ока она ковыляла в ванную комнату. Наскоро помылась под душем. Закутавшись в полотенце, вернулась в комнату. У нее дрожали руки, когда она доставала из письменного стола лист бумаги.
     "Стен, дорогой... - Она плохо разбирала сама, что пишет, на бумаге появились откуда-то розоватые пятна. - Стен, я встретила Игоря... он странный. Он - маньяк. Он - убийца. И он хочет тебя убить. Стен, береги себя!" У нее был только почтовый ящик, куда можно было отправлять письма в Германию. Но она надеялась, что письмо успеет дойти.
     Как она доехала до главпочтамта - помнила весьма смутно. Когда вышла из автобуса - едва успела добежать до ближайшей урны - ее вырвало. Но письмо она отправила в тот же день.
     Через два дня она отправила еще одно письмо. Потом через неделю - новое. Ответов от Алексея не было. И то письмо, что передал ей Игорь и которое она не успела прочесть, исчезло из сумочки.
     А спустя месяц, вернее, чуть больше, вечером в новостях появился диктор в дорогом костюме и заговорил наигранно взволнованным голосом:
     - Страшная и загадочная трагедия произошла в эту ночь в частном особняке потомка русских эмигрантов Сазонова. Сазонов был известен как глава крупной советско-германской фирмы "Диамант". В эту ночь Сазонов был убит в собственном доме вместе со своими домашними и охраной. Еще двенадцать трупов найдены недалеко от загородного домика адвоката Сазонова.
     И тут камера показала крупным планом одного из убитых. Он лежал на спине, в груди у него чернело два отверстия. На щеке - тоже кровь. Мертвый, почему-то полностью раздетый в ярко-зеленой траве - камера наезжала, все крупнее становился план. Можно различить глаза, волосы... Да это же Стен!
     Лена смотрела на экран и не могла вздохнуть.
     На экране вновь появился комментатор. Он что-то говорил - она слышала, но не понимала - что. Запомнила лишь, что он почему-то упомянул Вальпургиеву ночь.
     В конце репортажа он профессионально вздохнул. Вместо нее.
     - Подождите! - крикнула Лена и рванулась к экрану, будто надеялась удержать исчезнувшее изображение. - Это же Стен!
     Она прижалась к выпуклой поверхности кинескопа и не могла сдвинуться с места. Где-то в животе у нее образовалась пропасть, и туда падало и падало, заходясь ударами, сердце и никак не могло упасть.
     Внезапно Лена вскочила, схватила Лешкину фотографию, бросилась на кровать и прижала фото к груди. Боль становилась все сильнее и сильнее. Она расстегнула блузку и запихала фотографию под белье, к самому сердцу: пусть он слышит, как оно часто-часто бьется. Она стискивала фотографию, как никогда прежде не обнимала живого Алексея. Она металась по кровати и повторяла одно-единственное: "Ой, Лешенька, ой, миленький, как я тебя любила! Ой, мамочка, что делать-то! Что делать..."
     А тут как раз случились октябрьские события 93-го, когда по Белому дому, нашему Белому дому, за который в 91-м сотни и тысячи готовы были умереть, лупили из танков, и он горел и, покрываясь копотью, чернел на глазах у миллионов в прямом эфире. И никакого символа не стало, а появилось вскоре еще одно чиновничье гнездо. Так что странный случай на германской земле никто наверняка и не помнит уже... Никто, кроме Лены.
     Уже весной она получила письмо. Конверт был длинный, из плотной белой бумаги, не такой, какие присылал Стен. Развернув письмо, она прочла:
     "С прискорбием сообщаем Вам, что Алексей Александрович Стеновский погиб в результате несчастного случая 30 сентября 1993 года. Приносим Вам свои соболезнования. Профессор Н. К. Гамаюнов".
     Что ей оставалось после этого? Работать и читать вечерами книжки. И слушать чужие мысли, которые поражали своей убогостью. Или трахаться с кем-то, кого она не могла полюбить.
     Однажды вечером к ней зашел Ник Веселков - просто так, поговорить о том о сем. И остался. Он как-то необыкновенно возвышенно красиво говорил. И даже думал. Поначалу ей нравились его мысли. Ей даже казалось, что Ник чем-то похож на Алексея. А потом...
     О Боже! Зачем ей этот проклятущий дар?!
     Да, сегодня вечер воспоминаний удался на славу. В этом году исполнилось одиннадцать лет, как они в последний раз виделись со Стеном. Одиннадцать лет. Неужели? Даже не верится. Лена подошла к зеркалу и придирчиво оглядела себя. Интересно, здорово она изменилась за эти годы? Не очень. Но все же... Лена вытащила альбом со школьными фотографиями и принялась сравнивать. Нет, пожалуй, сейчас она выглядит интереснее - изменился овал лица, детская округлость щек, которая ее всегда раздражала, исчезла... Теперь на лице слегка выдавались высокие скулы, нос сделался чуточку тоньше, глаза больше. А модная стрижка придавала ее внешности нечто французское - так казалось самой Лене. Челка скрывала тонкий шрам, похожий на продольную морщину, - пришлось делать косметическую операцию.
     Она сбросила халат и повернулась перед зеркалом нагая. Ах, черт возьми, какая фигура: ни капли жира, ни отвислых складок, семнадцать лет, да и только. Но некому это оценить.
     Она включила музыку. В детстве она обожала танцевать перед зеркалом, напялив на себя мамашины тряпки. Раз сегодня вечер детских воспоминаний, почему бы для полной достоверности не предаться и детским забавам? Она вытащила из шкафа алую полупрозрачную комбинацию, черные чулки, повязала на голову пестрый шарф. Очень сексуальный получился танец. Она кружилась, посылая неведомо кому воздушные поцелуи.
     Звонок в дверь застал ее во время очередного па.
     "Никак мамулька, - подумала Ленка, накидывая на плечи халат. - Вечно является, когда ее не ждешь".
     - Кто там? - спросила Лена, уверенная, что это мать, и уже начала открывать замки.
     - Это я, - отозвался показавшийся смутно знакомым мужской голос.
     - Кто "я"? - передразнила она, слегка перетрухнув.
     - Я, Алексей. Стен.
     Теперь она узнала его голос - да, очень похож, хотя и сделался немного ниже за эти годы. Но он же умер!
     Пять лет как его нет... Или?.. Еще не смея поверить, она отворила дверь. Лешка стоял на площадке. Лешка, почти не изменившийся за эти десять лет. Такие люди до старости сохраняют в облике что-то мальчишеское. Наверное, она должна была несказанно обрадоваться его появлению. Но нестерпимая обида заглушила в ее душе все чувства.
     - А зачем ты, собственно, явился? Надоело притворяться трупом? - У нее противно дрожал голос, но она не могла ничего с собой поделать. - А может, я замуж вышла!
     Стен отрицательно покачал головой:
     - Не притворяйся. Я знаю: ты одна.
     Откуда - хотела спросить, но не спросила. Знает - и все. Как знал когда-то, что надо разбрасывать листовки.
     - Все-таки ты сволочь.
     Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. На скулах у Стена ходили желваки. Он всегда был обидчив до чертиков. Сейчас повернется и уйдет.
     - Ладно, заходи. Будем надеяться, что все эти годы тебя мучила совесть.
     - Я не один, - признался он. - Со мной мои друзья. К тому же должен предупредить - давать нам приют опасно.
     - С тобой всегда опасно. Хватит ломаться, - перебила она, - заходите.
     Тогда из лестничного полумрака выступил странный человек с черными, торчащими космами волосами и улыбнулся ей обещающей дерзкой улыбкой. Она задержала взгляд на его лице чуть дольше, чем следовало.
     - Роман, - представился он, протягивая ей узкую твердую ладонь.
     Потом из-за его плеча высунулся мальчишка лет двенадцати со светлыми растрепанными волосами.
     - Это мой брат Юл, - сказал Алексей.
     - Не слишком ли вас много?
     От гостей сильно несло гарью. Откуда они явились? Прямиком из ада? Очень может быть. Алексея с его непомерной гордыней вряд ли будут привечать в раю.
     - Мы заплатим за постой, - предупредил Стен.
     - А я дорого беру, причем с каждого, - предупредила она и шепнула на ухо Алексею: - Особенно с тебя.

Глава 7

МЕТАМОРФОЗЫ

     Прибывшие вместе со Стеновским гости оккупировали гостиную. Роман улегся на бывшем диване родителей, Юл - на кресле. Странная компания, особенно Роман. Когда Лена будто невзначай дотронулась до его руки, тот поспешно отстранился, не дав ей прочитать ни одной, даже самой кратенькой мысли.
     - Осторожно, девочка, со мной такие фокусы не проходят, - шепнул он, уже сам беря ее за руку своими тонкими, но необыкновенными сильными пальцами.
     То, что он думал, она не слышала. Но была уверена, что ее собственные мысли этот тип прочел до самой последней запятой (если в мыслях, конечно, соблюдаются знаки препинания).
     - Не нравится, когда подслушивают, детка? - поинтересовался Роман, отпуская ее руку.
     Потом, смилостивившись, наклонился к самому ее уху, шепнул:
     - Не обижайся. Я же помню, что мы у тебя в гостях. Чего ты хочешь? Могу помочь. - Он усмехнулся, обнажая свои ослепительно белые зубы. Нелепый вопрос, ведь он знал ее мысли все до одной.
     - Ничего не хочу. - Она отшатнулась. Ощутила себя жалкой, раздетой, беспомощной...
     - А зря, - рассмеялся Роман. - То, о чем ты думала, - вполне в моей власти.
     - Ничего не хочу, - повторила Лена упрямо.
     Наверное, надо было согласиться, но что-то останавливало ее. То странное упрямство, которое когда-то не позволило принять предложение Алексея и уехать с ним.
     Итак, Роман с Юлом спали в гостиной. Они же со Стеном сидели в ее комнате на диване, попивая "Алазанскую долину" и закусывая шоколадными конфетами.
     Боже, как жизнь однообразна. Она все время разыгрывает один и тот же сюжет в одних и тех же декорациях. Ей даже почудилось, что это та же самая бутылка, что и много лет назад. То есть вино - другое, налитое в ту же самую бутылку. Ленка отставила фужер и принялась в упор разглядывать Алексея. Нет, конечно же, она ошиблась. Он изменился. И даже очень. Изменилось само выражение лица. Нельзя сказать, чтобы теперь он ей меньше нравился. Скорее, наоборот. Но что-то в нем появилось такое... Лена не могла отыскать подходящего слова. Чужое, что ли. Сейчас она бы не посмела в него влюбиться. Он был слишком от нее далек.
     - Почему ты не написал мне? Я думала, что ты погиб.
     - Я не мог.
     Почему? Нет, она не спросила вслух, она молчала, ожидая, когда он расскажет.
     - Я и теперь не имею права говорить ни о чем... - Алексей запнулся. - Только одно: когда стало известно, что я жив, они убили моего отца, чтобы устроить из похорон мне ловушку. Роман меня вытащил.
     - Кто это - "они", - продолжала свой допрос Ленка. - Опять ГБ?
     Стен передернулся:
     - Те, кто уничтожил наш проект.
     - Ага, ты думал только о себе. А я?! - выкрикнула Лена. - Ты обо мне подумал? Я могла, в конце концов, взять и утопиться.
     - Не могла, - усмехнулся Стеновский. - На тебе водное ожерелье. Ни один человек, его носящий, не может утонуть.
     Она растерялась. Уж меньше всего она ожидала услышать в ответ смех.
     Он откинулся на диване и стал в свою очередь не стесняясь разглядывать ее в упор. Она сидела напротив него, скрестив ноги по-турецки. Махровый халат слегка раскрылся, так, что виднелись кружева алой комбинации. За прошедшие десять лет в ней появилось что-то нагловато-вызывающее. И он не знал, нравится ему эта перемена или нет. Скорее нет, чем да.
     - А как ты жила эти годы? - спросил он.
     - Дерьмово.
     - А именно?
     - Дерьмово. В прямом смысле этого слова. Хочешь знать подробности? Пожалуйста. Окончила медучилище, пошла работать в госпиталь для ветеранов. Сначала все было нормально. Потом пришел один врачишка, женатик, привязался ко мне. Подъезжал так и этак. Как ночное дежурство, так он приставать, сальные шуточки, двусмысленные приглашения. И ручками шаловливыми так по халатику и шныряет. Я его отшила. Он, разобидевшись, принялся мстить. Прописывал всем своим больным во время моего дежурства клизмы. Да еще всегда проверял, выполнила ли я его предписания. Своеобразная месть, не так ли? Бедные дедульки. Они расплачивались своими задницами за мою несговорчивость.
     - Ну и как же все это кончилось?
     - Печально. Один из старикашек не выдержал, после пятой клизмы у него вся вода осталась в кишечнике. Целые сутки он терпел страшные боли, как после ранения на фронте. Врач мой, умница, прописал еще одну клизму. В итоге непроходимость кишечника, и дедуля помер. Врачи, разумеется, доказывали, что клизмы были ни при чем. Чем не сцена из романа...
     - Напоминает "Жиля Блаза", - уточнил Стен.
     - Продолжение в том же духе.
     Она замолчала. Зачем она рассказала Стену эту мерзкую историю? Чтобы он оценил, какое существование она вела здесь, пока он пребывал там, в прекрасном далеке? Вряд ли ему понравится ее рассказ. А может быть, ей просто хотелось позлить его?
     - По-моему, ты не закончила, - напомнил он.
     - А, ту историю... Тебе так хочется знать ее окончание? А зачем? Может быть, итог еще отвратительнее начала? Ха-ха... Может быть, я стала любовницей этого типа? Или я его убила... Какая из версий тебе больше нравится? - Она ненатурально расхохоталась.
     - Ты уволилась, - сказал он. - Я угадал?
     Она кисло улыбнулась: чего тут гадать, выбор в самом деле был невелик. Только не надейся, что через десять лет ты встретишь все ту же наивную дурочку, которая станет смотреть тебе в рот и слушать, как ты изрекаешь неопровержимые истины.
     - Расскажи об остальных, - попросил он. - Как Кирша и Ник? Что поделывают?
     - Кирша процветает. У него собственная инвестиционная компания. Крутит свой миллион и наслаждается жизнью. Ник сделал неожиданную карьеру: у него какая-то своя районная партия, он даже на выборах участвовал, но провалился.
     - Что за партия?
     - Точно не знаю. Про Дрозда ничего сказать не могу, кроме того что недавно его видели в городе.
     - Опять одна из версий? - улыбнулся Алексей.
     - Конечно. Но самая правдоподобная... Как там говорил Иван Кириллович? "У истории нет истины, а есть только версии..."
     - А, Гамаюнов... - взгляд Алексея сделался отсутствующим, мысли улетели куда-то далеко.
     Ну вот, опять он погрузился в свои дурацкие проблемы.
     - Стен, я здесь. - Она дотронулась до его руки. "Можно попробовать обратиться к Веселкову..." От Ленкиного прикосновения он очнулся и поднял голову.
     - Ну и какую проблему ты решаешь в этот раз? - спросила она насмешливо, сделав вид, что не смогла прочесть его мысли. - Опять хочешь ускользнуть от меня? Признаться, мне это надоело.
     Пауза оказалась многозначительнее всяких слов. После такой паузы даму надлежит обнять и поцеловать в губы. Что Стен и сделал.
     И тут Лена зачем-то прошептала:
     - Я мечтала об этом всю жизнь. А ты?
     - Я... - Он запнулся.
     И в голове ее отчетливо прозвучала Лешкина мысль: "Но ведь я же не люблю ее!" Сердце Ленкино, как детский мячик, выскользнуло из ладошек и поскакало куда-то, выделывая безумные прыжки.
     Себя не помня, она оттолкнула Алексея.
     - Что, нельзя было не думать? Вообще ни о чем? А? - Слезы потекли по щекам, смывая тщательно нанесенную косметику. - Стихи бы про себя читал! "У Лукоморья дуб зеленый". Неужели не сообразил, догадливый?
     - Леночка, я, честно говоря, и сам не знаю...
     - Убирайся, - велела она, отворачиваясь.
     А ведь еще минуту назад она была уверена, что сможет наплевать на все чувства на свете, лишь бы добиться своего. Выходит, не смогла, дуреха.
     Он молча взял ее руку и поднес к губам. Мысленно он хотел произнести что-то вроде извинения, но даже в мыслях у него не нашлось подходящих слов. Лена в ярости отдернула руку.
     Стен вышел из комнаты, а она налила себе в бокал остатки вина и осушила залпом. Идиотка, зачем она прогнала его? Ну и черт с ними, с чувствами. Он же готов был переспать с нею. Она чувствовала его возбуждение. Чего ей еще надо? Секс? Пожалуйста, сколько угодно. А любовь - черт с ней. Ее тело горело от неудовлетворенного желания. Она закрывала глаза и представляла, как его руки ласкают ее тело и она изнывает в его объятиях от наслаждения. Во всех этих мечтах было что-то книжно-киношное, ненастоящее. Ждать столько лет, потерять надежду, вновь ее обрести и вдруг убедиться, что все было ложью, мифом, а на самом деле вообще никогда не было никакой надежды. Она вышла на кухню, вытащила из холодильника еще одну бутылку вина и открыла. После третьего фужера она решила, что сейчас же немедленно отправится в гостиную и... Она распахнула дверь в коридор и лицом к лицу столкнулась с Алексеем. Он надевал куртку.
     - Ты уходишь?
     - У меня одно очень важное дело. А сейчас уже почти шесть утра... - Он старался не смотреть на нее.
     Жаль, что она в ту минуту не осмелилась подойти и коснуться его руки. Как жаль!
     Дверь захлопнулась, а она стояла в коридоре как оплеванная. Нет, надо же быть такой дурой! Вдолби в свою глупую башку, наконец, - этот парень не для тебя... И все!.. И не стоит пытаться найти ответ на вопрос - почему!
     - Я же предлагал тебе на время отказаться от дара и не слышать то, чего слышать ненадобно, - раздался за ее спиной насмешливый голос. - Зачем ты отказалась?
     Она обернулась. Роман стоял у стены и усмехался, глядя на Лену. Только тут она сообразила, что выбежала в коридор в одной красной полупрозрачной комбинации. Ну и черт с ним - пусть смотрит.
     - Так даже лучше! Теперь-то я точно знаю, что он меня не любит.
     - Неужто для этого нужны сверхспособности? - засмеялся Роман. - И так было ясно. Нет занятия глупее, чем лгать самому себе.
     Лена подошла к нему вплотную и положила ладонь на его руку. И опять ничего не услышала. Абсолютно холодная, ледяная тишина. Зато прикосновение к его коже вызвало в ней столь сильное желание, что у нее едва не подкосились ноги.
     "Если ты в самом деле обладаешь столь удивительным даром, - мысленно обратилась к колдуну Лена, - то прочти мои мысли, все, какие есть, до конца. До самой последней, самой глупой мыслишки. Я тебе разрешаю. А сейчас я хочу, чтобы ты меня трахнул. И больше ничего. Абсолютно ничего".
     Он услышал ее, не мог не услышать. Жадно притянул к себе. Его рот оскалился, зубы (кто знает, может, с них капала ядовитая слюна?) надавили на ее губы, заставляя их открыться. А язык липкой змеею сплелся с ее языком. Он поднял ее на руки легко, невесомо, как - мечталось - должен был поднять Стен. И дверь в ее комнатушку распахнулась сама, повинуясь мысленному приказу колдуна. Жаль только, что старенький диван не превратился в роскошную импортную койку. Его пружины пищали и визжали на все голоса под тяжестью их тел. Роман целовал ее лицо и шею и грудь, и язык его оставлял на ее теле влажный, чуть пощипывающий кожу след, спускаясь все ниже, пока наконец не коснулся ее изнывающей от желания плоти.
     - Что ты делаешь? - прошептала она.
     - Возвращаю тебе утраченную девственность. Для каждой женщины я должен быть всегда только первым.
     "Глупо, - хотела воскликнуть она. - Ведь я все равно помню о той унизительной интрижке с Ником три года назад, я..." И обнаружила, что на самом деле ничего не помнит, абсолютно ничего, все подробности мгновенно стерлись из ее памяти.
     Этот колдун мог творить удивительные вещи. Каждое прикосновение его пальцев вызывало возбуждение. Он был так искусен, что за краткой болью тут же последовало наслаждение. Он подчинил не только ее тело, но и мысли: она не сразу поняла, что он делает с нею именно то, о чем мечталось когда-то, извлекает из закоулков ее разума бесчисленные фантазии одиноких ночей и сплетает их с собственной опытностью, создавая бесконечную вереницу. Но все происходящее лишь забавляет его, как может забавлять прочитанная в поезде книжка - отстранение и лукаво.
     - Что ты собираешься сегодня делать? - спросил Роман, когда их страсть, утоленная, наконец стихла.
     - Ничего. А разве я что-то должна кому-то? - ей не хотелось чувствовать хоть малейшую зависимость от колдуна.
     Он лежал рядом голый, и его кожа была почти такой же белой, как простыни. Он пил из пластиковой бутыли воду. Удивительной прозрачности воду, отсвечивающую голубым.
     - Глотни! - Он протянул ей бутылку.
     Она послушно сделала глоток и зад