м.
     - Но я же не забыла о нас с тобой! - воскликнула она растерянно.
     - И не забудешь, - пообещал Роман. - Уж это удовольствие я себе доставлю.
     - Но...
     - Желаю удачи. - Он чмокнул ее в лоб и вышел из "кухни".
     "Она меня ждала столько лет", - эта мысль явилась ниоткуда. Ветер принес. Деревья прошлепали своими губами-ветвями. Бог знает. Мысль об ожидании возвращалась с назойливостью шмеля, который вновь жалил и жалил, сам не зная зачем. "Она ждала". В этой формуле крылось скрытое обвинение и приговор. Ей и ему. Она ждала, а он забыл об этом. Или помнил? Может быть, в самом деле мысль о Лене подспудно все время таилась в мозгу. И всякий раз, останавливая свой взгляд на какой-нибудь длинноногой красавице, он помнил о детской своей любви, но сам не подозревал об этом. Он хотел, чтобы она его ждала. Ему это нравилось. Послав столько писем, ни в одном он не написал: "Не жди". "Мой прекрасный принц", - писала она. Ему нравилось читать эти строки. Так что же мешало вернуться? Смешно признаться - ничто. Это "ничто" превратилось в препятствие, доступность и преданность девушки - в некий вид несвободы. Постепенно стала раздражать мысль о том, что его ждут. Ведь ему всегда хотелось абсолютной свободы, то есть абсолютной нелюбви. Глупец, что же получается?.. Он тоже стремился к ней... и оттолкнул... как дурак, оттолкнул... "Дурак, дурак", - шлепали на ветру еловые ветки. А что сейчас мешает подойти к ней и сказать такое простое одно-единственное слово. Ну, иди же, что же ты стоишь? Ага, ревность тебя изводит. Ну, как же! Она во всем виновата! Почему не надела монашеский клобук, а вместо этого кинулась в постель к чародею? Так дай наглецу по морде и... и...
     - Стен! Стен! - Он обернулся.
     Лена стояла возле двери на "кухню" и призывно махала ему. Впрочем, не ему одному. Все остальные так же торопливо сбегались на ее зов - обед наконец подоспел. Суп, налитый в пластиковые стаканчики, исчез так же мгновенно, как и бутерброды с колбасой. Обитатели Беловодья чувствовали себя еще более голодными, чем до начала трапезы. Обещанные на вечер макароны заставили лица немного просветлеть, но не прекратили голодного урчания в желудках.
     - Начинай готовить прямо сейчас, - подмигнул Роман незадачливой поварихе. - И каждую порцию увеличь вдвое. А еще лучше втрое.
     - Но запасов почти не осталось, - отвечала Лена, чуть не плача.
     - Не беда! Мы с Надей съездим в магазин.
     - Это опасно, - сказал Меснер.
     Роман самоуверенно передернул плечами. О какой опасности толкует этот тип? Стоит только организовать небольшой дождик, и непогода заменит десяток охранников. Во время дождя колдун чувствует приближение любого постороннего метров за пятьдесят. А Эду, вместо того чтобы ворчать, стоит попытаться починить к вечеру печурку во втором сарае, иначе жители благословенного Беловодья околеют от холода. И пусть бравый мальчуган, готовый убивать утром и вечером вместо завтрака и ужина, займется дровами, а не чисткой автомата. И Роман подтолкнул в спину Юла.
     Почему-то никто не стал перечить. Никто вообще не сказал ни слова. Обитатели мнимого Беловодья молча покинули "кухню", оставив ее в распоряжение поварихи. Все, кроме Стена. Он продолжал сидеть на лежанке из лапника.
     - Вся эта затея напоминает все больше и больше не слишком удачный пикник, - сказал он, усмехаясь. - Холод, голод. И вместо романтики впереди предвидится очередная подлость. Так и хочется плюнуть на все и сбежать. Вот только сбегать некуда.
     - Сбежать от меня? Опять?
     - Ты сама меня оттолкнула и...
     Даже лишенная своего дара читать мысли, Лена без труда угадала продолжение фразы.
     - Неужели ты ничего не понял, Лешка? - Она рассмеялась вполне натурально. - Это был всего лишь розыгрыш. Мне хотелось тебя позлить. Заставить ревновать.
     Она говорила почти искренне. Впрочем, то, что она хотела заставить Алексея ревновать, было истинной правдой.
     Он поверил. Потому что хотел поверить этому всей душой.
     - А ты хитруша! - Он покачал головой и рассмеялся.
     Ухватил ее за руку и притянул к себе. Ложе из лапника оказалось в сарайчике весьма кстати, и они вдвоем опрокинулись на него.
     - Если ты сейчас же не ляжешь со мной, я тебя сама изнасилую, - пообещала она.
     Она обхватила шею Стена руками, и первая принялась целовать его. Одежда полетела во все стороны. Сброшенная Ленкина сорочка угодила в пластмассовое ведро с водой, а лифчик повис, зацепившись за гвоздь, под самым потолком. Лена ожидала испытать уже знакомое - короткую боль, и вслед за ней все возрастающее наслаждение. Но последовала только боль. Боль, которая не прекращалась. И больше ничего.
     После нескольких неудачных попыток овладеть ею, Стен растянулся на зверином ложе из веток.
     - Вот уж не думал, что ты еще девочка.
     - Тебя это смущает? - вскинулась она.
     Почему-то и в самом деле поверилось в свою невинность, сберегаемую столько лет, и она разобиделась всерьез.
     - Да нет. Мне это даже льстит. Кто бы мог подумать, что можно ждать столько лет. Даже после смерти.
     Тогда ей сделалось нестерпимо стыдно за свой обман. Как было бы здорово, если бы то, во что верил Стен, было бы правдой, а не глупым фарсом, устроенным колдуном.
     Алексей вновь привлек ее к себе, но опять не смог овладеть ею. Лена корчилась от боли в объятиях своего любимого, которого ждала столько лет. Будто вновь и вновь в ее тело втыкали тупой нож, но он так и не мог вспороть ее плоти. Вместо легкой преграды Роман возвел настоящую крепость. Проклятый колдун! Лена представила, как он сейчас смеется, мысленно наслаждаясь их взаимными мучениями. Пусть только покажется ей на глаза. Она расцарапает в кровь его подлую физиономию. А сама-то глупая! Неужели не знала, что все кончится каким-нибудь подлым подвохом. От обиды, ярости, боли слезы брызнули у нее из глаз.
     - Неужели так больно? Прости. - Стен вновь отстранился.
     "Если он сейчас уйдет, я этого не перенесу", - подумала Лена и вцепилась в его плечи с такой силой, что ногти оставили на коже кровавые отметины.
     В этот раз атака наконец увенчалась успехом. Лена прокусила губу, чтобы не закричать. Надо признаться, эта близость не доставила ей ни капли наслаждения.
     - В следующий раз все будет гораздо лучше, - пообещал Стен.
     - Пусть этот следующий раз наступит прямо сейчас, - потребовала она.
     - Ты уверена?
     Вместо ответа она принялась ласкать его, возбуждая.
     - А у тебя была девушка? - спросила она между поцелуями.
     - Была, - отозвался он. - Но я не любил ее. Стен не лгал. Даже если бы Лена сохранила свою способность угадывать чужие мысли, она бы не смогла услышать ничего другого.
     Они жили в маленьком домике вдвоем. Мерзкий старый домишко, который не мог найти владельца уже лет пять или шесть и сдавался по случаю людям с сомнительными документами и тощим кошельком. Гамаюнов счел этот домик самым подходящим убежищем для людей, которые числились мертвецами. Поскольку он боялся поместить всех в одном месте (помнил поговорку о яйцах и корзине), то в домике жили только Стен и Надя. Если их кто-нибудь и заметит, то примет за супружескую пару. Впрочем, им было запрещено выходить без необходимости. Раз в неделю Надя ездила в магазин, привозила продукты и забивала ими холодильник. Все остальное время они сидели дома.
     Стен предлагал Гамаюну выследить Степана Максимовича Колодина и убить, одновременно отомстить и избавиться от опасности, но всякий раз Гамаюнов говорил "нет". При этом Алексей видел, что профессор смертельно боится. И это с его-то даром бояться какого-то Колодина и заставлять ребят прятаться по углам!
     В домике справа жил одинокий немолодой холостяк. Рано утром он уезжал на работу и возвращался поздно вечером. На уикенд он всегда куда-то исчезал и не появлялся до самого утра в понедельник. Домик слева пустовал, и на газоне торчала полинялая табличка "Продается". Возможно, ее следовало сменить на табличку "Сдается в наем". Но за все то время, пока Стен и Надя жили в своей конуре, этот домик не посетило ни единой души.
     Удобнее места для убежища не найти. Как потом выяснилось - домик этот присоветовал Гамаюнову Эд Меснер. Он же и приезжал раз в две недели проведать затворников и "понюхать воздух" - как он любил выражаться - нет ли опасности. Пока было тихо. Казалось, мир позабыл о них. Трудно было представить более скучное существование. Единственное развлечение - телевизор. Но с некоторых пор они не могли его смотреть. Звук выстрела в кинофильме заставлял обоих вздрагивать и тянуться к пульту, чтобы переключить канал. В конце концов они оставили в своей программе пару комических сериалов и две-три безобидные комедии. Новости смотрели раз в день, делая над собою усилие. Скорее всего, в те дни им обоим нужна была помощь психотерапевта, но подобную роскошь они не могли себе позволить. Каждую ночь им снился особняк Сазонова в ту осеннюю ночь, люди в черных масках расстреливали их в упор, и ни разу им не удалось спастись. Постепенно км стало казаться, что они видят по ночам один общий сон на двоих. Осень кончилась, наступила зима, миновало Рождество, потом Новый год, зима сменилась весной; Гамаюнов все утрясал дела фонда под охраной Эда Меснера, а они просматривали свой бесконечный сон ужасов, и порой начинало казаться, что их спасение в ту ночь - очередная иллюзия. На самом деле и Стен, и Надя мертвы и свою жизнь после жизни проводят в аду, о том не подозревая.
     Делать было нечего, и по утрам часа по три-четыре Стен отрабатывал блоки и удары и делал бесконечные каты. Наде нравилось следить за ним. Всякий раз его превращение из обычного человека в плавно скользящую сильную кошку, мгновенно наносящую и отражающую удары, казалось чудом. Особенно ей нравились его упражнения с палками. Любая, самая безобидная вещь могла в его руках превратиться в смертоносное оружие. Стен предлагал научить ее премудростям восточной борьбы. Она охотно согласилась. Но едва начались тренировки, как она, считавшая себя грациозной, превратилась в неповоротливую корову. Путь к совершенству был такой долгий. А Надя не любила длинных дорог. И она предпочитала сидеть и смотреть, как тренируется Стен.
     - Лешка, а было страшно убивать, а?
     - Нет.
     Он всякий раз говорил "нет". Но ведь когда-нибудь он должен будет сказать "да".
     Когда их навещал Меснер, они не спрашивали о других. Им не хотелось ни о ком слышать. Обычно Меснер говорил о Базе - того первого вернули назад в Россию. И теперь он обустраивает частную клинику импортным оборудованием. Слушая рассказ Меснера, они корчились от боли. Им, похороненным заживо в своем курятнике, казалось несправедливым свободное и ничем не стесненное существование База.
     Когда Меснер уезжал, они всегда долго говорили о Базе. О том, что надо было не поддаваться на уговоры Гамаюнова, не скрываться в подполье, а дальше работать над проектом, тем самым бросить вызов и... разговор умолкал сам собой. Их охватывала безысходность. Но каждый не смел другому в этом признаться.
     - По-моему, нам лучше всего было бы остаться здесь, - неожиданно сказала Надя, после того как Меснер сообщил им, что день их возвращения не за горами. - Что нам еще остается - обустраивать собственную карьеру, и только! Без Сазонова нам не создать Беловодья. Я уверена, что другие тоже хотят остаться, только боятся заговорить об этом с Гамаюновым.
     Стен посмотрел на нее с удивлением.
     - Я не хочу назад. Ни за что. Все бессмысленно. Разве не так? - почти выкрикнула она.
     - Не так.
     - Что за ерунда. - Она недоверчиво передернула плечами. - По-моему, ты никогда не был квасным патриотом.
     - Патриотизм здесь ни при чем. Я - космополит. Мы живем на планете Земля. И наша страна - часть этой планеты. Это - дом. Один из многих домов. Если из дома выезжают жильцы, он умирает и разваливается. Очень-очень быстро. Разве ты не замечала?
     Надя сидела несколько минут молча, "переваривая" признание Стена.
     - Никогда не думала, что можно так ненавидеть свою страну.
     - Это не ненависть, а лишь трезвый взгляд на вещи.
     - Ты всех презираешь.
     - Нет. Мне всех жаль. И обидно. Но не за державу. Обидно за людей, которые в этой державе живут.
     - Все-таки ты псих, - покачала головой Надя. - Но меня ни в чем не убедил.
     - Тогда действуй.
     - Как? - не поняла она.
     - Ну... наш сосед, он такой одинокий. Соблазни его, жени на себе, и останешься здесь, в Германии.
     Разумеется, это была шутка, причем злая, как все шуточки Стеновского. Но Наде эта мысль не показалась такой уж безумной. В тот же вечер, заслышав шум приближающейся машины, она подошла к окну и долго смотрела сквозь щелку в жалюзи на человека в комбинезоне, который суетился возле гаража.
     Утром, поднявшись против своего обыкновения очень рано, она наблюдала за тем, как он уезжает. Будто заботливая женушка встала проводить мужа на работу. Потом она молча ходила по дому, дважды принимала душ, сменила халат на изящную шелковую рубашку, белую, на тоненьких бретельках, и так, полуобнаженная, гуляла босиком, отрабатывая соблазнительную походку.
     Стен наблюдал с удивлением за ее приготовлениями.
     - Однако! - Он засмеялся, не веря происходящему. - Ты что, серьезно собралась обольстить этого типа?
     - А почему бы и нет? Он не лучше других и не хуже.
     - Ты ничего о нем не знаешь.
     - А зачем? Это совершенно ни к чему. Если он подонок, я буду испытывать дополнительный дискомфорт. Если порядочен и добр, мне будет его немного жаль. Лучше не знать ничего. Пусть он будет НИКАКОЙ.
     - Ты рассуждаешь как шлюха.
     - А вот этого как раз мне и не хватает. Антон был не слишком искусным партнером. А в том, что я задумала, необходима квалификация высшего пилотажа.
     - Тебе не идет цинизм, - покачал головой Стен.
     Она повернулась и смерила его оценивающим взглядом. Замкнутые в пространстве своей тюрьмы, они видели друг друга как муж и жена. Прежде она считала, что у Стена угловатая худая фигура подростка - теперь же, видя его занятия по утрам, убедилась, что у него красивое тренированное тело спортсмена. Несколько раз она слышала, как он напевает, - и удивилась. У него был приятный голос и отличный музыкальный слух. Вообще, природа была к нему необыкновенно щедра - трудно было представить человека, которого она снабдила таким же количеством талантов, но... За этим "но" крылось нечто такое, что могло перечеркнуть все его достоинства. Надя не могла точно сформулировать, что же ее отталкивало. "Но"...
     - Кстати, а почему ты ни разу не попытался поухаживать за мной, а? - спросила она вызывающе и даже с некоторой обидой в голосе.
     В эту минуту ей показалось досадным, что столько дней Алексей вел себя с нею так холодно и отстраненно.
     - Ну, в нашей ситуации это не слишком уместно. И потом, Тони...
     За все эти дни они ни разу не говорили об Антоне. - Ему все равно, - сказала она жестко. - Я что же, теперь молиться всю жизнь на него должна?
     Она обвила его шею руками:
     - У тебя были женщины?
     Глупый вопрос. Впрочем, она сознательно вела себя глупо. Будто провоцируя его - смотри, какая я дура. Грех такой не воспользоваться в нужный момент. Он молча кивнул.
     - И много?
     Он пожал плечами - мол, думай что хочешь. Но, верно, не так уж мало, потому что жест получился многозначительным.
     - Не волнуйся, у меня в сумочке полно презервативов, - предупредила она. - Я просто хочу попробовать - как это - спать с человеком, которого не любишь.
     Наконец после стольких дней совместного затворничества они занялись сексом. Сказать "любовью" в данном случае неуместно. Потому что любви в их отношениях не было ни грана. Покинув постель, они пили кофе и обсуждали, какое из любовных "упражнений" понравилось партнеру больше, какая поза была наиболее удачна. Восстановив силы, они вновь отправлялись в постель, чтобы испробовать что-нибудь новенькое. Так прошел весь день. Ночью они спали. А утром - опять началась гонка, не имевшая цели. Миновал новый день, и еще, и еще... Они изучили особенности друг друга до мельчайшей черточки. Стену ничего не стоило завести партнершу за пару минут. Они занимались сексом в гостиной, в душе, на кухне. На полу, на кроватях, в кресле и стоя. Они повесили в спальне листок, на котором вели счет, где каждый записывал количество оргазмов за сутки. Выигрывал тот, кто доставлял партнеру больше наслаждения. Сначала лидировала Надя, потом стал опережать Стен. Постепенно они стали испытывать все возрастающее равнодушие друг к другу. И наконец однажды вечером Надя, как была в одной своей шелковой рубашке, вышла во двор и отправилась к дому соседа. Полный низкорослый человек в комбинезоне с изумлением смотрел, как лунной весенней ночью к нему движется женщина в одной полупрозрачной сорочке и ее развевающиеся светлые волосы сияют ореолом вокруг головы. Она подошла. И он жадно протянул к ней руки, не особенно веря в то, что она настоящая. Но едва он прижал ее к себе, как она изо всей силы заехала ему коленом в пах. Он охнул и скорчился от боли. Когда он выпрямился, женщина исчезла.
     Стен лежал на диване и делал вид, что ему абсолютно наплевать на Надин поступок.
     - Что-то ты быстро, - насмешливо заметил он, когда она вернулась. - Сосед уже сделал предложение? Когда свадьба?
     - Не смогла. Противно, - отвечала она. Больше они не сказали друг другу ни слова. В ту ночь они легли отдельно. Как будто между ними никогда ничего не было. А на следующий день приехал Меснер, и они покинули свое убежище. С той минуты они никогда не заикались о том, что были столько дней близки. Они вновь сделались просто друзьями.
     Может быть, в самом деле вся причина была в том, что где-то в глубине сознания Стен был уверен, что Лена все еще его ждет, - или только желание, чтобы она его ждала. И эта мысль исподволь гасила чувства, хотя не в силах было притупить чувственность.
     - Я счастлива, - прошептала Лена. - Ты не представляешь, как я счастлива.
     Алексей сидел на лежанке и курил. Лена пожалела, что Роман лишил ее способности слышать чужие мысли. Ей бы наверняка понравилось то, что сейчас думает Стен. Впрочем, зачем ей подслушивать его мысли? Он сам скажет, что думает, ведь он не умеет лгать.
     - И я счастлив, - отозвался он. - Не понимаю, почему все время убегал от тебя!
     - Может быть, ты просто боялся быть счастливым? Он покачал головой:
     - Лучше не искать ответа на подобные вопросы.
     Лена улыбнулась: а если бы Стен знал правду - что бы он сделал тогда? Но он никогда ничего не узнает. Никогда и ничего.
     - Может быть, я тебя околдовала? - С изумлением услышала она собственный голос, а затем смех.
     Боже мой, зачем она это говорит?!
     - Разумеется, околдовала, как же иначе? - безмятежно отвечал Алексей, не поняв ее намек.
     Или только сделал вид, что не понял?
     - И тебе нравится быть околдованным? - На этот раз вопрос звучал вполне невинно.
     - Очень приятное чувство. Кстати, у меня к тебе просьба.
     - Какая?
     Стен оглядел разбросанную по полу "кухни" одежду и поднял Ленкин свитер, ручной вязки, из толстых ниток.
     - Подари мне рукава от свитера.
     - Что? - Она рассмеялась, не веря своим ушам. - Что подарить?
     - Мне нужны нитки, чтобы обмотать рукоять меча. Эти как раз подойдут.
     И рукава ему были дарованы.
     Надя не любила загородных поездок. Просто потому, что на выходные отчим с матерью непременно отправлялись за город к кому-нибудь в гости или на свою дачку, только что купленную и недостроенную. Помнится, летом, когда она закончила восьмой класс, они ездили к друзьям отчима. Поездка оставила мерзкое впечатление. Во-первых, почти все упились до скотского состояния и заблевали не только туалет, но и крыльцо, и клумбы с цветами. А во-вторых, рядом с Надей очутился какой-то мерзкий вертлявый тип, который постоянно умудрялся гладить свою юную соседку по коленке. Надя пыталась хлопнуть его по шаловливым лапам, но всякий раз этот тип ловко отдергивал ладошки. Несколько раз Надя поры