он меня убедил, что подобного рода  скромность  -  чертова
ерунда, тогда как мать утверждала совершенно противоположное. И я поверила
ему, а не ей.
     Но я рассказывала тебе о нашем с Брайаном разговоре в ту ночь. Тогда,
в постели, он мне сказал: "Я хочу, чтобы ты  мне  пообещала  только  одно,
киска: если ты обнаружишь, что ноги твои сами  собой  раздвинулись,  держи
эту новость при себе, пока война не кончится. Я сделаю то же самое -  если
будет в чем каяться. Все может случиться! И не будем  терзать  друг  друга
такими вещами, пока не разделаемся с кайзером. А потом, когда  я  вернусь,
съездим с тобой в Озарк - оставим детей с кем-нибудь дома - только ты и я,
и поговорим обо всем. Ну как, решено, дорогая?"
     И я дала ему слово, Теодор. Но я не обещала, что не перепрыгну  через
забор, да он и не стал бы требовать от меня подобных клятв. Пообещала быть
осторожной и держать все свои признания при себе до тех пор, пока война не
закончится нашей победой Я хотела пообещать ему все что угодно, потому что
Брайан может и не вернуться! - Голос Морин дрогнул, и Лазарус  понял,  что
она плачет. Он убрал руку с ее бедра и направил машину к тротуару.  Миссис
Смит схватила его за руку, снова прижала к  себе  и  сказала:  -  Нет-нет,
прикасайся ко мне. И не останавливай машину! А то я не выдержу и наброшусь
на тебя. Просто не знаю, что со мной происходит, когда я думаю о том,  что
Брайан может не вернуться с войны. Увы, это так. Я ощущаю это все время, с
тех пор как мы объявили войну. И при этом вынуждена оставаться спокойной и
рассудительной. Ради детей. Ради Брайана.  Теодор,  он  не  видел,  как  я
плачу. Видел только ты - я не сумела сдержаться. Но  скорее  я  велю  тебе
самому сказать Брайану, что я пыталась тебя  совратить,  чем  позволю  ему
узнать, как я плакала от страха, что он может не вернуться!
     Все, больше не буду. - Миссис Смит достала из сумочки носовой платок,
вытерла глаза и высморкалась. - Придется еще покататься:  дети  не  должны
меня видеть с покрасневшими глазами.
     Лазарус решился:
     - Морин, я люблю тебя.
     - И я люблю тебя, Теодор. Хоть я и реву, но я  счастлива.  Ты  сделал
меня счастливой. Я высказалась и облегчила душу. Однако не следовало этого
делать; ведь ты тоже уходишь на войну. Но я чувствую себя почти что  твоей
женой, потому что рассказала тебе такое, о чем не стала бы говорить  ни  с
кем другим. Если бы ты просто разложил меня на траве и овладел мною -  что
ж, очень мило, на это я  и  рассчитывала.  Но  теперь  мы  гораздо  ближе;
по-моему, это даже лучше. Женщина  может  отдать  свое  тело  мужчине,  не
открывая ему своих мыслей. У меня было уже два ребенка от Брайана, когда я
наконец сумела открыться ему так, как открылась сегодня тебе.
     -  Наши  мысли  весьма  сходны,  Морин.   Твой   отец   считает   нас
двоюродными...
     - Нет, дорогой, он считает тебя моим сводным братом.
     - Он так сказал?
     - Я сама так считаю - если судить по тому,  о  чем  отец  умалчивает,
дорогой Теодор. Он так расстроился, когда ты не  записался  в  армию.  Но,
узнав, что ты все-таки сделал это, он тут же велел  вывесить  звезду.  Ему
виднее - и я хочу верить, что он прав. Конечно, это делает мои  чувства  к
тебе безумно греховными; в глазах  некоторых  людей  это  инцест.  Но  мне
безразлично. Я беременна, ребенку наша  близость  не  могла  бы  причинить
никакого вреда, а других опасностей нет.
     (Как сказать ей? Что ей можно сказать? Но она должна поверить мне!)
     - Твоя церковь назовет такой поступок грехом.
     - На фиг мне церковь! Теодор, я вовсе  не  ревностная  прихожанка;  я
свободомыслящая, как отец. Вне церкви трудно воспитывать детей;  она  дает
мне возможность выглядеть респектабельной женой и матерью - это я  беру  у
нее. Но угроза греха не остановит меня; я не верю в грех в том  смысле,  в
котором понимает  его  церковь.  Секс  это  не  грех.  Он  не  может  быть
греховным. Остановить меня могла бы лишь перспектива забеременеть - не  от
Брайана. Но я уже беременна. И мне все равно, что ты мой сводный  брат.  Я
просто очень хотела попрощаться с  тобой  так,  как  женщины  прощаются  с
солдатами.
     - Морин, я не твой сводный брат.
     - Ты уверен? Даже если и не брат, ты останешься моим  солдатом,  и  я
горжусь тобой, как отец.
     - Да, я - твой солдат, можешь не сомневаться. Но мне хочется  кое-что
узнать. Тот парень, за которого Нэнси  собирается  выйти  замуж,  тоже  из
говардианцев?
     - Что ты сказал?
     - Значится ли он в списках фонда Айры Говарда?
     Морин затаила дыхание.
     - А где ты услыхал о Фонде?
     - Жизнь коротка...
     - Но годы длинны... - подхватила она.
     - Пока не наступили злые дни.
     - Боже! Я сейчас снова разревусь!
     - Не надо. Так как зовут молодого человека?
     - Джонатан Везерел.
     - Один из Везерелов-Сперлингов...  Да-да,  помню,  Морин,  я  не  Тед
Бронсон. Я - Лазарус Лонг из рода Джонсонов... из твоего рода.  Я  -  твой
потомок.
     Казалось, она перестала дышать.
     - По-моему, я схожу с ума, - тихо прошептала она наконец.
     - Нет, моя любимая и отважная. Твой рассудок крепок  и  силен.  Я  не
встречал женщины сильней и крепче разумом, чем  ты.  Позволь  мне  кое-что
объяснить. Но тебе придется поверить мне на  слово.  Читала  ли  ты  роман
Герберта Дж.Уэллса под названием "Машина времени"?
     - Да, конечно. У отца есть такая книжка.
     - Это про меня, Морин. Я  капитан  Лазарус  Лонг,  путешественник  во
времени.
     - Но это ведь книга... я считала ее просто...
     - Просто выдумкой? Так оно и есть. И еще долго так и будет.  Впрочем,
все произойдет не так, как придумал мистер Уэллс.  Я  явился  из  далекого
будущего. Я не хотел, чтобы здесь узнали  об  этом,  потому  и  прикинулся
сиротой. Мне было бы трудно доказать, что я говорю правду.  Любая  попытка
пуститься в объяснения помешала бы мне добиться цели -  я  хотел  посетить
это время и погрузиться в него. И если бы я сказал правду, то попал бы под
замок как безумец. Вот я и старался носить маску так же осмотрительно, как
ты... Когда разговаривала с этими Симпсонами...  Когда  не  хотела,  чтобы
дети знали, что ты плакала. Мы с тобой ведем себя  нелогично.  Нужно  быть
посмелее. И еще - никогда не надо лгать так, чтобы тебя могли уличить.
     - Теодор, мне кажется, что ты сам веришь своим словам.
     - Ты хочешь сказать, что я говорю вполне искренне, но на  самом  деле
свихнулся?
     - Нет-нет, дорогой, я... Именно это я и хотела сказать. Извини.
     - Не надо извиняться;  для  тебя  это  бред  сумасшедшего.  Но  я  не
опасаюсь, что ты отошлешь меня в Сент-Джо; я тебе верю. Как и ты мне. Но я
должен доказать тебе, что говорю правду, а значит, мне нужно сказать  тебе
нечто такое, во что ты сможешь поверить А иначе я напрасно снял маску.
     Лазарус замолчал и  задумался.  Как  доказать?  Лучше  всего  сделать
какое-нибудь предсказание. Но, чтобы послужить той цели, ради  которой  он
нарушил свое инкогнито, событие должно состояться очень скоро. Он не  стал
вспоминать события этого года; ведь он не намеревался появляться здесь  до
1919 года, а потому немногое знал о предыдущих годах, даже напутал с датой
вступления Соединенных Штатов в  войну.  Лазарус,  черт  бы  побрал  тебя,
растяпу, когда в следующий  раз  вздумаешь  попутешествовать  во  времени,
выучишь наизусть все, что Афине известно  о  той  или  иной  эпохе,  -  да
прихватишь пару столетий до и после!
     Воспоминания Вуди не могли помочь; Лазарус даже не  помнил,  что  его
возил в Электропарк сержант в форме. Экий эгоист! Сам парк он помнил; Вуди
Смит бывал там неоднократно. Но  ни  одно  посещение  не  запечатлелось  в
памяти.
     - Морин, возможно, ты сумеешь придумать для меня какой-нибудь  способ
доказать тебе, что я явился из будущего, - ведь  ты  лучше  представляешь,
что именно может тебя убедить. А хочу я тебе сказать вот что: Брайан, твой
муж и мой предок, вернется домой целым и невредимым. Он примет  участие  в
сражениях, вокруг него будут рваться снаряды и свистеть пули, но  ни  одна
не тронет его.
     Миссис Смит охнула. Потом медленно произнесла:
     - Теодор, откуда ты это знаешь?
     - Потому что вы оба мои предки. Я ничего не знаю  о  других  нынешних
говардианцах, однако изучил все материалы, относящиеся к моим  собственным
предкам - на тот  случай,  если  повстречаю  их.  О  тебе,  о  Брайане.  О
родителях Брайана в Цинциннати. Я узнал, как Брайан познакомился с  тобой:
он посетил Роллу и обнаружил тебя в  списке  фонда  штата  Миссури,  а  не
Огайо, как следовало бы. Этого я не мог узнать ни от тебя, ни от Айры  или
Брайана, а твои дети еще не знают об этом. Ну разве что Нэнси в курсе: она
уже заполнила собственный вопросник. Разве не так?
     - Да, это случилось несколько  месяцев  назад.  Значит,  это  правда,
Теодор. Или лучше тебя звать Лазарусом?
     - Зови меня как хочешь, моя дорогая. Но  я  до  сих  пор  не  доказал
ничего, кроме того, что имел доступ к  материалам  Фонда  -  а  это  могло
случиться в прошлом году,  а  не  в  будущем.  Необходимы  доказательства.
Ммм... есть одно - но это произойдет через несколько месяцев, а ты  должна
поверить мне немедленно. Чтобы больше не плакать в подушку. Но я не  знаю,
как это сделать. -  Он  погладил  ее  бедра,  прикоснулся  к  завиткам.  -
Доказательство находится в твоем чреве.  Этот  ребенок,  которым  наградил
тебя Брайан, окажется мальчиком, моя драгоценнейшая прародительница, и  вы
с Брайаном назовете его Теодором Айрой; что ужасно льстит  мне,  ведь  это
имя внесено в списки. Было время, когда я не знал, что мы с  ним  окажемся
тезками.
     Она стиснула его руку ногами и вздохнула.
     - Хотелось бы верить тебе. А что будем делать,  если  Брайан  захочет
назвать его, скажем, Джозефом? Или Джозефиной?
     - Джозефиной мальчика не зовут, дорогая. Брайан даст ребенку военного
времени имена тех двух, отмеченных звездами на  вашем  флажке;  эта  война
много значит для него. Возможно, он предложит имя сам... Не знаю, как  это
будет, но уверен, что в списках фонда ребенка зарегистрируют  как  Теодора
Айру. Другой мой предок - Адель Джонсон, твоя мать и жена  Айры,  живет  в
Сент-Луисе. Она оставила Айру, когда ты  вышла  замуж,  но  не  развелась,
потому что хотела досадить ему. Но  Айра  вряд  ли  вел  монашеский  образ
жизни, после того как расстался с женой.
     - Конечно, дорогой, я не сомневаюсь, что у отца есть любовница  и  он
посещает ее иногда, когда говорит, что идет в шахматный  клуб  -  впрочем,
это не шахматный клуб, а игорный дом. И я делаю вид, что верю ему, дабы не
компрометировать его перед детьми.
     - Но он действительно играет в шахматы.
     - Отец великолепно играет на бильярде. Но  давай  дальше,  дорогой...
Лазарус. Я хочу поверить тебе. Быть может, тебе удастся припомнить  что-то
еще.
     -  Хорошо,  только  вряд  ли  придется  говорить  о   твоей   матери;
сомневаюсь, что у меня может быть что-то общее с женщиной, которая считает
секс всего лишь вещью терпимой.
     - Матери мне приходилось лгать, отец поддерживал  меня  куда  больше,
чем она. Я была его любимицей. Он давал мне это понять, а  я  стараюсь  не
демонстрировать своих  чувств  в  отношении  Вудро.  Продолжай,  Теодор...
Лазарус.
     - Вот и все наши общие  предки.  Кроме  одного  -  нашего  супостата.
Морин, я происхожу от тебя и Брайана через Вуди.
     Она охнула.
     - В самом деле? Надеюсь, что это правда.
     - Это так же верно, как налоговая  повестка,  любимая,  и,  возможно,
именно  сей  факт  спас  ему  жизнь.  Я  никогда  не  был  так  близко   к
детоубийству, чем в тот миг, когда мы обнаружили его на заднем сиденье.
     Морин хихикнула.
     - Дорогой, я чувствовала то же самое. Но я никогда не  позволяю  себе
повышать голос,  даже  когда  буквально  готова  придушить  провинившегося
ребенка.
     - Надеюсь, я тоже не обнаружил раздражения, несмотря на то что ощущал
его. Любимая,  я  возбудился  так,  что  мне  уже  было  больно  -  и  тут
обнаруживается Вудро. Сладкая моя, я едва сдержался.
     - Я тоже была готова тебе отдаться! О, Теодор... Лазарус, как приятно
быть откровенной с тобой. О, да ты и сейчас не прочь.
     - Полегче, не то наеду на бордюр. Он у меня не опускается с тех  пор,
как мы выехали из дома. Но тот, который погубил Вуди, был лучше и тверже.
     - Размер дело не существенное, Теодор-Лазарус; женщину может устроить
любой.  Отец  объяснил  мне  это  давным-давно  и  научил  соответствующим
упражнениям - но Брайану я ничего не  сказала.  Пусть  думает,  что  я  от
природы такая. Я  до  сих  пор  регулярно  делаю  упражнения,  потому  что
младенческие головки столько раз растягивали мой  родовой  канал.  Если  я
перестану тренировать мышцы, как велел отец, то скоро превращусь в  старую
дырку. А мне так хочется оставаться желанной для Брайана подольше.
     -  И  для  мороженщика,  молочника,  почтальона  и   рассыльного   от
бакалейщика.
     - Не дразнись. Я хочу оставаться молодой до самой смерти.
     - Так и будет, восемнадцатилетняя будущая бабушка.  Давай  отвлечемся
от секса и вернемся к моему путешествию во времени. Я все  еще  подыскиваю
доказательство. Такое, которое могло бы объяснить тебе, откуда берется моя
уверенность, что Брайан вернется домой невредимым. Но чтобы  ты  убедилась
окончательно, событие должно произойти очень скоро и еще до  дня  рождения
Вуди.
     - Почему до дня рождения Вудро?
     - Разве я не сказал?  Война  закончится  в  день  рождения  Вуди,  11
ноября. В этом я абсолютно уверен поскольку эта дата одна  из  ключевых  в
истории. А сейчас я перебираю в памяти  события,  чтобы  подыскать  такое,
которое могло бы как можно скорей положить конец  твоим  сомнениям,  но...
увы, дорогая, я совершил дурацкую ошибку. Я хотел  появиться  здесь  после
окончания войны, но ввел в свой компьютер одно критическое число с ошибкой
- и попал сюда на три года раньше срока.  Машина  не  виновата.  Она  лишь
читает введенные данные. Это самый точный из  компьютеров,  которые  водят
космические корабли. Ошибка моя  не  имела  фатальных  последствий;  я  не
затерялся во времени, и мой корабль заберет меня в 1926 году, ровно  через
десять земных лет  после  того  как  я  высадился.  Я  не  изучал  историю
ближайших нескольких месяцев, поскольку рассчитывал проскочить эту  войну.
Да и не интересны мне войны. Я хочу знать, как живут люди.
     - Теодор, ты меня совсем запутал.
     - Извини, дорогая, путешествие во времени - вещь сложная.
     - Ты сказал "компьютер". Но я не поняла, что  это  такое.  И  еще  ты
сказал, что "она" водит корабль, который подберет тебя в 1926 году. Ничего
не понимаю...
     Лазарус вздохнул.
     - Вот поэтому я не хотел ничего рассказывать. Но пришлось - чтобы  ты
перестала беспокоиться. Мой корабль - такой, как  у  Жюля  Верна  -  умеет
летать среди звезд, а  я  живу  на  планете,  расположенной  очень  далеко
отсюда. Мой корабль может передвигаться и во времени, точнее - во времени,
и пространстве одновременно. Это очень нелегко объяснить. Компьютер -  это
мозг корабля, машина, необычайно сложная. Мой корабль называется "Дора", и
машина - тот компьютер, который им управляет, следит,  чтобы  все  было  в
порядке, и  ведет  от  звезды  к  звезде  -  тоже  зовется  Дорой.  Машина
откликается на это имя, когда я с ней говорю.  Она  очень  умная  и  умеет
разговаривать. Кроме того, на корабле есть экипаж - мои сестры.  Их  двое.
Они, конечно же,  тоже  твои  потомки  и  очень  похожи  на  тебя.  Экипаж
необходим - сами собой корабли не летают,  за  исключением  автоматических
грузовиков, которые двигаются по заранее вычисленному маршруту,  -  однако
всю трудную работу делает Дора, а Лаз и Лор, то есть Ляпис Лазулия Лонг  и
Лорелея Ли Лонг, говорят ей, что делать,  и  обеспечивают  необходимым.  -
Пожав бедро миссис Смит, Лазарус ухмыльнулся. - Вот если бы тот сквознячок
поднял твою юбку повыше, я бы сказал, насколько они похожи на тебя; девицы
обычно бегают голышом. Но лицом они на тебя похожи. А скорее всего и телом
- если судить по тому, что я мельком увидел. Кроме того, Лаз  и  Лор  тоже
веснушчатые, как Мэри.
     - Но и у меня высыпают веснушки, если я не прячусь от  солнца.  Когда
мне было столько, сколько сейчас Мэри, отец звал меня индюшачьим яйцом. Но
чтобы все тело! Неужели они совсем не носят одежды?
     - О нет, они обожают наряжаться на вечеринку. И еще когда  холодно  -
но это бывает редко; там, где мы живем, тепло, как  на  юге  Италии.  Чаще
всего они совсем ничего не носят. - Лазарус улыбнулся и погладил ее бедро.
- Им не приходится оставлять трусики дома, чтобы заниматься любовью. У них
просто нет никаких трусиков. Как,  впрочем,  и  застенчивости.  И  они  бы
охотно занялись твоим отцом. Им  нравятся  пожилые  мужчины:  они  гораздо
моложе меня.
     - Лазарус... а сколько тебе лет?
     Лазарус помедлил.
     - Морин, я не хочу отвечать на этот вопрос. Я старше, чем выгляжу,  -
эксперимент Айры Говарда удался. Лучше поговорим о моей семье. То  есть  о
твоей. Все мы так или иначе происходим от тебя. Двое из моих жен и один из
моих сомужей - потомки Нэнси и Вуди.
     - Жен? Сомужей?
     - Любимая, у  нас  брак  имеет  много  форм.  Там,  где  я  живу,  не
приходится  затевать  развод  или  дожидаться   смерти   партнера,   чтобы
соединиться с тем, кого любишь. У меня четыре жены и три сомужа. Еще  есть
мои сестры Лаз и Лор. Они могут выйти замуж за члена другой семьи, а могут
и остаться. И не смотри так удивленно - ты же сама говорила, что не будешь
смущена, если я окажусь твоим  сводным  братом.  Наследственность  нас  не
беспокоит; в нашем времени знают о  подобных  вещах  гораздо  больше,  чем
здесь, и мы не рискуем здоровьем младенцев.
     А их у нас много. Есть еще кошки, собаки  и  всякая  тварь.  Дети  их
приручают и заботятся о них. У нас большая семья, мы обитаем в  просторном
доме, где всем уютно.
     Я не могу рассказать тебе обо всех; сперва нам нужно доставить нашего
диверсанта домой. Но кое-что скажу - раз ты считаешь, что выглядишь не  на
восемнадцать всего  лишь  потому,  что  выкормила  грудью  столько  детей.
Возьмем,  к  примеру,  Тамару.  Она  происходит  от  тебя  через  Нэнси  и
Джонатана. Хочешь послушать о Бог  весть  какой  правнучке  Нэнси?  Сейчас
Тамаре, кажется, около двухсот пятидесяти лет...
     - Двести пятьдесят?!
     - Да. Один из моих сомужей, Айра Везерел, также  происходит  от  тебя
через Нэнси и Джонатана, но и через Вуди. Его назвали в честь твоего отца,
а не Айры Говарда, и сейчас ему более четырехсот. Морин, эксперимент  Айры
Говарда оказался удачным:  мы  все  живем  долго,  и  эту  особенность  мы
унаследовали от тебя и всех наших предков-говардианцев, к тому  же  у  нас
умеют омолаживать людей. Тамара прошла  две  реювенализации,  одну  совсем
недавно,  и  выглядит  так  же  молодо,  как  и  ты.  Происходит  истинное
омоложение: когда я улетал, Тамара была беременна. Однако неважно, как она
выглядит; Тамара - целительница, и я полагаю, что эту способность она тоже
унаследовала от тебя.
     - Теодор... Лазарус... я снова не понимаю. Целительница?  Это  что-то
связанное с верой в Бога?
     - Нет. Если Тамара и верует в Бога, то мне она никогда не говорила об
этом. Тамара спокойна и счастлива, и каждый рядом с ней  становится  таким
же - как и рядом с тобой, дорогая! А больной  быстрее  поправляется,  если
Тамара к нему прикоснется, поговорит или ляжет с ним спать.
     Но когда я  с  ней  познакомился,  Тамара  была  не  молода.  И  даже
подумывала, не закончить ли ей жизненный путь, не умереть ли от  старости.
А я был болен, очень болен. У меня болела душа,  и  Иштар,  позже  ставшая
моей женой - лучший реювенализатор на всем Млечном Пути - привезла ко  мне
Тамару. Тогда Тамара  была  иной:  маленький  торчащий  животик,  обвислые
груди, мешки под  гл