пятие Белого Христа? Зачем мой бог-покровитель показывает мне это? Мы
не христиане. Мы их враги.
   Воины распростерли человека на кресте и забили гвозди,  по  одному  в
каждое запястье, не в ладони, которые были бы разорваны, как  только  на
них пришелся бы полный вес тела, а между костями предплечья. Еще один  в
ноги, трудно пробить одним гвоздем сразу обе. К счастью, в  этот  момент
боль не доходила до наблюдающего сознания Шефа. Оно  со  стороны  сурово
взирало на людей, взявшихся за жестокое дело.
   Работали они споро, как будто бы уже много роз делали это раньше, пе-
реговариваясь между собой на языке, которого Шеф не понимал. Но со  вре-
менем ему удалось разобрать одно-два слова: hamar, говорили они,  nagal.
Но крест они называли не rood, как ожидал Шеф, а как-то вроде crollchem.
Римские воины, как и рассказывали Шефу, но говорящие на  одном  из  гер-
манских диалектов, с вкраплениями вульгарной кухонной латыни.
   Человек на кресте лишился чувств. Затем глаза его открылись снова,  и
он вглядывался, как Шеф сейчас, как Шеф несколько лет назад, после того,
как его ослепили. Затем явилось видение Эдмунда, замученного  христианс-
кого короля, бредущего к нему с собственным позвоночником в руках, а по-
том уходящего куда-то. Значит, это место, куда попадают  христиане,  как
язычники попадают в Вальгаллу.
   Солнце уже начало садиться за Голгофой. В течение нескольких  кратких
секунд Шеф видел его так, как видел его умирающий человек.  Богочеловек.
Не колесница, влекомая испуганными лошадьми и преследуемая алчными  вол-
ками, в которую верят язычники, как и земля с морем не были логовом  ги-
гантских змеев, ищущих человечеству погибели. То,  что  видел  Распятый,
было не колесницей и не золотым диском, а склоненным вниз сияющим  боро-
датым ликом, исполненным одновременно и суровости и сострадания. Он взи-
рал на мир, где его творения простирали к нему руки  и  просили  помощи,
пощады, милосердия.
   - Элои, Элои! - вскричал умирающий, - ламма савахфани? Боже Мой, Боже
Мой! для чего Ты Меня оставил ?
   Сияющий лик ответил: нет. Это не забвение, а забота. Горькое искупле-
ние за грехи мира, ответ на тянущиеся к небу руки.  А  теперь  последнее
милосердие.
   Из рядов выстроившихся у подножия креста воинов вышел человек в крас-
ном плаще поверх доспехов и с красным. султаном на железном шлеме.
   - Inoh, - сказал он на том же полугерманском жаргоне, на котором  го-
ворили его солдаты, - giba те thin lancea. Хватит, дай мне твое копье.
   У губ умирающего оказалась губка, он яростно  впился  в  нее,  ощутил
вкус винного уксуса, который ежедневно выдавали воинам, чтобы  смешивать
его с водой. Благословенной влагой потек он по его  пересохшей  гортани,
вкуснее всего, что он когда-либо пил, а центурион снял  с  копья  губку,
перехватил древко парой футов ниже и вонзил копье под  ребра  Распятого,
целясь ему в сердце.
   По рукам сотника потекли кровь и вода, он  с  изумлением  смотрел  на
них. В тот же самый момент мир вокруг него переменился, словно что-то  в
нем изменилось Навеки. Он огляделся, и  вместо  унылого  жгучего  солнца
этой иссушенной и пустынной страны он увидел  словно  бы  улыбку  своего
умершего отца. Вокруг него трепетное ликование поднималось от песков,  а
под ногами крик облегчения исходил от скал, из-под скал, из самого  Ада,
где томящиеся души узрели обещанное спасение.
   Центурион встряхнулся, опомнился, снова  поглядел  вниз,  на  обычное
солдатское копье, с которого стекали на его руки и доспехи кровь и вода.
   - Вот что видят христиане, - произнес голос покровителя Шефа.  -  Они
видят помощь извне там, где язычники видят лишь борьбу, в которой не мо-
гут победить и в которой не осмеливаются проиграть. И все это очень  хо-
рошо - если Спаситель существует.

   * * *

   Видение померкло, и Шеф остался сидеть на голом камне. Он прищурился,
задумался о том, что увидел. Дело в том, понял он  благодаря  сравнению,
что христиане верят в спасение, поэтому не борются за себя сами,  просто
возлагают надежды на свою Церковь. Язычники борются за победу, но у  них
нет надежды. Поэтому они хоронят девушек заживо и кладут людей под  киль
своих кораблей, они ощущают, что в мире нет Добра. А  Путь  должен  идти
между ними. Где-то, где есть надежда, которой нет у язычников: ведь даже
Один не смог вернуть своего сына Бальдра к жизни. И то, что  зависит  от
собственных усилий человека, что отрицают христиане: для них спасение  -
дар, милость, а не благо, которое заслужила сама человеческая сущность.
   Шеф сел, обеспокоенный внезапным ощущением, что за ним наблюдают, по-
искал взглядом Кутреда, сообразил, что тот все еще не вернулся. Он нащу-
пал открытый ящик с провизией, надеясь, что еда и питье приведут  его  в
лучшее расположение духа. Еще молока, сыра, сухарей.
   Прыжок из-за валуна, и перед ним появилась фигура. Шеф так и застыл с
непроглоченным куском во рту.

   ГЛАВА 22

   У Шефа и секунды  не  заняло  сообразить,  что  перед  ним  маленький
мальчик, ребенок. Хотя по-настоящему маленьким его назвать было  трудно.
Он достигал в высоту пяти футов, то есть был не ниже,  чем  Удд,  и  при
этом много шире. Он мог бы сойти за невысокого мужчину, но что-то в  его
доверчивой позе выдавало юность. И он вообще не  выглядел  как  человек.
Руки у него свисали низко, голова на невообразимо толстой шее  клонилась
вперед. Маленькие глазки выглядывали из-под тяжелых надбровий.  Одет  он
был -да ни во что. Была, конечно, какая-то юбочка  из  грубо  выделанной
шкуры. Но она почти терялась в его собственной шерсти. С головы  до  пят
ребенок был покрыт космами длинных серых волос.
   Взгляд существа остановился на куске сыра, который Шеф как раз подно-
сил ко рту. Ноздри его, чуя запах сыра,  жадно  раздвинулись,  и  тонкая
струйка слюны побежала из угла рта. Шеф не спеша снял сыр с  сухаря,  на
котором тот лежал, и безмолвно протянул его странному мальчику.
   Тот замялся, не решаясь подойти поближе. В конце концов он сделал два
шага своеобразной неуклюжей походкой, протянул длинную серую руку и взял
сыр с ладони Шефа. Обнюхал его, снова раздувая ноздри, и  вдруг  закинул
сыр в рот. Пожевал, закрыв глаза в приступе экстаза, тонкие губы оттяну-
лись, обнажая массивные клыки. Ноги его невольно прошлись в нелепом,  но
радостном переплясе.
   Финны не умеют делать ни сыр, ни масло,  ни  молоко,  говорил  Бранд.
Вряд ли это финн. Но, видимо, вкусы у него такие же. По-прежнему избегая
резких движений, Шеф протянул флягу с оставленным для Кутреда молоком. И
опять внимательное изучение с помощью носа, внезапное решение  и  жадные
глотки. Пока он - или оно - допивал молоко, колени у него странно  изо-.
гнулись, чтобы наклонить все тело назад. Он просто не может  запрокинуть
голову, чтобы пить, как люди, догадался Шеф.
   Допив молоко, ребенок бросил флягу. Шум, с  которым  та  разбилась  о
камни, по-видимому, встревожил - существо, оно взглянуло вниз, потом  на
Шефа. И тогда оно явно что-то сказало, что-то, прозвучавшее  как  "изви-
ни". Но Шеф не смог разобрать ни единого слова.
   А потом существо ушло, прошло по тропе пару шагов и вдруг просто-нап-
росто исчезло, испарилось, серая шерсть слилась  с  серым  камнем.  Шеф,
кряхтя, поднялся и проковылял до камня, где существо исчезло, но там уже
ничего не было. Оно просто развеялось, как сон.
   Кто-то из Huldu-folk, подумал Шеф. Я видел человека из Потаенного На-
рода, живущего в горах. Он вспомнил истории  Бранда  о  тварях,  которые
утаскивают людей под воду, о хватающей лодки длинной серой  руке.  И  ту
историю, что рассказывали Квикка и его команда, о человеке, пойманном  в
горах троллихами, которые держали его при себе. Как-то раз они рассказы-
вали еще одну историю - о великом чародее и мудреце, который решил очис-
тить от троллей и Потаенного Народа некий остров в северных странах.  Он
прошел по всему островку, и говорил волшебные слова, и  выгонял  тварей,
так что они больше не могли вредить людям.  И  под  конец  ему  осталось
только спуститься с последнего утеса, чтобы закончить работу.  Но  когда
его стали спускать на веревке, из скалы раздался  голос.  "Человечек,  -
сказал он, - даже спрятанному народу нужно оставить какое-то место,  где
ему жить". И тут из утеса высунулась серая рука, сорвала этого мудреца с
веревки и швырнула на камни внизу. В этом нет смысла, сказал тогда  Шеф.
Кто мог услышать слова, кроме человека  на  веревке,  человека,  который
мгновеньем позже разбился насмерть? Но неожиданно эта  история  все-таки
приобрела кое-какой смысл.
   Кутреда по-прежнему нигде невидно. Шеф открыл было рот, чтобы  покри-
чать, и тут же закрыл снова. Неизвестно, кто его услышит. Он подобрал  с
земли осколок кремня, процарапал на покрытой лишаями стенке стрелу, ука-
зывающую, в каком направлении он пошел, - в сторону гор. Он оставил ящик
с провизией на месте и пустился по узкой горной тропе со всей  доступной
ему скоростью.
   Тропа извивалась вдоль краев морского залива, но шла высоко  над  во-
дой, часто сужаясь до ширины стопы, никогда, впрочем,  не  исчезая  пол-
ностью. Только Брандовы охотники за гнездами  могли  бы  не  задумываясь
пройти по ней. Карли, привыкший к равнинам, замер бы от страха. Шеф, то-
же житель болот, осторожно пробирался вперед, потея от страха и напряже-
ния, стараясь не смотреть вниз.
   И вот впереди появилась поляна. Шеф осторожно  вгляделся  в  сумерки.
Поляна? По крайней мере, ровная площадка со  скудной  растительностью  -
травкой и мхом на неизменных камнях. Почему же с  моря  зелень  была  не
видна? Потому что весь этот уголок спрятан, укрыт  в  складке  местности
между морем и горами. На другом краю поляны мелькает огонек. Костер? Хи-
жина?
   Осторожно приблизившись. Шеф выяснил, что это действительно хижина. С
каменными стенами, крышей из дерна, притулившаяся к склону  горы,  будто
выросла здесь. Даже с пятидесяти ярдов Шеф не был уверен,  что  действи-
тельно видит ее, хотя внутри мерцал какой-то неясный огонек.
   Размышляя над этим. Шеф вдруг понял, что его левая рука опирается  на
другую стену, расположенную прямо около него. Он подошел  к  строению  и
даже не заметил его. А это была не такая уж маленькая постройка, из  со-
лидных каменных плит, с односкатной крышей, простирающаяся на добрых со-
рок футов от места, где у дальней стены тропа подходила к чему-то  вроде
двери. Из постройки доносился явственный запах. Запах дыма и слабый аро-
мат еды.
   Положив руку на рукоятку ножа и ступая мягко, как подкрадывающийся  к
утиному гнезду охотник, Шеф проскользнул ко входу. Не дверь, а подвешен-
ный на колышках кожаный полог. Он снял петли с колышков и прошел внутрь.
   Первые двадцать ударов сердца он ничего не  видел  в  темноте.  Потом
глаза привыкли. Тусклый свет проникал сквозь трещины в стене и через от-
верстие в крыше, под которым дымил костерок. В  дыму  висели  туши.  Это
коптильня, понял Шеф. Вдоль дальней стены рядами шли полки с  пластован-
ной копченой и вяленой рыбой. У ближней стены стояли кадки с  соленьями,
с соленой рыбой и мясом. Прямо перед ним со столба свисала туша  тюленя,
а дальше в глубь помещения уходили ряды других туш. Шеф  протянул  руку.
Столбы были каменные, крюки на них деревянные, не вырезанные, а  сделан-
ные из дерева, которое согнули и оставили расти в нужной форме. Здесь не
было ничего металлического. Только дерево и камень.
   В ряду, вдоль которого пошел заинтересовавшийся Шеф, туши становились
все крупнее. Тюлени. Морж, такой большой, что свисал от самой  крыши  до
пола. А дальше медведь. Не бурый медведь южных лесов, распространенный в
Норвегии, все еще встречающийся в английских чащобах. Нет, зверь гораздо
крупнее, как касатка крупнее дельфина,  зверь  огромных  размеров  висел
здесь, разделанный и закопченный. Кое-где на  нем  еще  оставался  белый
мех. Это был огромный белый медведь, вроде  того,  чья  роскошная  шкура
пошла на лучший плащ Бранда и добыть которого, по словам самого  Бранда,
стоило три человеческих жизни.
   Шеф вошел уже в самый дым, где мерцал огонь, и свет падал  через  от-
верстие в крыше. А здесь что за зверя завалил могучий горный охотник? Не
тюлень и не морж, не дельфин и не медведь. И тут Шеф понял - слегка  по-
качиваясь в дыму, на крюке, продетом через обрубок шеи,  висел  человек.
Обезглавленный, располовиненный, ободранный, выпотрошенный, как  свинья,
но без сомнения - человек. Еще двое болтались  позади  него,  мужчина  и
женщина, подвешенные, как огромные окорока. Груди женщины разметались по
ее обнаженным бокам.
   Шеф обнаружил, что в углу свалены в кучу какие-то предметы. В  основ-
ном раскиданная в беспорядке одежда. Тут и там отблески металла,  сереб-
ряные и эмалевые вещи, а также сталь. Кто бы  ни  был  охотник,  убивший
этих людей, трофейным добром он не интересовался. Оно было  отброшено  в
сторону, словно рога, копыта и прочее, что нельзя съесть. А нет ли здесь
оружия?
   Меж двух стоек у стены расположились с  полдюжины  копий  с  длинными
древками. Шеф взял одно из них, постепенно разобрал,  что  оно  изъедено
червями и согнулось, потому что долгие годы пролежало  в  коптильне.  Он
перебрал оружие как можно  внимательней.  Хлам,  один  хлам.  Расколотые
древки, искореженные наконечники, везде толстый слой ржавчины. Надо най-
ти хоть что-нибудь. У него был только  крошечный  нож  против  существа,
способного убивать моржей и полярных медведей.
   Вот. Вот оно. На дне кучи Шеф углядел древко, которое выглядело хоро-
шо сохранившимся. Он взял копье, примерился, испытал облегчение при мыс-
ли, что не был теперь совсем уж беззащитным.
   Почему-то, пока он вертел копье в руках,  мысль  о  применении  этого
оружия для драки и убийства отпугнула его. Словно бы голос  сказал  ему:
"Нет. Это не годится для такой цели. Это было бы все равно что  брать  с
наковальни раскаленный металл молотом или ковать железо  рукояткой  щип-
цов".
   Озадаченный Шеф оглядел то, что держал в руках, взгляд его то и  дело
испуганно устремлялся ко входу. Странное оружие. Такого сейчас никто  не
делает. Наконечник в форме листа,  совсем  непохожий  на  тяжелую  треу-
гольную головку копья "Гунгнир", длинная железная накладка под ним прик-
реплена к ясеневому древку. Следы украшений. Кто-то даже сделал  по  ме-
таллу гравировку и инкрустировал в нее золото. У  основания  наконечника
когда-то были два золотых креста. Теперь золото исчезло, о нем напомина-
ли только слабые пятна, но выгравированные кресты остались. Боевое  ору-
жие, судя по стали лезвия, и метательное, судя по весу.  Но  кто  станет
отделывать золотом копье, которое собирается метнуть во врага?
   Ясно, что кто-то очень ценил это копье. Кто-то, чье тело теперь висе-
ло в дыму. Шеф еще раз нерешительно взвесил оружие в руке. Безумием было
бы не взять любое оружие, которое могло увеличить  его  шансы  выжить  в
этом гибельном месте. Так почему же оказалось, что он сунул  его  назад,
аккуратно прислонил к стойке?
   Встревожившись вдруг из-за едва уловимого движения воздуха за спиной,
Шеф круто обернулся. Кто-то или что-то приближалось. Шеф пригнулся, пог-
лядел вдоль пола ниже рядов туш. Кто-то шел к нему.  С  облегчением  Шеф
узнал подпоясанные веревкой штаны Кутреда. Он вышел  в  проход,  поманил
своего товарища, без слов показал на подвешенные тела людей.
   Кутред кивнул. Он держал в одной руке обнаженный меч, в  другой  свой
щит.
   - Я говорил тебе, - хрипло прошептал он. - Тролли. В горах.  Пялились
на меня через окна мельницы. Ночью дергали дверь,  пытались  войти.  Они
чуют мясо. В таких горных деревушках на дверях крепкие  засовы.  Правда,
не всем они нужны.
   - Что нам делать?
   - Взяться за них, пока они не взялись за нас. Напротив стоит  хижина,
ты видел? Пойдем туда. Ты без оружия?
   Шеф отрицательно замотал головой.
   Кутред прошел мимо него, взял копье, от которого Шеф только что хотел
избавиться, протянул ему.
   - Вот,- сказал он, - возьми это. Держи, - настойчиво добавил он, уви-
дев заминку Шефа, - теперь оно ничейное.
   Шеф протянул руку, помялся, твердо взялся за оружие. В теплой  дымной
полутьме раздался звук, будто металлический наконечник ударил по  камню.
И Шеф снова испытал непонятное облегчение. Не облегчение из-за того, что
теперь вооружен, скорее облегчение от того, что оружие было ему вручено.
Оно перешло от своего владельца к хозяину коптильни, а потом к  Кутреду,
к человеку, который не был человеком. Теперь Шеф имел право  взять  его.
Может быть, не сохранить его у себя, может быть,  не  сражаться  им.  Но
держать его в руках - да. По крайней мере сейчас.
   Двое вышли на неожиданно приятный свежий воздух.

   * * *

   Открытое пространство они преодолели как два призрака, аккуратно  об-
ходя кустики травы, чтобы избежать малейшего  шороха  и  треска.  Сейчас
достаточно одной-единственной ошибки, подумал Шеф, и их тоже подвесят  в
коптильне. Не предупредил ли убежавший маленький мальчик  своих  сороди-
чей? Своего отца? Взгляд его был скорее благодарным, чем испуганным  или
враждебным. Шеф не хотел бы, чтобы пришлось убивать его.
   Дверь хижины, как и дверь коптильни, представляла собой  кожаный  по-
лог, по-видимому, из лошадиной шкуры. Следует ли им осторожно приподнять
его или же разрубить и ворваться внутрь? Кутред таких сомнений не  испы-
тывал. Он безмолвно показал Шефу взяться за верх полога, а сам взял  меч
и его острым как бритва лезвием по очереди перерезал  все  петли.  Полог
свободно повис в руках Шефа. Кутред кивнул.
   Как только Шеф отбросил полог, Кутред  с  занесенным  мечом  ворвался
внутрь. И замер в неподвижности. Шеф вошел следом. В хижине не было  ни-
кого, но она не  была  необитаемой.  Слева  располагалась,  по-видимому,
главная комната, с грубым столом в центре и стоящими вокруг него табуре-
тами из деревянных обломков кораблекрушений. Размер  табуретов  был  ги-
гантским. Шефу пришлось бы  карабкаться,  чтобы  посидеть  на  таком.  В
дальнем углу чернеющий проход вел, казалось, прямо в скалу. Все  помеще-
ние освещалось фитилем, плавающим в каменной чаше с маслом.
   Возможно, все обитатели спали. Наверняка была уже полночь, хотя  небо
оставалось светлым. Но Шеф заметил, что в середине лета  норманны  почти
утрачивают ощущение времени, спят, когда захочется, и спят  очень  мало,
как будто бы откладывают сон на долгую зиму. С Потаенным  Народом  дело,
наверное, обстоит так же.
   Однако справа от них находилась не иначе как спальня, в  которую  вел
еще один узкий проход. Шеф приготовился к возможному смертельному  удару
и, занеся копье, проскользнул через дверной проем. Да, спальня, две кро-
вати, как полки в скале, для тепла набросаны кожи и  меха.  Шеф  подошел
ближе, чтобы убедиться, что меха - это меха животных, а не серая  шерсть
троллей. Нет, здесь никого нет.
   Когда он повернулся, чтобы подать знак Кутреду, от  страшного  треска
душа у него ушла в пятки. Он прыгнул вперед - посмотреть, что случилось.
В центре соседней комнаты, позади перевернутого стола, Кутред сошелся  в
неистовой схватке с троллем.
   С троллихой. Она тоже носила что-то вроде юбочки, но груди прикрывала
лишь серая шерсть, длинные волосы струились по спине, как лошадиная гри-
ва. Она пряталась внутри каменной ниши, выскочив, когда  Кутред  подошел
близко. Одной рукой она ухватилась за шип его круглого  щита,  а  другой
держала запястье руки с мечом. Парочка раскачивалась взад и вперед, Кут-
ред старался высвободить оружие, троллиха пыталась отвести его в  сторо-
ну. Неожиданно ее зубы щелкнули в опасной близости от лица Кутреда.
   Шеф так и застыл, на мгновенье изумившись силе женщины. Кутред  вкла-
дывал в борьбу все свои силы, с яростным хрипением наседая на  троллиху,
на руках его надулись неимоверные мышцы. Дважды он отрывал ее от  земли,
с легкостью поднимая две сотни фунтов, но она каждый раз вырывалась.
   Потом, когда она внезапно рванулась вперед, Кутред отле