логии,
раз ты изучала ее для реювенализации. Но мне правила "Семи часов"
запрещают даже спрашивать твое имя. В итоге мне остается звать тебя "той
высокой блондинкой, в чине старшего техника, которая...
- У меня еще хватит мороженого, чтобы залепить твою физиономию.
- ...разрешила мне называть себя именем Иштар и провела со мной семь
самых счастливых в моей жизни часов". И теперь они близятся к концу, а я
даже не знаю, позволишь ли ты мне сводить тебя завтра в Элизиум.
- Галахад, у меня никогда еще не было такого удивительного кавалера,
как ты. И тебе незачем уходить домой через семь часов. Кстати, Иштар - это
мое официальное имя. Но если ты еще раз упомянешь мой чин во внеслужебной
обстановке, тут же обзаведешься синяком - обещаю.
- Грубиянка. Я трепещу. Но все-таки мне следует уйти вовремя, чтобы
ты могла выспаться перед дежурством. Неужели тебя и в самом деле зовут
Иштар? Неужели я получил пять тузов, когда мы давали друг другу имена?
- Да и нет.
- Это ответ?
- У меня было прежде имя из тех, что приняты в Семье, но я его не
любила. Но вот данное тобой имя настолько восхитило меня, что, пока ты
спал, я обратилась в архивы и приняла новое имя. Теперь я Иштар.
Он уставился на нее.
- Правда?
- Не пугайся, дорогой. Я не стану тебя ловить, даже синяка не
поставлю. Дело в том, что я совершенно не домашний человек. Ты бы
удивился, если бы узнал, как давно у меня в последний раз был мужчина.
Можешь уйти, когда захочешь, - ведь ты обязался пробыть со мной лишь семь
часов. Но это не нужно. Завтрашнее дежурство мы оба пропускаем.
- Да? Почему... Иштар?
- Я позвонила и вызвала на завтра резервную бригаду. Надо было
сделать это пораньше, но ты так увлек меня, дорогой. Завтра старейшине мы
не нужны. Он крепко спит и не заметит, как день пройдет. Но я хочу
присутствовать при его пробуждении, поэтому изменила расписание дежурств и
на следующий день - возможно, нам придется задержаться на работе - все
будет зависеть от того, в каком состоянии он проснется. То есть мне
придется. Я не настаиваю на том, чтобы ты провел со мной две или три
смены.
- Раз ты можешь, значит, и я могу, Иштар. Кстати о твоем чине, о
котором ты запретила упоминать... На самом деле он у тебя еще выше. Так
ведь?
- Если и так - я ничего не подтверждаю. И запрещаю тебе даже думать
об этом. Если ты хочешь работать с этим клиентом.
- Фью! У тебя действительно острый язык. Разве я это заслужил?
- Галахад, дорогой, прости. Когда мы на дежурстве, я хочу, чтобы ты
думал только о клиенте, а не обо мне. Но после работы я Иштар - и ничего
более. У нас не будет другого такого случая. Работа может затянуться и
сделаться в высшей степени утомительной. Поэтому не стоит нам сердиться
друг на друга. Я просто хочу сказать, что у тебя - у нас обоих - до
дежурства еще больше тридцати часов. И если хочешь, я буду рада видеть
тебя здесь все это время. А хочешь - уходи, я улыбнусь тебе и не буду
жаловаться.
- Я говорил уже, что не хочу уходить. Я просто не хотел мешать тебе
спать...
- Не помешаешь.
- Час потребуется, чтобы найти свежий комплект сменной одежды,
одеться, пройти обеззараживание. Надо было бы прихватить все с собой, но я
же не знал...
- О, пусть будет полтора часа, я получила распоряжение. Старейшему не
нравятся защитные скафандры. Он хочет видеть, с кем имеет дело. Значит, мы
должны предусмотреть время на обеззараживание тела: дежурить придется в
обычной одежде.
- Иштар, а это разумно? Ведь мы можем чихнуть на него.
- Ты считаешь, что я распоряжаюсь? Этот приказ, дорогой мой, получен
непосредственно из дворца. Женщинам рекомендуется выглядеть привлекательно
и приодеться получше... придется подумать, какие из моих вещей могут
выдержать стерилизацию. И не думай, что тебе удастся чихнуть. Ты еще
никогда не проходил полное обеззараживание тела. Раздеваться догола не
придется - это оговорено. Когда бригада сделает все, что положено - не
чихнешь, даже если захочешь. Но старейшему об этом говорить нельзя. Он
должен думать, что мы, как пришли с улицы, так и работаем. Никаких
специальных предосторожностей.
- Как я могу ему это сказать? Ведь я не знаю языка, на котором он
разговаривает. У него пунктик насчет наготы?
- Не знаю. Просто довожу до твоего сведения приказ.
Он задумался.
- Вероятно, не пунктик. Все пунктики осложняют жизнь, это
элементарно. Ты говорила мне, что главная задача - вывести его из апатии и
что его скверный норов тебя порадовал, хотя и показался чрезмерным.
- Конечно, порадовал - он все-таки реагирует. Галахад, сейчас не об
этом надо думать. Мне нечего надеть, тебе придется помочь мне.
- Я как раз говорю о том, что тебе надеть. Я полагаю, что идея
принадлежала исполняющему обязанности, а не старейшему.
- Дорогой, я не читаю его мысли - просто исполняю его приказы. Я не
умею одеваться и никогда не умела. Как ты полагаешь, лабораторная униформа
подойдет? Она-то пройдет стерилизацию без всяких сложностей - и я в ней
очень даже ничего.
- А я, Иштар, стараюсь прочесть мысли исполняющего обязанности... по
крайней мере догадаться о его намерениях. Нет, лабораторная униформа не
подойдет. Если ты будешь в ней, станет ясно, что ты не только что пришла с
улицы. Если предположить, что синдром пунктика здесь ни при чем, в данной
ситуации одежда обладает одним лишь преимуществом перед наготой - она
создаст разнообразие. Контраст. Перемену. Поможет стряхнуть с него апатию.
Она поглядела на него задумчиво и с интересом.
- Галахад, до этой самой минуты я по собственному опыту всегда
полагала, что мужчина может разбираться лишь в том, как быстро освободить
женщину от одежды. По-моему, твою кандидатуру следует представить к
повышению.
- Я еще не готов, поскольку работаю в этой области меньше десяти лет.
Не сомневаюсь, что тебе это прекрасно известно. Давай-ка посмотрим твой
гардероб.
- А что ты собираешься надеть, дорогой?
- Это не важно. Старейший - мужчина, и все рассказы и мифы о нем
свидетельствуют, что он сохранил верность той примитивной культуре, в
которой родился. Сексуально не полиморфной.
- Откуда тебе знать? Это выдумки, дорогой.
- Иштар, в любой выдумке есть доля истины, нужно лишь уметь найти ее.
Это догадка, но обоснованная - все-таки в этом вопросе я привык считать
себя знатоком. До реювенализации - пока ты не реювенализировала меня - я
проявлял гораздо большую активность.
- Какую же, дорогой?
- В другой раз. Я просто утверждаю, что моя одежда не имеет значения.
Подойдет и хитон, и куртка с шортами, юбочка-килт. Даже исподнее, которое
носят под изолирующим костюмом. О, я, конечно, надену что-нибудь
веселенькое и буду менять наряды каждое дежурство - но он будет глядеть на
тебя, а не на меня. Поэтому следует выбрать нечто такое, в чем ты ему
понравишься.
- А как об этом узнаешь ты, Галахад?
- Элементарно. Выберем такую одежду, в которой длинноногая блондинка
понравится мне.
Скудость гардероба Иштар удивила его. При всем своем опыте по женской
части ему еще не приходилось встречать женщину настолько лишенную
тщеславия, выражающегося в приобретении платьев. Задумчиво перебирая вещи,
он что-то пробормотал себе под нос, а потом стал напевать куплет песенки.
- Выходит, ты разговариваешь на его "молочном" языке? - спросила
Иштар.
- А? Что? Чьем? Старейшего? Нет, конечно. Но, полагаю, придется
выучить.
- Но ты же пел. Ту песенку, которую он всегда напевает.
- Ах это... "весь ломбар за углом..." У меня хорошая память. Но слов
я не понимаю. А что они значат?
- Не уверена, что в них есть смысл. Пока я таких слов в словаре не
видала. Я думаю, что это какой-то бессвязный стишок - успокаивающий, но
семантически не имеющий смысла.
- С другой стороны, в нем может быть ключ к психике старика. Ты не
пыталась задать вопрос компьютеру?
- Галахад, я не имею доступа к обслуживающему палату компьютеру.
Впрочем, сомневаюсь, чтобы кто-нибудь смог понять старейшего полностью.
Дорогой мой, он примитивен по сути своей - просто живое ископаемое.
- Но мне хотелось бы понять его. Этот язык... Он сложный?
- Очень. Иррациональный, запутанный, настолько перегруженный идиомами
и неоднозначностями, что иногда я ошибаюсь даже в тех словах, которые, как
мне кажется, уже знаю. Я бы хотела иметь твою память.
- Исполняющий обязанности, вроде бы, не испытывал никаких
затруднений.
- Я полагаю, что он обладает особыми способностями к языкам. Но если
ты собираешься начинать - у меня есть ознакомительная программа.
- Договорились! А это что? Вечернее платье?
- Это? Это вообще не одежда. Я купила покрывало на кушетку, а когда
принесла домой, обнаружила, что оно не подходит по цвету.
- Это платье. Встань и не шевелись.
- Только не щекочи!
ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ: I. ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ДЕЛА
Несмотря на то что говорил я старейшему, моему предку Лазарусу Лонгу,
правление Секундусом требует больших усилий. Но лишь в продумывании
политики и оценке трудов подчиненных. Кропотливая работа не для меня - я
предоставляю ее умелым администраторам. Но и тогда проблемы планеты,
заселенной миллиардом людей, вполне способны завалить человека делами -
даже если он намеревается править, затрачивая как можно меньше усилий. А
это значит, следует держать ухо востро и внимательно следить за
подчиненными, - чтобы не проявляли чрезмерной активности. Половину времени
мне приходится тратить на выявление чересчур инициативных чиновников, а
потом еще делать для них невозможным исполнение каких угодно общественных
обязанностей.
И уж после приходится исправлять содеянное ими и их подчиненными.
Я никогда не замечал, чтобы подобные действия приносили какой-либо
вред кому угодно, кроме этих паразитов, которым приходится теперь искать
другие способы избежать голодной смерти (пусть дохнут с голоду - так
лучше, но этого никогда не случается).
Важно вовремя подметить все злокачественные новообразования и удалить
их, пока не разрослись. Чем более искусен исполняющий обязанности, тем
более выдающиеся образчики способен он обнаружить - но на это приходится
тратить много времени. Лесной пожар сумеет заметить всякий, попробуй-ка
унюхать первый дымок.
Поэтому на мою основную работу - обдумывание планов - времени
остается немного. И цель моего правления - творить добро, но удержаться от
зла. Сказать проще, чем сделать. Например, хотя предотвращение вооруженных
революций явно входит в мои обязанности по поддержанию порядка, я давно,
много лет назад, еще не зная слов Лазаруса, усомнился, правильно ли
ссылать потенциальных революционеров. Но симптом, пробудивший во мне
беспокойство, оказался настолько ничтожным, что я заметил его только через
десять лет.
За все эти десять лет на меня не было ни одного покушения.
И к тому времени, когда Лазарус Лонг возвратился умирать на Секундус,
этот тревожный признак не исчезал двадцать лет.
Зловещий знак - это я понял сразу. Если среди более миллиарда
жителей, в обществе удовлетворенном и однородном, за два десятилетия не
обнаруживается ни одного убийцы, это значит, что цивилизация смертельно
больна, невзирая на то что кажется здоровой. Наступила вторая половина
двадцатилетия, и подобным размышлениям я уделял все свободное время и все
время спрашивал себя: а как бы поступил в подобном случае Лазарус Лонг?
В общем, я знал, как он поступал - потому-то и задумал миграцию -
либо чтобы увести с планеты свой народ, либо чтобы убраться с нее самому,
если желающих последовать за мной не обнаружится.
Читателю может показаться, что я искал насильственной смерти в
каком-то мистическом духе, дескать "Король должен умереть". Вовсе нет.
Повсюду и всегда меня окружает незаметная, но надежная охрана, в природу
которой я не буду вдаваться. Впрочем, без всякой опаски могу упомянуть три
главных предосторожности: мой облик публике неизвестен; я почти никогда не
появляюсь на людях; а когда вынужден это делать - обхожусь без помпы.
Ремесло правителя опасно - не может не быть опасным, - но я не собираюсь
погибать. И суть "тревожного симптома" не в том, что я еще жив, а в том,
что нет мертвых убийц. Выходит, меня перестали ненавидеть настолько, что
не желают рисковать. Ужасно. Где же это я подвел их?
Когда клиника Говарда известила меня, что старейший очнулся
(напомнив, что, с его точки зрения, прошла только ночь), я не только
проявил бдительность, но, завершив все неотложные дела и отложив прочие,
немедленно направился в клинику. Меня продезинфицировали... Нашел я его за
кофе, старейший только что кончил завтракать.
Он поглядел на меня и улыбнулся:
- Привет, Айра.
- Доброе утро, дедушка.
Я уже готов был повторить трогательный спектакль, на который он
согласился во время прошлого прощания... но ждал знаков, которые говорят
"да" или "нет", раньше чем открывается рот. Среди Семей подобные обычаи
нередки - однако Лазарус, как всегда, вещь в себе. И я решительно
направился к нему.
Он отвечал, чуть отодвинувшись - если бы я не следил, мог бы не
заметить этого.
- Здесь чужие, сынок.
Я немедленно замолчал.
- Во всяком случае мне они кажутся чужаками, - добавил он. - Я
попытался познакомиться, только у нас выходит "твоя-моя не понимай" в
сопровождении жестов. Однако хорошо, когда рядом с тобой люди, а не эти
зомби... объясняемся. Эй, дорогуша! Поди сюда, будь хорошей девочкой.
Он поманил к себе одного из техников-реювенализаторов; как обычно
дежурили двое, в то утро это были женщина и мужчина. Было приятно, что мой
приказ выполнен - женщина была со вкусом одета. Высокая блондинка, не
лишенная привлекательности для тех, кто ценит высоких женщин (не сказал
бы, что мне такие нравятся, ведь говорят, что твоя женщина должна
помещаться у тебя на коленях... правда, в последнее время на эти занятия у
меня что-то не хватает времени).
Она поплыла вперед и остановилась с улыбкой. На ней что-то там было -
женская мода чересчур скоротечна, чтобы я мог за ней уследить - к тому же
тогда каждая женщина в Новом Риме старалась отличаться от остальных. Но
как бы там ни было, что-то переливчато-голубое подходило к цвету глаз и
облегала тело; общее впечатление было весьма удовлетворительным.
- Айра, это Иштар... Я правильно произнес на сей раз, дорогая?
- Да, старейший.
- А вот тот молодой человек - Галахад, хотите верьте, хотите нет.
Айра, ты знаешь легенды Земли? Если бы он знал, что означает его имя, то
сменил бы его. Это идеальный рыцарь, так ничего и не добившийся. Я пытаюсь
вспомнить, почему лицо Иштар мне знакомо. Дорогая, а вы случайно не были
когда-нибудь моей женой? Спроси ее, Айра, - может быть, она не поняла
меня?
- Нет, старейший, никогда. Без всяких сомнений.
- Она поняла, - подтвердил я.
- Ну значит, то была ее бабушка... Симпатичная была баба, Айра. Но
пыталась убить меня, пришлось с ней расстаться.
Старший техник быстро сказала несколько слов на галактическом. Я
перевел: "Лазарус, она утверждает, что никогда не имела чести быть замужем
за вами ни формально, ни по контракту, но готова к услугам - дело только
за вами".
- Отлично! Соблазнительная... Действительно, вся в бабку. Примерно
восемь-девять столетий назад - запутаешься с этими половинками веков - на
этой самой планете. Спроси, не бабка ли ей Ариэль Барстоу.
Явно польщенная, Иштар разразилась потоком слов на галактическом.
Выслушав ее, я перевел:
- Она утверждает, что Ариэль Барстоу была ее прапрапрабабкой, и
счастлива слышать, что вы подтверждаете родство... а также заявляет, что
сочла бы за великую честь - не только для себя лично, но и для всех
отпрысков и родных, - если бы вы сочли возможным обновить родословную, по
контракту или без него. Конечно, после завершения реювенализации - она не
желает торопить вас. Ну как, Лазарус? Если она уже превысила квоту на
число отпрысков, я охотно предоставлю ей дополнительные права, чтобы ей не
пришлось мигрировать.
- Черта лысого она меня не торопит. И ты тоже. Но она выражалась
вежливо, а потому заслуживает вежливого ответа. Скажи ей, что я польщен и
приму предложение к рассмотрению, но не говори, чтобы "к пятнице была
готова". Короче, не звоните, мы сами позвоним, - но так, чтобы не
расстроилась. Она славная девочка.
Я придал ответу дипломатическую форму. Иштар просияла, сделала
реверанс и отошла. Лазарус проговорил:
- Кати-ка сюда валун, сынок, присядем. - Понизив голос, он добавил. -
Между нами говоря, Айра, не сомневаюсь, что Ариэль разочек надула меня -
но с кем-то из моих же потомков. Значит, эта девица, конечно же, ведет
происхождение от меня, пусть и не по прямой линии. Впрочем, это не важно.
Чего ты явился так рано? Я же сказал - приходи через два часа после
завтрака.
- Я рано встаю, Лазарус. А правда, что вы решились на полный курс?
Она, похоже, не сомневается в этом.
Со встревоженным видом Лазарус сказал:
- Возможно, ответ прост до невозможности, но как знать - получу ли я
назад свои собственные яйца?
- Гонады вашего клона, Лазарус, - ваши собственные гонады; это одна
из основ теории.
- Что ж... посмотрим. Айра, рано вставать плохо - останешься
маленьким и долго не проживешь. Кстати говоря... - Лазарус посмотрел на
стенку. - Спасибо за кнопку. В такое приятное утро она меня не привлекает,
но у мужчины всегда должен быть выбор. Галахад, кофе исполняющему
обязанности, а мне тот пластиковый конверт.
Распоряжения свои дедушка Лазарус подкрепил жестами, но, я думаю,
техник понял его. А может, угадал - реювенализаторы обычно эмпаты - это
необходимость. Техник немедленно подошел к Лазарусу и подал бронеконверт,
потом налил мне кофе - пить я не хотел, но следовало подчиниться
протоколу.
- Айра, - продолжал Лазарус, - вот мое новое завещание. Прочти,
перепиши куда надо и сообщи компьютеру. Я уже одобрил текст и велел машине
ввести завещание в память. Так что теперь лишить тебя наследства мог бы
только адвокат из Филадельфии, но будь здесь любой из них, он, конечно,
справился бы с делом. - Он жестом отослал мужчину-техника. - Хватит кофе,
молодой человек, спасибо. Садись. И ты садись, дорогуша Иштар. Айра, а кто
эти молодые люди? Медицинские сестры? Подчиненные? Слуги? Или еще
кто-нибудь. Они трясутся надо мной, как курица над единственным цыпленком.
Я всегда старался ограничиваться минимумом услуг посторонних. Мне нужно от
них только общение... человеческая компания.
Я не мог ответить, прежде не наведя справок. Зачем мне знать, как
организована реювенализациоиная клиника? К тому же она является частным
предприятием и попечителям не подчиняется. Кстати, директор весьма сожалел
о моем вмешательстве в дело старейшего. Поэтому я старался по возможности
не вмешиваться, пока мои приказы исполнялись.
И я на галактическом спросил у женщины-техника:
- Каково ваше служебное положение, мэм? Старейший интересуется... Он
говорит, что вы ведете себя, словно слуги.
- Услужить ему любым образом - радость для нас, сэр, - невозмутимо
ответила она