ботал и снаружи вилась  очередь.  Лазарус  заплатил  доллар  старому
негру, чтобы тот посидел в его машине; предупредил, что на заднем  сиденьи
лежит саквояж, обещал еще один доллар, когда вернется, но не стал говорить
о том, что в саквояже и жилет с деньгами, и пистолет. Лазаруса  больше  не
беспокоили ни деньги, ни машина - пусть украдут. Он встал в очередь.
     - Имя?
     - Бронсон Теодор.
     - Имеешь боевой опыт?
     - Нет.
     - Возраст? Нет, дату рождения. И постарайся,  чтобы  она  была  до  5
апреля 1899 года.
     - 11 ноября 1890 года.
     - Что-то не похоже - ну да ничего. Возьми эту бумагу  и  выйди  в  ту
дверь, там найдешь вещмешок. Будешь носить в нем цивильную одежду.  А  эту
бумажку отдай кому-нибудь из докторов и делай все, что они тебе велят.
     - Благодарю вас, сержант.
     - Свободен. Следующий.


     Доктору в  военной  форме  помогали  шестеро  в  гражданской  одежде.
Лазарус правильно прочел карточку Снеллена, но доктор  его  как  будто  не
слушал - похоже, здесь ни на что особого внимания  не  обращали.  Отказали
лишь одному мужчине, у которого, на взгляд Лазаруса, была последняя стадия
чахотки.
     Только один из врачей честно пытался отыскать  какие-нибудь  дефекты.
Он заставил Лазаруса наклониться, раздвинул его  ягодицы,  поискал  грыжу,
заставил покашлять, а потом ощупал живот.
     - А что это твердое справа?
     - Не знаю, сэр.
     - Тебе вырезали аппендикс? Ага - вот шрам. Я его скорее чувствую, чем
вижу, он едва заметен. У тебя был хороший хирург; вот бы попасть к такому,
если понадобится. Наверное, просто фекальная масса. Прими дозу каломели, и
все будет в порядке.
     - Благодарю вас, доктор.
     - Не стоит, сынок. Следующий.


     - Подымите правые руки и повторяйте  за  мной...  Вот  вам  повестки.
Чтобы все были  на  станции  завтра  утром  к  семи.  Предъявите  повестку
сержанту. Он скажет, куда идти. Если кто-то потеряет повестку,  все  равно
приходите... Иначе дядя Сэм станет вас  разыскивать.  Ну  и  все,  ребята,
теперь вы солдаты. Выходите в ту дверь.


     Машина стояла на месте. Старый негр вылез из нее.
     - Все в по'ядке, капитан?
     - Безусловно,  -  радостно  подтвердил  Лазарус,  вынимая  долларовую
бумажку. - Только не капитан, а рядовой.
     - Значить, вас взяли. Тада я не могу заб'ать этот долла'.
     - Почему? Он мне не нужен - теперь за мной  будет  приглядывать  дядя
Сэм, он обещал мне двадцать один доллар в месяц. Вот тебе еще  один,  купи
джину и выпей за здоровье рядового Теда Бронсона.
     - Так я и сделаю, капитан... то есть  'ядовой  Тед  Бронсон.  У  меня
белый билет... получил еще до того, как вы 'одились. Знаете,  забы'айте-ка
свои деньги и лучше повесьте там кайзе'а.
     - Попробую, дядюшка. Хорошо, бери пять долларов, неси в церковь  -  и
пусть за меня хорошенько помолятся.
     - Ну... 'азве что так, капитан-'ядовой.
     Лазарус катил к югу от Мак-Джи и  ликовал.  Не  обращай  внимания  на
досадные мелочи, наслаждайся жизнью. "Кэти, прекрасная Кэти..."
     Он остановился у  аптеки,  подошел  к  табачному  прилавку,  приметил
полупустой ящик с белой совой и купил оставшиеся сигары вместе  с  ящиком.
Потом приобрел упаковку ваты, пластырь и - непонятно зачем - самую большую
и красивую коробку конфет.
     Машина стояла под фонарем. Он не  стал  трогаться  с  места,  сел  на
заднее сиденье, достал  из  саквояжа  жилет  и  перочинным  ножиком  начал
распарывать его, не опасаясь, что его увидят. Пяти  минут  хватило,  чтобы
уничтожить результаты  многочасового  портняжного  труда:  тяжелые  монеты
звякая падали в ящик из-под сигар. Он прикрыл  их  ватой,  закрыл  ящик  и
обмотал пластырем. Изрезанный жилет, пистолет и билет на запад отправились
в канализационный люк, а с ними канула и последняя из тревог Лазаруса.  Он
улыбнулся, встал и смахнул пыль с коленей. Сынок,  ты  стареешь  -  ничего
удивительного, если жить так осторожно!
     И он с легким сердцем поехал на бульвар Бентон, не  обращая  внимания
на то, что в городе скорость была ограничена  семнадцатью  милями  в  час.
Увидев, что на  первом  этаже  дома  Брайана  Смита  еще  горел  свет,  он
обрадовался: ему не  хотелось  никого  будить.  Прихватив  сигарный  ящик,
шахматы и коробку с конфетами, он поднялся по ступенькам. Едва он  подошел
к двери, как  в  портике  зажегся  свет.  Брайан-младший  открыл  дверь  и
выглянул.
     - Дедуся, это мистер Бронсон!
     - Поправочка, - решительно сказал Лазарус. - Пожалуйста, скажи  деду,
что прибыл рядовой Бронсон.
     Дедуся появился немедленно и подозрительно воззрился на Лазаруса.
     - В чем дело? Что ты сказал мальчишке?
     - Я попросил его передать вам, что прибыл рядовой Бронсон. То есть я.
- Лазарус умудрился сунуть все три коробки  подмышку,  полез  в  карман  и
достал повестку, которую дали ему на призывном пункте. - Взгляните-ка.
     Мистер Джонсон прочел бумажку.
     - Вижу. Но почему? При твоих-то взглядах...
     - Мистер Джонсон, я же не  говорил,  что  не  собираюсь  поступать  в
армию; я просто сказал, что у меня есть кое-какие дела. То есть утром  еще
были. Действительно, я сомневаюсь в результатах войны. Но несмотря на  мое
мнение, - которое мне следовало бы держать при себе - настало  время,  так
сказать, сомкнуть ряды и дружно двинуться вперед. Поэтому  я  смотался  на
призывной пункт, предложил свои услуги - и меня приняли.
     Мистер Джонсон отдал ему повестку и распахнул дверь.
     - Входи, Тед.
     Едва Лазарус вошел, головы, торчавшие из-за двери гостиной,  исчезли:
в доме еще не спали. Дед впустил его в гостиную.
     - Пожалуйста, садись. Пойду скажу дочери.
     - Если миссис Смит уже спит, я не хочу, чтобы ее тревожили, -  солгал
Лазарус. (Черт, дедуся! Я бы с удовольствием влез к ней под одеяло. Но  об
этом - молчок, на веки вечные.)
     - Ничего. Она только хотела кое в чем убедиться. Да, кстати, где  эта
бумажка? Можно показать ей?
     - Безусловно, сэр.
     Айра Джонсон вернулся через несколько минут и возвратил Лазарусу  его
доказательство.
     - Она сейчас спустится. - Старик вздохнул. - Тед,  я  горжусь  тобой.
Утром ты меня расстроил, и я был неправ. Мне очень жаль,  я  приношу  тебе
свои извинения.
     - Не могу их принять: вам не в чем каяться, сэр. Это  я  поторопился;
болтал что-то невразумительное. Давайте обо всем  позабудем.  Пожмем  друг
другу руки.
     - А? Да, конечно. Мррф!
     Они торжественно пожали друг другу руки.
     (А дедуся-то, пожалуй, до сих пор способен удержать на вытянутой руке
наковальню. Эк стиснул пальцы.)
     - Мистер Джонсон, не могли бы вы кое-что для меня  сделать?  Остались
кое-какие дела, на которые у меня не хватает времени.
     - Что? Безусловно!
     - В первую очередь это. - Лазарус протянул деду  замотанный  сигарный
ящик.
     Мистер Джонсон взял его и удивленно поднял брови.
     - Тяжелый.
     - Я вычистил свой сейф. Здесь золотые монеты. Заберу их, когда  война
кончится. Если же нет - отдадите Вуди, когда ему исполнится двадцать  один
год.
     - Что? Да ну, сынок, все будет в порядке.
     - Я надеюсь. Но если я свалюсь с трапа и сломаю  свою  дурацкую  шею?
Могу ли я на вас рассчитывать?
     - Безусловно.
     - Благодарю вас, сэр. А это я хочу  отдать  Вуди  прямо  сейчас.  Мои
шахматы. Я не могу их взять с собой. Правда, я мог  бы  подарить  их  вам,
однако не сомневаюсь, что вы тут же придумаете  какую-нибудь  причину  для
отказа. А Вуди не станет этого делать.
     - Мррф! Очень хорошо, сэр.
     - А вот это вам... Но это не  совсем  то,  чем  может  показаться  на
первый взгляд. - И Лазарус протянул деду расписку на продажу ландо.
     Мистер Джонсон прочитал ее.
     - Если ты хочешь подарить мне свой автомобиль,  сперва  подумай,  как
следует.
     -  Покупка,  сэр,  осуществляется  номинально.  Просто  мне  хотелось
оставить автомобиль именно вам. Брайан сможет водить его;  он  уже  сейчас
неплохой шофер. Да вы и сами  сможете  ездить.  Даже  миссис  Смит  сумеет
научиться, а когда лейтенант Смит  вернется  домой,  то,  возможно,  и  он
обнаружит, что автомобиль - вещь удобная. Однако ежели меня пошлют учиться
куда-нибудь в ближние края и у меня будет время, чтобы навещать вас - пока
меня не отослали за море, - я  бы  хотел  иметь  возможность  пользоваться
автомобилем.
     - Зачем же тогда ты суешь мне под нос этот акт?  Конечно,  автомобиль
может стоять в нашем амбаре. Конечно, Брайан - оба Брайана - охотно  будут
водить его, возможно, и я попробую. Но бумажки мне ни к чему.
     - Наверное, я должен пояснить свои мотивы. Предположим, я  окажусь...
ну, скажем, в Нью-Джерси - и захочу продать машину.  Тогда  я  покупаю  за
пенни почтовую карточку - и вам все будет легко сделать, потому что у  вас
есть эта бумажка. - Лазарус помолчал и добавил: - Конечно, если я все-таки
свалюсь  с  той  самой  лестницы,  машина   останется   в   полном   вашем
распоряжении. И если вам она будет не нужна, отдайте ее  Брайану-младшему.
Или кому захотите. Мистер Джонсон, вы ведь знаете, что у меня нет  родных,
так что не возражайте.
     Не успел дедуся ответить, как  вошла  миссис  Смит,  одетая  в  самое
лучшее платье. Она радостно улыбалась, однако Лазарус заметил, что лицо ее
было заплакано. Она протянула ему руку.
     - Мистер Бронсон! Мы гордимся вами!
     Все: голос, аромат тела, прикосновение, гордое  достоинство  -  разом
ухнуло Лазарусу под дых.  И  его  выдержка  испарилась.  (Морин,  любимая,
хорошо, что я уезжаю. Так будет лучше для тебя, для меня и для всех нас. Я
сделал это, чтобы ты гордилась мною. Но сейчас чаша  моя  переполнилась...
Пожалуйста, предложи мне сесть, прежде чем дедуся  заметит,  что  с  моими
брюками, как раз пониже жилета, творится что-то неладное.)
     -  Благодарю  вас,  миссис  Смит.  Я  забежал  поблагодарить  вас   и
попрощаться. Пожелать доброй ночи, потому что нас отправляют завтра утром.
     - Ну что  вы!  Прошу,  садитесь!  Выпейте  кофе,  дети  тоже  захотят
попрощаться с вами.


     Час спустя он все еще сидел у Смитов и был счастлив.  Можно  сказать,
испытывал абсолютное счастье. Коробку конфет он  преподнес  Кэролл,  и  ее
сразу открыли. Лазарус выпил кофе с густыми  сливками  и  сахаром  и  съел
увесистый ломоть домашнего шоколадного пирога. Ему предложили  еще  кусок,
он согласился, признавшись, что не ел с самого  утра,  -  и  был  вынужден
упрашивать  Морин  не  хлопотать,  поскольку  та  тут   же   вознамерилась
приготовить для него что-нибудь существенное. Удалось добиться компромисса
- и Кэролл отправилась на кухню делать ему сандвичи.
     - Я сегодня забегался, - объяснил Лазарус. -  У  меня  даже  не  было
времени поесть. Вы заставили меня изменить планы, мистер Джонсон.
     - Неужели, Тед? Каким образом?
     - Кажется, я говорил вам, что 1 июля намеревался отправиться по делам
в  Сан-Франциско.  Но  конгресс  объявил  войну,  и  я  решил   немедленно
предпринять  это  путешествие,  чтобы  поскорей  уладить  дела,  а   затем
поступить на службу. Когда мы встретились, я как раз собрался ехать и  уже
уложил вещи. Но вы дали мне понять, что кайзер  не  будет  ждать,  пока  я
улажу личные дела. Поэтому я немедленно отправился на призывной  пункт.  -
Лазарус старательно изображал простака. -  Саквояж  с  моими  вещами  -  в
машине, он мне не потребуется.
     Айра Джонсон расстроился.
     - Я не хотел торопить тебя, Тед. Ничего бы не случилось, если  бы  ты
потратил несколько дней на улаживание своих  дел:  армию  за  два  дня  не
соберешь. Я-то помню, как это пытались сделать в девяносто восьмом.  Мррф!
А может, мне съездить? В качестве твоего агента. Посмотреть,  как  и  что.
Кажется, у меня не слишком много дел.
     -  Нет-нет!  Миллион  благодарностей,  сэр!  Просто  я   вовремя   не
сориентировался. Рассуждал, как в мирное время, и совсем забыл о войне. Но
вы наставили меня на путь  истинный.  И  я  отправил  ночью  письмо  моему
брокеру в Фриско, сообщил ему о своих намерениях, потом письменно назначил
его своим поверенным, заверил  бумагу  у  нотариуса,  сходил  на  почту  и
отослал. Все уже сделано, я обо всем успел позаботиться. - Лазарус с таким
наслаждением импровизировал, что почти верил себе сам. - А потом я пошел в
город и записался в армию. Но саквояж... Не забросите ли вы его на чердак?
Не брать же его с собой  -  солдату  не  положено  иметь  саквояж.  Только
несколько предметов туалета.
     - Я позабочусь о нем, мистер  Бронсон!  -  сказал  Брайан-младший.  -
Пусть стоит в моей комнате!
     - Нашей комнате, - поправил Джордж. - Мы позаботимся о нем.
     - Хорошо, мальчики. Тед! Потеря саквояжа разобьет тебе сердце?
     - Конечно, нет, мистер Джонсон. Но почему?
     - Возьми его с собой. А дома сложи заново. Сейчас там  у  тебя  белые
рубашки, жесткие воротнички... Все это тебе не понадобится.  Бери  простые
рубахи, если есть. Еще пару хорошо разношенных ботинок, в  которых  удобно
маршировать, и носки  -  все,  сколько  есть.  Исподнее.  По  собственному
печальному опыту могу предположить, что  они  не  сразу  отыщут  для  всех
мундиры. Суета, знаешь ли, и все такое прочее. И может быть, тебе придется
месяц или более служить в том, что захватишь с собой.
     - По-моему, - серьезно сказала  миссис  Смит,  -  отец  прав,  мистер
Бронсон. Мистер Смит - лейтенант  Смит,  мой  муж  -  тоже  говорил  нечто
подобное перед отъездом. Он не стал дожидаться телеграммы - а  она  пришла
через несколько часов после того, как он уехал, - потому  что  решил,  что
поначалу все будет вверх  ногами.  -  Губы  ее  дрогнули.  -  Впрочем,  он
выразился более резко.
     - Дочка, не знаю, что говорил Брайан, но вполне можно было выразиться
и покрепче. Теду уже повезет, если он хотя бы вовремя получит  свои  бобы.
Всякого, кто способен отличить правую ногу от левой, немедленно выделят  и
произведут в капралы. И никто даже не побеспокоится,  как  он  одет.  Тед,
тебе придется позаботиться о себе самому, поэтому возьми с собой одежду, в
которой можно работать на ферме. И ботинки должны быть удобными, чтобы  не
сбить ноги на первой же миле. Ммм... Тед, ты знаешь фокус  с  кремом?  Так
делают, когда знают, что ботинки не придется снимать неделю или больше.
     - Нет, сэр, - ответил Лазарус. (Дедуся, ты научил меня этой  штуке  -
точнее, еще научишь. Здорово получается, я навсегда запомнил ее.)
     - Ноги должны быть чистыми  и  сухими.  Намажь  всю  ступню  и  между
пальцами  кремом.  Или  вазелином,  самое  лучшее  карболовым.  Не  жалей,
накладывай густым слоем. А потом надевай носки: если есть - чистые,  но  и
грязные сойдут. Только не забудь про них! Даже не думай  надевать  ботинки
на босу ногу! Когда встанешь, поначалу покажется, что ты влез в бочонок  с
жидким мылом. Но твои ступни отблагодарят тебя  за  это,  и  грибок  между
пальцами не заведется. Заботься о ногах,  Тед,  -  и  не  забывай  вовремя
ходить по нужде.
     - Отец!
     - Дочь, я говорю с солдатом - рассказываю о том, что может спасти ему
жизнь. Если тебе кажется, что детям этого слушать не следует,  пусть  идут
спать.
     - Да, пора, - согласилась Морин. - Надо хоть самых младших уложить.
     - А я не пойду в постель!
     - Вуди, делай, что велит мать, и не спорь - или  я  согну  кочергу  о
твою попу. И ты будешь меня слушаться, пока не вернется твой папа.
     - Я не уйду, пока не уйдет рядовой Бронсон. Папа мне разрешил.
     - Мррф! Логическую несостоятельность твоих слов можно доказать только
дубинкой: другого языка ты не поймешь, Морин,  начинай  с  младших:  пусть
попрощаются и отправляются в постель. А пока они укладываются,  я  провожу
Теда на остановку.
     - Но я хотел отвезти дядю Теда домой!
     Лазарус решил, что настало время вступить в разговор.
     - Брайан, благодарю тебя. Но не  стоит  лишний  раз  волновать  маму.
Автобус довезет меня почти до дома.  А  завтра  мне  придется  забыть  про
уличный транспорт - буду ходить пешком.
     - Правильно, - согласился дедуся. - Маршировать  будет.  Сено-солома!
Выше голову, смотри веселей! Тед, отец назначил Брайана сержантом  гвардии
до своего возвращения. Брайан должен отвечать за  внутреннюю  безопасность
дома.
     - Значит, он не  имеет  права  оставить  пост,  чтобы  отвезти  домой
рядового. Не так ли?
     - Тем более в присутствии офицера гвардии, то есть меня, и  дежурного
офицера - моей дочери. Кстати, пока младшие целуют тебя на прощание, пойду
найду парочку моих армейских рубашек; полагаю, они тебе подойдут. Если  ты
не брезгуешь поношенными вещами.
     - Что вы, сэр, я буду носить их с радостью и гордостью!
     Миссис Смит поднялась.
     - У меня тоже кое-что есть для мистера... рядового  Бронсона.  Нэнси,
ты не принесешь сюда Этель? А ты, Кэролл, приведи Ричарда.
     - Но рядовой Бронсон еще не съел свой сандвич!
     -  Прошу  прощения,  мисс  Кэролл,  -  сказал  Лазарус.   -   Я   так
разволновался, что не могу есть. Не завернете ли вы мне  его  с  собой?  Я
съем его, как только вернусь домой, чтобы покрепче уснуть.
     - Давай так и сделаем, Кэролл, - решила мать. - Брайан, приведи  сюда
Ричарда.
     Лазарус распрощался со всеми в  обратном  порядке,  начиная  с  самых
младших. Он подержал на руках Этель, улыбавшуюся ему младенческой улыбкой,
поцеловал ее в макушку и передал Нэнси. Та отнесла девочку наверх и быстро
вернулась. Чтобы поцеловать Ричарда, Лазарусу пришлось опуститься на  одно
колено. Ребенок явно не понимал, что  происходит,  но  осознавал  важность
момента: он крепко обнял Лазаруса и, целуя, обслюнявил ему щеку.
     Потом его поцеловал Вуди - в первый и последний раз,  -  но  Лазаруса
больше не смущало прикосновение к самому себе. Этот малыш не  был  им;  он
был просто маленьким человечком, о котором у Лазаруса сохранились  смутные
воспоминания. Он больше не испытывал  желания  придушить  мальчишку  -  во
всяком случае оно возникало не слишком часто.
     - А эти шахматные фигурки действительно из слоновой кости? -  шепотом
спросил Вуди.
     - Из самой настоящей. Слоновая кость и черное дерево, как на клавишах
пианино твоей мамы.
     - Гы, вот это здорово! Когда ты вернешься, дядя  рядовой  Бронсон,  я
буду разрешать тебе играть ими в любое время.
     - И я обыграю тебя. Договорились?
     - Вот еще! Ну, пока. Смотри - не бери фальшивых монеток.
     Маленькая Мэри поцеловала его со  слезами  в  глазах  и  выбежала  из
комнаты.
     Джордж поцеловал Лазаруса в щеку, пробормотал:  -  Будьте  осторожны,
дядя Тед, - и тоже вышел.
     Брайан-младший сказал:
     - Я позабочусь о вашем автомобиле... Он будет блестеть так же, как  у
вас. - Немного помедлил, клюнул Лазаруса в щеку и вышел, уводя Ричарда.
     Кэролл принесла сандвич, аккуратно  завернутый  в  вощеную  бумагу  и
перевязанный лентой. Лазарус поблагодарил ее  и  сунул  сверток  в  карман
пальто. Она положила ему руки на плечи, приподнялась на носки и шепнула:
     - Там внутри записка для вас! - Потом поцеловала его в щеку и  быстро
удалилась.
     Ее сменила Нэнси.
     - Записка от нас обеих, -  сказала  она.  -  Мы  каждый  вечер  будем
молиться за вас и за папу. - Она взглянула на мать, потом обняла  Лазаруса
и поцеловала в губы. - Не говорю "до свидания". Пока.  -  И  выскочила  из
комнаты быстрее, чем сестра, подняв голову и  всеми  движениями  напоминая
мать.
     Миссис Смит поднялась.
     - Отец? - И она замолчала.
     - Нет.
     - Тогда отвернись.
     - Мррф! Ладно. - И мистер Джонсон уставился на картинки на стене.
     Шурша юбками, миссис Смит подошла к Лазарусу  и  протянула  маленькую
книжку.
     - Это вам.
     Это, было карманное издание Нового Завета; она держала его открытым в
самом начале. Лазарус взял книжку и прочитал  немного  выцветшую  надпись:
"Морин Джонсон. Великая пятница 1882 года. За превосходную  успеваемость".
Ниже ясным четким почерком было написано: