Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
ь быть вместе и радоваться. Этот механизм выживания
сформировался в результате долгой эволюции, и его непродуктивная функция
является наименее сложным аспектом той крайне неоднозначной и весьма
сложной роли, которую играет он в деле существования человеческой расы.
Но каждый половой акт морален или аморален по тем же законам морали,
которые определяют природу любого человеческого поступка; все же прочие
кодексы сексуальных обычаев представляют собой всего лишь простые обряди,
местного и преходящего значения. Подобных кодексов больше, чем у собаки
блох, общее в них только то, что они установлены традицией. Помню
общество, где копулировать в уединении считалось непристойным, а на
публике - что ж, дело обычное. Сам же я вырос среди людей, у которых все
было наоборот - и тоже освящено традицией. Не знаю, какой путь труднее,
только хочется, чтобы традиция перестала хитрить: игнорировать подобные
обычаи небезопасно, все равно, что самому лезть под пулю.
Я отказал Ллите не из моральных соображений, а следуя собственным
сексуальным привычкам, выработанным через синяки и шишки за много
столетий. Никогда не спи с женщиной, которая от тебя зависит, если ты не
женат на ней и не собираешься жениться. Это аморальное правило может быть
изменено в зависимости от обстоятельств, но неприменимо к женщинам, от
меня не зависящим, - это совершенно другой случай. Но настоящее правило
является мерой безопасности, пригодной во многих ситуациях и
обстоятельствах в рамках широко меняющихся обычаев, предпринимаемой ради
собственной безопасности, поскольку в отличие от той дамы из Бостона, о
которой я тебе рассказывал, многие женщины рассматривают половой акт как
формальное предложение руки.
Я позволил стечению обстоятельств сделать Ллиту на какое-то время
зависимой от меня, но не намеревался ухудшать положение дел женитьбой, на
это идти не следовало. Минерва, долгожители не должны жениться на
эфемерах, это плохо и для эфемера, и для долгожителя.
Тем не менее, если ты подобрал бездомную кошку и накормил ее, то
выбросить не имеешь права. Благополучие этой кошки становится для тебя
важным, даже если расстаться с ней ничего не стоит. Купив этих ребят, я не
мог избавиться от них простым возложением рук. Нужно было позаботиться об
их будущем: ведь они сами не могли этого сделать. Бездомные котята.
На следующее утро, пораньше - по корабельному распорядку - капитан
Шеффилд поднялся, отпер каюту вольноотпущенницы и застал ее спящей.
Разбудив ее, он велел вставать, умываться и готовить завтрак на троих.
Потом отправился будить ее брата и, не обнаружив того в каюте, отправился
на камбуз, где и застал молодого человека.
- Джо, доброе утро.
Тот подпрыгнул.
- Ох! Доброе утро, хозяин. - И преклонил колено.
- Джо, правильно будет так: "Доброе утро, капитан". Это примерно то
же самое, потому что я действительно хозяин корабля и всего, что в нем
находится. Но когда ты покинешь мой корабль на Валгалле, у тебя не будет
никакого хозяина. Вообще никакого, я же говорил тебе вчера. А пока называй
меня "капитан". Что ты делаешь?
- Э... я не знаю... капитан.
- Я так и думал. Тут кофе хватит на дюжину человек.
Шеффилд локтем отодвинул Джо в сторону, отсыпал большую часть кофе,
который молодой человек бухнул в свою чашку, отмерил девять порций и
заметил для себя: научить девицу, чтобы во время работы подавала кофе.
Ллита появилась, когда капитан взял первую чашку и уселся. Глаза ее
были красные - наверное, поплакала еще и с утра. Ограничившись утренним
приветствием, он предоставил ей возможность орудовать самой - она же
видела вчера, как он управлялся на кухне.
Вскоре пришлось с тоской вспоминать вчерашние обед и ужин - когда
сандвичи пришлось делать ему самому. Сейчас он только велел обоим сесть и
не висеть над душой. Завтрак состоял из кофе, корабельного хлеба и
консервированного масла.
Вместо яичницы из яиц аккры с грибами получилась какая-то несъедобная
каша; девица ухитрилась испортить даже сок райфрутта. Для этого требовался
истинный талант: одну часть концентрата следовало разбавить восемью
частями холодной воды - и все, все инструкции были на этикетке.
- Ллита, ты умеешь читать?
- Нет, хозяин.
- Капитан! А ты, Джо?
- Нет, капитан.
- А арифметика, числа?
- О да, капитан. Числа я знаю. Два да два - это четыре, два да три -
пять, три и пять - девять.
Сестрица поправила:
- Не девять, а семь, Джоси.
- Довольно, - проговорил Шеффилд. - Вижу, занятие у нас найдется. - И
задумался, что-то бормоча себе под нос. Наконец он громко сказал: - Когда
закончите завтракать, займетесь своими делами. А потом приведите в порядок
каюты - чтобы было похоже на корабль - потом проверю. Застелите и мою
постель, но больше там ни к чему не прикасайтесь, особенно на столе. А
потом примете ванну. Да, я сказал - ванну. На корабле каждый принимает
ванну раз в день, можно и чаще. Чистой воды много, она идет по замкнутому
контуру, а к концу путешествия у нас будет на несколько тысяч литров воды
больше, чем в начале. Не спрашивайте почему, просто поверьте на слово. Я
объясню потом. (Через несколько месяцев. Что они поймут сейчас, если не
умеют сложить три и пять?) А через полтора часа, когда вы все закончите...
Джо, ты умеешь пользоваться часами?
Джо поглядел на циферблат старомодных часов на стене.
- Не знаю, капитан. На этих слишком уж много чисел.
- Ах да, конечно, на Благословенной другая система счисления. Значит,
постарайтесь вернуться сюда, когда маленькая стрелка будет указывать
налево, а большая - вверх. Но на этот раз не страшно, если опоздаете -
надо, чтобы вы все успели сделать. Особенно - принять ванну. Джо, помой
голову шампунем. Ллита, нагнись, дорогуша, я понюхаю твои волосы. И ты
тоже... с шампунем.
Куда запропастились волосяные сетки? Если выключить псевдогравитацию,
в условиях свободного падения им понадобятся сетки для волос, или молодежь
придется подстричь. Для Джо это не страшно, а вот длинные черные волосы
его сестры, пожалуй, ее главное достоинство - не помогут ли они ей поймать
на Валгалле мужа? Ну что ж, если сеток нет - едва ли они найдутся: сам-то
он стрижется коротко - пусть заплетет косу. Или все-таки потратить энергию
на поддержание одной восьмой "g"? Люди, не привыкшие к невесомости, плохо
переносят ее и могут даже получить травму. Впрочем, пока беспокоиться не о
чем.
- Приберитесь, приведите себя в порядок и возвращайтесь. Живо.
Шеффилд составил список: определить для каждого его обязанности (NB:
научить их готовить!); начать обучение: по каким предметам?
Основы арифметики, это верно... но учить их читать на том жаргоне,
который в ходу на Благословенной, незачем: они туда не вернутся, никогда
не вернутся! Но на корабле придется говорить на нем - когда еще ребята
научатся говорить и читать на галакте... и хорошо бы выучить английский.
Есть ли на корабле записи того варианта галакта, который используется на
Валгалле? Впрочем, в таком возрасте несложно запомнить местные словечки и
произношение. Но важнее всего - исцелить их оцепеневшие души, личности.
Можно ли взять взрослых домашних животных и превратить в людей -
предприимчивых, способных, всесторонне образованных, готовых к конкуренции
в рамках свободного общества; более того - желающих конкурировать, не
боящихся состязания? И только сейчас он начал сознавать, какие проблемы
пали на его голову вместе с "бездомными котятами". Или придется содержать
их лет пять-десять или шестьдесят, пока не умрут от старости?
Давным-давно, еще мальчишкой, Вуди Смит подобрал в лесу полудохлого
лисенка - мать или потеряла его, или погибла. Взял зверька домой, выкормил
из бутылочки и всю зиму держал в клетке. Весной мальчик отнес зверя на то
место, где нашел, и оставил там клетку, открыв дверцу.
Через несколько дней он пришел за клеткой.
Лисенок сидел внутри нее - голодный, худой - но дверца оставалась
открытой. Вуди принес его обратно, накормил и напоил. Потом построил из
сетки вольер и больше никогда не пытался выпустить. Как говорил дедушка,
бедолага так и не смогла научиться быть лисою.
Как сделать людей из этих забитых и невежественных животных?
Они возвратились в кают-компанию, когда маленькая стрелка указывала
вбок, а большая точно вверх. Для этого пришлось подождать за дверью, и
капитан Шеффилд постарался сделать вид, что не заметил. И когда они вошли,
он поглядел на часы и сказал:
- Точно вовремя, молодцы! Вижу, шампунем попользовались, но
напомните, чтобы я отыскал для вас расчески.
А что еще из предметов туалета может им понадобиться? Придется ли
учить ребят пользоваться ими? И... черт! А есть ли на корабле необходимое
на случай, если у девицы начнется менструация? Чем бы воспользоваться? Что
ж, если повезет, эта проблема отодвинется на несколько дней. Спросить ее?
Не поможет, ведь она считать не умеет. Проклятье, корабль-то не
предназначен для пассажиров.
- Сядь. Нет, подожди. Подойди поближе, дорогуша. - Капитан заметил,
что платье на девице подозрительно липнет к телу; он понял, что оно
мокрое. - Ты помылась прямо в нем?
- Нет, хоз... нет, капитан, я его выстирала.
- Вижу. - Он вспомнил, что пестроты рисунку успели добавить кофе и
прочие продукты, из которых она готовила завтрак. - Сними и повесь
где-нибудь - не надо сушить на себе.
Она начала медленно раздеваться. Подбородок девушки дрогнул - капитан
вспомнил, как она любовалась собой в зеркале, когда он покупал это платье.
- Подожди немного, Ллита, Джо, снимай свои портки. И сандалии тоже.
Парень мгновенно повиновался.
- Благодарю, Джо. И не надевай, пока не выстираешь. Эта тряпка только
кажется чистой, а на самом деле испачкалась. И пока можешь не носить ее,
если не очень хочешь. Садись, Ллита, на тебе что-нибудь было, когда я
купил тебя?
- Нет... капитан.
- А на мне сейчас есть что-нибудь?
- Нет, капитан.
- Одежду носят, когда для этого есть время и место, в иных временах и
местах. Одеваться глупо. Если бы это был пассажирский корабль, вы все
носили бы одежду, а на мне была бы красивая форма. Но корабль не
пассажирский, здесь нет никого, кроме тебя, меня и твоего брата. Видишь
этот прибор? Называется термогумидостат. Он приказывает корабельному
компьютеру поддерживать здесь двадцать семь по Цельсию и влажность сорок
процентов... с небольшими изменениями, для разнообразия - цифры вам ничего
не говорят. И мне приятно ходить раздетым. После полудня температура
снижается, чтобы можно было заняться физическими упражнениями. Ибо
малоподвижность - бич корабельной жизни.
Если такой цикл вам обоим не подойдет, можем выработать компромисс.
Но сперва попробуем пожить, оставив все как есть. А теперь о мокрой
тряпке, которой ты облепила свои бедра. Если ты дура - суши ее на себе и
терпи; а если умная - повесь и расправь, чтобы высохла и не помялась. Это
предложение, а не приказ. Хочешь, вообще не снимай. Но не сиди в мокром -
подушки намочишь. Шить умеешь?
- Да, капитан. Э... чуть-чуть.
- Посмотрим, чего мне удастся добыть. Платье, в которое ты одета, -
единственное на борту этого корабля. Потребуется еще кое-что на все месяцы
пути. И на Валгалле тебе нужно будет во что-то одеться: там не так тепло,
как на Благословенной. Там женщины носят брюки и короткие куртки, а
мужчины - тоже брюки, но куртки подлиннее. И все носят сапоги. У меня есть
три комплекта одежды, сшитые на Единогласии. Быть может, мы их обузим
как-нибудь, пока я не смогу отвести вас обоих к портному. Так, теперь
сапоги... мои для тебя как для цыпленка ботфорты... Ладно, обернем
чем-нибудь ноги, чтобы могла дойти до сапожника.
Но эту тему сейчас обсуждать не будем. Присоединяйся к конференции...
Хочешь - стой мокрой, хочешь - садись и располагайся поудобнее.
Эстреллита закусила губу - и отдала предпочтение комфорту.
Минерва, эти юнцы оказались куда смышленее, чем я ожидал. Они
принялись заниматься, потому что я приказал. Но, поддавшись магии
печатного слова, они угодили на крючок. И стали читать - как гусь щиплет
травку, не желая заняться чем-то другим. Особенно хорошо шла проза. Я имел
отличную библиотеку, состоявшую в основном из микрокниг - их была не одна
тысяча, но было и с дюжину книг в дорогих переплетах, истинных антиков, на
которые я набрел на Единогласии, где говорят на английском, а галакт -
лишь диалект купцов. Хранишь сказки о Стране Оз, Минерва?
Конечно, хранишь. Составляя план для большой библиотеки я включил в
него и свои любимые сказки. Мне хотелось, чтобы Ллита и Джо читали прозу,
но в основном я заставал их за чтением сказок: Киплинг, "Страна Оз",
"Алиса", "Сад стихов", "Маленькие дикари" и прочее. Ограниченный выбор:
книги моего детства, за три столетия до Диаспоры. С другой стороны, все
человеческие культуры в Галактике происходят от этой.
Но я попытался убедиться в том, что они понимают разницу между
выдумкой и историей. Сложная вещь - я сам не уверен, что подобная разница
существует. Потом пришлось объяснять, что сказка - то, что еще больше, чем
выдумка, отличается от правды.
Минерва, объяснить подобное неопытному уму очень сложно. Что такое
волшебство? Ты волшебница почище сказочных, но своим существованием ты
обязана науке, а не магии. А ребята не имели представления о том, что
представляет из себя наука. Я не уверен, что они улавливали различие, даже
когда я объяснял. В моих скитаниях мне не раз приходилось сталкиваться с
чудесами, я видывал такое, чему нет объяснения.
Пришлось наконец попросту объявить ex catedra ["с кафедры" (лат.);
авторитетно], что некоторые истории писаны для забавы и правдой быть не
могут: "Путешествие Гулливера" - не то что "Приключения Марко Поло", а
"Робинзон Крузо" находится прямо посередке между ними - и что в случае
сомнений нужно обращаться ко мне.
И они иногда спрашивали и не спорили со мной. Но я чувствовал, что
они не во всем верят мне. Это радовало: значит, ребята начинают мыслить
самостоятельно - хоть и не всегда правильно.
Мои рассуждения о Стране Оз Ллита выслушивала лишь из вежливости. Она
верила в Изумрудный город всем сердцем и, будь на то ее воля, лучше
отправилась бы туда, чем на Валгаллу. Если честно - и я тоже.
Главное - им понравилось учиться.
В деле обучения я не колеблясь прибегал к литературе. С ее помощью
быстрее начинаешь сочувствовать чуждым для тебя сторонам человеческого
поведения. Она только на шаг отстает от истинно пережитого - а у меня было
лишь несколько месяцев на то, чтобы сделать людей из этих забитых и
невежественных зверьков. Я предлагал им психологию, социологию,
сравнительную антропологию - таких книг у меня хватало. Но Джо и Ллита не
могли представить прочитанное в образах - я вспомнил, что был такой
учитель, который объяснял идеи с помощью притчей.
Они тратили на чтение каждый час, который я отводил для этого, как
щенята жались возле экрана читальной машины и ворчали друг на друга,
требуя поскорее листать страницы. Обычно Ллита подгоняла Джо, она читала
быстрее. Впрочем, они оба на глазах превращались из неграмотных в умелых
читателей. Я не давал им кинофильмов, потому что хотел, чтобы они
научились читать.
Но тратить все время на чтение было нельзя. Приходилось учиться и
другим вещам. Не ремеслам, а, что более важно, той агрессивной уверенности
в себе, без которой свободным человеком не станешь, а ее-то у них и не
оказалось, когда я ненароком взвалил на плечи эту обузу. Что там, я даже
не представлял, способны ли они стать такими: эта способность могла
затеряться в поколениях рабов. Но если искра в них была, ее следовало
отыскать и раздуть - или я так и не смог бы отпустить их на свободу.
Итак, я поощрял их самостоятельность - насколько возможно, прибегая к
осторожной грубости - и приветствовал любое проявление возмущения, правда,
безмолвно, про себя - как триумфальное свидетельство прогресса.
Я начал обучать Джо драться - просто кулаками, почему что не хотел,
чтобы мы поубивали друг друга. Одно из помещений на корабле я
переоборудовал под гимнастический зал, оборудование можно было
использовать и в гравитационных условиях, и в свободном падении; там мы
занимались час в день, когда температура воздуха была пониже. Я гонял Джо
до изнеможения. Ллита могла приходить, чтобы просто поразмяться. Втайне я
надеялся, что, если сестра увидит, как я выжимаю из Джо соки, это может
подхлестнуть его.
Джо нуждался в стимуле: ему с трудом вползало в голову, что меня
можно пнуть или ударить и что я не рассержусь, если он преуспеет, но
определенно буду не в духе, если он не постарается как следует.
Поначалу он не смел нападать на меня, как бы ни открывался. Я стал
обзывать и дразнить его, однако он все еще медлил, и я успевал
приблизиться первым и вздуть его.
Но однажды его прорвало, и он треснул меня так, что я едва успел
отскочить. И после ужина он получил награду: я разрешил ему почитать книгу
- настоящую, в переплете, со страницами. Я велел ему надеть хирургические
перчатки и предупредил, что отлуплю, если он порвет или запачкает хоть
одну страницу. Ллите я не позволил к ней прикоснуться - это был его приз.
Она приуныла и не желала садиться за читальную машину - пока он не
попросил разрешения почитать ей вслух.
Тогда я объявил, что она тоже может читать вместе с ним, но только
чтобы не прикасалась к страницам. Она устроилась рядом с ним, голова к
голове, и, счастливая, начала читать, время от времени ворча на брата за
то, что он медленно перелистывал страницы.
На следующий день она спросила, нельзя ли и ей научиться драться?
Конечно, ей надоело выделывать свои упражнения в одиночку. Мне тоже
скучно тренироваться одному, но я заставлял себя: кто знает, какими
опасностями чревата следующая посадка. Минерва, я никогда не считал, что
женщин следует учить драться: защищать детей и жену - дело мужское. И
все-таки женщина должна уметь драться - это может пригодиться.
Итак, я согласился, однако пришлось изменить правила. Мы с Джо
придерживались уличных правил - то есть обходились вовсе без правил, за
исключением того, что я не наносил ему тяжелых повреждений и ему позволял
ограничиваться синяками. Но я никогда не говорил об этом - он мог считать,
что вправе выцарапать мой глаз и съесть его. А уж как не позволить ему это
сделать, было моей проблемой.
Но женщины устроены иначе. И я не мог позволить Ллите приступить к
делу вместе с нами, пока не соорудил ей на сиськи специальный нагрудник:
этого добра у нее было многовато, и можно было нечаянно причинить ей боль.
Потом я намекнул Джо с глазу на глаз, что синяки - дело простительное, но
если он сломает ей кость - я сломаю ему, чтобы попрактиковаться.
Но сестру я ограничивать не стал - и напрасно: она оказалась раза в
два агрессивней его. Неумелая, но быстрая и дело знала.
На второй день мы приступили к занятиям - она в нагруднике, а мы в
защитных плавках. И уже вечером того же дня Ллита читала настоящую книгу.
А у Джо проявился талант кулинара, и я поощрял его старания,
насколько позволяли корабельные припасы. Му