с пугающей внезапностью.
     Керро лежал, тяжело дыша. Это было все равно что воспринять в один миг все прекраснейшие стихи, когда-либо написанные человеком.
     "Ты - мой первый поэт, и через тебя я познаю их всех".
     Керро почувствовал в этих словах зерно изначальной истины.
     "Что ты делаешь со мной?" - спросил он, так же, как мысленно говорил с Кораблем.
     "Стремлюсь предотвратить гибель человек и Самости".
     Очень разумно. Но Керро никак не мог подобрать ответ. Все, что приходило ему в голову, казалось ничтожным. Отрава из гондолы убивала келп - и дирижабликам, зарождавшимся в море, это определенно не нравилось. И все же дирижаблик спас человека. Керро пришло в голову, что этот неслышный голос сможет объяснить ему отношения между келпом и дирижабликами.
     Но, прежде чем он сформулировал ответ, сознание его заполнила нераздельная вспышка:
     "Дирижаблик-я-келп-я-воедино".
     Как в тот раз, когда Корабль спросил его о Боге. Керро ощутил касание той же изначальной истины.
     "Поэт знает... - Мысль кружила в его сознании, пока Керро и сам не запутался, кому она принадлежит - ему или дирижаблику. - Поэт знает... поэт знает..".
     Керро купался в этих словах, покуда не осознал, что беседует с дирижабликом на неизвестном ему языке. Мысли рождались... он понимал их... но ни один из известных ему языков не соответствовал логической структуре их диалога.
     "Человек-керро, ты говоришь на забытом языке своего зверского прошлого. Как ты говоришь на нем, я говорю языком скалы".
     Прежде чем Керро успел ответить, щупальца ослабили хватку. Ощущение было самое необыкновенное: он был одновременно самим собой и щупальцами и цеплялся за Аваату, как цепляются за остатки здравого рассудка. Только любопытство спасало его от безумия. Что за любопытный опыт! Какие стихи он породит! Керро ощутил, что несется высоко над морем, и засмотрелся на пену, окаймлявшую огромные листовидные слоевища. Страха не было, только неутолимое любопытство. Он упивался всем, что видел, чтобы сохранить и передать остальным.
     Ветер бил в лицо. Керро вдыхал его, видел, чувствовал. Он узрел под собою сплошную массу дирижабликов, и на глазах его они разошлись, точно лепестки огромного цвета, открывая гондолу внизу - сверкающий купол и оранжевые лепестки.
     Щупальца ласково и уверенно опустили его в сердцевину цветка, в разверстый люк гондолы, и последовали за Керро, расплетаясь по стенкам. Он знал, что находится внутри, вместе с Ваэлой и Томасом, - и все же видел с высоты, как вновь смыкаются лепестки.
     Его окружало апельсиновое сияние, и сквозь плазовые стенки Керро видел, как дирижаблики опутывают гондолу щупальцами.
     На разум его вновь обрушилась волна ощущений, но в этот раз она была слабей, и в промежутках между наплывами он сохранял ясность мысли. Да, Томас и Ваэла были рядом - оцепеневшие, не то в ужасе, не то без сознания.
     "Помоги им, Аваата!"

***

     Даже боги, казалось бы, бессмертные, живы, лишь покуда нужны смертным.
     Завет Оукса.

     Оукс забулькал и захрапел во сне. Туша его распласталась по подушкам на длинном диване, стоявшем под фреской на крытой галерее в Редуте. Сквозь плаз сочились багровые лучи встающей над морем Реги.
     Легата отодвинулась от Оукса, осторожно вытянула рукав своего комбинезона из-под его голого бедра. Ступив на прозрачный плазовый пол, она глянула на искрящиеся под деньсторонним светом гребни волн. Море бурлило, на горизонте волны сливались в сплошную белопенную черту. Ничем не сдерживаемое буйство казалось Легате отвратительным.
     "Может, я просто не создана для естественной среды".
     Она натянула комбинезон и застегнула "молнию". Оукс продолжал храпеть и фыркать во сне.
     "Я могла бы удавить его прямо в этих подушках и бросить тело демонам. Кто бы заподозрил?"
     Никто, кроме Льюиса.
     Она едва не воплотила эту идею в жизнь. Всю ночь Оукс изощрялся над ней. Один раз она уже обхватила его грудную клетку, покуда он трудился, потея и бормоча что-то, но так и не заставила себя убить. Даже Оукса.
     Волны накатывали на берег. Этим утром вода поднялась высоко, земля сильней дрожала под ударами прибоя, и в гуле слышался скрежет камня о камень. Должно быть, снаружи стоит настоящий грохот, если шум так хорошо слышен здесь.
     "Работа волн и скал - делать песок, - подумала она. - Почему я не могу трудиться так же... безоговорочно?"
     Ответ пришел тут же, словно она уже несчетное число раз спрашивала себя об этом. "Потому что скала не умирает, когда ее перемалывает в песок. Это перемена, а не погибель".
     Ее взгляд, взгляд художника, искал хоть малую толику порядка в пейзажах за плазмагласом, но находил лишь хаос, прекрасный, но пугающий. Что за контраст с миром и порядком корабельных аграриумов!
     На пустыре по левую руку виднелось взлетное поле для челноков и вздутая полоса крутого перехода от станции к Редуту. Это была идея Льюиса - вынести взлетное поле за пределы периметра, чтобы перекрыть туннель, если агрессор явится из Колонии.
     Легата обнаружила, что скучает по мерному качанию слоевищ келпа в заливе, но келп отступал... отступал.
     По спине ее пробежали мурашки.
     "Несколько суток", - обещал Оукс.
     Она закрыла глаза и увидела собственную фреску и указующий перст, направленный прямо ей в душу.
     "Ты убиваешь меня!" - говорил он.
     Как бы отчаянно ни трясла Легата головой, голос не унимался. Против своей воли она подошла к раздатчику и добыла себе рюмку. Пальцы ее не дрогнули. Потягивая спиртное, она вернулась к плазовой стенке и смотрела, смотрела, как волны пробивают себе дорогу через пляж к прибрежным скалам. Прежняя отметка высокой воды осталась в дюжине метров от нынешней. "Интересно, - подумала Легата, - не стоит ли разбудить Оукса?"
     Над пляжем близ взлетного поля внезапно опустился почти до земли, сбросив запас газа, одинокий дирижаблик. Из караулки выскочила женщина-часовой, вскинула на плечо тяжелую лазпушку, но заколебалась. Легата затаила дыхание, ожидая вспышки оранжевого пламени и гулкого взрыва. Но женщина стрелять не стала. Она опустила оружие и только следила за хрупким дирижабликом, пока тот не обогнул охраняемую территорию.
     Легата перевела дух.
     "Что случится, когда нам некого будет убивать?"
     Когда она смотрела на пейзаж за окном, мечты Оукса о планете-саде теряли всякую привлекательность. Когда он говорил об этом, все казалось таким естественным, таким близким, но...
     "Как же Комната ужасов?"
     Это был симптом болезни. В отсутствие нервоедов и рвачей... или келпа... не пойдут ли люди друг против друга, сбиваясь в племена?
     Вдалеке проплыл еще один дирижаблик.
     "Он мыслит".
     И исчезающий келп. Оукс не ошибся - она читала отчеты неудачных экспедиций по изучению подводного мира.
     "Он тоже мыслит".
     Там, в глубине, таился разум, тянувшийся к Легате из-за пределов ее тюрьмы, ее царства фантазии, куда Оукс в недоверии своем никогда не ступит.
     "Восемьдесят процентов площади планеты покрыто водой, а мы даже не знаем, что там творится!"
     Она позавидовала ученым, рисковавшим своими жизнями (и терявшим их) на морском дне. Что они открыли там?
     Два огромных валунов на берегу столкнулись с грохотом. Легата подпрыгнула от неожиданности и глянула на залив. Воды начали отступать, так же поспешно, как только что накатывали.
     "Странно".
     К барьеру скал под стенами Редута прибило не одну тонну валунов, и большую часть из них Легата видела внизу. Многие поражали размерами.
     "Какая мощь таится в волнах..."
     - Легата...
     Резкий голос Оукса, внезапное его прикосновение испугали Легату. Пальцы ее сжались, и рюмка лопнула. Легата недоуменно уставилась на свои изрезанные пальцы, стекающую кровь, застрявшие в ладони осколки стекла.
     - Садись сюда, милая моя.
     В эту минуту он был только врачом, и за это Легата была ему благодарна. Оукс вынул осколки, потом обмотал ее руку клеткопластырем из раздатчика у комконсоли, чтобы остановить кровотечение. Прикосновения его были уверенными, но осторожными. Закончив, он потрепал Легату по плечу.
     - Вот так. Тебе бы...
     Прерывая его, зажужжала консоль.
     - Колонии конец. - Это был Льюис.
     - Что значит - конец? - взвился Оукс. - Как может вся...
     - С пролетающего челнока виден только кратер на месте Первой лаборатории. Всюду кишат демоны, люки, ведущие на нижние уровни, взорваны... - Льюис пожал крохотными на экранчике консоли плечиками.
     - Это... это же тысячи людей. И все... мертвы?
     Легата не могла смотреть Льюису в лицо даже на экране. Она тихонько обошла диван и встала у плазовой стены.
     - За герметичными люками еще может кто-то оставаться, - ответил Льюис. - Как спаслись мы, когда...
     - Я знаю, как вы тут спасались! - взревел Оукс. - Что ты предлагаешь?
     - Я не предлагаю ничего.
     Оукс, заскрипев зубами, треснул по консоли кулаком.
     - А тебе не кажется, что Мердоку можно поручить вытащить оставшихся?
     - С какой стати рисковать челноками? Рисковать последним верным человеком?
     - Ну да, да... Говоришь, кратер?
     - Одни развалины. Похоже, там поработали лазпушками и резаками по пластали.
     - Они... там челноков не осталось?
     - Перед отлетом мы вывели из строя все.
     - Да-да, конечно, - пробормотал Оукс. - Цеппелины?
     - Ничего.
     - Вы с Мердоком вроде бы утверждали, что очистили комплекс Первой? Все оттуда вывезли?
     - Похоже, бунтовщики решили, что там остался запас "порыва". Они захватили оставшееся радио. Требовали помощи... от корабля.
     - Они не... - Оукс не смог договорить.
     - Корабль не откликался. Мы следили.
     Тело босса сотряс тяжелый вздох.
     - Сколько человек мы потеряли? - поинтересовалась Легата, не оборачиваясь.
     - Один Корабль знает! - Льюис запрокинул голову и расхохотался.
     Оукс прервал связь.
     Легата стиснула кулаки.
     - Как он может смеяться вот так...
     Она покачала головой.
     - Нервы, - буркнул Оукс. - Истерика.
     - Это не истерика! Он же в восторге!
     - Успокойся, Легата. Тебе надо отдохнуть. Дел у нас еще много, а мне нужна твоя помощь. Мы спасли Редут. У нас остались почти все запасы продовольствия и куда меньше едоков. Радуйся лучше, что ты жива.
     "Эта тревога в его голосе, во взгляде..." Почти можно поверить, что он ее любит.
     - Легата... - Оукс потянулся к ней.
     Она отстранилась.
     - Колония погибла. Следующие на очереди - келп и дирижаблики. А потом кто? Я? - Она слышала свой голос, но слова слетали с языка будто против ее воли.
     - Ну, Легата! Если ты плохо переносишь алкоголь, тебе лучше не пить. - Он покосился на осколки стекла. - Особенно в такой ранний час.
     Легата метнулась прочь, слыша, как Оукс по интеркому вызывает клона-уборщика, и ей казалось, будто все ее надежды разбились этим утром, а осколки потерялись в стеклянном блеске волн.
     "Что могу я с ним сделать?"

***

     Человек, знаешь ли ты, как интересны слова твои? У Авааты нет бога. Откуда он у вас? У Авааты есть Самость и есть вселенная пребывания. У вас же есть Бог. Где вы нашли его?
     Керро Паниль, переводы из "Авааты".

     Томасу и Ваэле показалось, что дирижаблики возвращаются для новой атаки. Раджа попытался закрыть люк и обнаружил, что тот заклинило. Ваэла то требовала, чтобы он поторопился, то спрашивала, не видать ли Керро.
     В небе стояли оба солнца, и вода блестела, как зеркало. Гондолу так мотало по волнам, что у Ваэлы кружилась голова.
     - Что они с ним сделают? - воскликнула она.
     - Да Корабль их знает!
     Томас рванул крышку люка, но та даже не шевельнулась. Во время первой атаки, когда капсулу дергало из стороны в сторону, что-то попало в механизм.
     Томас вгляделся в летящие против ветра дирижаблики. Один поджал щупальца под самый газовый мешок - может, держит там Паниля? Гондолу тем временем отнесло от погибшего келпа в живую зеленую поросль. Под блестящими слабо подергивающимися слоевищами не было видно воды.
     - Они возвращаются! - крикнула Ваэла.
     Томас оставил надежду справиться с люком и нырнул обратно в гондолу.
     - Держись за кресло! - сказал он Ваэле и последовал собственному совету, не сводя глаз с надвигающейся оранжевой лавины.
     - Что они делают? - прошептала Ваэла.
     Вопрос был, конечно, риторический. Оба подводника видели, как в последний миг дирижаблики замедлили ход и, словно по сигналу, отвернули мембраны парусов от ветра, заключая гондолу в объятия щупалец.
     Ваэла выскочила из кресла, но, прежде чем она успела сделать хоть шаг, как стая дирижабликов рассредоточилась, и в люк опустился Керро Паниль.
     Девушка попыталась уклониться от скользнувших ему вслед цепких щупалец, но они нашли ее. Колкие сухие кончики скользнули по ее лицу, и внезапно Ваэлу охватила какая-то пьяная развязность. Она ощущала свое тело, осознавала, где находится - в гондоле, повисшей в колыбели из сплетенных щупалец, - но все это не имело значения по сравнению с радостью, что волной бежала по всем ее жилам. И она понимала, что источником этого восторга был Паниль, а не дирижаблики.
     "Аваата? Что такое Аваата?"
     Мысль вроде бы принадлежала ей, но решить было трудно.
     Верх путался с низом. Все вокруг плыло.
     "Я схожу с ума!"
     Все жуткие байки о ядовитых, вызывающих бред дирижабликах всплыли в памяти враз, и Ваэла хотела завизжать, но голос не подчинялся ей.
     А радость все лилась в нее, и Паниль нашептывал что-то успокоительное на ухо.
     - Все хорошо, Лини...
     "Откуда он взял эту кличку? Меня так в детстве звали! Ненавижу!"
     - Не надо ненавидеть себя, Лини.
     От радости было некуда деться. Ваэла расхохоталась, но сама себя не слышала.
     Внезапно наваждение отступило. Она поняла, что Керро Паниль лежит рядом с нею, нагой, прижавшись горячим боком.
     "Где моя одежда?"
     Неважно.
     "У меня галлюцинации".
     А все Томас виноват. Это он приказал ей соблазнить поэта. Она отдалась мечте, стальному жару вошедшего в нее Керро, его ласкам. И цепкие щупальца непрестанно скользили по ее телу, исследуя его, одаряя видениями взрывающихся звезд. Это тоже было неважно - всего лишь бредовые видения. Остался только восторг, экстаз.
     Для Керро Паниля медленный ток ощущений прервался, когда он увидел Ваэлу. Он ощущал одновременно свое тело и тело дирижаблика. Ветер бил в его паруса. А потом он услышал песню, неспешный сладострастный гимн, и тело его двигалось в унисон танцу гибких щупалец. Его тянуло к Ваэле. Руки поэта коснулись ее плеч, ее волнующей плоти. Он снимал с нее комбинезон, а она не пыталась ни помочь, ни помешать ему, и только покачивала бедрами в такт чувственному пению, не остановившись, даже когда комбинезон соскользнул с нее.
     И удивительней всего было вот что: Керро видел ее прекрасное тело и в то же время взлетающий над морем прекрасный оранжево-золотой дирижаблик, и Хали, раскинувшуюся в теплом золотом сиянии под кедрами корабельного сада. Изумление наполняло его, когда он скинул собственные одежды, и притянул Ваэлу к себе.
     "Корабль? Корабль, это ли женщина, ради которой я берег себя?"
     - Почему ты призываешь Корабль, когда можешь спросить собственное человечество?
     Корабль это ответил или Аваата? Неважно. Остался только упрямый ритм сексуального притяжения, подчинивший себе каждое его движение. Ваэла стала не-Ваэлой, не-Хали, не-Аваатой, но частью его собственной плоти, сплетенной в неимоверном единении с бесчисленным множеством иных частей. И где-то в этом многообразии затерялось собственное "я" Керро Паниля.
     Раджу Томаса, пристегнувшегося к креслу перед тем, как вернулся Паниль, щупальца застигли там же. Он попытался стряхнуть их, но...
     Голоса! Он слышал голоса... ему показалось, что это старый Морган Хемпстед на Лунбазе крестит их безднолет. То был знаменательный день. Ноздри обжигала мускусная вонь Пандоры, но Раджа удерживал ее в глубине пазух, анализируя запах. Щупальца! Они шарили по всему телу, проникая под комбинезон, в каждую складку кожи. И, прикасаясь, они высасывали его личность. Вначале он был Раджой Флэттери, потом - Раджой Томасом, потом... потом он сам не знал, кто он такой. Это его позабавило и, кажется, довело до смеха.
     "Я брежу".
     Это была даже не его мысль, потому что не было никого, кто в силах мыслить. Где-то в отдельности от тела бешено кружилась голова, и мозги хлюпали и побулькивали в черепной коробке. Хотелось вздохнуть, но непонятно было - чем. Он мчался путем, какого не ведал ни один клон, - лон всех лонов.
     "Это и называется - роды".
     Паника захлестывала его.
     "Я не был рожден женщиной! Дирижаблики убивают меня!"
     - Аваата не убивает!
     Металлически-гулкий голос. "Аваата?" Это слово было ему знакомо - надличность брахмана древних индусов.
     "Кому знакомо это слово?"
     Он видел, как сплетаются нагие тела Ваэлы и Паниля. Размножение, первейший инстинкт всего живого. Клоны лишены подобной связи со своим прошлым.
     "Разве я клон? Кто я?"
     Кем бы он ни был, он знал, что такое клоны. Клоны - это вещи. Так сказал Морган Хемпстед. Снова накатила паника и тут же схлынула, забытая, когда он попытался поймать ускользающую все быстрей и быстрей серебряную блестку осознания окружающего мира.
     "Ваэла... Паниль..."
     Он знал, что это имена, но чьи - не понимал, хотя они наполняли его душу гневом. Что-то пыталось успокоить его...
     Да. Мандала на стене каюты. Конечно. Он пристально вгляделся в нее.
     "Кто такая Ваэла?"
     Его охватило ощущение огромной потери. Он навеки выпал из своей эпохи, покинул место, где вырос, лишенный прошлого и бессильный определить свое будущее.
     "Будь Ты проклят, Корабль!
     Кто такой Корабль, он знал - хранитель души его, и оттого показалось, будто он и есть Корабль, что он проклял себя. Реальность растворилась, как дым. Все погрузилось в смятение и хаос.
     "Это все ты, Аваата/дирижаблики! Убери этого Паниля из моей головы, зараза! Я сказал - МОЕЙ!"
     Тьма. Движение через тьму, легкое покачивание, потом вспышки света. Блеск солнца и крутые обрывы - низко висящая над иззубренным горизонтом Рега. Он был заключен в тело... собственное.
     "Я - Раджа Флэттери, капеллан-психиатр... Нет! Я - Раджа Томас, корабельный бес!"
     Он оглянулся. Тело его было по-прежнему пристегнуто к креслу. Гондола была неподвижна. Подняв голову, он увидал, что вокруг простирается суша - болотистая почва, заросшая местными растениями, шипастыми, с серебряными желобчатыми листьями. Он покосился вбок. Ваэла сидела на полу, совершенно голая, не сводя глаз с двух комбинезонов. У одного на плече красовалась нашивка воздухоплавателя с именем самой Ваэлы. Другой принадлежал Панилю.
     Томас окинул взглядом гондолу. Поэта нигде не было.
     - Мне кажется, - выдавила Ваэла, обращаясь к Томасу, - что это было на самом деле. Мы действительно любились... и я вошла в его мысли, а он - в мои.
     Томас попытался встать с кресла, забыв про ремни. Память его силилась привести в порядок сбивчивые воспоминания о случившемся. Куда подевался чертов стихоплет? Не мог же он выжить снаружи?
     Ваэла облизнула губы. Она совершенно потеряла чувство времени. Ей казалось, что она на какое-то время покидала свое тело, но теперь узнала его еще лучше. "Образы..." Ей вспомнилось прежнее отчаянное бултыхание у южных берегов Яйца, когда она, распростертая на слоевищах келпа, пыталась сохранить рассудок. То, что случилось с ней в гондоле, было одновременно иным и сходным. Оба случая вспоминались как растворение личности и нарушение памяти, выбивавшее кусочки прошлого с назначенных мест.
     Отстегнувшись, Томас встал и выглянул наружу через плазовую стенку. Он чувствовал себя опустошенным - не физически, но душевно. "Что мы делаем здесь? Как мы сюда попали?"
     Ни следа дирижабликов.
     "И что такое Аваата?"
     Гондола валялась на дне неглубокой лощины, окруженной скальной грядой. Место показалось ему зн