Ступайте домой. Вы будете находиться под домашним арестом до старта
"Последнего шанса". Днем в сопровождении стражи вы можете уладить свои
дела".
Лазарус хихикнул.
- Надо было повесить. Ты знаешь, чем он занялся? Открыл лавочку на
Счастливой и занимается политикой. Если его уже не линчевали.
- Это их проблема, а не моя, Лазарус, я никогда не казню человека за
то, что он просто дурак. Но если он еще и несносен, я его высылаю. Если
вам необходимо завещание, нет смысла потеть над новым. Вы просто
продиктуете его со всеми условиями и пояснениями. Потом мы пропустим текст
через семантический анализатор, пересказывающий все безукоризненным
юридическим языком. Если оно удовлетворит вас, можете передать завещание в
Верховный суд - если вы захотите, он сам придет к вам - и проведет
апробацию. После этого завещание можно оспорить лишь по приказу нового
исполняющего обязанности, что я считаю маловероятным, ибо попечители не
допускают несолидных людей на это место. Надеюсь, у вас, Лазарус, будет
для этого достаточно времени. Мне бы хотелось отыскать для вас нечто
новое, способное вновь пробудить интерес к жизни.
- Хорошо, но не тяни. И не заговаривай мне зубы, как Шехерезада.
Пусть мне доставят записывающее устройство - скажем, завтра утром.
Везерел хотел что-то сказать, но промолчал. Лазарус бросил на него
пристальный взгляд.
- Наш разговор записывается?
- Да, Лазарус. Озвученное голоизображение всего, что здесь
происходит. Но - прошу прощения, сэр! - все материалы попадут прямо ко мне
на стол и не будут помещены в архив без моего одобрения. Во всяком случае,
важные.
Лазарус пожал плечами.
- Забудем об этом, Айра, я уже много столетий назад понял, что в
обществе, многолюдном настолько, что в нем заведены удостоверения
личности, не может быть личной свободы. Соответствующий закон требует,
чтобы микрофоны, объективы и прочее просто-напросто было трудно заметить.
До сих пор я не задумывался об этом, поскольку прекрасно знал, что
подслушивают повсюду. И теперь я не обращаю внимания на подобные пустяки,
если только не приходится заниматься делами, приходящимися не по вкусу
местным законникам. Тут я прибегаю к гибкой тактике.
- Лазарус, запись нетрудно стереть. Она предназначена лишь для того,
чтобы я мог убедиться в том, что старейшему было оказано должное внимание
- а отвечаю за это я сам.
- Я сказал - забудем. Однако меня удивляет твоя наивность. Человек,
занимающий такой пост, не должен предполагать, что запись поступает только
к нему. Могу поспорить - на любую сумму - что она доставляется как минимум
одному, а то и двум или даже трем адресатам.
- Если вы правы, Лазарус, и я смогу установить это, Счастливая
пополнится новыми колонистами, но сперва им придется провести несколько
неприятных часов в Колизее.
- Айра, это неважно. Если кто-нибудь желает полюбоваться, как старик
кряхтит на горшке или принимает ванну, - на здоровье. Ты сам способствуешь
такому положению дел, считая, что засекреченная информация предназначена
лишь для тебя одного. Службы безопасности всегда шпионят за боссами и
ничего не могут поделать с собой - этот синдром неразлучен с их работой.
Ты обедал? Если у тебя есть время, мне доставило бы удовольствие твое
общество.
- Отобедать со старейшим для меня честь.
- Оставь это, приятель. Старость - не добродетель, она просто тянется
долго. Я бы хотел, чтобы ты остался потому, что мне приятно общество. Эти
двое мне не компания; я даже не уверен в том, что они люди. Может быть,
это роботы. К тому же на них напялены водолазные костюмы и блестящие
шлемы. Я предпочитаю видеть лицо собеседника.
- Лазарус, это снаряжение полностью изолирует их. Для того, чтобы
предохранить вас - не их - от инфекции.
- Что? Айра, если меня комар укусит, он тут же сдохнет. Ладно, они-то
в комбинезонах - почему же ты явился в цивильной одежде, прямо с улицы?
- Не совсем, Лазарус. Мне нужно было поговорить с вами с глазу на
глаз. Поэтому меня два часа самым тщательным образом обследовали, от
макушки до пяток простерилизовали - кожу, волосы, уши, ногти, зубы, нос,
горло - даже заставили подышать газом, название которого я не знаю. Знаю
только то, что он мне не понравился... Одежду мою простерилизовали еще
более тщательно. Вместе вон с тем конвертом. Эта палата стерильна и
поддерживается в таком состоянии.
- Айра, подобные предосторожности просто излишни. Или, может быть,
мой иммунитет сознательно ослабили?
- Нет... или лучше сказать - не думаю. Для этого нет причин,
поскольку все трансплантаты, конечно же, изготавливались из вашего
собственного клона.
- Значит, это излишне. Если я ничего не подхватил в том клоповнике,
почему я должен заразиться здесь? Я вообще ничего не подхватываю. Мне
приходилось работать врачом во время эпидемий. Не удивляйся, медицина -
одна из пятидесяти моих специальностей. Это было на Ормузде. Какой-то
неведомый мор, заболевали все поголовно, двадцать восемь процентов
умирало. Только у вашего покорного слуги не было даже насморка. Так что
скажи им - нет, ты захочешь сделать это через директора клиники, ибо
нарушение субординации нарушает моральный дух - впрочем, черта ли мне в
нормальном функционировании организации, куда меня приволокли против моего
желания. Скажи директору: если ему угодно, чтобы за мной ходили няньки, то
пусть будут одеты, как няньки. Точнее - как люди. Айра, если ты хочешь,
чтобы я обнаружил желание сотрудничать с тобой, начнем с того, что и ты
проявишь намерение сотрудничать со мной. Иначе я голыми руками скручу им
шлемы.
- Лазарус, я переговорю с директором.
- Хорошо, а теперь пообедаем. Но сперва выпьем - а если директор
будет возражать, скажи ему, что тогда меня придется кормить силой и еще
неизвестно, в чье горло затолкают эту трубку. Я не желаю, чтобы моими
вкусами пренебрегали. А на этой планете не найдется настоящего виски? В
прошлый раз, когда я здесь был, не нашлось.
- Здешнее виски лучше не пить, я предпочитаю местное бренди.
- Отлично. Мне бренди и содовой, лучшего не придумаешь. Бренди
"Манхэттен", если кто-нибудь еще знает, что это такое.
- Я знаю, старинные напитки мне нравятся, я кое-что узнал о них,
когда изучал вашу жизнь.
- Отлично. Тогда закажи нам выпивку и обед, а я послушаю. Посмотрю,
сколько слов удастся узнать. Кажется, память возвращается понемногу.
Везерел заговорил с одним из техников, но Лазарус перебил его:
- Сладкого вермута на одну треть бокала, а не на половину.
- Так. Значит, вы меня поняли?
- В основном. Индоевропейские корни, упрощенные синтаксис и
грамматика - я начинаю кое-что вспоминать. Черт побери, когда человеку
приходится знать столько языков, сколько мне, нетрудно и ошибиться. Но все
возвращается понемногу.
Заказ исполнили быстро, можно было подумать, что блюда для старейшего
и исполняющего обязанности подготовили заранее.
Везерел поднял бокал.
- За долгую жизнь!
- Не дай бог, - буркнул Лазарус, пригубил - и скривился. - Тьфу!
Кошачья моча. Но алкоголь есть. - Он снова сделал глоток. - А все-таки
лучше, когда обжигает язык. Итак, Айра, мы долго проговорили. Так каковы
же истинные причины, заставившие тебя лишить меня заслуженного отдыха?
- Лазарус, мы нуждаемся в вашей мудрости.
Лазарус взглянул на него с ужасом.
- Что ты сказал?
- Я сказал, - повторил Айра Везерел, - что мы нуждаемся в вашей
мудрости, сэр. Нуждаемся.
- А я уж подумал, что попал вновь в один из предсмертных кошмаров.
Сынок, ты ошибся дверью. Поищи на той стороне коридора.
Везерел покачал головой.
- Нет, сэр. Конечно, я могу и не употреблять слова "мудрость", если
оно задевает вас. Но мы должны изучить ваши познания. Вы в два раза старше
следующего за вами по возрасту члена Семей. Вы бывали повсюду, видели
больше, чем кто бы то ни было. Безусловно, вы знаете больше любого другого
человека. Вы должны знать, почему мы до сих пор совершаем те же самые
ошибки, что и наши предки. И для нас будет огромной потерей, если вы
поторопите смерть, не уделив нам времени, чтобы поделиться с нами вашими
познаниями.
Лазарус нахмурился и закусил губу.
- Сынок, к числу тех немногих вещей, которые мне удалось постичь,
относится и следующий факт - люди редко учатся на опыте других. Обычно они
учатся - что вообще делают редко - на собственных ошибках.
- Уже одно подобное утверждение стоит многого.
- Хм-м! Оно ничему не учит и не научит. Айра, возраст не приносит
мудрости. Часто он просто преобразует простую глупость в напыщенный
самообман. Единственное преимущество, которое дает он - восприятие
перемены. Для молодого человека мир - недвижная, застывшая картинка.
Старику же перемены, перемены и перемены так намозолили глаза, что он
понимает - мир меняется, картинка движется. Может быть, ему это не
нравится - скорее всего не нравится, как и мне, - но он знает, что мир
изменяется и таким образом делает первый шаг, чтобы совладать с ним.
- Могу ли я поместить в открытую запись эти слова?
- Ха! Это не мудрость - это клише. Очевидная истина. С этим не будет
спорить и дурак.
- Но ваше имя, старейший, придаст этим словам больше веса.
- Делай как хочешь, особой мудрости в них нет. Но если ты думаешь,
что я лицезрел лик Господень, подумай еще раз. Я даже не смог разобраться
в том, как функционирует Вселенная. Чтобы сформулировать основные вопросы
о сути этого мира, нужно стать рядом с ним, вне его, и поглядеть со
стороны. Не изнутри. И ни две тысячи лет, ни двадцать две ничего не дадут.
Вот когда человек умрет - он может избавиться от локальной перспективы и
воспринять, мироздание в общем.
- Значит, вы верите в загробную жизнь?
- Не тарахти! Я не верю ни во что. Но кое-что знаю, - сущие пустяки,
а не девять миллиардов имен Бога - по своему опыту. Но веры у меня нет,
она преграждает путь познанию.
- Вот это нам и нужно, Лазарус, ваши познания - хоть вы считаете их
ерундой, пустяками. Разрешите мне сделать следующее предположение:
человек, просто проживший два тысячелетия, неминуемо должен был познать
многое. Иначе он просто не дожил бы до таких лет. Это неизбежно уже
потому, что мы живем много дольше, чем наши предки. Люди умирают, в
основном, насильственным образом. Дорожные происшествия, убийства, звери,
спорт, ошибки летчиков... что-то скользкое, подвернувшееся под ногу - все
собирает свой урожай. Но вы жили отнюдь не тихо и безмятежно - и тем не
менее избежали всех опасностей, выпадавших на вашу долю за двадцать три
столетия. Как? Нельзя же такое объяснить просто удачей.
- А почему бы и нет? Айра, случаются и самые невероятные вещи,
попробуй представить себе нечто более невозможное, чем младенец. Но это
правда - я действительно всегда смотрел себе под ноги и не вступал в
схватку, если ее можно было избежать... а когда уклониться не удавалось, я
прибегал к подлым уловкам. Если я вступал в бой - то лишь отдавая себе
отчет в том, что умереть должен враг, а не я. Так я поступал. Тут дело не
в удаче. Во всяком случае не только в удаче. - Лазарус задумчиво поморгал.
- Я никогда не плевал против ветра. Однажды меня собралась линчевать целая
толпа. Я не стал никого переубеждать, а просто немедленно смазал пятки и
никогда больше не возвращался в те края.
- В ваших мемуарах этого нет.
- В моих мемуарах многого не хватает. А вот и шамовка.
Дверь раздвинулась, внутрь въехал обеденный стол на двоих и
остановился между расступившимися креслами. Подошли и техники, но их
помощь не понадобилась.
- Пахнет неплохо, - произнес Везерел. - Соблюдаете ли вы за едой
какие-нибудь обряды?
- А? Молюсь ли? Нет.
- Я не о том. Скажем, когда со мной обедает кто-нибудь из
подчиненных, я не допускаю за столом деловых разговоров. Но если вы не
против, я бы хотел продолжить нашу беседу.
- Конечно. Почему бы и нет, если воздерживаться от нарушающих
пищеварение тем. Вы когда-нибудь слыхали, что священник сказал старой
деве? - Лазарус взглянул па стоявшего рядом техника. - Ладно, в следующий
раз. По-моему, тот, что ростом пониже, - женщина, и возможно, она знает
английский. Так что ты говорил?
- Я сказал, что ваши мемуары далеко не полны. Поэтому даже если вы
решились вновь пройти весь процесс умирания, не согласитесь ли вы
ознакомить меня и прочих ваших потомков с незаписанной частью? Просто
поговорим, вы расскажете о том, что видели и делали. Внимательное
исследование может нас многому научить. Кстати, что именно произошло на
собрании Семей в 2012? Протоколы о многом умалчивают.
- Кого это нынче интересует, Айра? Все действующие лица мертвы и не
могут оспорить мою одностороннюю точку зрения. Не будем будить усопших. К
тому же я уже говорил тебе - память выделывает со мной занятные штуковины.
Я воспользовался гипноэнциклопедической методикой Энди Либби - неплохая
штуковина - научился хранить ненужные в повседневной жизни воспоминания в
блоках, снабженных ключевыми словами, и подобно компьютеру несколько раз
очистил мозг от ненужных воспоминаний, чтобы освободить место для новых
данных - но все без толку. В половине случаев утром я не могу вспомнить,
куда девал книгу, которую читал вчера вечером, ищу ее до полудня, а потом
вспоминаю, что читал сто лет назад. Ну почему нельзя оставить старика в
покое?
- Для этого вам, сэр, необходимо просто приказать мне умолкнуть.
Однако я надеюсь, что вы не сделаете этого. Пусть память подводит вас,
однако вы были очевидцем тысяч событий, которых все мы по молодости не
могли видеть. Нет, я не хочу никакой формальной автобиографии, никаких
описаний всех прожитых вами столетий. Но вы можете вспомнить подробности,
заслуживающие внимания. Например, мы ничего не знаем о первых годах вашей
жизни. И мне, как и миллионам людей, весьма интересно узнать, что помните
вы о своем детстве.
- Чего там помнить. Как и все мальчишки, я провел свое детство,
стараясь скрыть от взрослых свои истинные интересы. - Вытерев губы,
Лазарус задумался. - В целом я успешно справлялся с этим. Несколько раз
меня поймали и отлупили - это научило меня осторожности, умению держать
язык за зубами и не слишком завираться. Ложь, Айра, искусство тонкое, и
оно явно отмирает.
- Неужели? А по-моему, меньше лгать не стали.
- Ложь отмирает как искусство. Бесспорно, лжецы повсюду в изобилии,
их примерно столько, сколько и ртов. Знаешь ли ты два самых артистичных
способа лжи?
- Скорей всего, нет, но мне хотелось бы узнать. Неужели их только
два?
- Насколько мне известно. Прежде всего, лгать нужно с честным лицом -
но это умеет едва ли не всякий, кто способен не краснеть. Первый способ
лгать артистично таков: следует говорить правду, но не всю. Второй способ
так же требует правды, но он сложнее: говори правду, даже всю... но
настолько неубедительно, чтобы слушатель принял твои слова за ложь.
Я обнаружил это лет в двенадцать-тринадцать. Дедуся по матери научил:
я многим в него пошел. Натурально старый черт - не ходил ни в церковь, ни
к докторам, говорил, что и те и другие только прикидываются, что знают
что-нибудь. В восемьдесят четыре года он щелкал зубами орехи и выжимал
одной рукой семидесятифунтовую наковальню. Потом я сбежал из дома и больше
его не видел. В анналах Семей сказано, что он погиб несколько лет спустя
при бомбежке Лондона во время битвы за Британию.
- Знаю. Конечно же, он тоже мой предок, и я получил имя в его честь -
Айра Джонсон. [В то время, когда старейшина, по его утверждению (как и
далее), покинул дом, Айре Джонсону было менее восьмидесяти лет. Айра
Джонсон был доктором медицины. Долго ли он практиковал и лечился ли сам
или прибегал к помощи других врачей, неизвестно. (Дж.Ф.45-й).] [Айра
Говард - Айра Джонсон. Похоже на случайное совпадение: в те времена
библейские имена имели широкое распространение. Специалисты по генеалогии
Семей не сумели обнаружить родства между ними. (Дж.Ф.45-й.)]
- Верно, именно так его и звали. Но я звал его дедусей.
- Лазарус, меня интересуют именно подобные вещи. Айра Джонсон не
только ваш дед и мой пращур. Он был предком многих миллионов людей,
обитающих и здесь, и повсюду - однако до сих пор для меня это было просто
имя да две даты - рождения и смерти. И вдруг вы оживили его - человека,
личность уникальную, яркую.
Лазарус задумчиво посмотрел на него.
- Положим, "ярким" он мне никогда не казался. Я бы назвал его
противным старым дурнем, и, как считалось тогда, он, безусловно, не
способен был хорошо повлиять на меня. Ммм, в городе, где жила моя семья,
что-то поговаривали о нем и молодой училке. Это был скандал - по понятиям
тех лет, конечно - и я думаю, что мы уехали из города именно поэтому. Я
так ничего и не узнал, что там случилось - тогда взрослые ничего не
рассказывали. Но я многому у него научился: он уделял мне больше времени,
чем мои родители. Кое-что запомнилось. "Вуди, - говорил он, - всегда
плутуй, играя в карты. Ты все равно будешь проигрывать, но не так часто и
крупно. И когда проигрываешь - улыбайся". Все в таком духе.
- А что-нибудь еще из его слов вы можете вспомнить?
- Ха! Через столько-то лет? Нет, конечно. Впрочем... Однажды он взял
меня за город, чтобы поучить стрелять. Мне было тогда лет десять, а ему -
не знаю... он всегда казался мне на девяносто лет старше Бога. [Айре
Джонсону было семьдесят лет, когда Лазарусу было десять. (Дж.Ф.45-й.)]
Он пришпилил мишень, послал одну пульку прямо в яблочко, чтобы
показать мне, как надо стрелять, передал мне винтовку, небольшую такую
однозарядку 22-го калибра, годную только, чтобы стрелять в цель и по
консервным банкам, и сказал: "Ну вот, Вуди, я ее зарядил, а теперь бери и
делай, как я показал. Прицелься, расслабься и нажимай". Так я и сделал, но
выстрела не последовало.
Я сказал об этом деду и потянул затвор. Он хлопнул меня по руке, взял
винтовку и отвесил мне хороший пинок. "Вуди, что я говорил тебе об
осечках? Или ты собираешься всю жизнь прожить одноглазым? А может, себя
решил убить? Если так, я могу показать несколько более простых способов".
Потом он сказал: "А теперь смотри", - и сам открыл затвор. Тот оказался
пустым. Ну, я и говорю: "Дедуся, ты же сказал мне, что зарядил ружье".
Черт возьми, Айра, я же сам видел это.
"Верно, Вуди, - согласился он. - Но я обманул тебя - сделал вид, что
заряжаю, а патрон оставил в руке. Ну, а теперь повтори, что я тебе говорил
о заряженных ружьях? Хорошенько подумай и не ошибись - иначе мне придется
снова хорошенько огреть тебя, чтобы мозги получше работали". Я подумал -
недолго, у дедуси была тяжелая рука - и ответил: "Никогда не верь на
слово, когда тебе говорят, что ружье заряжено". "Правильно, - согласился
он. - Запомни на всю жизнь и придерживайся этого правила, иначе долго не
проживешь". [Этот случай слишком неясен, чтобы быть вымышленным. См.
Энциклопедию Говарда: "Древнее вооружение, огнестрельное стрелковое
оружие".]
Айра, я запомнил это на всю жизнь - и не забывал даже тогда, когда
такое оружие вышло