электроэнергии, а также значительных неиспользованных резервов фонда
зарплаты каждый винтик этой огромной и отлично слаженной машины может
рассчитывать на весомую добавку к получаемой зарплате в соответствии с
действующими премиальными положениями.
    Воспламенив сердца холодным жаром чисел, главный инженер поблагодарил
за внимание и скромно сел на место, поощряемый к дальнейшему благотворному
служению обществу громкими аплодисментами.
    Председательствующий бросил на него вопросительный взгляд и, уловив
высочайшее соизволение, приступил к зачтению приказа.
    Автор не будет утомлять внимание читателей пересказом этого документа,
поскольку фотографии перечисленных в нем лиц красуются тут же под
транспарантом. Достаточно только сказать, что благодарность, вынесенная
Сонечке "за работу с полной отдачей", исторгла улыбку умиления даже у
человеконенавистницы Уздечкиной.
    Предполагал ли Марий Феоктистович, прислушиваясь к рокоту прибоя
героических дел "Хипхоппроекта", что злополучная судьба готовит ему еще
один удар? Нет, он целиком был погружен в невеселые думы и не вольно
вздрогнул, услышав после слов "...персональное дело" свою фамилию.
    С изумлением и горечью слушало собрание повесть о преступлениях
Стригайло. Тут было все: и рапорт Дундукова о систематическом нарушении
трудовой дисциплины, и наглый уход с работы без увольнительной записки, и
хулиганские действия в кино.
    Закончив, Болтовой обратился к Стригайло с предложением дать объяснения
по поводу выдвинутых против него обвинений.
    Но что же мог сказать он в свое оправдание? Под перекрестным огнем
негодующих взглядов он и впрямь чувствовал себя закоренелым
правонарушителем.
    - Товарищи! - Поперхнувшись, Марий Феоктистович закашлялся, что сразу
поставило его в невыгодное положение. - Кхе-кхе-кхе! Дело в том, товарищи,
что.., в общем... со мной случилось нечто странное... я бы сказал,
необъяснимое... В общем я начал... удлиняться.
    - Громче! - раздались голоса. - Что вы начали, Стригайло?
    - Удлиняться. - Марий Феоктистович вытянул шею и помахал головой у
самой люстры.
    Возмущенный гул прокатился по красному уголку.
    - Перестаньте паясничать, Стригайло! - властным тоном оборвал его
главный инженер. - Вы не в цирке. Можете поберечь свои сказки для дурачков.
Мы сказкам не верим. Вашим сказкам не верим, - добавил он, взглянув на
транспарант.
    Сконфуженный Стригайло сел.
    - Так, ясно, - сказал Болтовой. - Переходим к выступлениям. Кто имеет
слово?
    Несколько минут он сверлил взглядом присутствующих, но на всех лицах
была написана такая непоколебимая решимость не высказываться, пока помыслы
руководства по сему вопросу не станут общим достоянием, что умудренный
опытом председатель обратился к Дундукову:
    - Может быть вы, Софрон Модестович, как непосредственный начальник?
    Дундуков пожал плечами и снисходительно улыбнулся.
    - Ну что же, видно, придется мне.
    Неискушенному слушателю могло показаться вначале, что целью выступления
Дундукова была защита Мария Феоктистовича от взваленной на него напраслины.
Однако, будучи опытным диалектиком, Софрон Модестович с таким искусством
превращал каждый тезис в свою противоположность, что все сказанное во
здравие работало за упокой. Преподнеся в заключение несколько двусмысленных
комплиментов своему подчиненному, он развел руками и сокрушенно произнес:
    - Платон мне друг, но истина мне дороже.
    Теперь, когда сигнал был дан, уже ничто не сдерживало охотничьего
инстинкта гончих.
    Слово взяла Уздечкина.
    - Сейчас, - сказала она проникновенным голосом, - много пишут о
внутреннем мире интеллигентного человека. Известно ли вам, каков этот мир у
Стригайло? Летом, когда большинство конструкторов работало на прополке,
Стригайло добился освобождения, ссылаясь на ревматизм. Мы знаем теперь, что
это был за ревматизм - зловеще закончила она. При этом на ее лице было то
брезгливое выражение, какое можно видеть на морде старой овцы, раздавившей
копытом гадюку.
    После энергичного, но маловразумительного выступления юноши,
наделенного столь бурным темпераментом, что он глотал слова раньше, чем
успевал их произнести, перед суровым ареопагом появилась Сонечка.
    Ее речь была выслушана с глубоким вниманием и искренним сочувствием.
    - Очень часто, - начала она, потупив глазки, - мы, не можем полностью
раскрыть истинный характер человека, не зная его отношения к женщине.
Недаром великие писатели уделяли этому вопросу такое внимание. Мне кажется,
что Стригайло... - Стыдливый румянец покрыл ее щечки. - Ну... словом... во
всякой женщине видит не товарища по работе, а... - Тут она окончательно
смутилась и села на место, всем своим видом показывая, как тяжело быть
объектом домогательств грязного ловеласа.
    - Кто еще имеет слово? - спросил Болтовой.
    - Хватит! - раздались голоса. - И так все ясно!
    - Ну, Стригайло, - взгляд председательствующего обратился к Марию
Феоктистовичу, - что вы скажете коллективу? Как будете жить дальше?
    Потрясенный и раздавленный Стригайло взмахнул руками:
    - Товарищи! - И тут случилось нечто такое, о чем еще много лет спустя в
"Хипхоппроекте" говорят шепотом, да и то только с близкими друзьями.
    Левая рука Мария Феоктистовича метнулась вперед и, произведя изрядное
замешательство в задних рядах, закончила свое странствие звонким ударом по
лицу Уздечкиной, тогда как правая... Нет, честное слово, не хватает духа!
Есть вещи, перед которыми осквернение могил не более чем легкая забава. А
тут... черт знает что такое! Достаточно было поглядеть на цвет
"Хипхоппроекта", накрытый за столом президиума упавшим полотнищем
бессмертного транспаранта, чтобы представить себе все дальнейшее.
    Казалось, еще немного - и пенящиеся валы гнева, ураган выкриков, буря
негодования, вся мощь стихии человеческих страстей, обрушившаяся на
многострадальную голову нашего героя, вырвутся за пределы красного уголка
"Хипхоппроекта", и тогда...
    Тут требовался кормчий куда более опытный, чем недоросль Болтовой,
беспомощно барахтавшийся под словом "рождены".
    - Ти-хо!!
    Только в часы суровых испытаний проявляются подлинные качества
руководителя. Лишь истинное бесстрашие и твердая рука могут помочь ему
смирить строптивых, ободрить малодушных, обезвредить смутьянов.
    - Ти-хо!!
    Взгляни, читатель, на это нахмуренное чело, сверкающий взгляд и
скрещенные на груди руки, прислушайся к стихающему гулу возгласов, и ты
поймешь, чем отличаются укротители львов от простых любителей кошек и
почему нам с тобой никогда не доверят тяжелую и почетную обязанность быть
пастырями человеческих душ.
    - Тихо! - И вновь полные доверия глаза устремлены на главного инженера,
вновь члены профсоюзной организации "Хипхоппроекта" готовы трезво и
справедливо судить заблудшую овцу, одного из малых сих, не забывая о
милосердии, но и не проявляя вредной мягкотелости.
    - Вы кончили, Стригайло?
    Марий Феоктистович кивнул.
    - Тогда, - главный инженер бросил снисходительный взгляд на вытиравшего
потный лоб председателя, - тогда будем считать работу собрания оконченной.
Все необходимые выводы мы сделаем в административном порядке.


    На следующий день после собрания все помещения "Хипхоппроекта"
напоминали недра вулкана перед извержением. Однако этот вид тектонической
деятельности вовсе не был связан с разоблачением Стригайло. Весть о
предстоящей премии пробудила в толщах списочного состава страсти совсем
иного рода. Просто каждый из работников института опасался, как бы его
сосед не получил большую премию, чем он сам.
    На этой почве стихийно возникали и распадались группировки и коалиции,
писались подметные письма и коллективные заявления, велась непрерывная
слежка за конкурентами.
    Сонечка явилась на работу в платье на десять сантиметров короче нормы и
безвозмездно расточала улыбки всем по очереди.
    В коридоре какой-то юродивый, закатив глаза и брызжа слюной, нес уже
совершеннейшую чушь о трех миллионах, якобы выплаченных из премии бабушке
Григория Распутина, предъявившей нотариально заверенное свидетельство об
усыновлении ею Дундукова.
    Под сенью лавровых венков билась в истерике Анфиса Уздечкина.
    Придя утром на работу, Стригайло с радостью убедился, что все
сослуживцы заняты делами более животрепещущими, чем обсуждение его
физических и моральных уродств. Он прошмыгнул к себе за доску и,
склонившись над столом, начал заполнять план-графики по повышению срока
службы и надежности механизмов, проектируемых в стенах "Хипхоппроекта".
    Вообще это занятие напоминало историю о паже, не получившем жалования
ни до, ни после того, как король приказал удвоить ему оклад.
    Повысить на сорок процентов срок службы несуществующего механизма -
дело тонкое и требующее широкой фантазии, которой, как известно, наш герой
был лишен полностью.
    Он уже третий раз стирал резинкой многочисленные сведения об
экономическом эффекте намеченных мероприятий и технических показателях,
посрамляющих лучшие зарубежные образцы, когда секретарша сообщила, что его
вызывают в отдел кадров.
    Стригайло вздохнул и направился вниз по лестнице.
    Дом, где протекала деятельность "Хипхоппроекта", был некогда подарен
императрицей своему фавориту и посему находился под охраной учреждений,
специально для того предназначенных.
    Все заботы о сохранении здания были сосредоточены на его фасаде и
заключались, главным образом, в периодической окраске векового гранита
охрой. Этот цвет не без оснований считался историческим: во времена
Аракчеева он был широко распространен для окраски казарм.
    Что же касается внутренних помещений, то каждый из часто меняющихся
руководителей "Хипхоппроекта", зная по опыту своих предшественников, сколь
скоротечна людская слава вообще, а номенклатурного работника в частности,
спешил воздвигнуть себе памятник в веках, внося коррективы в бессмертное
творение прославленного зодчего.
    О, мудрый Хеопс! Из всех геометрических фигур ты выбрал наименее
пригодную для размещения в ней учреждений. Страшно подумать, что было бы,
поставь ты по соседству со сфинксом сооружения прямоугольной формы,
облегчающей установку перегородок.
    Сколь бы ни различались по вкусам и характерам многочисленные
руководители "Хипхоппроекта", их усилия неизменно были направлены на борьбу
с лепными украшениями на потолках, мешающими рассечению барских покоев на
фанерные клетки.
    Как часто, после очередной смены управляющих, можно было видеть на
высоких лесах хмурых дядек, вырубающих зубилами перси Дианы или колчан
Амура. Неискушенного посетителя нередко приводил в дрожь вид прелестной
нимфы, вынужденной удерживать меж бедер тяжелую люстру, или хитрого фавна,
с любопытством заглядывающего через перегородку, отделяющую сектор
надежности от машинописного бюро.
    И все же под сводами "Хипхоппроекта" существовал маленький островок,
куда не доносился стук молотков и треск перетаскиваемой мебели во время
непрерывных перестроек и передислокаций боевых подразделений института. Это
уединенное место было обиталищем Александра Хайлова - начальника отдела
кадров "Хипхоппроекта".
    Однажды освоив захваченное помещение, Хайлов укрепил его столь
фундаментально, что в случае необходимости мог бы выдержать в нем любую
регулярную осаду. Венецианские окна кабинета хранителя личных дел были
забраны тюремными решетками, двери красного дерева, некогда украшенные
инкрустациями, оделись броневой сталью, а расположенный в стене старинный
сейф скрывал от любопытных взглядов сокровеннейшие сведения о душах
человеческих, доступные только владельцу кабинета.
    Обезопасив свои владения от всяких попыток вторжения извне,
распорядитель кадров отдал дань и отделке интерьера. Специально вызванная
бригада маляров оклеила обоями панели из мореного дуба и побелила
потемневший от времени дубовый потолок, а живописец-самоучка,
подкармливаемый месткомом, капитально отреставрировал висящую на стене
картину, после чего холст, числившийся во всех справочниках бесследно
исчезнувшим, действительно пропал навсегда.
    Кроме любви к порядку и неусыпной подозрительности Хайлов обладал еще
одним качеством, совершенно незаменимым в деле, которому он беззаветно
служил уже более двадцати лет,- умением глядеть в глаза посетителям взором,
абсолютно ничего не выражающим. Под этим взглядом василиска даже самые
честные и мужественные люди испытывали непреодолимое желание пасть на
колени и в написанной от руки в двух экземплярах исповеди покаяться в
грехах, перед которыми побледнели бы даже деяния Балтазара Коссы, пирата,
насильника и убийцы. Но так бывало только по утрам.
    После заветного часа, когда обязательное постановление горсовета теряло
свою силу и торговые организации предоставляли всем и каждому возможность
вкусить от широкого ассортимента веселящих душу напитков, взор начальника
отдела кадров являл такую бесшабашную лихость, такую лихую бесшабашность,
такое проникновение в суть вещей и явлений, что иной рвач и летун,
мечтавший найти успокоение в стенах "Хипхоппроекта", не успев раскрыть
дверь, уже пятился назад, бормоча нечто совсем невразумительное насчет
утерянной трудовой книжки.
    Возле заветной двери уже томились двое сотрудников отдела
стандартизации и типизации.
    - У себя? - спросил Стригайло.
    - Здесь, но не принимает, - ответил один из рыцарей типизации, прервав
красочный рассказ о перипетиях вчерашнего матча, передававшегося по
телевизору.
    - Здесь, но еще лют, - добавил второй. Стригайло сел на деревянный
диван со спинкой, украшенной резными изображениями танцующих пастушек.
    Стандартизаторы возобновили прерванный разговор.
    Трудно представить себе, чтобы два человека, одновременно прочитавшие
новый роман, многократно пересказывали его друг другу.
    Субъекта, который, придя в гости, весь вечер излагает содержание всем
известного фильма, больше в этот дом не приглашают.
    Только дураки испытывают удовольствие, выслушивая давно известные им
анекдоты.
    Повторение - один из трех китов, на которых с незапамятных времен
незыблемо покоится тупость человеческая. Два других - это привычка с
апломбом судить о вещах, в которых ничего не смыслишь, и стремление во что
бы то ни стало произносить больше слов, чем собеседник.
    Если, руководствуясь здравым смыслом, исходить из предположения, что и
киты должны на чем-то держаться, то, по-видимому, лучшей опоры, чем
футбольный болельщик, для них не сыскать.
    Существует новый тип болельщика - болельщик-лентяй, развалившийся в
кресле, придвинутом к телевизору. Его беспокоит только одно - запомнить
наиболее хлесткие замечания комментатора, чтобы потом блеснуть ими перед
сослуживцами. Это дает ему право на освященную годами традицию - торчать
большую часть рабочего дня в коридоре, бесконечно пережевывая тягучую,
надоевшую всем жвачку из футбольных терминов и фамилий игроков, записанных
на бумажке, хранящейся в кармане пиджака.
    В "Хипхоппроекте" каждый, кто мог отличить штрафной удар от угловой
подачи, пользовался особыми привилегиями, ибо руководство этого учреждения
болело футбольным психозом в самой тяжелой форме. В дни матчей отменялись
все мероприятия, пустели кабинеты, и даже самовольный уход с работы
расценивался не как злостное нарушение трудовой дисциплины, а как особый
вид молодечества, проступок, продиктованный страстью жаркой и неутолимой,
вызывающей в сердцах ближних скорее снисходительное сочувствие, чем
порицание.
    Зато на следующий день коридоры института напоминали пчелиный улей в
период медосбора.
    И даже сам Кирилл Мефодиевич, проходя мимо орущей и яростно
жестикулирующей толпы, снисходительно бросал:
    - Эх вы, "зенитчики"! Не "зенитчики" вы, а мазилы!
    Тогда какая-нибудь отчаянная голова, содрогаясь от собственной
смелости, вступала в игру:
    - А вы тоже, Кирилл Мефодиевич, хороши, такой мяч взять не сумели!
    И расцветали улыбки, как цветы лотоса на заре, и уже казалось, что
стерты все графы штатного расписания и нет больше ни начальника, ни
подчиненного, а есть двое бравых парней, отлично знающих, что к чему в
спорте.
    ...Стандартизаторы уже по нескольку раз со смаком повторили друг другу
все, что им было известно о футболе вообще и о вчерашней игре в частности,
когда наконец распахнулась бронированная дверь и в коридоре возник Хайлов.
    Болельщики вскочили.
    - Здравствуйте, Александр Герасимович! - сказал первый. - Мы...
    - Выделены, - подхватил другой, - для очистки...
    - Прилегающей территории, - добавил первый.
    - А-а-а! - Хайлов внимательно оглядел их с ног до головы. - Фартуки и
метлы получите в отделе снабжения. Прохожим под ноги не пылить, на
провокационные вопросы - кто и откуда - не отвечать. В случае ин-син-дентов
докладывать мне лично. Понятно?
    - Будет понято! - осклабившись, рявкнул один из эрзац-дворников.
    - Вы эти хохмочки бросьте! - нахмурился Хайлов. - Смотрите, как бы
вместо всяких хиханек да хаханек не пришлось бы поплакать. Ясно?
    - Никак нет!
    - Так точно!
    Развернувшись кругом, стандартизаторы направились к выходу.
    - Фамилие, - задумчиво сказал Хайлов, - забыл спросить, как ихние
фамилие, но ничего, узнаем.
    Все штатные должности подсобных рабочих в "Хипхоппроекте" давно были
заняты какими-то бойкими девицами и никому не известными старушками,
появляющимися только в день выдачи зарплаты. Так как молодая поросль кадров
института была надежно защищена от привлечения к дворовым работам
всяческими справками о неизлечимых недугах, то часто можно было видеть у
старинного подъезда, украшенного колоннами, пожилых дворников с
университетскими значками, предательски высовывающимися в пройму фартука,
или интеллигентного вида грузчиков, безмятежно читающих Лукреция Кара в
кузове самосвала.
    Проводив подозрительным взглядом марширующих строевым шагом инженеров,
Хайлов повернулся к Марию Феоктистовичу.
    - Я Стригайло, - робко сказал тот, - мне передали...
    - А, Стригайло! Подождите здесь.
    Марий Феоктистович просидел еще полчаса, пока в коридоре вновь не
появился дожевывающий что-то на ходу Хайлов.
    - Зайдите, Стригайло, - сказал он, вытирая ладонью губы...
    Автор не считает себя вправе разглашать то, что происходит за
окованными сталью дверями, и предоставляет все происшедшее в кабинете
Хайлова воображению читателя. Достаточно сказать только, что уже через
двадцать минут Марий Феоктистович, держа заполненный обходной лист,
именуемый в просторечии "бегунком", стоял перед закрытым окошком кассы.
    В целях экономии рабочего времени сотрудников "Хипхоппроекта" все виды
выплаты денег производились только после окончания трудового дня, и нашему
герою не оставалось ничего другого, как прогуливаться мимо большого
плаката, украшавшего стену кассы.
    На плакате был изображен упитанный, розовощекий младенец со скакалкой.
На заднем плане художник нарисовал мужчину томного вида, который, изящно
согнув локоть, преподносил пышногрудой красавице букет цветов, принимая от
нее взамен бутылку с томатным соком.
    Содержание плаката было разъяснено в стихах:
Я не проливаю слезы,
Только прыгаю прыг-скок!
Нынче папа мой тверезый,
Покупает маме розы,
Пьет один томатный сок.
    Картина принадлежала кисти все того же живописца-самоучки. Стихи
написала местная поэтесса Элеонора Свищ.
    Внизу, с соответствующими иллюстрациями, указывалось, какое количество
продуктов можно купить вместо пол-литра водки. Выходило совсем немного, еле
набиралось на закуску.
    Прошло еще часа три, прежде чем выучивший наизусть стишок и подавленный
изобилием благ, которое несет каждому здравомыслящему человеку трезвый
образ жизни, Стригайло сдал пропуск и получил причитавшиеся ему в
окончательный расчет деньги.
    Теперь действительно нужно было решать, как жить дальше.


    Как жить дальше?
    Отвергнутый любимой, осужденный товарищами, изгнанный с работы,
Стригайло не ра