тех,  которые
тайно помогали им. Вот тут-то я и узнал, куда он уходил от нас по ночам.
   Однажды ночью Сергушин познакомился в городе с  одной  дивчиной.  Вы  ее,
наверное, и не знаете - она жила далеко, возле станции: ее отец  на  вокзале
служил. Кудревич некто. Сейчас ее в городе нет, она ушла с красными. Как они
разговорились, как познакомились, да еще ночью, я не знаю. Знаю только,  что
эта дивчина  много  кое-чего  интересного  порассказала  Сергушину  о  нашем
городе. Ее мать стирала белье во  многих  богатых  домах  и  знала,  кто  из
буржуев помогал Петлюре. А дочка  все  это  передавала  Сергушину.  И  когда
пришлось ему работать в ревтрибунале, он многое вспомнил из ее рассказов, и,
видно, пригодились они ему здорово.
   В ту недобрую пору, когда надо было  отступать,  наши  побоялись  увозить
Сергушина с собой: был он тяжело болен. Простить себе не могу, что не сумели
мы отправить Тимофея вместе с красными...
   Но с паном Григоренко, хлопчики, мы еще встретимся!  Если  бы  вы  только
знали, сколько людей он уже выдал, этот лысый катюга!
   НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
   - Дядя Иван, - первый нарушил молчание Маремуха, - а вы сами не  боитесь,
что вас поймают петлюровцы? Чего вы тут ждете? Удирайте в  Жмеринку,  верное
слово!
   - А что в Жмеринке? - улыбнулся Омелюстый.
   - Как что? Там же красные! - сказал Куница.
   - Ив Петрограде  тоже  красные.  -  ответил  Омелюстый,  -  так  что  же,
по-вашему, я и  туда  должен  бежать?  Уж  лучше  мы  Красной  Армии  отсюда
подсобим. А то если все отсюда побегут в Жмеринку, так кто же  за  Советскую
власть из подполья бороться будет? Верно, Мирон?
   - Ладно, ладно, нам с тобой идти пора! - уклончиво сказал мой отец.
   Теперь он сидел хмурый, печальный, такой, как всегда.  Видно,  ему  очень
было жалко Сергушина. Помолчав, отец предложил:
   - А не искупаться ли нам?
   - Конечно, выкупаемся!  -  согласился  Иван.  -  Пока  подойдут  люди  из
Чернокозинец, у нас добрых два часа.
   - А они к пещерам не могут сразу прийти? - спросил отец.-  Придут,  а  мы
ушли.
   - Нет, нет. Я объяснил Прокопу. Он приведет их  к  мельнице,  -  успокоил
отца Иван и, обращаясь к нам, предложил: - Гайда купаться, хлопчики!
   Целым отрядом мы спускаемся по оврагу к речке. Выйдя из лесу, подходим  к
мельничному саду. Он огорожен высоким плетнем. Стройные  серебристые  тополя
растут в этом запущенном  саду.  Река  здесь  повернула  влево,  к  мельнице
помещика Тшилятковского.
   Сквозь чащу сада слышен шум  воды  на  мельничных  колесах.  Поскрипывают
жернова в сером каменном здании мельницы. Ее стены видны сквозь  просветы  в
деревьях. Там, в запруде, около мельницы, мы будем купаться.  Лучшего  места
для купания  не  отыскать.  Дно  в  запруде  чистое,  песчаное,  вода  течет
спокойно, а берег гладкий, отлогий, усыпанный сухим, желтым песком.
   Но что это? Какой-то странный дробный стук донесся к нам сверху. Похоже -
кто-то колотит палкой по днищу пустого ведра. Захлебываясь, залаяли собаки.
   Неужели это барабан стучит там, на горе?
   Отец с Омелюстым замерли на месте. Они прислушиваются. Теперь  уже  ясно,
что это стучат в самый настоящий барабан.  И  вслед  за  барабанным  треском
из-за невысокой горки вдруг выплыло желто-голубое петлюровское знамя.
   - Петлюры! - бросил мой отец Ивану Омелюстому. Потом отец  наклонился  ко
мне и шепнул: - Вы нас тут  не  видели.  Понятно?  Оська  остается  с  вами.
Последите, куда они пойдут.
   - Давай, Мирон, быстренько! - поторопил отца Омелюстый.
   И  сразу,  не  успели  мы  еще  сообразить,  в  чем  дело,  отец  и  Иван
перепрыгнули через плетень  мельничного  сада.  Слышно  было,  как  зашуршал
бурьян под их быстрыми шагами. А мы, покинутые, остались на  дороге  одни  в
тени высокого явора.
   Яркое желто-голубое знамя плывет на нас с горы. Мы уже различаем  идущего
впереди перед знаменем офицера. Вслед за ним,  под  частую  дробь  барабана,
ровно шагают петлюровцы.
   - Аида в сад! - решил Оська и подбежал к плетню.  Теперь  уже  Оська  был
командиром.
   Друг за другом мы полезли на высокий, шаткий плетень.  Он  колыхался  под
нами. Казалось, вот-вот хрустнут тонкие, оплетенные лозой колья и мы полетим
на землю. Но все обошлось благополучно. Один за другим мы спрыгнули с плетня
в бурьян и присели на корточки. Через щели в плетне нам  была  хорошо  видна
пыльная проселочная дорога.
   Барабан стучал совсем близко. Как только первый отряд подошел  к  плетню,
я. чуть не вскрикнув от неожиданности, толкнул под бок Куницу.
   - Ну и чудаки же мы! Да ведь это наши гимназические скауты!
   Оська быстро вскочил.
   - Вот так штука, - сказал он. - Ведь эти панычи могут ненароком полезть в
Лисьи пещеры...
   - А что в пещерах, Оська, что? - засуетился Маремуха.
   - Не морочь голову! - строго огрызнулся мой  брат  и  тотчас  подбежал  к
стройному серебристому тополю, который рос у самого плетня. Оська  взобрался
на плетень, а потом, обхватив руками и ногами бледно-зеленый  ствол  тополя,
словно кошка, полез вверх.
   На соседней вербе чернела куча черного хвороста - воронье гнездо.  В  нем
покаркивали  молодые   воронята.   Старые   вороны   заметили   Оську.   Они
встревожились  и,  захлопав  тугими  крыльями,  взвились  с  вербы.   Вороны
закружились над деревом. Они думали, что Оська полез отбирать у них птенцов.
Через минуту целая  стая  черного  воронья,  назойливо  каркая,  летала  над
мельничным садом.
   Оська был едва заметен нам  с  земли.  Лишь  кое-где  сквозь  серебристую
мягкую листву просвечивала его белая рубашка.
   - Василь! Слышь, Васька! - вдруг закричал он мне с верхушки тополя.
   Карканье ворон заглушило его крик.
   - Я тут. Лезть к тебе, да? - задрав голову, ответил я.
   -  Беги  в  село!  Найди  моего  батьку,  пусть  скажет  Омелюстому:  они
остановились у сломанного дуба!..
   - А хлопцы? - сложив руки у рта лодочкой, закричал я.
   - Пусть остаются тут... И ты сюда возвращайся. Скажи:
   они могут найти Лисьи пещеры. Быстро!
   Я успел только шепнуть Петьке и Кунице: "Сидите тихо!" - а сам, стремглав
перепрыгнув через плетень, взбивая  босыми  ногами  нагретую  солнцем  пыль,
побежал вверх, на гору. в село.
   Около кладбища я столкнулся с Авксентием. Он  был  чем-то  взволнован  и,
видно, не рад был, что повстречал меня. У него в руках был  желтый  фанерный
чемоданчик, а за плечами болтался двуствольный дробовик.
   - Куда ты бегал? Скажи Оксане, пусть разогреет  тебе  рыбу,  -  рассеянно
бросил он и сразу же пошел дальше по направлению к Медной горе.
   -  Дядько,  послушайте!  -  догоняя   Авксентия,   закричал   я.   Дядька
остановился. Тогда я рассказал ему, что видел отца и Омелюстого,  и  передал
слова Оськи.
   - На мельницу побежали? - переспросил он. Подумав минуту, дядька  тряхнул
головой и сказал: - Ну ладно, я их побачу... Знаешь,  Василь,  сдается  мне.
петлюровцы удирают. Что-то больно их много на Калиновском шляху.
   - Удирают, правда? - чуть не подпрыгнул я от радости.
   - А что ж, зимовать им тут, по-твоему? Хватит, попанували, -  со  злостью
ответил дядька.
   Я мигом повернул обратно.
   Надо побыстрее вернуться к хлопцам. Вот будет  здорово,  если  дядька  не
врет! Лишь бы красные прижали Петлюру покрепче.
   Одно мне непонятно: почему петлюровские бойскауты  пришли  сюда?  Да  еще
вместе с кошевым Гржибовским.  А  может,  они  еще  не  знают,  что  Петлюра
отступает. Наверное, не знают!
   - Удирают, удирают! - напевая себе под нос, мчался я к ребятам.
   Маремуха и Куница лежали за зарослями крапивы в мельничном саду.  Заложив
руки под голову, Юзик смотрел на верхушку тополя. Там виднелся Оська. Черные
вороны,  подозрительно  вытянув  шея,  покачиваясь  на  верхушках   соседних
деревьев. наблюдали за ним. Я перелез через плетень и закричал брату:
   - Слезай! Ребята вскочили.
   - Ну как, нашел дядю? - спросил Маремуха. Оська быстро спустился вниз. Он
спрыгнул прямо в крапиву и побежал ко мне, на бегу одергивая рубаху.
   - А что я знаю, Оська! Слушай!  -  И  я  передал  брату  то,  что  сказал
Авксентий.
   - А-а-а, вот что! - сразу загорелся Оська. - Ну,  тогда  мы  им  покажем!
Слушайте-ка, хлопцы, давайте нападем  сейчас  на  этих  панычей!  Нельзя  их
пускать в Лисьи пещеры, они шкоды там наделают...
   - Да ведь их много! Они нас поймают! - заволновался Маремуха.
   - А  мы  не  одни  будем,  хлопцев  сейчас  покличем.  Гайда  в  село!  -
скомандовал Оська.
   Мы прибежали в село. Оська долго водил нас по кривым переулочкам,  сзывая
ребят. На его свист из-за плетней появлялись хлопцы.  Никого  из  них  я  не
знал.
   - Гайда панычей бить! Капелюхи отбирать у них! - приглашал Оська.
   Хлопцы понимали Оську с полуслова. Должно быть,  не  раз  собирались  они
вместе, затевали драки, уходили в лес. У них здесь привольно - не то  что  у
нас в городе.
   Когда вокруг нас собралась целая ватага, Оська приказал
   - А сейчас все по домам. Тащите известку да бутылки. И  пробок  побольше.
Собираемся на кладбище, у братской могилы Быстрей!
   Хлопцы поспешно разбежались по домам.
   БОЙ У СЛОМАННОГО ДУБА
   Братская могила огорожена железной решеткой. Здесь, под  высоким  дубовым
крестом, похоронены двадцать пять нагорянских крестьян.  Совсем  недавно,  в
тысяча девятьсот восемнадцатом  году,  их  расстрелял  немецкий  карательный
отряд
   Это случилось вскоре после  того,  как  немецкие  оккупанты  посадили  на
престол Украины гетмана Скоропадского.
   Однажды под вечер, после душного июльского  дня,  в  Нагоряны  неожиданно
вошел отряд германской пехоты в серых стальных касках.
   Вскоре жители узнали, что кайзеровские солдаты пришли  отбирать  лошадей.
Крестьяне наотрез отказались явиться  со  своими  лошадьми  к  церкви,  куда
сгонял их немецкий унтер. Тогда солдаты, сняв  с  плеч  тяжелые  винтовки  с
плоскими блестящими тесаками, стали насильно сгонять крестьян  на  церковную
площадь.
   Оккупанты молча обходили дворы и выводили лошадей. Они  не  слушали,  что
говорил им хозяин, а просто давали ему в  руки  повод  и  приказывали  вести
лошадь, а если хозяин упрямился, подгоняли его прикладом.
   Пригнанных к церковной  ограде  лошадей  сразу  же  принялся  осматривать
ветеринарный фельдшер, рыжий усатый  немец  в  серой  фуражке-бескозырке.  А
немецкие солдаты  тут  же  нагревали  на  походном  кузнечном  горне  черное
квадратное клеймо.
   Если  лошадь  нравилась  фельдшеру,   солдаты   ставили   ей   квадратное
раскаленное клеймо на бедро, около хвоста, и затем отводили к  лейтенанту  -
худому сердитому офицеру  в  лакированной  остроконечной  каске.  Лейтенант,
морщась  от  запаха  паленой  шерсти,  выдавал  хозяевам  длинненькие  синие
квитанции.
   Вместе с другими на площадь пригнали и  Прокопа  Дека-люка  -  низенького
молчаливого крестьянина, который жил около мельничной гати. К нему оккупанты
пришли как раз в ту минуту, когда он собирался выехать в  поле  за  снопами.
Когда немецкий фельдшер стал щупать на площади его гнедого коня,  Прокоп  не
утерпел и дал фельдшеру такого тумака, что с того сразу бескозырка  слетела.
Солдаты подскочили к Декалюку и стали крутить ему руки. Прокоп закричал:
   - Помогите, люди добрые!
   На помощь ему подбежали соседи, и вскоре на широком зеленом выгоне  около
нагорянской церкви разгорелся настоящий бой.
   Озлобленные крестьяне не давали солдатам  опомниться.  Они  били  их  чем
попало: кнутовищами, поводьями, выдернутыми оглоблями.
   Почуяв свободу, понеслись домой испуганные кони.
   Придя в себя, солдаты стали  стрелять  из  винтовок  и  быстро  разогнали
крестьян по домам.
   Всю ночь до самого утра в селе стояла небывалая  тишина.  Немцы  ушли  из
Нагорян в неизвестном направлении,  и  многим  казалось,  что  все  обошлось
благополучно.
   Но утром, как только рассвело, в Нагоряны на  откормленных  конях  въехал
эскадрон  немецких  драгун.  Драгуны  тихо  проехали  по  главной  улице   и
остановились у церкви.
   Снова пригнали крестьян к церкви, но на этот раз уже без лошадей.  Мужчин
выстроили отдельно в два  ряда.  Немецкий  фельдшер,  лейтенант  в  очках  и
солдаты медленно прохаживались между рядами, опознавая среди выстроенньх  по
ранжиру тех, кто расправлялся с ними вчера.
   Отобрали двадцать пять человек, связали им руки и расстреляли их тут  же,
на глазах у всех, под каменной стеной сельской церкви.
   Долго стоял над церковной площадью страшный крик. Срывая с  себя  пестрые
платки, голосили жены убитых, плакали  их  дети,  рыдали  родственники.  Они
рвались к убитым, но тщетно: немецкие  драгуны  к  самой  церкви  никого  не
подпускали. Прокопа Декалюка среди расстрелянных не оказалось. Он скрылся из
села тотчас же после схватки с немцами,  и  долго  о  нем  не  было  никаких
вестей.
   Солдаты караулили убитых до поздней ночи. А  когда  над  притихшим  селом
взошла полная луна, они погрузили трупы на свои  обозные  двуколки,  отвезли
через плотину на правый берег реки и там зарыли.
   И только когда пришли красные,  нагорянцы  похоронили  своих  односельчан
по-настоящему - здесь, вот в этой братской могиле.
   Высокая ее насыпь еще свежа и не поросла травой. На дубовом кресте сверху
донизу раскаленным гвоздем выцарапана надпись:
   Мы шли в глубь кладбища. Нас догоняли сельские ребята. Почти все они были
в самодельных соломенных капелюхах, в домотканых полотняных рубахах, в таких
же грубых штанах. Босоногие, загорелые, они прыгали по  могилам  и  на  ходу
ловко  со  свистом  сшибали  длинными  кнутами  целые  ветки  волчьих  ягод,
боярышника и калины. Некоторые захватили с собой туго сплетенные нагайки.
   Мы  подошли  к  братской  могиле  уже  целой  армией.  Нас  было  человек
двенадцать.
   -  Хлопцы,  слушайте-ка,-  сказал  Оська.-   Видали,   по   селу   прошли
петлюровские панычи? С флагом. Они сейчас отдыхают под Медной горой. Давайте
отлупим их как следует!
   - Отлупить-то можно, а вот если они сдачи дадут? Их ведь сила! -  почесал
затылок низенький смуглый паренек в рваном капелюхе. Вокруг руки он  обмотал
толстую, сплетенную из белых кусочков сыромятной кожи нагайку.
   Оська хитро улыбнулся.
   - Сила! - передразнил он. - Сила! А у тебя уже уши трясутся? Не бойся, мы
поделаем бомбы и с бомбами на них! А ну, кто что принес, показывайте!
   Хлопцы выложили из карманов старые пробки, запыленные водочные бутылки  с
цветными этикетками, белую известь. Известки принесли много  -  она  есть  в
любой украинской хате.
   Оська расхаживал среди хлопцев, словно  на  базаре.  Те  показывали  свои
припасы, а Оська перебирал их, иногда хмурился.
   - У кого негашеная известь - сыпьте прямо в бутылки. -
   скомандовал он.
   - А у меня гашеная,- вышел вперед худощавый хлопец и показал Оське  целый
мешочек белой толченой извести.
   - Выброси! - строго приказал Оська. -  Гашеная  нам  не  нужна.  Глядите,
хлопцы, только негашеной засыпайте, и чтоб бутылки сухие были. Понятно?
   - А если паутина в бутылке? - спросил кто-то.
   - Насыпай. Лишь бы не вода, а то враз разорвет, - объяснил Оська.
   Рассевшись на могилах,  хлопцы  молча  стали  засыпать  известью  грязные
бутылки. Известь сыпалась на колени, в  траву.  Торопясь,  хлопцы  протыкали
крупные комки кто палочкой, кто рукояткой рогатки, а кто и просто пальцами.
   У нас было только одно шило -  в  моем  перочинном  ноже.  Мы  поочередно
просверлили этим шилом дырочки в заткнутых пробках. Оська раздал нам  наспех
выструганные, похожие на зубочистки гусиные перышки, и  мы  просунули  их  в
пробки.
   - Слушай, Оська, а ведь выпрет пробку, - нерешительно сказал Маремуха.
   - А мы сейчас их проволокой прикрутим, - успокоил тот Маремуху и  крикнул
сыну Прокопа Декалюка - низенькому смуглому  хлопцу  в  рваном  капелюхе:  -
Михась! Сбегай-ка на  тот  край  кладбища,  знаешь,  там  над  могилой  попа
Симашкевича жестяной венок висит. Нащипай-ка из него проволоки.  Или  нет...
тащи-ка сюда весь венок!
   Минуты через две Михась Декалюк возвратился, волоча  по  зеленым  могилам
тяжелый, с посеребренными листьями венок. Каждый  листочек  был  примотан  к
железному обручу венка тонкой и мягкой проволокой.
   Сразу же всей компанией  мы  стали  потрошить  венок.  Серебряные  листья
дрожали под нашими быстрыми пальцами и один за другим падали в густую траву.
   Прошло несколько минут, от венка остался только голый, ободранный обод, а
листья, украшавшие его раньше, валялись вокруг на могилах.
   Оська показал нам, как ловчей и крепче закрепить пробки. и  мы  притянули
каждую пробку проволокой к горлышку бутылки.
   Наконец, когда все приготовления были закончены, Оська скомандовал:
   - А ну, скорее!
   К бойскаутам мы подбираемся с правого берега реки по  густым,  скрывающим
нас от чужого глаза кустарникам.  Оська  послал  вперед  на  разведку  двоих
ребят. Только мы подошли к повороту реки, разведчики замахали нам руками.
   Перед нами, на другом берегу, открылся скаутский лагерь.
   На  большой  лужайке,  у  сломанного  дуба,  бойскауты  натянули  зеленые
брезентовые палатки. Между палатками разложены костры Ярко горит собранный в
лесу прошлогодний хворост.  Дым  густо  клубится  над  кострами,  подкуривая
подвешенные над огнем австрийские котелки. В них варится  вкусный  кулеш  из
пшена, сала и картошки.
   Вся лужайка освещена солнцем. А наш берег уже в тени  Мы  спрятались  под
кустами возле брода; нас совсем не видно, хотя мы находимся очень близко  от
скаутского лагеря.
   В ожидании обеда  скауты  собрались  у  кошевого  знамени.  Свернутое  на
древке, оно воткнуто в землю  вблизи  сломанного  дуба.  Вокруг  знамени,  с
деревянным посохом на  плече,  медленно  расхаживает  Кулибаба.  Из  кустов,
которые начинаются сразу же за сломанным дубом, вышел Марко Гржибовский.  Он
объяснил что-то скаутам, и мы увидели, как большая их группа - самые  рослые
- пошла за Гржибовским. Остальные чего-то дожидаются.
   "Наверное,  скауты  затевают  игру  в  "сыщика  и  вора",-  решил   я   и
обрадовался, что Гржибовский ушел из лагеря, захватив с  собою  маузер.  Его
скауты со своими посохами да кинжалами не так страшны.  Но  что,  если  они,
скауты-воры, вздумают спрятаться в Лисьих пещерах?"
   - Хлопцы, слушайте, - тихо  подозвал  нас  Оська.  Мы  подползли  к  нему
вплотную.
   - Вот он и ты, Федька, - сказал Оська, показывая пальцем на двух