го  подтвердились  в  первое  же  воскресенье;
впрочем, увиденное расстроило его куда больше, чем  преждевременное  -  на
три года до срока - появление здесь.
     Он увидел мать и на миг принял ее за одну из своих  сестер-близнецов,
но тут же сообразил, в чем дело: ведь Морин Джонсон Смит  фактически  была
не только его матерью, но и матерью этих  девчонок.  Он  был  потрясен  и,
чтобы успокоиться, сделал вид, что слушает службу. Он старался не смотреть
на мать, а только исподтишка разглядывал своих братьев и сестер.
     С тех пор он дважды встречал мать в  церкви  и  уже  смотрел  на  нее
спокойно; он даже понимал, каким образом облик  этой  хорошенькой  молодой
матроны совмещается с его поблекшим воспоминанием. Однако он вряд ли узнал
бы ее, если бы Ляпис Лазулия и Лорелея Ли не были так на  нее  похожи.  Он
рассчитывал увидеть пожилую женщину, какой была  мать,  когда  он  оставил
дом. Но совместное посещение церкви  еще  не  означало,  что  они  знакомы
достаточно  коротко,  несмотря  на  то  что  пастор  представил   Лазаруса
прихожанам. И он продолжал ездить в церковь  на  автомобиле,  ожидая  дня,
когда можно будет подвезти мать с отпрысками домой, через шесть  кварталов
отсюда на бульвар Бентон; весной часто идут дожди.
     Относительно забегаловки же он не был уверен. Да, дедуся ходил сюда -
десять или двенадцать лет спустя, - но было  неясно,  посещал  ли  он  это
заведение, когда Вуди Смиту еще не исполнилось пяти.
     Лазарус осмотрел  "Немецкую  пивную",  заметил,  что  ее  название  в
одночасье переменилось на "Швейцарский сад", и вернулся в игорный дом. Все
столы были заняты; Лазарус пошел в другой зал, где стояли карточный  стол,
бильярд и столы для шахмат или шашек. Главная игра  началась  без  него  -
однако можно было поиграть во что-нибудь другое, делая вид, что ничего  не
смыслишь в игре.
     Дедуся! Его дед в одиночестве сидел за  шахматным  столиком.  Лазарус
узнал его сразу и направился к стойке с киями.  Поравнявшись  с  шахматным
столиком, он остановился. Айра Джонсон поднял голову - и как  будто  узнал
Лазаруса: хотел что-то сказать, но передумал.
     - Простите меня, - начал Лазарус, - я не хотел мешать вам.
     - Ничего  страшного,  -  проговорил  старик.  (Сколько  же  ему  лет?
Лазарусу он казался сразу и старше, и моложе, чем ему  следовало  быть.  И
еще - меньше ростом. Когда же он родился? За  десять  лет  до  Гражданской
войны.) - Корплю над шахматной задачей.
     - Во сколько ходов?
     - Вы играете?
     - Немного.
     Лазарус помолчал и добавил:
     - Дедушка научил. Но давно не приходилось играть.
     - Может быть, сыграем?
     - Если вам не жаль тратить время на неумелого игрока.
     Айра Джонсон взял черную и белую пешки и спрятал  руки  за  спину,  а
потом выставил вперед кулаки. Лазарусу достались черные.
     Дедуся начал расставлять фигуры.
     - Моя фамилия Джонсон.
     - А я Тед Бронсон, сэр.
     Они обменялись рукопожатием. Айра Джонсон двинул королевскую пешку на
четвертое поле, Лазарус сделал ответный ход.
     Они играли молча. На шестом ходу Лазарус заподозрил, что  дед  играет
одну из партий Стейница; к девятому ходу он  в  этом  уже  не  сомневался.
Воспользоваться  ли  комбинацией,  которую  обнаружила  Дора?   Нет,   это
нечестно:  конечно  же,  компьютер  играет  лучше,  чем  человек.  Лазарус
сосредоточился, пытаясь по возможности не прибегать к  тонким  разработкам
Доры. И получил мат на двадцать девятом ходу белых, и ему показалось,  что
партия при этом в точности соответствовала той, которую Вильгельм  Стейниц
выиграл у какого-то русского. Как там его звали?.. Надо спросить  у  Доры.
Он махнул маркеру и хотел расплатиться, но  дед  отодвинул  его  монету  и
сказал, что сам заплатит, после чего обратился к маркеру:
     - Сынок, принеси нам две сарсапариллы. Вы не против, мистер  Бронсон?
Можно послать мальчишку к Гансу за пивом.
     - Сарсапарилла подойдет, спасибо,
     - Хотите реванш?
     - Надо перевести дух. А вы крепкий игрок, мистер Джонсон.
     - Мррмф! А вы говорили, что играть не умеете.
     - Дед учил меня, когда я еще был очень мал, но потом много лет  играл
со мной каждый день.
     - Можете не рассказывать, у меня у самого  есть  внук,  с  которым  я
играю. Он еще не ходит в школу, и я жертвую ему коня.
     - Быть может, он сыграл бы со мной?
     - Мррмф! Если вы пожертвуете ему слона. - Мистер Джонсон заплатил  за
выпивку и дал мальчишке на чай никель. -  А  чем  вы  занимаетесь,  мистер
Бронсон? Если я вправе поинтересоваться.
     - Конечно.  У  меня  собственное  дело.  Покупаю  и  продаю.  Немного
заработаю - немного и потеряю.
     - Ах вот как. И когда же вы собираетесь продать мне Бруклинский мост?
     - Извините, сэр, его  я  отгрузил  на  той  неделе.  Могу  предложить
"испанских узников".
     Мистер Джонсон кисло улыбнулся.
     - Мистер Джонсон, если я признаюсь, что являюсь завсегдатаем игорного
дома, вы позволите мне сыграть в шахматы с вашим внуком?
     - Может быть, и позволю. Ну что,  расставляем?  Теперь  ваша  очередь
играть белыми.
     С первого хода перехватив инициативу, Лазарус медленно, но  осторожно
копил силы. Дед играл столь же осмотрительно,  не  оставляя  дыр  в  своей
обороне. Они не уступали друг другу, и Лазарусу пришлось  потратить  сорок
один ход и изрядно попотеть, чтобы превратить преимущество первого хода  в
мат.
     - Будем отыгрываться?
     Айра Джонсон покачал головой.
     - Более чем на две партии за вечер я не  способен.  Это  мой  предел.
Благодарю вас, сэр; вы прекрасно играете  в  шахматы...  для  неумелого-то
игрока. - Он отодвинул назад кресло. - Пора мне возвращаться в стойло.
     - Идет дождь.
     - Я видел. Постою на обочине  -  может,  подбросит  кто  до  тридцать
первой.
     - У меня автомобиль. Почту за честь довезти вас до дому.
     - Не стоит. Вообще-то я  живу  в  квартале  отсюда,  а  если  чуточку
промокну - не беда.
     (Не в квартале, а в шести, и насквозь вымокнешь, дедуся.)
     - Мистер Джонсон, я тоже собирался домой. Я могу подбросить вас  куда
угодно; я люблю ездить. Короче, через три  минуты  я  подъеду  к  входу  и
просигналю. Если вы выйдете - хорошо, если нет - значит, вы  предпочитаете
не ездить с незнакомцами, я не обижусь.
     - Не нужно таких церемоний. Где ваш автомобиль? Я пойду с вами.
     - Прошу вас, оставайтесь здесь. Зачем нам обоим выходить под дождь? Я
выйду сбоку, в переулок, и буду у бордюра раньше, чем вы дойдете до двери.
     (Лазарус решил проявить упрямство:  дедуся  чуял  мышь  лучше  любого
кота. Теперь он будет гадать, зачем этому Теду Бронсону здесь гараж,  если
он утверждает, что живет далеко. Плохо. Что же  делать,  бабуся?  Придется
насвистеть деду полные уши, иначе не попадешь к нему в дом - это к себе-то
домой! И не встретишься с остальными  членами  своего  семейства.  А  ведь
сложная ложь  ненадежна  -  дедуся  сам  тебя  этому  учил.  Но  и  правда
бесполезна, а молчать тоже незачем. Как собираешься решать  эту  проблему?
Ведь дедуся так же подозрителен,  как  и  ты  сам,  и  едва  ли  не  вдвое
проницательнее.)
     Айра Джонсон поднялся.
     - Спасибо вам, мистер Бронсон; я буду ждать вас у двери.
     Когда  Лазарус  завел  свой  форд-ландо,  он   уже   успел   наметить
тактические ходы и долгосрочную политику: а) придется немного  покататься,
чтобы машина стала мокрой; б) не следует вновь пользоваться  этим  сараем;
лучше пусть украдут этот лужеход, чем в твоем прикрытии появится дыра;  в)
когда  будешь  отказываться  от  сарая,  проверь,  есть  ли  у   "дядюшки"
Даттельбаума старый набор шахматных фигур; г) следи, чтобы твое вранье  не
было противоречивым; зря ты  ляпнул  о  том,  кто  научил  тебя  играть  в
шахматы; д) говори по возможности  правду,  пусть  она  будет  звучать  не
слишком выгодно - но, черт побери, придется отрекомендоваться  найденышем,
а у них не бывает дедов, - а то придумаешь еще что-нибудь,  на  чем  можно
засыпаться.
     Лазарус нажал на клаксон, Айра Джонсон  быстро  подошел  к  машине  и
уселся.
     - Ну, куда теперь? - спросил Лазарус.
     Дед объяснил, как добраться до дома его дочери, и добавил:
     - Хорошенькая машинка, драндулетом не назовешь.
     -  Я  неплохо  подзаработал...  Бруклинский  мост  -  штука  дорогая.
Поворачиваем на Линвуд или едем прямо?
     - Как знаете. Раз уж вы успели отгрузить мост, расскажите мне о своих
"испанских узниках". Надежное вложение?
     Лазарус сосредоточенно вел машину.
     - Мистер Джонсон, я так и не сказал, чем зарабатываю на жизнь.
     - Это ваше право.
     - Я сорвал банк.
     - Это ваше дело.
     - И после этого позволяю вам платить за себя. Нехорошо.
     - Подумаешь! Тридцать центов плюс никель на чай. Минус пять центов, в
которые мне обошелся бы автобус. Итого с вас пятнадцать центов.  Если  вас
это смущает, бросьте мелочь в чашку слепого. А я за такие деньги съездил в
дождливую ночь на автомобиле с шофером. Дешево за такую поездку, авто - не
грошовый автобус.
     - Очень хорошо, сэр.  Признаюсь,  мне  понравилась  ваша  игра,  и  я
рассчитываю снова сразиться с вами.
     - Я тоже получил удовольствие. Приятно играть  с  человеком,  который
заставляет тебя пораскинуть мозгами.
     - Благодарю вас, а теперь позвольте, я все же отвечу  на  ваш  вопрос
должным  образом.  Действительно,  в  прошлом  мне  случалось   заниматься
сомнительными делами. Но теперь я  занимаюсь  другим:  понемногу  покупаю,
продаю  -  не  Бруклинский  мост,  конечно;  что  же  касается  "испанских
узников",  я  опробовал  их  на  себе.  А  сейчас  подвизаюсь   на   рынке
недвижимости, зерна и тому подобного...  Занимаюсь  поставками.  Но  я  не
собираюсь вам ничего предлагать, я не брокер, не продавец  -  напротив,  я
сам действую через брокеров. Да, кстати, я не люблю давать  чаевых.  Дайте
человеку хорошие чаевые, и он потеряет свою работу, а потом  будет  винить
вас. Поэтому я не даю.
     - Мистер Бронсон, я не намеревался расспрашивать вас о ваших делах, с
моей стороны это было бы назойливо. Я просто по-дружески поинтересовался.
     - Дружеский разговор есть дружеский разговор, поэтому  я  решил  дать
прямой ответ.
     - И все-таки я вел себя назойливо. Мне незачем знать ваше прошлое.
     - Совершенно верно, мистер Джонсон, у меня нет прошлого, я  -  темный
делец.
     - В этом нет ничего плохого, такая же игра,  как  и  шахматы,  только
сплутовать труднее.
     - Ну... кое-что из  того,  что  я  делаю,  могло  бы  показаться  вам
плутовством.
     - Вот  что,  сынок,  если  ты  нуждаешься  в  отце-исповеднике,  могу
сказать, где его найти. Я не гожусь для такой роли.
     - Прошу прощения.
     - Не хочу казаться прямолинейным, но у тебя явно что-то на уме.
     - Да ничего особенного. У меня действительно нет прошлого.  Никакого.
Я  хожу  в   церковь,   чтобы   встречаться   с   людьми...   честными   и
респектабельными,  с  которыми  человеку  безродному  в  другом  месте  не
встретиться.
     - Мистер Бронсон, у всякого есть хоть какое-то прошлое.
     Лазарус свернул на бульвар Бентон и потом только ответил:
     - Только не у меня, сэр. О, конечно, я где-то родился.  Спасибо  тому
человеку, который позволял мне звать себя дедушкой, и его жене...  у  меня
было хорошее детство. Но их давно нет, а я даже не знаю, почему меня зовут
Тедом Бронсоном.
     - Выходит, ты сирота?
     - Скорее всего. К тому же незаконнорожденный. У этого дома? - Лазарус
нарочно остановился раньше.
     - У следующего, там, где свет в портике горит.
     Лазарус немного проехал и снова остановился.
     - Что ж, приятно было познакомиться с вами, мистер Джонсон.
     - Не торопись. А эти люди, Бронсоны, которые позаботились о  тебе,  -
где они жили?
     - Фамилию Бронсон я принял сам. Просто решил, что она  звучит  лучше,
чем Джонс и Смит. Возможно, я родился в южной части штата. Но  даже  этого
не могу доказать.
     - Так ли? Когда-то я был врачом. В каком же графстве?
     (Я знаю, дедуся, что ты был врачом, поэтому следует быть осторожным.)
     - В графстве Грин. Я не могу утверждать, что родился там, просто  мне
говорили, что меня взяли на воспитание из сиротского дома в Спрингфилде.
     -  Ну  тогда  не  я  помог  тебе  появиться  на  свет;  мне  пришлось
практиковать немного севернее. Мррф. Не исключено, что мы можем  оказаться
родней.
     - Да? То есть я хотел сказать, не понимаю, доктор Джонсон.
     - Не зови меня доктором, Тед, я  отказался  от  этого  титула,  когда
перестал принимать роды. Твоя внешность сразу поразила меня. Дело  в  том,
что ты как две капли воды похож на моего старшего брата  Эдварда,  который
был инженером в Сент-Луи и Сан-Франциско, но как-то раз отказали воздушные
тормоза, и он завершил свою ничтожную жизнь. Мне известно, что у него были
дамы сердца в Форте-Скотт, Сент-Луи, Уичито  и  Мемфисе.  С  чего  бы  ему
пренебрегать Спрингфилдом? Так что вполне возможно.
     Лазарус ухмыльнулся.
     - Выходит, я могу звать вас дядюшкой?
     - Как хочешь.
     - Пожалуй, рановато. Как бы там ни было, все  равно  доказать  ничего
нельзя. Но иметь семью - дело хорошее.
     -  Сынок,  незачем  все  время  страдать  по  этому  поводу.   Всякий
деревенский доктор прекрасно знает, что  подобные  несчастья  случаются  с
людьми гораздо  чаще,  чем  обычно  предполагают.  Александр  Гамильтон  и
Леонардо да Винчи - твои друзья по  несчастью.  Из  числа  великих  людей,
отмеченных подобной судьбой, ограничусь  лишь  ими  двумя.  Так  что  будь
гордым и плюй всем в глаза. Я вижу, в гостиной еще  светится  огонек.  Как
насчет чашечки кофе?
     - О, мне бы не хотелось причинять неудобство вам или вашей семье,
     - Никаких неудобств. Моя дочь всегда оставляет кофейник на  плите.  А
если вдруг она спустится вниз в одной купальной простыне  -  что  едва  ли
возможно, - то мгновение взлетит наверх и тут  же  объявится  на  парадной
лестнице,  но  уже  разодетая  в  пух  и  прах.  Словно  пожарная  лошадь,
услышавшая колокол. Просто не знаю, как это ей удается. Пойдем.


     Айра Джонсон отпер входную дверь и крикнул:
     - Морин! У нас гость!
     - Иду-иду, папа.
     Миссис Смит встретила их в холле. Она была одета так, словно  ожидала
гостей, и улыбалась. Лазарус еле справился с волнением.
     - Морин, хочу представить тебе мистера Теодора  Бронсона.  Моя  дочь,
Тед, - миссис Брайан Смит.
     Она протянула ему руку.
     - Приветствую вас, мистер Бронсон. Сердечно приветствую вас. - Густые
богатые тона в голосе миссис Смит напомнили Лазарусу о Тамаре.
     Едва Лазарус прикоснулся к ее руке, пальцы его  словно  кольнуло,  он
едва сдержался, чтобы не поцеловать эту руку. Пришлось ограничиться  самым
коротким поклоном.
     - Для меня это большая честь, миссис Смит.
     - Входите же и садитесь.
     - Благодарю вас, но уже поздно.  Я  всего  лишь  привез  вашего  отца
домой.
     - Неужели вы сразу же покинете нас?  Я  всего  лишь  чинила  чулки  и
читала "Домашний дамский журнал". У меня нет никаких особенных дел.
     - Морин, я пригласил мистера Бронсона на чашечку кофе. Он привез меня
домой из шахматного клуба, избавив от прогулки под дождем.
     - Да, папа, хорошо. Возьми у него шляпу и предложи сесть.
     Она улыбнулась и вышла.
     Лазарус позволил  своему  деду  усадить  его  в  гостиной,  а  потом,
воспользовавшись отсутствием матери, успокоился и огляделся.  Комната  как
будто уменьшилась, но во всем остальном была такой, какой  он  ее  помнил:
большое пианино, на котором  мать  учила  его  играть:  камни  с  газовыми
лампами; полочка с фигурным зеркалом над камином; застекленный  секционный
книжный шкаф; тяжелые шторы и кружевные занавески;  венчальная  фотография
его родителей, вставленная в рамочку вместе  со  свидетельством  о  браке;
рядом - репродукция "Сборщиков урожая" Милле и другие картинки, большие  и
малые; кресло-качалка, еще одна качалка  с  подножкой,  стулья  с  прямыми
спинками, еще кресло, столы, лампы.
     Лазарус чувствовал, что он дома,  даже  обои  казались  знакомыми.  С
некоторым смятением он осознал, что его  усадили  в  кресло  отца.  Проем,
занавешенный портьерой из бусин, вел в  жилую  комнату,  где  было  темно.
Лазарус попытался вспомнить, какая она, и решил, что там тоже все знакомо.
В гостиной было опрятно и чисто. Насколько  он  помнил,  она  всегда  была
такой, несмотря на то что в доме обитало большое семейство.  Дети  жили  в
комнате рядом. Находиться в  гостиной  могли  только  старшие  или  гости.
Сколько  же  сейчас  здесь  детей?  Значит,  так:  Нэнси,  потом   Кэролл,
Брайан-младший, Джордж, Мэри...  он  сам...  сейчас  начало  1917  года  -
значит, Дикки около трех, а Этель еще  в  пеленках.  А  что  это  там,  за
креслом матери? Неужели... конечно, это мой слоник! Вуди, чертенок, ты  же
знаешь, что играть здесь нельзя, а когда ложишься спать, все игрушки нужно
сложить в ящик.  Здесь  за  порядком  следили  строго.  Небольшая  игрушка
(дюймов шесть высотой) была набита ватой  и  искусно  раскрашена;  Лазарус
пожалел, что это сокровище - его собственное! - доверили малышу,  а  потом
рассмеялся. Он, пожалуй, охотно стащил бы эту игрушку.
     - Простите, вы что-то сказали, мистер Джонсон?
     -  Я  сказал,  что  временно  замещаю  отца;  мой  зять  находится  в
Платтсбурге...
     Лазарус вновь не расслышал конца фразы  -  шурша  сатиновыми  нижними
юбками, в комнату с подносом вошла миссис Смит. Лазарус встал  и  протянул
руки, чтобы взять его, она улыбнулась - и позволила ему это сделать.
     Боже, это был тот самый хэвилендский фарфор, к которому ему позволили
прикоснуться только  тогда,  когда  он  впервые  надел  длинные  брюки.  И
"гостевой" кофейный сервиз: увесистый серебряный кофейник,  кувшинчик  для
сливок, сахарница, щипцы  и  ложки  -  сувенир  с  Колумбийской  выставки.
Полосатые салфетки, наподобие  чайных,  тонкие  ломти  пирога,  серебряное
блюдо с мятными пряниками... Как ты успела все это собрать за три  минуты?
Потомки, безусловно, могут гордиться тобой. Но не будь дураком, Лазарус, -
все это ради отца,  она  принимает  его  гостя  -  а  ты  для  нее  просто
незнакомец.
     - Дети спят? - поинтересовался мистер Джонсон.
     - Все, кроме Нэнси, - накрывая на стол, ответила миссис Смит. - Она с
молодым человеком пошла в "Изиду" и скоро вернется.
     - Сеанс закончился полчаса назад.
     - Что за беда, если они где-нибудь и постоят?  Мороженое  продают  на
освещенном углу, возле остановки автобуса.
     - После наступления темноты молодая девушка  не  должна  выходить  из
дома без родственников.
     - Отец, на дворе 1917-й, а не 1870-й. А он хороший мальчик... Вряд ли
они пропустили хотя бы одну картину с Пирл Уайт. Фильм  очень  интересный:
Нэнси все мне рассказывает. Сегодня дают фильм с Уильямом С.Хартом, я бы и
сама охотно посмотрела.
     - Ну что ж, пистолет пока при мне.
     - Папа!..
     Внимание Лазаруса было приковано к пирогу: он никак не мог вспомнить,
как правильно есть его вилкой.
     -  Все  пытается  раздразнить  меня,  -  буркнул  дедуся.  -  Но   не
получается.
     - Вряд ли  мистеру  Бронсону  интересны  наши  семейные  проблемы,  -
спокойно проговорила миссис Смит, - даже если бы таковые нашлись. Но их не
существует. Вам подогреть кофе, мистер Бронсон?
     - Благодарю вас, мэм.
     - Конечно, Теду неинтересно, но Нэнси пора уже все рассказать. Морин,
погляди-ка повнимательней на нашего гостя. Ты его никогда не видала?
     Мать внимательно посмотрела на  Лазаруса,  потом  поставила  чашку  и
проговорила:
     - Мистер Бронсон,  когда  вы  вошли,  я  испытала  какое-то  странное
чувство. Кажется, мы уже встречались... в церкви, не так ли?
     Лазарус признал, что так оно и было. Брови дедуси взметнулись.
     - Что? Значит, надо переговорить со  священником,  но  даже  если  вы
встречались там...