йна была ведома? Или Роман мой непутевый разве бы промышлял своим дурным ремеслом? Да по нынешним временам мы, этой тайной владея, пол-России могли бы скупить.
     - Верно, могли. А как, говоришь, бабку твою звали?
     - Гамаюнова Марья Гавриловна. Отец всегда говорил, что фамилия у нее была подходящая для этих дел. А ему-то в детдоме простенькое прозвание дали - Кусков. Потому что он куски хлеба под подушкой прятал.
     - Гамаюнова, - повторил Колодин и, помолчав, усмехнулся. - Хитрые, как я посмотрю, вы все, колдовское племя. Может, ты мне байки рассказываешь? А у самой бриллиантов полный сундук?
     - Да не знаю я того заклинания. Чтобы никогда мне не напиться пустосвятовской воды.
     - Ну и черт с ними, с бриллиантами! Плевать! У меня у самого денег хватает! Только что из того? В моей беде от денег никакого толка! Эх, если бы помогла ты мне, Марья Севастьяновна! - воскликнул Игорь с искренним отчаянием в голосе.
     - Так я ж тебе ожерелье сделала, это разве не помощь?
     - Мало этого. У меня враг есть. Смертный. Тоже ожерелье носит. Он моим другом прикинулся, к невесте моей прокрался и изнасиловал.
     - Мерзавец!
     - Его ожерелье неуязвимым делает, и никак мне с ним не посчитаться. Алексей Стеновский его имя. Может, слышала, он одно время в Темногорске жил.
     - Стеновский... Имя какое-то знакомое.
     - Он отца своего недавно убил, - подсказал Игорь.
     - Давай я тебе меч сделаю. Меч - это я запросто. Сейчас прямо и могу. Трехдневный. Дольше и не бывает.
     - Меч? Какой меч? Да на кой мне черт твой меч?
     - Водяной. Разит не хуже стального. Три дня будет меч. А к исходу третьего дня с закатом расплавится.
     - Ну и к чему мне этот меч сдался? Я что, рубиться с врагами пойду?
     - Меч тот может водную нить перерубить. Ничто не может, ни одна сталь, а водяной меч может. А коли ты на человеке водную нить перерубишь, то он навеки твоим рабом сделается. И умрет вместе с тобой. То есть, конечно, может и раньше помереть, но никак не позже. Навек ваши жизни будут связаны. Потому как у вас будет одно ожерелье на двоих. Так ты со своим врагом сладишь и за девушку свою отомстишь.
     - Это уже интересно, - засмеялся Игорь. - А тебе, бабуля, цены нет. И бриллиантов никаких не надо - твои знания дороже стоят. - Он знал, как подольститься. Гамаюнову когда-то льстил и Лешке Стеновскому. А прежде и позже них - то есть всю жизнь - отцу.
     - Насмешил, милый, - махнула рукой Марья Севастьяновна. - Кто ж у нас на Руси знания-то ценит? Их в сундук разве что складывать да замок навешивать, а более ни для чего они не пригодны. Вот отец мой кем был? Канавы для осушения рыл. Повелитель водной стихии, а с Водой-царицей воевал. Смех, да и только... А я? Книжки глупые в библиотеке тасовала. А Роман мой непутевый? - Она презрительно махнула рукой.
     - Слушай, Марья Севастьяновна, сколько ты за водный меч возьмешь?
     - Три сотни, не меньше, - веско проговорила старуха и тут же поняла, что продешевила. - Пятьсот.
     - Идет, - не торгуясь, согласился Колодин.
     Остряков за дверью маялся, дожидаясь, когда же кончится великая ворожба и можно будет вернуться назад в комнату. Только не в его обычае было сидеть тихохонько, не имея доступа к информации. Игорь Колодин - он, конечно, умный малый, но ведь не догадался, что по дороге сюда Остряков и для себя у занятной старухи малость колдовства испросил. Так, по мелочи, и ценой всего полтинник. Но ценная крохотулечка вышла. По капле заговоренной воды пустосвятовской в каждое ухо. Поначалу неприятно - постоянно что-то шуршит в ухе, как будто мир с тобой через испорченный динамик разговаривает. Но зато как слышно! Каждое словечко отчетливо через любую стену, будто его произнесли в двух шагах. И сейчас, сидя со скучающим видом на стуле, Остряков прислушивался. Говорили о важном. О даруемой водным ожерельем силе, потом о бриллиантах заговоренных, сделанных с помощью воды. Но так, что неотличимы они от настоящих, если сильное заклятие на них наложить. Услышав такое, Остряков едва не подпрыгнул на стуле - сразу же вспомнился ему сейф в подвале Сазонова и бутыли с водой. И вода эта растекалась по полу, оставляя влажные пятна - и ничего кроме. А ведь достаточно было только слова Гамаюнова, и засверкали бы перед ними тысячи бриллиантов. Бог мой - какое вранье! Не было у Сазонова никаких денег. Идея была, а денег не было. Все фикция, мираж, Сазонов только изображал из себя мецената, а всем распоряжался Гамаюнов. Вот откуда пошли эти слухи о драгоценных коллекциях, которые якобы вывезли с Родины предки Сазонова и которые он теперь распродает ради нужд фонда. Какая досада: спустя столько лет узнать истину! Остряков был так поражен этим открытием, что упустил, о чем же дальше шла речь за стеной, и пришел в себя только тогда, когда услышал слово "меч". Но больше в тот момент он ничего не смог разобрать, потому что в эту минуту из апартаментов Игоря выскочил Тимофей и рысью побежал куда-то - слышно было, как он возится где-то на кухне, потом понесся назад - и с чем же? С оцинкованным корытом в руках! Странно было, что такая заваль отыскал
ась в роскошной квартире Колодиных. Когда Тимофей скрылся в комнате со своей добычей, Остряков вновь навострил волшебные свои ушки. То, что он услышал, повергло его в изумление: Колодин со старухой обсуждал особенности мечей.
     - Мне нужен кривой китайский меч... - назидательно говорил Игорь. - Точно такой, как на этой картинке. Сможешь?
     - Мне все равно, - отвечала старуха. - Форма не имеет значения, а стихии всюду равны - что на Востоке, что на Западе. А мы с тобой, мой мальчик, и не Восток, и не Запад. У нас - пограничье. А у пограничья свои законы. То есть любые сгодятся.
     Послышалось журчание воды. И шепот старухи, но настолько тихий, что ни единого словечка, как ни старался, мистер Шарп разобрать не мог.
     "Моются они там, что ли?" - изумился Остряков.
     А потом раздался мелодичный звон - будто разом зазвенела сотня крошечным серебряных колокольчиков - и что-то тяжелое грохнулось на пол.
     - Отлично! - послышался возглас Игоря Колодина. И следом - истошный визг. Остряков испуганно ойкнул и отпрыгнул подальше от стены. Уши ему враз заложило от этого визга. Сомнений не было - кричала старуха, будто резали ее там, в комнате, но резали медленно, изуверски. Остряков, стуча зубами, попятился к двери. Дернул ее, хотел выскочить в переднюю, но охранник тут же возник на пороге, толкнул его назад, в холл, и буркнул: "Велено сидеть". Дверь вновь захлопнулась. А визг все несся из комнаты, постепенно затихая, сменяясь предсмертным хрипом.
     "Так ведь он и меня, как и ее", - пронеслось в мозгу. Старуху замочил. А потом и Острякова, как свидетеля...
     Ноги тут же сделались мягкими, как тесто, и Остряков осел на пол. Хотел помолиться. Губы шевельнулись, просипели невнятное. Рука, поднесенная ко лбу, дернулась и застыла, потом нетвердо скользнула вниз и, заплутав, почему-то клюнула в крестном знамении сначала левое плечо, а потом правое, хотя крещен Остряков был в православной вере. А правая штанина сделалась нестерпимо горячей, а потом стала противно липнуть к телу и холодить.
     "Я же обмочился..." - сообразил Остряков и захихикал.
     Происшествие получилось какое-то невыносимо унизительное. Детское. Стыд слегка притупил страх. Мысль о том, что Колодин сейчас выйдет и увидит его сидящим в луже, затмила все остальные. Остряков вскочил, подбежал к стулу и сел, всем своим видом показывая, что к луже не полу он не имеет ни малейшего отношения.
     И тут старуха выскочила из комнаты Игоря. Живая. Но в каком виде: платка на ней не было, волосы растрепаны, глаза выпучены, а на тощей жилистой шее - кровавая ссадина. Ожерелье плетеное с серебряной ниточкой, какое она прежде носила, исчезло.
     - Убил! Убил! - завыла старуха, кидаясь к Острякову.
     Ее так трясло, что Остряков испугался - не окочурилась бы старая у него на руках. Игорь вышел в холл следом.
     - Ничего страшного с вами, Марья Севастьяновна не произошло. Уж, не думаете ли вы меня пережить, коли так испугались?
     - Силушки моей лишил - навек лишил, проклятый! Как же я теперь колдовать-то буду? Мое же слово теперь ничто - пустота. Ой, беда мне, беда! Вода-царица, одно мне осталось - помереть!
     Старуха опустилась на пол и принялась рвать на себе волосы. Белые невесомые нити разлетелись по всему холлу.
     - Как-то нехорошо вышло, - пробормотал Остряков, морщась.
     - И только-то? - засмеялся Игорь. - А ты не боишься, мистер Шарп, что наш общий друг Стен убьет тебя на месте?
     - За что? - искренне удивился Остряков.
     - За то, что ты его предал, дорогой.
     - Я не предавал! - запротестовал мистер Шарп. - Просто я полагаю, что в споре ни одна сторона не бывает права, и потому я не могу утверждать, что правда именно за Лешкой или за тобой. И выход из данной ситуации лишь один - поступать непредвзято и судить объективно. И о предательстве тут речь не идет.
     - И Стеновскому ты то же самое говорил?
     - Разумеется.
     - И в чем же не прав наш дорогой Стен?
     - Во многом. Его проект был чистой фикцией и обречен на провал с самого начала.
     - А ты трезво мыслишь, мистер Шарп. А чем же я тебе не угодил?
     - Вы с папашей... ну, тех ребят ведь убили... И охрану. И Сазонова.
     - Мы никого не убивали, - улыбнулся Игорь. - Так и можешь передать своему обожаемому Алексею. Да, с девчонкой его я трахался, потому как она сама меня к себе зазвала и в постель затащила, а более я перед Алексеем ни в чем не виноват. А в гибели тех ребят виноват прежде всего Гамаюнов. Его глупость - всему первопричина.
     Остряков скривился - Игорю Колодину он не верил, но спорить боялся.
     - Так что получается, что опять-таки виноват не я, - продолжал Игорь. - Надо мыслить трезво и не отравлять свой мозг ядовитыми фантазиями. Так ведь?
     Остряков кивнул. А Колодин торжествующе рассмеялся. Он был в хорошем настроении и потому милостиво похлопал старого приятеля по плечу.
     - Ну что ж, мистер Шарп, ты выдержал испытание. Можешь и дальше мне служить. Сейчас возьмешь госпожу Воробьеву и отвезешь ее домой, а то она немного расстроена. Встреча была слишком эмоциональной. Я тоже человек эмоциональный. Я ее понимаю.
     Не было нужды повторять приказ дважды - Остряков тут же ухватил старуху под руку и потащил из апартаментов Колодиных. В этот раз его пропустили беспрепятственно. А Игорь вернулся к себе и взял в руки удивительный, сверкающий голубым светом меч. Изогнутый клинок был не из стали - просвечивал. Сквозь него можно было смотреть как сквозь стекло, а тонкий белый узор, похожий на морозные арабески на стекле, извиваясь, превращался в чешуйчатого китайского дракона с разинутой пастью, длинным змеистым телом и растопыренными лапками. Говорят, китайские драконы добрые и приносят счастье.
     Остряков загрузил старуху в свой "форд эскорт". То и дело он оглядывался, не веря, что Колодин мог его отпустить восвояси. Что-то тут не так, какой-то подвох. И это после того, как Остряков сознался, что работает на два лагеря. Или Колодин так уверен в его преданности, основанной на страхе? К тому же завтра или послезавтра уже не останется выбора "или-или" и можно будет работать только на Игорька-умницу. И будут они вдвоем составлять удивительные партии не придуманных еще игр. Остряков в таких делах - человек незаменимый. Он такие фокусы соорудит - чертяка ноги сломит. Мистер Шарп самодовольно хмыкнул - будто Колодин лично его только что похвалил, а не он сам придумал этот внутренний монолог.
     - Куда ты меня везешь? - спросила Марья Севастьяновна.
     - Домой, в Пустосвятово, куда же еще? Старуха отрицательно мотнула головой, и белые космы качнулись из стороны в сторону.
     - Не пойдет. Я туда воротиться никак не могу без своего дара. Меня же соседки со свету сживут, как прознают.
     - Может, никто не узнает, - предположил Остряков.
     - Узнают. Послезавтра я Кате обещала бородавки свести за десяток яиц. А теперь что же будет? Бородавки не сойдут - и позор на мою старую голову. Нет уж, вези меня в Темногорск, к сыну. Дом у него там, пусть укроет на время, а там поглядим. Может, помру и позора своего не увижу.
     Старуха неожиданно принялась расстегивать драное пальтецо и фланелевую кофту. Роман не сразу понял, что происходит, пока из-под латаной трикотажной сорочки не извлечена была отвисшая белая грудь, пронизанная голубой сеткой вен. При этом глаза у старухи были абсолютно пустые, а взгляд устремлен прямо перед собой.
     - Эй, мамаша, никак соблазнить меня вздумала, - хихикнул Остряков, но старуха никак не отозвалась на его шуточку. Скорее всего, она его просто не слышала.
     Ей кто-то приказывал проделывать эти унизительные телодвижения. И она, не в силах противиться, повиновалась.
     "Игорь..." - догадался Остряков, и ему сделалось тошно.
     - Ах, щенок, что выделывает, а? - прошептала Марья Севастьяновна, очнувшись, и спешно завозилась, приводя одежду в порядок.
     - Вашего сына Романом зовут? - кашлянув, спросил Остряков.
     - Ну да, Романом. Он себе еще кличку такую странную придумал - господин Вернон.
     - Так его нет сейчас в Темногорске, - сказал Остряков.
     - Как нет? Откуда ты знаешь? Ты его видел? Остряков кивнул:
     - Он где-то здесь, недалеко от Питера, вместе со Стеновским.
     Старуха тихо охнула.
     - Что ж, выходит, я меч против Ромки делала? Против мальчика моего? - Вся ее нарочитая неприязнь к сыну разом слетела.
     - Нет, нет, что вы, - запротестовал Остряков. - Меч против Алексея Стеновского. Колодин его все время хотел обойти. Постоянно доказывал, что он ничуть не хуже. Он какой меч заказал? Китайский. Все сходится. Стен много лет занимался восточными единоборствами.
     Вот Гарри и хочет с ним его же оружием разделаться. Ясно?
     Старуха не ответила, она смотрела в одну точку, и губы ее беззвучно шевелились. Поначалу Острякову показалось, что Колодин вновь подчинил себе ее разум, но ошибся. Старуха очнулась. Глянула на него своими колючими глазами и сказала хриплым, каркающим голосом, в котором слышался какой-то дикий злой смех:
     - Ладно, дружок, поехали в Пустосвятово. Я хоть и старая, да из ума не выжила, вас, молодых, обхитрить сумею.

Глава 16

БЕЛОВОДЬЕ В ОСАДЕ

     Хорошо жить в собачьей будке, да не в переносном смысле, а в самом прямом, как вы думаете? Глаша думала, что плохо. Напялив на голову зимнюю мохнатую шапку и завязав ее так, чтобы наружу торчал только нос, который она густо измазала сажей, Глаша могла из будки высунуться только до половины - старая вывернутая искусственным мехом наружу крутка напоминала свалявшуюся собачью шерсть. А вот то, что ниже талии - солидный Глашкин зад, и распухшие от долгого пребывая в воде ноги за собачьи не принял бы даже деревенский дурачок Кузя. Впрочем, дурачков в Пустосвятове хватало. В каждом десятом доме обитал какой-нибудь пучеглазый косоглазый уродец, пускающий слюни и немилосердно коверкающий слова. Родились они все в один год, когда Романов дед Севастьян, по природе колдун, а по должности - осушитель болот, то бишь мелиоратор, извел знаменитое клюквенное болото Ржавая топь. В тот год и народились у пустосвятовских баб уродцы. Ни одного нормального - все юродивые мужского и женского пола. И в январе рождались, и в мае, и даже к исходу года - в декабре. А с января Севастьян ту мерзкую работу кинул и стал жить отшельником. И пошел к водяному мириться. Ржавую топь, разумеется, не вернешь, там нынче заросшие осокой и лебедой поля, а вот уродцы рождаться перестали. Случилось это за три года до появления Романа на свет.
     Глашка всю эту историю, разумеется, не знала. Глашке ее собственной истории хватило - она заднюю стенку будки по досочкам разобрала и себе укрытие для тела среди бревен сладила. Утром на нее цепь собственный сын надел и прошептал:
     - Мамочка, никто не узнает, что ты снова с нами живешь.
     И после обеда он ей кусочек вкусненького, от бабки утаенного вынес.
     А вот дочка ее возвращению не обрадовалась - боялась, что пронюхают соседи - кто это у них во дворе в собачьей будке живет - и на смех подымут. Девчонке уже чудилось, как дети бегают следом и кричат:
     - Валька, мамка-то твоя собака! А ты и сама, выходит, сучка, эй, где твой хвост, где лапы? Покажь! Может, ты уже шерстью прорастать стала.
     Потому Валюша мимо будки целый день проходила с таким видом, будто там по-прежнему никого не было, - головенку кверху и отвернувшись. Глаша не сердилась - как можно на собственное дитя сердиться? Но обидно ей было. И она даже поплакала немного.
     Одно Глаше не ясно - догадалась бабка, то есть ее родная мать, кто у них на дворе в собачьей будке поселился ночью? Бабка на Глашу, нарядившуюся собакой, внимания не обращала целый день. Однако принесла жидкий супчик и в него хлеба накрошила. Глаша суп выпила: суп - он почти что вода. А вода ей необходима. А вот хлеб из миски прибежал выбрать соседский пес Борька - и за то Глашу лаем предупреждал, если какой незнакомец на их улицу заворачивал. Только, кому же к нищим сироткам в дом ходить? Однако нашелся гость незваный. Вечером забрался пьянчужка - решил кур из сарая утащить. Но Глаша вмиг услышала, как он крадется. После утопления больше не спала, все ночи напролет глаза таращила. Выскочила Глаша из будки. На ворюгу поганого кинулась и давай щекотать. Едва до смерти не защекотала. Уже мужик заходиться стал - вот-вот концы отдаст, - да сумел вырваться. Удрал поганый, себя не помня.
     А потом всю ночь тихо было. Уже светать начинало. Скоро и бабка поднимется, пойдет кур кормить. И тут Глашке показалось, что зовет ее кто-то. Раз кликнул, другой...
     Она из будки выскочила, цепь с себя сняла, подбежала к калитке. У забора стояла старуха Марья Севастьяновна Воробьева, сама на себя не похожая, без платка, с растрепанными волосами.
     - Ты что, в собачьей будке так и собираешься жить? - язвительно спросила старуха.
     - Роман приказал.
     - Мало ли что он приказал. А я приказываю - беги, спасай его. Беда Ромке грозит нешуточная! А не то в самом деле собачья жизнь для тебя настанет. Беги, скорее! - Глашка уже калиточку открыла и хотела припустить по улице, но старуха ее остановила: - Стой, дуреха! Кольцо Ромке отдай. И скажи, что у кольца этого есть одно свойство, которое Ромка не ведает.
     - Какое свойство?
     - А вот такое... - И старуха торопливо принялась шептать на ухо утопленнице. - Поняла? Все поняла?
     - Угу...
     - Так беги! Беги скорее! Потому как если Ромка умрет, и мне жить не надобно!
     Весь день моросил вызванный Романом дождь. Удобный для прощупывания местности, дождь старательно вымочил весь сухостой в очерченном круге. Крыша в нескольких местах текла, а в окно, даже заделанное полиэтиленом, все равно дул ветер. Самодельная печка плевалась дымом так, что в сарае нечем было дышать, дрова гореть никак не желали. Тепла от печки было чуть, и оно тут же улетучивалось сквозь щели. Так что существование в мнимом Беловодье было довольно убогое.
     "Надеюсь, в настоящем городе мечты быт налажен лучше", - усмехнулся про себя Роман, выбираясь наружу из неуютного их убежища.
     Дыма он терпеть не мог почти так же сильно, как и огня. Интересно, сколько времени придется им сидеть взаперти, ночуя на ложе из еловых веток, питаясь концентратами, разогретыми на примусе? При этом им надо не только отсидеться, но и убедить господина Коло-дина, что перед ним истинное Беловодье. Оставалось одно - ждать. Свой ход они уже сделали. Сейчас была очередь Степана Максимовича. Роман надеялся, что на два-три хода вперед он просчитал. Надеялся - да. Но уверен не был. Все планы и расчеты были весьма шатки прежде всего потому, что никто из них толком не знал, какими ресурсами на самом деле обладает Коло-дин, сколько может выставить людей и кого из власть имущих успел купить. Поначалу они полагали, что Колодин приведет человек двадцать, вооруженных до зубов, и после небольшой перестрелки можно будет сматываться, оставив победителям в добычу руины так называемого Белово