вянной резной раме было заткнуто несколько старых открыток. В углу валялась Лешкина сумка, с которой он прежде ходил в школу. Теперь она была совершенно пуста, а застежка сломана, так может лежать только старая, уже никому не нужная вещь...
     - Послушайте, Леночка, - донесся до нее будто издалека мягкий, чуть сипловатый голос Ивана Кирилловича. - Сейчас я подумаю про себя какую-нибудь мысль, а вы возьмете меня за руку и попытаетесь отгадать. Хорошо?
     Лена кивнула, хотя сомневалась, что этот трюк ей удастся еще раз. Но тут же отчетливо услышала: "У истории нет истины, а есть только версии..." И она повторила сказанное вслух.
     - Отлично. - Иван Кириллович одобрительно кивнул. - А прежде с вами случалось подобное?
     Лена отрицательно мотнула головой.
     - Отлично, - повторил он вновь. - Пройдемте со мною на кухню.
     - Я не голодна, - сообщила Ленка, решив, что ее собираются угостить ужином.
     - О нет, не затем! - Иван Кириллович рассмеялся.
     На кухне царил такой же разор, как и в прихожей, - повсюду, даже на полу, высились горы немытой посуды, на столе, недопитая, стояла бутылка водки и засохшие бутерброды горбились на тарелке. Иван Кириллович извлек из шкафа бутылку с водой и налил ее в чистую - похоже, единственную чистую - тарелку. Вода была столь прозрачна, что казалась голубоватой. Он взял Лену за руку, осторожно опустил ладонь на зеркало воды и накрыл сверху собственной ладонью. Когда их руки поднялись, на поверхности возникла картинка: какое-то озеро, вековые ели и белая церквушка посередине.
     - Что это? - спросила Ленка, и изображение тут же пропало.
     - Помните о том, что вы видели, - шепнул Иван Кириллович, - а теперь идите, Леша вас ждет. Я загляну потом на минутку.
     В Лешкиной комнате от прежней обстановки не осталось и следа. Повсюду валялись выброшенные из шкафов вещи. С книжных полок была снята часть книг, отчего стеллаж напоминал человека с выбитыми зубами. Сумки и картонные коробки, перевязанные веревками, грудой свалены в углу. Ковер и магнитофон исчезли. Стен стоял у окна и курил.
     "Неужели ему позволяют курить дома?" - удивилась Лена.
     Вообще вид у него был расхлестанный, рубаха с оторванными пуговицами связана узлом, а вместо майки на груди была какая-то странная полотняная повязка, охватывающая весь торс. Потом, уже много времени спустя, Ленка узнала, что такие повязки иногда накладывают при переломе ребер.
     - Кирша сказал, что ты уезжаешь.
     Алексей посмотрел на нее вопросительно, будто спрашивал: ну и что? Тебе-то какое дело?
     - Ты на меня злишься? - спросила она. Он молча покачал головой.
     - Но почему же тогда уезжаешь?
     Любой другой ляпнул бы зло: "Не из-за тебя же, дурехи..." Но Алексей сказал:
     - Отец считает, что так будет лучше. И Иван Кириллович тоже.
     Странно, что он ссылался на чье-то мнение вполне уважительно.
     - А как же твоя мама? Она не против?
     Он ответил не сразу. Глубоко затянулся, потом откинул голову назад и выпустил вверх струю дыма. Со странной усмешкой смотрел, как синее кольцо, извиваясь, растекается бесформенным облачком под потолком.
     - Мы с нею поссорились.
     - Что сделали?.. - не поняла Лена.
     - Поссорились. Моя выходка испортила ей карьеру. Ей объявили выговор по партийной линии, ее лабораторию в институте ликвидировали. Она теперь без работы. Уехала к сестре, пытается устроиться. И занимается срочным обменом квартиры. - Он говорил о матери "она", будто в одночасье самый близкий человек сделался ему абсолютно чужим.
     - Значит... Ее здесь нет? Алексей усмехнулся.
     - А ты понятливая, Никоноша. - Он швырнул окурок в пепельницу. - Я-то думал, что на свете есть хотя бы один человек, на которого можно безоговорочно положиться. А оказалось, что нет. Она сама говорила: хочу, чтобы мой сын был сильным и смелым, способным на неординарный поступок. Почему же, когда все открылось, она орала как резаная и обзывала меня кретином и подонком? И это прямо там, у них! Они так забавлялись, когда она отвесила мне пощечину. - В его голосе послышалась такая боль, что Ленка невольно передернулась.
     - Но ты в самом деле... ей все испортил. Ты же понимаешь?
     Он по своему обыкновению откинул голову назад.
     - Это ты ничего не понимаешь. Я должен был это сделать. Должен! Но... - Он задохнулся. - Она всегда придерживалась тех же взглядов, что и я. Когда-нибудь режим рухнет, и вопрос только в том - когда и как. Но при этом считала, что лучше сидеть и молчать в тряпочку. Или шептаться на кухне. Но нельзя же всю жизнь раздваиваться! Мне надоело лгать, надоело говорить не то, что я думаю. Все мерзко! Все!
     - Она переживала, что ты сломал свою жизнь.
     - Нет!.. - Он погрозил кому-то пальцем. - Она орала только про себя, а про меня - ни единым словом! А я-то думал... - Он осекся, спохватившись, что слишком выдал себя.
     Это был удар по его гордости: он-то считал, что для матери он свет в окошке, а вышло... черт знает, что вышло.
     - А твой отец? - спросила Лена с опаской, боясь наступить на еще одну больную мозоль.
     - Я его почти не знаю. Хотя сейчас он мне очень и очень помог.
     - Он тебя одобряет? Стен ответил не сразу.
     - Он меня понимает. В жизни каждого есть такая черта, за которую ты не имеешь права переступать. У древних была такая поговорка: "Здесь вода останавливается". Все. Предел. Видимо, я к такой черте подошел.
     Лене вдруг расхотелось спорить о высших материях. Если сказать честно, эти самые материи ее мало занимали, интересовал ее только Лешка. И их отношения.
     - Ты мне будешь писать?
     Стен пожал плечами, и его жест мог означать все что угодно: "не знаю", "может быть", "конечно".
     Потом выяснилось, что пожатие плеч означало недоуменное "зачем?".
     Она подошла и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку и отступила, надеясь на продолжение... Но продолжения не последовало.
     - Это ничего не изменит, - сказал он очень тихо, без тени издевки в голосе, и от этого его слова звучали еще обиднее, еще больнее.
     Лена, как ошпаренная, бросилась вон из комнаты.
     В прихожей ее поджидал Иван Кириллович. В руках "старика" - а в мыслях Ленка именовала этого человека именно так - была точно такая же плетенка, как и у него на шее. Цветные волосяные косицы оплетали причудливым узором серебряную нить. В этот раз ожерелье показалось Ленке необыкновенно красивым.
     - А нитка живая? - спросила Ленка у "старика" почему-то шепотом.
     - Можно сказать, что да. Наверное, то, что я совершаю, - безумие. Но все же... Вы позволите? - спросил он так же очень тихо.
     Ленка кивнула - сейчас она была готова на любое безумство. Она замерла, вытянула шею и Иван Кириллович замкнул на ее шее ожерелье. Тогда она еще не ведала, какой властью наделил ее этот странный человек. А если бы ведала, то все равно уже отказаться не могла. Если ожерелье создано, от него не отказываются.
     - Возьмите на память. - Иван Кириллович вложил ей в руки что-то плоское, завернутое в два слоя газет.
     - Тарелка? - изумилась Лена. - Так ведь это, наверное... - Она смутилась.
     - Тарелка моя, - сказал "старик" с легким раздражением. - Я дарю! Я!
     Лена не поняла, зачем ей тарелка, но переспрашивать не стала. Взяла, зажала под мышку. Ей редко что-то дарили.
     Писем Стен не писал, но в последних числах августа 87-го вновь объявился в Питере. Когда высокий молодой человек окликнул Ленку в скверике возле ее дома, она не сразу признала в нем Стеновского. Он выглядел старше своих лет, был неожиданно деловит и уверен в себе. Одет он был в тонкую джинсовую рубашку и новенькие джинсы, несомненно американские. Ровный бронзовый загар и золотистый оттенок волос говорили о том, что он последний месяц провел под жарким солнцем. Сердце ее заколотилось - несколько секунд она стояла не в силах ничего сказать и лишь глядела на Стена во все глаза. Уж никак она не ожидала увидеть его таким - не загнанным в угол, а веселым и неприлично преуспевающим.
     - Как у тебя дела? - спросил он, улыбаясь.
     - Дерьмово. В институт провалилась, - зло огрызнулась Лена, пытаясь скрыть смущение. - Во второй раз поступала в медицинский и опять срезалась на сочинении, как в прошлом году. Вот такие пирожки.
     - Что будешь делать теперь?
     - Пойду на какие-нибудь курсы. Или в медучилище. Может быть. Не знаю. Мать сказала, что так даже лучше - у нее нет возможности кормить меня шесть лет. Отец умер в прошлом году. Я целый год готовилась, и - облом. Говорят, без взятки вообще не поступить. А идти в Техноложку или Холодилку, чтобы быть технарем, - не хочу.
     - А на экономический факультет не пробовала?
     - Зачем? Хочу быть медиком, но не могу.
     - Сочувствую, - сказал Алексей.
     - Я сама себе сочувствую, - усмехнулась она и тут же поймала его удивленный взгляд. Кажется, он не ожидал от нее подобных фраз. Что поделаешь: она начала взрослеть, и ей надоело играть пай-девочку. - А ты? - поинтересовалась она.
     Он приложил палец к губам.
     - Пока это тайна, но я скоро ее открою. Ребята в городе?
     - Наверное. Дроздов только уехал - поступил в военное училище.
     - Ну и бог с ним. Не велика потеря. Кирша и Ник здесь? Надо им позвонить, - и Алексей подмигнул ей с видом заговорщика.
     И тут она заметила у него на шее - верхняя пуговица была расстегнута - пестрое ожерелье с серебряной нитью. Точно такое же, как у нее. Или почти точно такое же. Это был знак какого-то тайного единства, но какого - Лена тогда еще не знала.
     "Так мы с тобой!.." - хотелось ей закричать. Но она вовремя закусила губу.
     Через полчаса они вчетвером сидели на кухне у Кирши. Стен принес бутылку вина, и они выпили за встречу.
     - Ну, конспиратор, рассказывай, с чем пожаловал, - подмигнул ему Кирша. - Как жизнь в зоне?
     - Брось, Санька, у него же условный срок, - вмешалась Лена. - И теперь наверняка можно подать на реабилитацию. То, что Лешка написал в листовке, теперь пишут в газетах. Сахарова из ссылки вернули.
     - Еще не все газеты и не все пишут, - уточнил Кирша.
     - Хватит о прошлом, - протестующе взмахнул рукой Алексей. - Лучше поговорим о будущем.
     Все насторожились.
     - Ну и что там, в будущем? - полюбопытствовал Кирша. - Молочные реки и кисельные берега?
     Стеновский обвел своих друзей взглядом, будто взвешивал в последний раз, стоит ли говорить о своих замыслах.
     - Предлагаю вам работу в очень важном проекте, - сказал он наконец. - Придется бывать за границей. То есть сначала учиться, а потом работать.
     - Ась? - скорчил дурацкую физиономию Кирша. - В Магадане? Или на Колыме?
     - В Европе, - уточнил Стеновский. - Возможно, в Англии и Германии.
     Все переглянулись. Если бы они не проучились вместе со Стеном девять лет, то наверняка бы решили, что он их разыгрывает.
     - Что значит - "предлагаю"? - спросила наконец Лена.
     - Существует некий проект... - начал объяснять Стеновский. - Он держится пока в тайне. Проект этот одобрен на самом верху, но пока не афишируется - у него слишком много противников. Одно могу сказать: речь идет о будущем России. Если все получится, наша страна станет мощной процветающей державой.
     - Ага, скинемся, братцы, по рваному и выкупим назад Аляску, - ухмыльнулся Кирша.
     - Дай мне сказать. А потом будешь подавать реплики с места, - вспылил по своему обыкновению Алексей, и Кирша примолк. - Один русский эмигрант пожертвовал огромные деньги на нашу работу. Дел там невпроворот, лет на пять-шесть. Или даже больше. Нам нужны самые способные, мыслящие в духе нового времени люди.
     - А нельзя ли поподробнее? - спросил Кирша. - Сколько, кому и когда?
     - Нет, - отрезал Стен. Таким тоном он говорил "я должен был", рассказывая о листовках на демонстрации. - Формально проект создан для того, чтобы обучить группу экономистов за границей. Но на самом деле цель куда важнее.
     - Наше образование гораздо лучше заграничного, - заявил Ник.
     - Речь не о том, где лучше учат, - сухо отвечал Стеновский. - Участники проекта должны все время поддерживать связь друг с другом. С другими - лишь минимальные контакты по мере необходимости. Таковы особенности. Могу вас уверить, это не прихоть начальства, но лишь необходимое и очень важное условие. Может быть, Стен наконец нашел то недостижимое, о котором он мечтал в прежние годы. Он выглядел человеком, ухватившим мечту за хвост.
     - Судя по всему, наш друг эти три года сидел в сумасшедшем доме, - резюмировал его выступление Кирша.
     - Это похоже на правду, - не очень уверенно сказала Ленка. - Все теперь надеются на помощь Запада.
     - Все это повторение пройденного, - фыркнул Кирша. - Поход на целину с плакатом: "Лишний жир с себя мы сгоним, а Америку обгоним".
     Стен стиснул кулаки. Ленка почувствовала ярость Алексея и будто ненароком коснулась Лешкиной руки. Разумеется, он не знал о даре, который открыло ей ожерелье, и не почувствовал подвоха.
     "Боже мой! При чем здесь целина, Америка и жир? Я им предлагаю Беловодье, а они отказываются!" - отчетливо прозвучала в ее мозгу мысль Алексея.
     Она поспешно отдернула руку. Возможно, он догадался о чем-то, потому что поглядел на Лену с удивлением.
     - Хорошо, пусть так, - попыталась поддержать Алексея Лена, - ты, выходит, распоряжаешься этим проектом, если готов нас в него принять?
     - Обычно кандидатов приглашают пройти тестирование, ничего не объясняя. Происходит двух- или даже трехступенчатый отбор. Но некоторых берут вне конкурса.
     - Неужели опять детей рабочих и крестьян? - предположил Кирша. - Ты же знаешь, я под эту категорию не подхожу.
     - Нет, - Стеновский рассмеялся, кажется, в первый раз с момента начала разговора. - В этот раз происхождение роли не играет. К примеру, меня взяли вне конкурса. Один из организаторов проекта был моим защитником в суде.
     - Иван Кириллович? - живо спросила Ленка. Алексей кивнул и продолжал:
     - Иван Кириллович - замечательный человек. Я за вас поручился, и он выдал мне четыре анкеты со штампом "вне конкурса". Надо их заполнить вместе с анкетами для визы, я отвезу их в наш центр, и через месяц вы станете участниками проекта. Тогда вам более подробно объяснят суть дела и цель, и - я вам обещаю - вы ни за что не пожалеете.
     - А если пожалеем? - не унимался Кирша. - Я тут с одной девчонкой познакомился. Она мне все твердила: не пожалеешь, не пожалеешь, а я залез к ней в койку и очень даже пожалел.
     Алексей отвечал вполне серьезно:
     - В этом случае ты забудешь о проекте.
     - Каким образом?
     - Ну... Выпьешь стакан воды и забудешь. Кирша хихикнул, решив, что старый приятель шутит, но Стеновский не шутил.
     Стен открыл принесенную с собой папку и вытащил фирменный бланк на английском языке. Бумага была великолепная - мелованная, гладкая и сверкающая, в правом углу красовалась Спасская башня, увенчанная двуглавым орлом.
     - Я что же, должен бросить институт? - спросил Кирша, разглядывая шикарный бланк.
     - Разумеется, но ты сможешь учиться в Европе или Америке.
     - Нет, так не пойдет, - перебил Алексея Кирша. - Папаша выложил три тысячи, чтобы меня пропихнуть в это сраное заведение, да еще две ушло на всякие ксивы, чтобы подтвердить мою непригодность к любой строевой и нестроевой службе. И тут являешься ты и требуешь, чтобы я все это бросил и перся за каким-то чертом с тобой в Бангладеш. Нет уж, спасибочко, Леша, но я не поеду.
     - А я думаю, что весь этот проект - афера, - поддакнул Ник Веселков. - В результате мы окажемся посреди тайги со звездно-полосатым флагом в руках, разговорником английского языка и рюкзаком, набитым тушенкой. За всем этим наверняка стоит ЦРУ.
     - Вы что же, отказываетесь? - Стеновский, кажется, не в силах был в это поверить.
     - А кто поручится, что это не элементарная провокация? Таинственный проект. Какие-то анкеты. Тестирование. А потом нас всех посадят лет на двадцать за шпионаж! - ухмыльнулся Веселков.
     Если это и была шутка, то Алексей ее явно не понял. Взъярившись, он точнехонько заехал приятелю в глаз. Кирша тут же повис на нем с одной стороны, а Лена с другой. Все кончилось благополучно, если не считать пары разбитых тарелок и опрокинутого мусорного ведра.
     - У тебя, Стен, всегда с юмором было хреновато, - прохрипел Ник, прикладывая к глазу мокрое полотенце.
     - Это не юмор, - прошипел Стеновский и повернулся к Лене.
     - А ты возьмешь анкету?
     С минуту она молчала, потом отрицательно покачала головой.
     - Почему? - кажется, он вновь готов был вспылить.
     - Ведь я на том собрании тебя не поддержала, проголосовала, как все, "за". - Она сделала ударение на слове "все" и выразительно посмотрела на Ника и Киршу. - Я бы с радостью стала работать в твоем проекте. Но извини. Не имею права.
     Эту речь она произнесла неожиданно даже для себя. Еще минуту назад она хотела взять анкету, мысленно она уже протянула за ней руку. Но, раскрыв рот, поняла, что должна отказаться. Когда она выпалила эти несколько фраз, то подивилась собственному благородству. И коснувшись на мгновение руки Алексея - уж в этом удовольствии она не могла себе отказать - поняла, что он удивлен.
     - Хорошо... - сказал он задумчиво. - Хорошо.
     И это было не просто подведение итога случившегося разговора, но и оценкой ее, Ленки Никоновой, поведения. Ну наконец-то она выдержала экзамен. И где же положенная "пятерка"? Почему Алексей закрывает папку и шагает к двери? Да, он расстроен, что никто не воспринял с восторгом его предложение. Но в данный момент Ленку волновало другое. Лично Алексей. Только он. Разве теперь она не искупила прежнюю вину и не...
     - Ты уже уходишь? - спросила она.
     - У меня еще много дел.
     Ей сделалось обидно так, что дрогнули губы. Стеновский с удивлением посмотрел на нее.
     - Пока, - сказал он и сам дотронулся до ее руки. "До вечера", - услышала она отчетливо и улыбнулась в ответ.
     Когда он позвонил ей, она была уже одета и накрашена. Пришлось выдержать паузу минут в десять, прежде чем спуститься во двор. Она стояла у окна, спрятавшись за выцветшими шторами, и смотрела, как он меряет шагами сквер, периодически поднимая голову, и смотрит в ее окна. А что, если бы она не оттолкнула его в тот вечер у себя дома, когда он рассказал ей о листовках? Если бы она сказала: "Лешка, что бы ни произошло, я с тобой"? А потом на собрании встала и сказала: "А катитесь вы все к черту..." Разве было так уж страшно это сказать? Теперь ей казалось, что ни капельки. И сейчас она паковала бы вещи, а мамаша бы ревела ревмя и причитала: "Далась тебе эта заграница!" А может быть, они бы расписались перед тем, как уехать.
     Тут она поняла, что чересчур размечталась. Разумеется, всевозможные "если" можно громоздить бесконечно, как кубики, друг на друга. Судьба всех этих шатких пирамидок всегда неизменно одна. Но... Сегодня Лена была на высоте и - о чудо! - довольна собой.
     И потому Лена, сбежав вниз навстречу Алексею, не удержалась и с кошачьей мягкостью просунула руку ему под локоть, как будто они уже не первый день гуляли по улицам в темноте. Если его и удивил этот жест, то он не подал и виду. В нем появилась какая-то зрелая сдержанность, и это нравилось Лене.
     Она хотела сыграть в благородство до конца и не слушать Лешкины мысли, но не в ее воле было перекрыть этот канал. Голос его звучал теперь в ее мозгу приглушеннее, но все равно она явственно расслышала: "Жаль, что Ленка отказалась. Она достойна Беловодья куда больше остальных". Невольно она прижалась к нему еще сильнее.
     - Куда мы пойдем? В "Кабанью голову"? - спросила Лена.
     "Кабаньей головой" называли кафе на углу.
     - Разве у нас есть выбор? - поинтересовался Алексей. - Хотя я убедился, что выбор почти всегда есть. Самое трудное - разглядеть, между чем и чем выбирать.
     Было занятно его слушать. Слова его звучали рефреном проносящихся в мозгу мыслей. Их полное совпадение вызывало ощущение удивительной гармонии. Прежде ничего подобного Ленка не встречала. Гораздо чаще слова и