о  она  была  еще  далеко,  и  нам  нужно  было
спускаться, спускаться и спускаться до того места, где ущелье переходило в
долину, пригодную для сельского хозяйства. Я взрывал скалы,  рубил  кусты,
иногда приходилось даже  взрывать  деревья.  Но  труднее  всего  оказалось
спускать фургоны с обрывов. Что там  крутые  места,  когда  подымаешься  в
гору, - а нам до сих пор попадались и такие, упряжка из  двенадцати  мулов
может втащить один фургон на любой склон, если есть где поставить  копыто,
- но спускать их вниз, под гору...
     Конечно, у фургонов были тормоза. Но  на  крутом  склоне  фургон  мог
заскользить, а потом свалиться с обрыва и потянуть за собой  мулов.  Я  не
мог допустить, чтобы подобное случилось хоть однажды. Конечно, мы могли бы
потерять один фургон и шесть мулов, но все-таки продолжать путь.  Но  меня
некому было заменить. А ведь Дора могла и не оказаться  в  одном  со  мной
фургоне. И если бы он сорвался, мои шансы спастись были бы неважными.
     Когда крутизна внушала мне сомнения в том, что фургон можно  удержать
на тормозах, мы принимались за работу. Приходилось прибегать к помощи того
самого - дорогого - каната. Протяну его подальше, раза три  оберну  вокруг
дерева, достаточно крепкого, чтобы выдержать вес фургона, привяжу к задней
оси - и четверо самых сильных мулов: Кен, Дейзи, Бьюла и Белл  -  начинали
медленно  спускать  фургон  вниз  без  возницы.  А  я  удерживал  канат  и
потихоньку  отпускал  его.  Если  местность  позволяла,  на  полпути  вниз
находилась Дора. Сидя верхом на Бетти,  она  передавала  мои  распоряжения
Баку. Но я всегда велел ей держаться в сторонке: если бы канат лопнул,  он
мог бы хлестнуть ее. Поэтому большей частью мы с Баком работали без всякой
связи и делали все неторопливо. Если рядом не оказывалось прочного  дерева
- на мой взгляд, подобное случалось  чаще,  чем  наоборот,  и  приходилось
ждать, пока я что-нибудь изобрету, -  можно  было  обмотать  веревкой  два
дерева потоньше, а затем перекинуть ее на третье или вогнать в скалу якорь
с кольцом и пропустить через него  веревку...  Это  занятие  я  ненавидел,
потому что приходилось удерживать повозку, следуя сразу  за  задней  осью;
кто знает, что было бы с нами, случись мне споткнуться, к  тому  же  потом
приходилось повозиться, чтобы извлечь этот самый якорь: чем прочнее скала,
тем лучше она держит железо, но тем труднее с ним  расстается.  Но  я  был
вынужден это делать - они могли мне еще потребоваться.
     Иногда не было ни  деревьев,  ни  скал.  Однажды  повозку  удерживали
двенадцать мулов, Дора их успокаивала, я спускался возле задней оси, а Бак
направлял. В прерии мы частенько проходили километров тридцать в день.  Но
здесь, в Безнадежном перевале, и в ущелье  за  ним,  в  те  дни,  когда  я
подготавливал дорогу впереди, наш суточный переход равнялся  нулю.  Потом,
когда крутые склоны, где мы спускались на  веревке,  остались  позади,  он
увеличился  до  десяти  километров.  Я  руководствовался  одним  нерушимым
правилом: прежде чем трогаться  с  места,  подготовь  себе  весь  путь  до
следующей остановки.
     Минерва, мы шли настолько медленно, что мой календарь стал  подгонять
меня: свинья опоросилась, а мы еще бродили по горам.
     Не  помню,  чтобы  когда-нибудь  мне  приходилось   принимать   более
ответственное решение, Дора  хорошо  себя  чувствовала,  но  миновала  уже
половина срока ее беременности. Повернуть назад,  как  я  когда-то  обещал
себе, или пробиваться вперед в надежде добраться до  равнины,  прежде  чем
настанет время рожать? Что для нее легче?
     Мне пришлось посоветоваться с женой, но решать-то  все  равно  должен
был я. Ответственность нельзя поделить. Впрочем, я  мог  бы  с  ней  и  не
разговаривать, потому что заранее знал, что она скажет: "Идем вперед".
     Но то была лишь отчаянная храбрость  -  я  же,  в  отличие  от  Доры,
располагал опытом передвижения по бездорожью и по части появления детей на
свет.
     Я вновь принялся изучать  фотокарты,  но  не  выудил  из  них  ничего
нового. Где-то впереди ущелье  переходило  в  широкую  речную  долину.  Но
сколько еще до нее идти? Я не знал, потому что трудно было установить, где
мы находимся. Когда мы двинулись в путь,  я  поставил  одометр  на  правое
заднее колесо переднего фургона и при входе  в  ущелье  установил  его  на
нуль. Прибор работал только день или два, прежде чем разбился  о  какой-то
камень. Я даже не знал, какой путь после перевала мы преодолели и  сколько
нам  еще  предстояло  спускаться.   Животные   и   пожитки   пребывали   в
относительном порядке: мы потеряли  только  двух  мулов.  Красотка  Девица
однажды ночью свалилась с обрыва и сломала ногу, я мог лишь избавить ее от
боли. Я не стал разделывать тушу, потому что у нас было свежее мясо; кроме
того, я не мог сделать этого так, чтобы не  видели  остальные  мулы,  Джон
Ячменное Зерно просто удрал и ночью умер или пал жертвой прыгуна  -  когда
мы его нашли, труп был уже объеден.
     Сдохли три курицы, не повезло и двум поросятам, однако свинья усердно
выкармливала остальных.
     У меня оставалось уже только два запасных колеса. Потеряй я  еще  два
при очередной поломке, придется бросить один фургон.
     Колеса и заставили меня принять решение.
     (Опущено примерно 7000 слов, в которых описываются  трудности  спуска
со склона хребта.)


     Наконец мы вышли на плато и с него увидели раскинувшуюся  перед  нами
долину.
     Минерва,   то   была   прекрасная   долина   -   широкая,    зеленая,
очаровательная... тысячи и тысячи гектаров идеальных  сельскохозяйственных
угодий. Вытекая из ущелья, река смиряла свой норов и лениво извивалась меж
невысоких берегов. Далеко-далеко высился высокий пик,  увенчанный  снежной
шапкой. Снеговая линия позволила мне  оценить  его  высоту  -  около  6000
метров. Мы находились в субтропиках,  и  лишь  очень  высокая  гора  могла
удержать столько снега в такое долгое и жаркое лето.
     Мне показалось, что эту прекрасную гору и зеленую роскошную долину  я
уже где-то видел. Гора напоминала гору Худ в тех краях, где я родился и  в
первый раз стал молодым. Но эту долину, этот увенчанный снегами пик  никто
из людей еще не видел.
     Я приказал Баку остановить колонну.
     - Адора, мы дома. Видишь, вон он, перед нами, в этой долине.
     - Дом, - повторила она. - О мой дорогой!
     - Не хлюпай!
     - Я не хлюпаю, - ответила она, хлюпая носом. - Но  у  меня  скопилось
столько слез, что, когда появится свободная минутка, я пореву всласть.
     - Отлично, дорогая, - согласился я, - когда у  нас  будет  для  этого
время. Давай-ка дадим имя горе. Пусть будет гора Доры.
     Она задумалась.
     - Нет, это неподходящее имя. Пусть будет гора  Надежды.  А  все,  что
внизу, пусть называется Счастливой долиной.
     - Дора-Адора, ты неизлечимо сентиментальна.
     - Поговори мне! - Она прикоснулась к своему большому животу. - Долина
будет Счастливой, потому что именно здесь я намереваюсь  родить  чудесного
голодного звереныша, а гора будет называться горой Надежды просто  потому,
что она действительно гора Надежды.
     Бак стоял у первого фургона и ждал, чтобы ему  объяснили,  почему  мы
остановились.
     - Бак, - сказал я, указывая в сторону долины, - там будет наш дом. Мы
пришли. Это дом, парень. Ферма.
     Бак оглядел долину.
     - О'гей.


     ...во сне, Минерва. Это были не прыгуны - на теле Бака  не  оказалось
следов укусов. Наверное, острая сердечная  недостаточность,  однако  я  не
стал вскрывать его, чтобы удостовериться. Трудяга Бак был стар. Я не хотел
брать его с собой и пытался оставить на пастбище у  Джона  Меджи.  Но  Бак
отказался. Мы были его семьей - Дора, Бьюла и я, - и он хотел идти  вместе
с нами. Я сделал его старшим среди мулов и не заставлял работать, то  есть
никогда не ездил на нем и не  запрягал.  Обязанности  Бака  заключались  в
руководстве мулами, и его терпению и мудрости мы во  многом  обязаны  тем,
что в конце концов пришли в Счастливую долину. Без  него  мы  бы  туда  не
добрались.
     Быть может, он прожил бы еще несколько  лет,  останься  он  тогда  на
пастбище. А может быть, умер бы от одиночества  после  нашего  ухода.  Кто
знает?
     Я даже думать не смел о том,  чтобы  разделать  его.  Боюсь,  у  Доры
случился бы выкидыш, приди я к ней с  этой  идеей.  Глупо  хоронить  мула,
когда прыгуны и непогода скоро позаботятся о его  трупе,  но  я  похоронил
его.
     Чтобы закопать мула, нужна громадная яма, а мы еще  не  спустились  к
мягкой почве на дне долины. Нам еще предстояло до нее дойти.
     Но сначала мне пришлось решить кадровую проблему. Следом за Бьюлой  в
очереди на водопой стоял  Кен,  крепкий  и  сильный  мул,  разговаривавший
достаточно складно. С другой стороны, Бьюла на  всем  пути  помогала  Баку
командовать... но я не помню, чтобы стадом мулов командовала кобыла.
     Минерва, это только для хомо сапиенс не проблема... во всяком  случае
здесь, на Секундусе. Но  если  речь  идет  о  животных,  это  существенно.
Слонами  командует  самка.  Среди  кур  главный  петух,   а   не   курица.
Распоряжаться в стае собак могут как кобель, так  и  сука.  Там,  где  все
определяет пол, человеку лучше не соваться со своими обычаями.
     Я решил посмотреть, справится ли с делом Бьюла, поэтому велел  ей,  в
качестве испытания, выстроить мулов, чтобы запрячь, -  нужно  было  еще  и
отвести их подальше, пока я  буду  хоронить  Бака...  Они  нервничали,  не
находили себе места; смерть старшего расстроила всех. Не  знаю,  как  мулы
воспринимают смерть, но они к ней не безразличны.
     Бьюла моментально принялась за дело, а я тем временем следил за Кеном
- тот безропотно занял свое обычное место возле Дейзи. Когда я запряг  их,
свободной осталась только Бьюла. Итак, мы потеряли уже трех мулов.
     Я объяснил Доре, почему животных нужно отвести подальше. Справится ли
она, если мулами будет распоряжаться Бьюла?  Или  лучше  это  сделать  мне
самому? Тут возникла  вторая  проблема:  Дора  хотела  присутствовать  при
похоронах Бака, более того, она сказала:
     - Вудро, я могу помогать тебе рыть. Бак был моим  другом,  и  ты  это
знаешь.
     - Дора, - ответил я, - беременная женщина вправе позволить себе  все,
что угодно, за исключением того, что может ей повредить.
     - Дорогой мой, я себя прекрасно чувствую, физически  то  есть,  но  я
ужасно расстроилась из-за Бака, потому и хочу помочь.
     - И я тоже считаю, что ты в хорошей форме, только  лучше,  чтобы  так
оно и оставалось. Больше всего ты поможешь мне, если останешься в фургоне.
Недоношенных нам здесь выхаживать негде, а хоронить ребенка вместе с Баком
я не хочу.
     Глаза Доры расширились.
     - Ты думаешь, что такое возможно?
     - Любимая моя, не знаю. На  моей  памяти  бывало,  что  с  беременной
женщиной ничего не случалось, когда она переносила невероятные  трудности.
С другой стороны, я видел, как теряют детей, на мой взгляд, совершенно без
причины. Вот тебе единственное правило, которое мне  известно:  не  рискуй
понапрасну. А этот риск нам не нужен.
     Короче, нам снова удалось поладить, но на  это  ушел  лишний  час.  Я
отцепил второй фургон, расставил забор, поместил четырех коз внутри загона
и оставил Дору в этом фургоне. А потом отогнал первый фургон  на  три  или
четыре сотни метров, распряг мулов и велел Бьюле  следить,  чтобы  они  не
разбрелись. Кену же приказал помогать ей. Оставил им в помощь еще и Фрица,
а Леди Мак взял с собой, чтобы высматривала  прыгунов  и  приглядывала  за
окрестностями. Вообще-то укрыться здесь было негде: ни высокой  травы,  ни
кустов - почти ухоженная лужайка. Но я должен был лезть в яму и не  хотел,
чтобы к нам кто-нибудь сумел подобраться незамеченным.
     - Леди Макбет. Сторожи! Вверх!
     Дора осталась в фургоне.
     Чтобы в последний раз позаботиться о нашем старом друге,  я  потратил
почти весь день. Пришлось сделать перерыв на ленч, несколько раз попить  и
отдышаться в тени фургона. Краткий отдых я делил с Леди Мак и всякий  раз,
подымаясь наверх, позволял ей спуститься вниз. Один раз нам помешали...
     Дело было уже после полудня и я уже почти закончил  рыть  яму,  когда
Леди Мак залаяла. Я  мгновенно  выскочил  из  дыры  с  бластером  в  руке,
рассчитывая увидеть прыгуна. Но это оказался дракон...
     Я не особенно удивился, Минерва: коротко общипанная трава - почти как
газон - свидетельствовала скорее о присутствии дракона, чем горного козла.
Вообще драконы не опасны и могут разве что случайно  затоптать  тебя.  Они
неторопливы, глупы и ограничиваются исключительно растительной  пищей.  О,
конечно, они уродливы, их можно испугаться. Больше  всего  они  похожи  на
шестиногого трицератопса. Но это все. Прыгуны к ним не пристают:  пытаться
прокусить толстую шкуру - пустая  трата  времени.  Я  забрался  к  Доре  в
фургон.
     - Видала такого хоть раз, любимая?
     - Не так близко. Боже, какой он огромный!
     - Крупный экземпляр, это верно. Но скорее всего он уйдет. Не хотелось
бы тратить на него заряд без необходимости.
     Но проклятая зверюга не уходила. Минерва, должно  быть,  дракон  этот
оказался настолько туп, что принял фургон за  даму  своей  породы.  У  них
трудно отличить самца от самки. Но они определенно  разнополы:  дракон  на
драконихе - внушительное зрелище.
     Когда зверь приблизился на сотню метров,  я  выскочил  из-за  забора,
прихватив с собой Леди Мак, - та уже дрожала  от  нетерпения.  Сомневаюсь,
что ей приходилось видеть  такую  зверюгу:  в  тех  краях,  где  находится
"Доллар ребром", их извели задолго до того, как она родилась на свет. Леди
забегала вокруг него, осторожно облаивая издалека.
     Я надеялся, что Леди заставит  дракона  уйти,  но  этот  недоделанный
носорог не обратил на нее никакого внимания.  Он  медленно  брел  прямо  к
фургону, поэтому,  чтобы  добиться  внимания,  я  выстрелил  из  игольного
пистолета примерно туда, где у него должны быть губы. Зверюга остановилась
- наверное, удивилась - и широко  распахнула  рот.  Этого  я  и  ждал:  не
следовало тратить целый заряд, чтобы прожечь бронированную шкуру.  Значит,
так: минимальный разряд бластера прямо в рот дракону - и еще одного нет  в
живых.
     Он постоял несколько секунд и медленно  рухнул.  Я  подозвал  Леди  и
отправился назад, к забору. Дора ждала.
     - Можно я погляжу на него?
     Я посмотрел на солнце.
     - Любимая, я намереваюсь покончить с Баком до темноты, потом придется
привести мулов назад и отъехать подальше. Или ты хочешь, чтобы мы  разбили
лагерь прямо здесь - между могилой и мертвым драконом?
     Дора не настаивала, и я вернулся  к  работе.  Примерно  через  час  я
углубил и расширил яму, достал блок и треногу, обвязал задние ноги Бака  и
потащил.
     Дора вышла со мной.
     - Минуточку, дорогой. - Она похлопала Бака по шее, потом склонилась и
поцеловала его в лоб. - Ну, хорошо, Вудро, давай.
     Я навалился на канат. На какой-то миг мне даже показалось, что фургон
сдвинется с места, несмотря на тормоза. Но с места сдвинулось тело Бака  и
поползло к могиле. Свалив его в яму, я отцепил крюк и немедленно приступил
к делу: за двадцать минут закидал яму, которую выкапывал почти целый день.
     - Подымайся в фургон, Адора. Это все.
     - Лазарус, хотелось бы знать: что говорят в подобных случаях?  Ты  не
знаешь?
     Я подумал. Мне доводилось слыхать с тысячу похоронных  речей,  но  по
большей части они мне  не  нравились.  Поэтому  я  составил  из  них  одну
короткую.
     - Господи Боже, где бы ты ни был,  прошу  тебя,  позаботься  об  этом
хорошем существе. Он все делал, как надо. Аминь.
     (Опущено.)
     ...даже эти первые годы не были для нас очень трудными,  поскольку  в
Счастливой долине росло все и давало по два и по три урожая в год.  Но  ее
следовало бы наименовать долиной Драконов.
     Досаждали  нам  и  прыгуны,  особенно  небольшие,  которые  охотились
стаями. По ту сторону Бастиона о таких не знали. Но проклятые драконы! Они
достали меня по-настоящему. Когда четыре дня подряд тебе вытаптывают  одно
и то же картофельное поле, невольно начинаешь утомляться.
     Прыгунов можно было травить, и я так и делал. Их  можно  было  ловить
ради разнообразия. А можно было просто выложить приманку и, сев возле  нее
ночью, по одному выщелкивать стаю иглами  из  пистолета.  Здесь  все  было
понятно. Мулы тоже скоро научились управляться с прыгунами; по  ночам  они
спали, держась поближе к друг другу, и, как у перепелов или бабуинов, один
всегда был на страже. Каждый раз,  когда  с  их  стороны  доносился  крик,
свидетельствующий о нападении прыгуна, я немедленно просыпался  и  пытался
присоединиться к общей забаве, однако мулы редко оставляли что-либо на мою
долю. Они не только лягали прыгунов, но и без труда обгоняли  их,  добивая
остатки стаи, пытавшейся улизнуть. Жертвами прыгунов пали три мула и шесть
коз, однако понемногу прыгуны стали держаться от нас подальше.
     Но драконы! Чересчур громадные для ловушек, они не обращали  внимания
на отраву - их интересовала только растительность. А того, что один дракон
может наделать на кукурузном поле за одну ночь, не знали даже в  Содоме  и
Гоморре. Луки и стрелы были против них бесполезны, а  игольчатый  пистолет
только щекотал. Пробить толстую  шкуру  можно  было  только  из  бластера,
поставив его на полную мощность; если хотелось сэкономить заряд,  стрелять
следовало в рот, когда удавалось заставить свою жертву распахнуть  его.  В
отличие от прыгунов, они  были  слишком  глупы  и  не  давали  нам  покоя,
невзирая на свои потери. В то первое лето я  убил  более  сотни  драконов,
защищая свой урожай, что для меня означало поражение,  а  для  драконов  -
победу. Кругом стояла жуткая вонь - что можно сделать с такой тушей? - но,
что еще хуже, заряды кончались, а ряды драконов как будто не редели.
     У меня не было источника  энергии.  Река  Бака  здесь  еще  не  имела
сильного течения. Впрочем, в месте нашего поселения было достаточно  воды,
и стоило попытаться поставить водяное колесо, пожертвовав ради этого одним
фургоном. Ветряк, который я взял с собой, до сих пор лежал разобранным  на
все шестеренки, и мне следовало сперва поставить башню и сделать  лопасти.
И до тех пор  пока  я  не  сделаю  этого,  у  меня  не  будет  возможности
перезарядить заряды для бластера. Проблему разрешила Дора. Мы тогда только
приступили к стройке: возвели высокую  сырцовую  стену,  которой  оградили
фургоны, чтобы было куда загонять на ночь коз,  сами  же  спали  в  первом
фургоне вместе с младенцем Заком и  готовили  на  глиняной  датской  печи.
Среди дыма, коз, цыплят и кислых запахов, которые младенцы, сами  того  не
желая, испускают, а также рядом с выгребной ямой, которую,  конечно,  тоже
пришлось устроить внутри загона, вонь  от  разлагавшихся  драконовых  туш,
пожалуй, не была такой уж заметной.
     Мы заканчивали ужин,  Дора  как  всегда  ради  такого  случая  надела
рубины. На небе высыпали звезды и проступали  диски  лун  -  самое  лучшее
время дня, - и, как всегда прерываясь, чтобы выразить восхищение тем,  как
сосет наш первенец, и порадоваться ночному небу, я размышлял  о  том,  где
взять энергию и что бы такое сделать с этими погаными драконами,  черт  бы
их драл.
     Я   успел   отбросить   несколько   простых   способов   производства
электроэнергии. Простых, если находишься  на  цивилизованной  планете  или
хотя бы в местечке,  подобном  Питтсбургу  с  его  углем  и  нарождающейся
металлургией.  Тут  мне  пришлось   воспользоваться   весьма   старомодным
термином:  вместо  того  чтобы  заговорить  о  киловаттах,  мегадинах   на
сантиметр в секунду или тому подобном, я заметил, что хватило бы и  десяти
лошадиных сил - было бы откуда взять.
     Дора  никогда  не  видела  лошадей,  но  знала,  что  они   из   себя
представляют.
     - Дорогой, а десять мулов не подойдут? - спросила она.