-
тидесяти.
   Одна из птиц, яркогрудая малиновка, вылетев из круга, села  на  плечо
Виглика и громко и долго щебетала. Виглик стоял в снегу  не  шевелясь  и
слушал, склонив голову набок. Под конец он благодарно кивнул,  и  птичка
улетела. Ее сменила другая, севшая на руку в  перчатке,  которой  Виглик
сжимал свои лыжные палки. На сей раз это был крошечный крапивник с хвос-
том, задранным, как шпора всадника. Она тоже пропела длинную  песенку  и
замолкла в ожидании.
   - Спасибо, сестричка, - услышали люди слова Виглика.
   Затем все птицы стремительно вспорхнули и перелетели  под  кроны  де-
ревьев. Появилась большая черная ворона, которая  не  уселась  на  плечо
Виглика, но расхаживала перед ним взад-вперед, время от времени нагло  и
хрипло каркая. Это выглядело насмешкой. Однако Виглик  продолжал  стоять
безмолвно. Под конец птица задрала хвост, пустила на землю струю и  уле-
тела.
   Через какое-то время Виглик поднял глаза  и  устремил  взгляд  вдаль.
Когда он опустил глаза, на  его  лицо  вернулось  нормальное  выражение.
Зная, что видение уже кончилось,  его  собратья  рискнули  приблизиться.
Впереди шел Вальгрим, признанный глава святилища  и  жрец  Одина-отца  -
немногим по плечу была такая ответственность.
   - Какие новости, брат? - наконец спросил он.
   - Новости о смерти тиранов. И новости похуже. Сестрица малиновка ска-
зала мне, что Папа Николай умер в Рим-граде, собственные  слуги  удавили
его подушкой.
   Он расплатился не за то, что посылал воинов против нас, а за то,  что
потерпел поражение.
   Вальгрим кивнул, довольная улыбка раздвинула его бороду.
   - А брат крапивник сказал, что в земле франков король Карл Лысый тоже
убит. Один из его графов вспомнил, как предшественники Карла брили голо-
ву длинноволосым королям, чтобы показать, что они больше  не  короли,  и
добавил, что Бог наградил Карла лысиной, чтобы показать, что он  никогда
не должен был стать королем. Когда Карл велел своим людям схватить  гра-
фа, другие графы восстали и вместо этого убили его самого.
   Вальгрим снова улыбнулся.
   - А ворона? - подсказал он.
   - Ее новость похуже. Ворона сказала, что один тиран все еще жив, хотя
сегодня едва не был убит, это Сигурд Рагнарссон.
   - Может быть, он и тиран, - ответил Вальгрим. - Но при всем  при  том
он любимец Одина. Если бы Путь мог залучить его на свою сторону,  он  бы
приобрел могучего ратоборца.
   - Может быть, и так, - ответил Виглик, - но его тварь - ворона -  от-
носится к нам, как к его врагам, убийцам его  брата.  Она  грозила  мне,
грозила всем нам, его местью. Однако я знаю, что ворона не сказала  всей
правды. Она кое-что утаила.
   - Что же?
   Виглик медленно покачал головой:
   - Это по-прежнему скрыто от меня. И несмотря на все, что  ты  сказал,
Вальгрим, я не думаю, что путь к победе в Судный День лежит через таких,
как Сигурд Рагнарссон, с его жестокостью и его жертвоприношениями. Нужен
не только великий ратоборец, чтобы победить Локи и отродье Фенриса. И не
кровь возвратит Бальдра к жизни. Не кровь, а слезы.
   Несмотря на весеннюю прохладу, лицо Вальгрима залилось краской - была
задета его честь, к тому же были упомянуты недобрые имена и дела.  Сдер-
жав себя, он спросил только:
   - А в конце, когда ты как будто вглядывался вдаль?
   - Вдали я увидел двух орлов. Первый вился над вторым, но потом второй
снова поднялся вверх. Я не видел, кто в конце концов победил.

   ГЛАВА 5

   Дьякон Эркенберт сидел в поле на самом солнцепеке у  высокого  стола,
разложив перед собой чернила и пергамент. Близился к завершению занявший
почти весь день тяжкий труд. Тяжкий, но и благодарный. Эркенберт ощущал,
как его переполняет сознание собственной значительности, почтение,  едва
ли не благоговение, когда он перебирает толстую стопку пергаментных лис-
тов, строчка за строчкой исписанных именами: за каждым стоит  просьба  о
принятии в ряды нового ордена, основанного архиепископом Запада, - Орде-
на Копья, или, на их языке, Lanzenorden.
   За время долгого пути на север из Кельна в Гамбург Эркенберт осознал,
что существуют особые обстоятельства, благоприятствующие созданию Ордена
монахов-воинов именно здесь, в Германии. В его родной Нортумбрии, как  и
во всей пронизанной родственными связями Англии, таны, которые составля-
ли костяк любой армии, годились только для одного: удобно устроиться  на
землях, пожалованных им королем. А затем  горы  своротить,  лишь  бы  не
только удержать эти земли за собой, как бы ни стали таны стары, толсты и
непригодны к воинской службе, но и удостовериться,  что  поместья  честь
честью перейдут к их детям. Иногда они посылали сыновей  служить  вместо
себя, иногда стремились попасть в фавор к королю или  духовенству,  под-
держивая их законы и любую хартию, которой  требовалось  присягнуть  тем
или иным образом. И хотя они делали все это и даже посылали своих  доче-
рей для похотливых услад некоторых магнатов, в Англии вряд ли можно было
найти клочок земли, на который не претендовал бы сын какого-нибудь арис-
тократа, или сына аристократа, который в конце концов оказался бы не об-
манут в своих ожиданиях.
   Не так в Германии. Сословию воинов здесь не  разрешалось  оседать  на
земле и устраиваться с удобствами. Службу необходимо было нести. В  про-
тивном случае замену находили немедленно. Воину  средних  лет  следовало
самому позаботиться о том времени, когда его держащая меч рука  ослабеет
- ведь его князь не считал, что обязан будет что-то  сделать  для  него.
Что касается сыновей воинов, многие из них не имели  никаких  надежд  на
будущее. И не зря, холодно подумал Эркенберт, при всех своих  заботах  о
чистоте крови они больше подобны смердам или  керлам,  чем  благородным,
ведь у них можно отобрать их собственность в любой момент.  Такие  люди,
благодаря их воинственности, толпами будут рваться в Орден, который даст
им, словно черным монахам, кров и товарищескую поддержку до самой  смер-
ти.
   И все же он и его товарищи не имели бы такого успеха при наборе  рек-
рутов, если бы не красноречие архиепископа Римберта. Десятки раз на пути
из Кельна в Гамбург Эркенберт слышал, как тот скликает  толпы  в  каждом
городе, где они останавливались, и слышал его проповеди.
   Архиепископ всегда вспоминал слова  евангелиста  Матфея:  "Я  посылаю
вас, как овец среди волков".
   Он напоминал слушателям, как Христос запретил апостолу  Петру  сопро-
тивляться воинам, которые пришли за Ним в сад Гефсиманский, как требовал
от своих учеников подставлять другую щеку, а если кто-то  заставляет  их
пройти с ним одно поприще, пройти два.
   Он развивал эту тему, пока на лицах его  воинственных  слушателей  не
появлялись признаки сомнения и неодобрения.
   И тогда он заявлял им, что сказанное Христом - истина несомненная. Но
что будет, если человек заставит тебя нести его ношу  одну  милю,  и  ты
добровольно пронесешь ее две мили, а потом он вместо благодарности обру-
гает тебя и прикажет нести ее еще две мили, еще  десять,  еще  двадцать?
Что, если ты подставишь другую щеку, а враг ударит по ней снова, и  сно-
ва, и снова - своим хлыстом, как пса? Толпа начинала гневно колыхаться и
роптать, а Римберт кротко спрашивал слушателей о причине их гнева. Разве
то, о чем он рассказывал, не в сотни раз меньше тех унижений и обид, ко-
торые они терпят от северных язычников? И тогда Римберт говорил  о  том,
чему был свидетелем за долгие годы своего апостольского служения на  Се-
вере: изнасилованные дочери и жены, мужчины, угнанные в рабство до самой
смерти, христиане на коленях в снегу, оплакивающие свою судьбу  -  стать
жертвоприношением для языческих богов в Оденсе или Каупанге,  или,  хуже
всего, в шведской Упсале. Когда мог, он называл по имени мужчин и женщин
именно из этого города или из этих мест - запас душераздирающих  историй
он имел неисчерпаемый, и кто бы его не имел,  подумал  Эркенберт,  после
тридцати лет служения безнадежной и бессмысленной миссии обращения языч-
ников.
   И когда гнев толпы достигал высшей точки, когда служивые воины в  ней
начинали свирепеть, потрясать кулаками и кидать оземь свои кожаные  шап-
ки, Римберт бросал им то самое: "Я посылаю вас, как овец среди  волков".
Да, говорил он, шедшие со мной добрые священники, из которых  и  десятой
части не вернулось домой, были агнцами - и агнцами они останутся. "Но  с
этих пор, - тут в его голосе начинала звенеть сталь, - посылая овец сво-
их, я прослежу, чтобы рядом с каждой овцой шли... нет, не другая овца, и
не волк. Огромный пес, гигантский мастифф немецкой породы, в крепком ши-
пастом ошейнике, и следом за ним еще двадцать таких же. Вот  тогда  пос-
мотрим, как северные волки отнесутся к проповеди Агнца! Может быть, тог-
да они расслышат его блеянье".
   И Римберт начинал шутить и играть словами, иногда даже подражая голо-
су овцы, чтобы позволить слушателям смеясь освободиться от напряжения  и
ярости. А потом Римберт спокойно и неторопливо излагал им свой  замысел.
Посылать миссию за миссией на Север, к  самым  дружественно  настроенным
языческим королям и князьям, во главе каждой миссии образованный и  бла-
гочестивый священник, как это и было всегда, но  вот  новое:  священника
сопровождает сильный отряд телохранителей, людей благородного  происхож-
дения и рыцарского звания, без жен и детей или  прочих  привя-занност„й,
воинов, хорошо владеющих мечом, копьем и булавой, умеющих править боевым
конем одними лишь коленями и кончиками пальцев, держа в одной руке  щит,
а в другой копье, - людей, которых даже северные пираты  обходят  сторо-
ной, избегая распрей с ними.
   А потом, завоевав полное внимание слушателей, Римберт рассказывал  им
о Святом Копье, о том, что, когда оно вернется в Империю, вместе  с  ним
вернется и дух Карла Великого и снова поведет христиан к победе над все-
ми врагами. А сейчас помощники архиепископа готовы выслушать всех  соис-
кателей и выяснить, достойны ли они вступления в Орден Копья.
   Поэтому Эркенберт и держал в руках толстую стопку листов  пергамента,
исписанных столбцами: имена претендентов, свидетельства их  благородного
происхождения - ведь простолюдина или сына простолюдина нельзя принимать
ни при каких обстоятельствах - перечни неслыханных богатств, которые они
готовы пожертвовать Ордену, и описания их личного оружия и  амуниции.  В
свое время некоторых вычеркнут из списков,  других  примут.  Большинство
вычеркнут. И многих - не из-за бедности или сомнительного происхождения,
а из-за испытания, которое устраивает для них ваффенмайстер  архиеписко-
па, его военный советник. Как только Эркенберт записывает  данные,  пре-
тенденты расходятся по обширному полю, расположенному у деревянного час-
токола вокруг неоднократно разграбленного Гамбурга. Здесь они дерутся на
тупых мечах и со щитами. На коне проходят сложную полосу препятствий,  с
чучелами, которых нужно  поразить  копьем.  Они  сходятся  в  рукопашной
схватке внутри ринга. И повсюду ходит седой ваффенмайстер или его  стар-
шины - наблюдают, сравнивают, запоминают имена.
   Эркенберт бросил взгляд на Арно, советника архиепископа Гюнтера, пос-
ланного во владения Римберта для наблюдения, оценки и доклада. Они  дру-
желюбно улыбнулись друг другу. Один невысокий и темноволосый, другой вы-
сокий и светлый, оба любили поворочать мозгами и ревностно относились  к
делу.
   - Архиепископ легко сможет набрать свою первую сотню,- сообщил Эркен-
берт.
   Прежде чем Арно ответил, раздался другой голос.
   - Теперь осталось только девяносто девять, - произнес он.
   Дьякон и священник из-за своих столов уставились на новоприбывшего.
   Рост его был невелик, отметил Эркенберт, чувствительный к  этой  под-
робности. Но у него  были  чрезвычайно  широкие  плечи,  размах  которых
только подчеркивала его тонкая, прямо девичья, талия. Он был одет в  ко-
жаную куртку с подбивкой, какие всадники носят под кольчугами. Эркенберт
заметил, что в верхнюю часть жакета для уширения были вшиты вставки, ак-
куратно, но без всяких стараний подобрать цвет. Кроме жакета на нем  бы-
ла, кажется, только фланелевая рубашка из  самых  дешевых  и  поношенные
шерстяные штаны.
   Глаза у незнакомца пронзительно голубые, волосы такие же светлые, как
у Арно, но стоят ежиком. "Я видел лица опасные и видел лица безумные,  -
подумал Эркенберт, вспоминая Ивара Бескостного. - Но более сурового лица
не встречал". Оно казалось высеченным из камня, кожа обтягивала выпираю-
щие кости. Шея с бугром сзади, как у бульдога, голова даже выглядит  ма-
ленькой.
   Эркенберт обрел голос:
   - Вы это о чем?
   - Ну смотри, архиепископу нужно сто человек, я один, а сто без одного
будет - слышал про науку арифметику? - девяносто девять.
   От такого выпада Эркенберт вспыхнул.
   - Я слышал об арифметике. Но ты еще не принят. Сначала мы должны  уз-
нать твое имя и имена твоих родителей, и еще много других  вещей.  И  ты
должен проявить себя на глазах у нашего ваффенмайстера. В  любом  случае
сегодня ты уже опоздал.
   Он почувствовал руку у себя на плече. Арно заговорил мягко  и  озабо-
ченно:
   - Ты совершенно прав, брат, но, думаю, в данном случае мы можем  сде-
лать исключение. Этот юный herra известен мне, да и всем нам. Это Бруно,
сын Регинбальда, графа Мархеса. Его знатность, безусловно, позволяет ему
претендовать на эту честь.
   Эркенберт раздраженно взялся за пергамент.
   - Превосходно. Если все делать как полагается, мы должны теперь спро-
сить об имуществе и доходах, которые претендент намерен передать Ордену,
- он начал писать. - Бруно, как сын  графа,  должен  быть,  естественно,
Бруно фон..?
   - Бруно фон ниоткуда, - последовал  спокойный  ответ.  Эркенберт  по-
чувствовал, что его запястье перехвачено  огромной  неумолимой  ручищей,
мягко, но стальным зажимом.
   - Я у графа третий сын, земель не унаследовал.  У  меня  нет  ничего,
кроме моих рук, оружия и моего коня. Но позволь мне спросить кое  о  чем
тебя, малыш с бумагами. Ты бойко говоришь на "нишненеметском", но  руча-
юсь, ты не один из нас. И я ничего не слышал о  твоем  знатном  роде.  Я
удивлен, кто же этот человек, имеющий право решать, кому быть, а кому не
быть "фсатником" Святого Ордена? Никаких обид, надеюсь.  Арно  торопливо
вмешался:
   - Бруно, этот ученый дьякон - англичанин. Он сражался в  армии  Папы,
которая была разбита, и пришел, чтобы рассказать нам об этом. А  еще  он
видел смерть знаменитых викингов, Ивара Бескостного и Раг-нара Волосатой
Штанины. Мы узнали от него много полезного, и он предан нашему делу  ду-
шой и телом.
   Хватка на запястье Эркенберта ослабла, юноша отступил назад, и на его
чеканном лице появился интерес.
   - Ладно, - сказал он, - ладно. Я готов принять англичанина как собра-
та. И этот малыш-англичанин - без обид, друг, у каждого из нас есть свои
сильные стороны - сказал одну очень  правильную  вещь.  Я  действительно
должен показаться ваффенмайстеру, - он обернулся и крикнул: -  Данкварт!
Где ты, старый мерзавец? Какие там у тебя испытания? Хотя ладно, не  на-
до. Я сам все вижу.
   Пока Бруно разговаривал с Эркенбертом, активность на  плацу  замерла.
Ваффенмайстер, старшины и не выбывшие до сих  пор  кандидаты  прекратили
свои упражнения и подошли посмотреть на новичка. Они освободили ему про-
ход, когда он ринулся от стола.
   В четыре прыжка Бруно подскочил к огромному черному жеребцу,  который
вольно пасся неподалеку. В седло он взлетел, не касаясь стремян, подхва-
тил воткнутое в землю копье и уже двигался к полосе  с  препятствиями  и
мишенями. Когда конь перепрыгивал первый плетень, Эркенберт увидел,  что
Бруно держит левую руку за спиной - чтобы подчеркнуть, что не пользуется
щитом. Поводья были брошены, он вел жеребца только коленями  и  пятками.
Удар копьем с верхнего замаха, мгновенный разворот и скачок. Сквозь под-
нявшуюся над полем пыль Эркенберт мог разобрать только с треском  разле-
тающиеся мишени и черного кентавра,  каждые  несколько  секунд  берущего
барьер за барьером.  Более  искушенные  наблюдатели  стали  криком  при-
ветствовать каждый удар. Через какие-то мгновенья конь вернулся, всадник
соскочил на землю, тяжело дыша и широко улыбаясь.
   - Я выдержал это испытание, Данкварт? Тогда скажи  тому  человечку  с
бумагами, ведь это все не в счет, пока он не  отметит.  Но  послушай-ка,
Данкварт, сейчас я смогу показать себя настоящему знатоку, который видел
настоящие битвы и схватки великих ратоборцев. Я хочу узнать его  мнение.
Кто здесь сегодня был лучшим с мечом и щитом?
   Седой ваффенмайстер безучастно ткнул в сторону кандидата, который под
конец бился уже с его старшинами. Высокий юноша в  белой  одежде  поверх
кольчуги.
   - Вот этот, Бруно. Он очень хорош.
   Бруно подошел к предполагаемому противнику,  обеими  руками  обхватил
его ладонь и вгляделся в него с пытливой нежностью, как  дама  в  своего
любовника.
   - Ты согласен? - спросил он.
   Высокий рыцарь кивнул. Старшины подали каждому по тяжелому щиту,  ка-
кие носят всадники, длинные мечи с  затупленными  лезвиями  и  аккуратно
сточенными остриями. Два рыцаря разошлись на шаг и принялись насторожен-
но кружить, каждый уходил от меча противника вправо.
   Эркенберт, мало что понимавший в воинских испытаниях, успел  заметить
только сверкание мечей и услышать троекратный лязг, это  ударил  высокий
юноша - вниз, вверх, слева, -  молниеносно  орудуя  тяжелым  мечом.  Три
жесткие атаки, Бруно парировал удары не щитом, а мечом, крутя запястьем,
чтобы клинки встречались под правильным углом.  Под  четвертый  удар  он
поднырнул и, вздернув щит, верхним его краем подцепил опускающийся меч у
самой рукояти. Теряя равновесие, высокий юноша шагнул назад, и меч Бруно
взвился. Мгновение казалось, что Бруно атакует сразу тремя мечами, высо-
кий юноша отчаянно отбивал удары со всех сторон. И вот его  щит  опущен,
меч поднят, а сам он присел, чтобы отразить удар, но удара не было.  Ка-
залось, Бруно даже замер на миг, прикидывая, как лучше ударить.
   Его стремительный выпад был незаметен для глаза. Глухой  удар,  судо-
рожный вздох, и высокий юноша опрокинулся на спину. Секундой  позже  Эр-
кенберт сообразил, что в момент  удара  Бруно  намеренно  расслабил  за-
пястье, чтобы смягчить удар. Он не стал вкладывать в него всю свою силу.
   Бруно уже отбросил щит и меч и помогал противнику подняться все с той
же пытливой нежностью. Похлопал его по щекам, заглянул в глаза,  помахал
ладонью - помутнели ли глаза? На лице его появилось облегчение, он  отс-
тупил назад с улыбкой:
   - Отличный бой, юноша. Я рад, что мы будем братьями в Ордене. Я потом
объясню тебе этот финт с ложным выпадом. Ему нетрудно научиться.
   Бруно оглянулся, услышав аплодисменты зрителей, и показал, что  делит
их со своим противником.
   Вот еще одна особенность этих германцев, подумал Эркенберт, вспоминая
неискоренимую спесь своих соотечественников. Здесь же люди сходятся лег-
ко. Они любят объединяться в группы и товарищества, с общим котлом и об-
щей бочкой пива. Однако они выбирают себе вождя, который ничем не  стре-
мится выделиться из них. Сила это или слабость?
   Бруно снова подошел к столу, в глазах его  сверкало  неудержимое  ве-
селье.
   - Теперь вы меня запишете? - спросил он. Арно потянулся  за  пером  и
пергаментом, а Бруно рассмеялся и, наклонившись к Эркенберту,  сказал  с
неожиданной серьезностью:
   - Вот что, друг. Говорят, ты видел великих ратоборцев, Ивара Бескост-
ного и даже Бранда-Убийцу. Скажи мне, может ли, по-твоему, такой, как я,
сравниться с ними? Скажи мне правду, я не обижусь.
   Эркенберт колебался. Он видел Ивара в схватке с ратоборцами  из  Мер-
сии, хотя и с приличного расстояния. Вблизи он видел поединок на сходнях
между Иваром и Брандом. Он вспомнил змеиную увертливость Ивара, его нео-
жиданную в сравнительно худощавом теле силу. Сравнил с  тем,  что  видел
только что, оценил размах плеч и повадку стоящего перед ним воина.
   - Ивар был очень быстрый, - наконец произнес