данными.  Брат,  не  знаю,  как
часто такое случалось в двадцатом столетии  по  григорианскому  календарю,
однако ты обладаешь безукоризненной генной картой. Как, впрочем, и мы.
     - Подождите минутку, я не слишком в  ладу  с  современной  генетикой,
однако...
     - ...Однако Иштар знает свое дело. Или ты собираешься  оспаривать  ее
мнение? Мы с Лор во всем полагаемся на нее, поскольку  сами  не  сильны  в
генетике. И здесь, в "Доре",  мы  располагаем  формальным  отчетом  Иштар;
изучившей твою генную карту. Если хочешь - ознакомься. Конечно, мы  ни  на
что не надеемся, но ты отвергаешь нас  по  причинам,  с  генетикой  ничего
общего не имеющим.
     - Ну вот, опять. Я вас не отвергаю!
     - А мы говорим - отвергаешь.  Мы  -  создания  искусственные,  и  все
моральные кодексы прошлых времен относительно инцеста и  всего  прочего  к
нам совершенно не относятся, сам знаешь. Мы видим, что все  твои  слова  -
лишь отговорка, чтобы не делать  того,  чего  тебе  не  хочется.  Конечно,
половое общение с нами ты можешь счесть мастурбацией, но  в  любом  случае
это не инцест! Мы не твои сестры. Мы с  тобой  вообще  не  родственники  в
обычном смысле слова; мы - это ты сам, вся наша наследственность  получена
от тебя. И раз мы любим тебя, а это так, и раз ты любишь нас, и  это  тоже
так, то твои уловки - чистый нарциссизм, любовь к себе самому.  И  на  сей
раз, имей в виду, ты можешь проявить эту любовь.  -  Лазулия  замолчала  и
вздохнула. - Вот и все. А теперь. Лор, пошли спать.
     - Подождите, девочки! Лаз, значит, Иштар считает, что это безопасно?
     - Я же сказала. Но ты не хочешь нас, и поэтому к черту все!
     - А разве я говорил, что не хочу? Скажите-ка,  почему,  по-вашему,  я
перестал  оглаживать  своих  очаровательных  мартышек,  когда  они  начали
подрастать?
     - О, дружочек!
     - Наверное, я  и  впрямь  нарцисс,  поскольку  считаю,  что  обе  мои
идентичные копии - самые привлекательные из всех блудливых девок,  которых
я видел.
     - Неужели? Ты действительно так о нас думаешь?
     - Я все сказал. И перестаньте дрожать подбородками!  Едва  вы  начали
созревать, я сразу же спрятал руки подальше. Так значит, Иштар утверждает,
что все хорошо, то есть не запрещает! Ну тогда, в  порядке  исключения,  я
мог бы уделить каждой из вас по паре минут.
     Лорелея охнула.
     - Лаз, ты слыхала?
     - Слыхала.  По  две  минуты.  И  только-то!  Грубиян,  неотесанный  и
вульгарный. Я возмущена, более того - взбешена.
     - Но мы соглашаемся...
     - ...и немедленно!



DA CAPO: I. ЗЕЛЕНЫЕ ХОЛМЫ

     Звездная яхта "Дора" зависла в двух метрах над  пастбищем,  диафрагма
нижнего люка раскрылась. Лазарус обнял на прощание Лази и  Лори,  спрыгнул
на землю, упал, поднялся и поспешно отбежал подальше от  поля  двигателей.
Помахал рукой, и корабль поднялся, превратившись в круглое черное пятнышко
на фоне звездного неба. А потом исчез. Лазарус  быстро  огляделся  вокруг.
Большая Медведица... Полярная звезда... о'кей, забор там, за ним -  дорога
и - клянусь духом Цезаря! - бык!
     Лазарус перепрыгнул через забор в нескольких футах от  морды  быка  и
бросился бежать.  Выскочив  на  середину  грязной  дороги,  вдоль  которой
тянулись канавы, он  остановился  и  подумал,  что  после  такой  пробежки
выглядит не лучшим  образом.  Потом  ощупал  карманы,  особенно  запасной,
спрятанный под нагрудником комбинезона,  -  все  оказалось  на  месте.  Не
хватало только привычного бластера на бедре, однако  любое  оружие  такого
типа в этом времени и месте было бы,  мягко  говоря,  неуместным.  Поэтому
Лазарус ограничился настоящей спинкой.
     А где же шляпа? Осталась в канаве? Нет... она лежала в  десяти  футах
от забора... все равно что в десяти милях - бык  по-прежнему  наблюдал  за
ним. Что ж, без шляпы можно обойтись, а если  кто-нибудь  обнаружит  ее  и
решит, что она какая-то не такая, - он-то при чем? Кто скажет,  что  шляпа
принадлежала ему? Значит, о ней можно забыть.
     Так где же Полярная звезда? Городок должен находиться в пяти милях от
дороги, там, куда полетела эта горлица. И Лазарус двинулся в путь.


     Лазарус остановился перед типографией газеты "Демократ" графства Дейд
и стал разглядывать газетные полосы в витрине. Но он не читал,  он  думал.
Нужно было успокоиться и решить, что делать дальше.  Он  прочел  в  газете
дату и теперь пытался вспомнить, что с ней было  связано.  Первое  августа
1916 года. Тысяча девятьсот шестнадцатого?
     Он  заметил  в  стекле  отражение  шедшего  вдоль  тротуара  мужчины:
немолодой, толстый, пояс с кобурой едва сходился на пузе, на правом  бедре
огромный шпалер, слева на груди звезда, в остальном он был одет почти  как
Лазарус.
     Лазарус рассматривал первую страницу "Канзас-Сити джорнэл".
     - Привет.
     Лазарус обернулся.
     - Доброе утро... шеф.
     - Просто констебль, сынок. Гостишь в наших краях?
     - Да.
     - Проездом? Или остановился у кого-либо?
     - Проездом. Ищу работу.
     - Неплохой ответ. И чем же ты занимаешься?
     - Вырос на ферме,  а  сейчас  механик-универсал.  За  честный  доллар
сделаю все, что угодно.
     - Ну, скажу тебе, нашим фермерам работники сейчас не  нужны.  Что  до
остального - летом дела идут не быстро. Ммм... кстати, а ты...  ммм...  не
из этих, не из интернационалистов, а?
     - Интер... чего?
     - Сынок, ты что, газет не читаешь? Мы люди приветливые,  гостям  рады
всегда. Но не таким.
     Представитель местной власти поднял руку, чтобы утереть пот, и сделал
опознавательный жест ложи. Лазарус  знал  ответ,  но  решил  воздержаться.
Пристанет еще: а  к  какой  ложе  ты,  собственно,  принадлежишь?  Незачем
нарываться.
     Констебль продолжал:
     - Ну что ж, раз ты не из них, рад видеть тебя в наших  краях.  Может,
кому-то и понадобится помощь. - Он взглянул на  первую  страницу,  которую
Лазарус якобы читал. - Ужасные штуки эти подлодки, правда?
     Лазарус кивнул.
     - И все же, - сказал офицер, -  если  бы  люди  сидели  по  домам  да
занимались каждый своим делом, ничего бы не произошло.  Живи  и  не  мешай
жить другим, так я всегда говорю. К какой церкви ты принадлежишь?
     - Ну, родня моя - пресвитериане.
     - Да? Значит, не часто бываешь  в  храме.  Что  ж,  я  и  сам  иногда
пропускаю службы, когда клев хороший. Видишь там церковь,  чуть  подальше?
Колокольня за вязами. Найдешь работу - приходи как-нибудь в воскресенье  к
десяти утра. Мы -  епископальные  методисты,  но  разница  невелика.  Наше
общество терпимо.
     - Благодарю вас, сэр, непременно зайду.
     - Хорошо. Повторяю, мы - народ терпимый. В основном у нас методисты и
баптисты. Но на фермах иной раз попадаются и мормоны. Хорошие они  соседи;
всегда платят по счетам. Есть несколько католиков, и никто  ничего  против
них не имеет. У нас даже есть еврей.
     - Похоже, у вас очень неплохой городок.
     - Это так, все свои, живем честно.  И  вот  еще  что.  В  полмили  за
церковью выставлен знак, ограничивающий городские пределы. Если не найдешь
работы и жилья, чтобы был за ним еще до заката.
     - Понимаю.
     - Иначе я сам выдворю тебя из города. Без всякой  грубости  -  просто
так положено. У нас после заката - ни бродяг, ни  ниггеров.  Сынок,  не  я
здесь устанавливаю правила; я их только выполняю. Это наш судья Марстеллор
не любит бродяг. Кое-кто из наших добрых леди жалуется: у них, видишь  ли,
белье с веревок крадут и тому подобное. Тогда плати  десять  долларов  или
садись на десять суток. Плохо не будет - каталажка прямо у  меня  в  доме.
Деликатесов не обещаю, поскольку на каждого заключенного мне  выдают  лишь
по сорок центов в день. Если хочешь, добавь пятьдесят центов  -  и  будешь
есть так, как мы. Понимаешь, мы не  против  бродяг.  Просто  судья  и  мэр
говорят, что городок наш тихий и все его жители должны чтить законы.
     -  Понимаю.  Я  не  обижаюсь,  но  думаю,  что  не  предоставлю   вам
возможности посадить меня.
     - Рад слышать. Скажи, быть может,  я  чем-нибудь  могу  помочь  тебе,
сынок.
     - Благодарю вас, мне  нужна  помощь  прямо  сейчас.  Есть  ли  у  вас
общественная уборная? Или придется искать кусты где-нибудь на окраине?
     Офицер улыбнулся.
     - Уж такое-то гостеприимство мы в состоянии  проявить.  В  суде  есть
настоящий городской туалет с бачком... но он не работает. Дай-ка подумать.
В той стороне живет кузнец; он иногда пускает автомобилистов,  проезжающих
по дороге. Схожу-ка я с тобой.
     - Это весьма любезно с вашей стороны.
     - Рад помочь. А скажи-ка мне свое имя.
     - Тед Бронсон.


     Кузнец подковывал молодого конька.
     - Привет, Дикон.
     - Здравствуй, Том. Это мой молодой друг, Тед Бронсон. Видишь,  пляшет
канзасский  квикстеп?  Не  разрешишь  ли  ты  ему  воспользоваться  твоими
удобствами?
     Кузнец окинул взглядом Лазаруса.
     - Ну давай, Тед. Только постарайся не просадить стену конюшни.
     - Благодарю вас, сэр.
     Лазарус  направился  по  тропке  за  мастерскую  и  с   удовольствием
обнаружил, что дверь уборной закрывается  изнутри  на  крючок.  Здесь  его
никто не  увидит.  Лазарус  покопался  в  потайном  кармане  в  нагруднике
комбинезона и достал ихние деньги.
     Бумажные банкноты были достоверны во всех деталях; их воссоздавали на
основе оригиналов, хранившихся в музее древней  истории  в  Нью-Йорке.  По
сути дела, деньги эти были фальшивыми, но реставрация  удалась  настолько,
что Лазарус, не колеблясь, предъявил бы их в любом  банке.  Однако  сперва
следовало выяснить, какая же дата на них проставлена.
     Он быстро разделил бумажные деньги на две пачки: до 1916 года и после
- потом, не пересчитывая, сунул одну пачку в карман, оторвал страничку  от
каталога Монтгомери, лежавшего в ящичке, завернул в нее бесполезные деньги
и бросил в дыру.  Потом  достал  из  того  же  потайного  кармана  монеты,
проверил даты их чеканки.
     Большинство  из  них  оказались  тоже  негодными  и  последовали   за
бумажными деньгами. Целую  секунду  Лазарус  восхищался  идеальной  копией
никелевой монетки с бизоном - такая прекрасная вещь - и по крайней мере на
две секунды задумался над массивной  золотой  двадцатидолларовой  монетой.
Золото  всегда  золото;  цена  его  не  уменьшится,  если  расплавить  или
расплющить монету, забив предварительно дату. А что,  если  он  не  успеет
вовремя сделать это, а очередной коп окажется менее дружелюбным, чем этот?
Короче, золотой тоже отправился вниз.
     Лазарус почувствовал  облегчение.  Здесь  распространение  поддельных
денег считалось серьезным преступлением и  могло  стоить  ему  долгих  лет
тюремного заключения. А  недостаток  денег  -  вещь  поправимая.  Поначалу
Лазарус даже не хотел брать с собой деньги, а потом взял небольшую сумму -
на несколько дней, пока он оглядится, сориентируется, привыкнет к обычаям,
как-то начнет зарабатывать на жизнь. Нечего было  даже  и  думать  о  том,
чтобы прихватить с собой денег лет на десять.
     Нынешнее путешествие  во  времени  -  дело  простое,  можно  сказать,
развлечение. Хорошая практика перед настоящим путешествием, Англия  времен
Елизаветы - вот его истинная цель.
     Он пересчитал деньги... 3 доллара 87 центов. Неплохо.


     - А я уже решил, что ты там утонул, - сказал кузнец. - Ну как, легче?
     - Гораздо легче. Спасибо.
     - Не за что. Дикон Эймс говорит, что ты механик.
     - Я умею обращаться с инструментами.
     - А в кузнице работал?
     - Да.
     - Ну-ка, покажи руки.
     Лазарус выставил ладони.
     - Горожанин, - сказал кузнец.
     Лазарус промолчал.
     - А может, ты отдыхал несколько лет?
     - Может быть. Еще раз спасибо.
     - Подожди. Плачу тридцать центов в  час.  И  будешь  делать  то,  что
скажу, а нет - я тебя уволю прямо через час.
     - О'кей.
     - Разбираешься в автомобилях?
     - Немного.
     - Глянь-ка, может, сумеешь отремонтировать Жестяную Лиззи.  -  Кузнец
кивнул в дальний угол мастерской.
     Лазарус оглядел фордик, который уже заметил там  раньше.  Черепаховая
спинка машины была снята, вместо нее приспособили деревянный  ящик,  чтобы
сделать из автомобиля пикап. На колесах оставила след дорожная  грязь,  но
они оказались в прекрасном состоянии.  Лазарус  поднял  переднее  сиденье,
промерил бензин мерной линейкой, которую обнаружил там же, - его оказалось
полбака. Потом проверил и долил воду, воспользовавшись насосом,  найденным
в мастерской. Затем открыл капот и принялся разглядывать двигатель.
     Проводок от катушки магнето был отсоединен.  Лазарус  вновь  соединил
его.
     Проверив ручной тормоз, Лазарус решил, что  он  не  слишком  надежен,
что-то подложил под колеса и  только  потом  включил  зажигание  и  открыл
заслонку.
     Осторожно взялся за ручку, крутанул... еще раз.
     Мотор загрохотал: маленькая машина затряслась.  Лазарус  бросился  на
сиденье водителя, передвинул регулятор зажигания на три деления  и  вернул
заслонку на место.
     Кузнец смотрел на него.
     - Ну хорошо, выключи и покажи мне, как управляешься с молотом.
     Об отсоединенном проводе они не стали говорить.
     Когда кузнец Том Хейнмец сделал перерыв,  чтобы  перекусить,  Лазарус
сходил за два квартала в магазин, который  заметил  по  пути  сюда,  купил
кварту цельного молока первого сорта - 5 центов, 3 цента залог за бутылку.
Поглядел на буханку хлеба стоимостью в никель, потом решил взять  побольше
- за дайм; ведь завтракать сегодня ему не пришлось. Потом  он  вернулся  в
кузницу и, с большим наслаждением поглощая  свой  ленч,  стал  выслушивать
рассуждения мистера Хейнмеца.
     Тот оказался прогрессивным республиканцем, но в этот раз вынужден был
изменить симпатиям, поскольку мистер Уилсон удержал страну от войны.
     - Сомневаюсь, что он сделал бы еще что-то хорошее; такой  дороговизны
еще не было... к  тому  же  Британии  симпатизирует.  Но  уж  дурень  Хьюз
наверняка втравил бы нас в европейскую войну. Не из кого выбирать.  Я  вот
голосовал бы за Ла Фолетта. Но у них не хватило здравого смысла  выдвинуть
его. Германия победит, он это знает, а мы как  дураки  таскаем  из  костра
каштаны для Англии.
     Скорбно кивая, Лазарус соглашался.
     Хейнмец велел Теду прийти на следующее утро - в семь.  Но  уже  перед
закатом, разбогатев на три  доллара,  набив  желудок  сосисками,  сыром  и
крекерами, Лазарус оказался за городской чертой,  на  дороге,  ведущей  на
запад. Городишко был не так уж плох, кузница тоже, однако Лазарус пустился
в путешествия не  для  того,  чтобы  проторчать  десять  лет  в  захудалом
городишке, зарабатывая тридцать центов  в  час.  Ему  хотелось  побродить,
уловить аромат времени.
     К тому же Хейнмец был слишком уж назойлив.  Осмотр  ладоней  -  чтобы
выяснить, давно ли он вышел из тюрьмы, - Лазаруса не смутил, отсоединенный
проводок тоже, от вопроса о происхождении своего акцента Лазарус отделался
общими  фразами,  но  кузнец  принялся  гвоздить  его  вопросами:  где  на
индейской территории жил он ребенком, когда именно  родители  его  прибыли
сюда из Канады? В  более  крупном  городе  к  человеку  проявляют  гораздо
меньший интерес; кроме того,  там  нетрудно  подыскать  способ  заработать
больше тридцати центов в час, не прибегая к краже.


     Он шел уже  больше  часа,  как  вдруг  увидел  автомобилиста:  старый
деревенский доктор сражался  со  спущенной  шиной  на  своем  "максвелле".
Лазарус зажег масляный фонарь и велел врачу светить, а сам заклеил камеру,
поставил на место шину, накачал колесо и отказался от вознаграждения.
     - Рэд, а ты умеешь  управлять  этой  бензиновой  телегой?  -  спросил
доктор Чеддок.
     Лазарус сознался, что умеет.
     - Сынок, раз уж ты все равно идешь на запад,  не  согласишься  ли  ты
отвезти меня в Ламар? Потом выспишься на кушетке в моей гостиной, а  после
завтрака получишь полдоллара за беспокойство.
     - Согласен, док. Только поберегите свои деньги - я не нищий.
     - Ерунда. Поговорим обо  всем  утром.  Сегодня  я  ужасно  измотался,
потому что встал еще до рассвета. Раньше  я  просто  намотал  бы  на  кнут
поводья и дремал бы себе, пока  кобыла  бредет  домой.  Но  эти  штуковины
невозможно глупы.
     После завтрака, состоявшего из яичницы с ветчиной, жареной  картошки,
пирожков с сорго и  деревенским  маслом,  арбузного  повидла,  варенья  из
клубники, сметаны, которую приходилось намазывать на хлеб, и  невероятного
количества кофе, сестра доктора, она же экономка, старая дева,  продолжала
пичкать Лазаруса: "Ведь того, что вы съели,  сэр,  и  птичке  на  день  не
хватит..." Короче, он вновь тронулся в  путь,  став  на  доллар  богаче  и
приняв божеский вид, а слюна, вакса и собственный локоть заметно  улучшили
состояние его обуви. Мисс Нетта настояла на том, чтобы он взял кое-что  из
старой одежды. "Берите, Родерик,  все  равно  отдадим  Армии  спасения.  И
возьмите этот галстук; док уже не носит его. Я всегда говорю:  если  ищешь
работу, надо выглядеть поопрятнее. Уверяю вас,  я  даже  не  открою  дверь
мужчине, если на нем нет галстука".
     Лазарус принял пожертвования, сознавая, что она права, ведь  если  бы
не он, доктор Чеддок провел бы скверную ночь  на  дороге  в  автомобиле  и
сестра его беспокоилась бы. К тому же в большой расход он их не ввел. Мисс
Нетти увязала его старую одежду в аккуратный узелок; Лазарус  поблагодарил
ее и обещал прислать открытку из Канзас-Сити. Узелок он забросил в  первые
же придорожные кусты без сожаления,  потому  что  эту  одежду  можно  было
носить до бесконечности, несмотря на  то  что  выглядела  она  поношенной.
Правда, покрой оказался немного старомоден. Впрочем,  он  и  не  собирался
носить ее дольше, чем нужно. К тому же щеголи пешком по дороге не ходят, о
чем мисс Нетти, вероятно, не знала.
     Обнаружив железную дорогу, Лазарус  не  стал  разыскивать  вокзал,  а
вышел на северную окраину городка и стал ждать. Мимо  него  на  юг  пришел
пассажирский поезд, за ним грузовой, наконец около 10 часов утра на  север
двинулся товарняк. Пока состав медленно набирал скорость, Лазарус забрался
в вагон. Он не стал прятаться и позволил тормозному  кондуктору  облегчить
свой карман на доллар - копию доллара. Настоящие деньги были припрятаны  в
надежном месте.
     Кондуктор предупредил его, что на ближайшей остановке может появиться
контролер и больше доллара ему давать не надо, а на вокзале в  Канзас-Сити
полно пинкертонов, и если ему нужно... в город, то на  перроне  появляться
не стоит: "Эти красавцы не только  доллар  отберут,  а  еще  и  отделают".
Лазарус поблагодарил его и подумал, не спросить ли, куда  идет  поезд,  но
решил, что это неважно.
     Проведя долгий жаркий день в пустом вагоне, Лазарус  соскочил,  когда
поезд миновал Своуп-Парк. Усталый, грязный, он пожалел, что  пожадничал  и
не купил билет. И тут же отбросил эти мысли, вспомнив,  что  пребывание  в
городе  без  денег  грозило  штрафом  в  тридцать  долларов  или  тюремным
заключением на тридцать дней, - в большом городе и тарифы другие. А у него
было всего шесть долларов, правда, в основном настоящих.
     Своуп-Парк показался ему знакомым. Лазарус быстро пересек его и вышел
к остановке автобуса. Здесь он купил за  пятачок  тройное  мороженое  и  с
удовольствием съел его, чувствуя,  как  в  душе  воцаряется  покой.  Потом
потратил еще пять центов на  поездку  в  автобусе  и  наконец  очутился  в
Канзас-Сити, Лазарус наслаждался каждой минутой, ему хотелось,  чтобы  это
ощущение длилось как  можно  дольше.  Город  был  таким  тихим,  чистым  и
тенистым, таким трогательно провинциальным.
     Лазарус вспомнил, как уже посещал свой родной город. Только  в  каком
же это было столетии? Где-то в начале Диаспоры, решил он. Тогда горожанин,
решившийся выйти в грязные ущелья улиц, надевал похожий на парик  стальной
шлем, пуленепробиваемые жилет и штаны, защитные очки, перчатки  с  м