дает в это время лирические
пейзажи. Мне суют новый микрофон. Снова отмашка. Камера работает. Я не
знаю, что из того, что я говорил, пошло в эфир, а что нет. На всякий случай
повторяю сначала.
    Все, передача окончена. Бреду в автобус. Там режиссер звонит в студию.
Выясняет, пускали ли нас в эфир или все это мы делали для собственного
развлечения.
    Это меня уже не интересует. Забираю свои вещи и отправляюсь домой.
    Всего хорошего, друзья! До новых встреч в эфире!



АЛЬБОМ

    Тридцать пять лет тому назад я написал книгу.
    Теперь она мне кажется очень наивной. Это были путевые заметки ребенка,
пытавшегося смотреть на мир глазами взрослого.
    Может быть, это и прельстило редактора издательства, решившего
выпустить ее большим тиражом.
    Авторский экземпляр я подарил с соответствующей надписью моей невесте.
    Сейчас у нас эта книжка хранится вместе с другими реликвиями ушедшей
молодости.
    С ней у меня связано одно воспоминание, о котором я хочу рассказать.
    Мой сын перед войной учился в первом классе и имел двух закадычных
друзей. Они дружили так, как можно дружить, пожалуй, только в восемь лет,
когда знаешь друг друга всю жизнь.
    Каждый вечер мы собирались у нас дома и обсуждали кучу проблем.
    Особенно нас привлекала космонавтика. У нас был альбом, куда мы
зарисовывали все наши идеи и предполагаемые приключения в далеких мирах.
Там был и разрез космического корабля, и вид стартовой площадки, и то, что
мы могли увидеть на других планетах: люди с коровьими головами, кошки со
змеиным телом и удивительные двуногие существа, у которых рот был прямо на
животе.
    По воскресеньям мы все катались на лыжах в парке, где рос дуб с дуплом
достаточно большим, чтобы привлечь внимание романтиков.
    В то время еще никто не думал о войне и никто не предполагал, что мы
станем свидетелями проникновения человека в космос, но я как-то сказал, что
если вдруг начнется война, то тот из нас, у которого в это время будет
альбом, должен положить его в дупло, чтобы врагу не стали известны наши
планы.
    Потом началась война, и дети были эвакуированы из Ленинграда.
    В одно октябрьское утро, когда неприятельские пушки в упор
расстреливали осажденный город, я ушел из дома, не зная, что мне уже больше
никогда не придется в него вернуться. Признаюсь, что тогда меньше всего
думал о нашем альбоме.
    По-разному сложились судьбы трех приятелей.
    Еще только было прорвано кольцо блокады, когда раненый офицер привез
одного из друзей моего сына в Ленинград, чтобы помочь ему найти родителей.
Этот офицер мог довезти его только до вокзала. Ему самому необходимо было
лежать в госпитале, а не возить детей к их родителям.
    И вот тут случилось то, о чем я хочу рассказать.
    Голодный мальчик пошел через весь город, под обстрелом, не домой, а в
парк, к заветному дуплу.
    Трудно представить себе его разочарование, когда он не нашел в дупле
альбома.
    Полный тревоги, он бросился к нам домой.
    В нашей квартире во время блокады размещалась огневая точка, потому что
она находилась на переднем крае обороны.
    Среди обвалившейся штукатурки, битого стекла, стреляных гильз и пятен
крови он нашел на полу тоненькую книжку в синем коленкоровом переплете с
дарственной надписью и унес ее с собой, так как это было единственное, что
он мог там найти.
    Через четыре года, когда мы встретились, он мне ее вручил.!
    К тому, что я рассказал, остается добавить, что оба приятеля моего сына
стали летчиками и если они (чего теперь только не случается!) когда-нибудь
полетят в космос, то мне приятно будет думать, что, может быть, здесь дело
не обошлось без одного старика, который пытался в детстве смотреть на мир
глазами взрослого, а в более зрелом возрасте - будить в детях мечту...
    И еще мне очень стыдно за первое разочарование, которое я посеял в
детской душе.



БЕДНЫЙ СТРИГАЙЛО

Фантасмагория

...А все, однако же, как поразмыслишь, во всем этом,
право,есть что-то. Кто что ни говори, а подобные
происшествия бывают на свете, - редко, но бывают.
Н. В. Гоголь. Нос.
    Утро началось с привычных звуков. Сначала за стеной раздался бодрый
марш, сменившийся приглашением подготовиться к зарядке, затем в коридоре
послышались тяжелые шаги и хриплый кашель. Сердито заворчал сливной бачок в
уборной. Тонко запела труба в ванной. Из кухни доносилось хлопанье крышки
кипящего чайника.
    Все это свидетельствовало о том, что старушка Земля сделала еще один
оборот вокруг своей оси.
Марий Феоктистович Стригайло - конструктор института "Хипхоппроект"
перевернулся на спину и втянул ноздрями воздух. Волна утренних ароматов
жареного лука и подгоревшей каши еще не докатилась до его комнаты. Значит,
можно полежать минут пять с закрытыми глазами.
    Итак, сегодня - пятое сентября тысяча девятьсот... вот, черт! Большая
муха уселась на щеку Мария Феоктистовича, чтобы почистить лапки. Стригайло,
скосив рот, сдунул непрошеную гостью. Потревоженная муха, жужжа, начала
описывать круги над его головой, присматривая новое место для посадки.
    Марий Феоктистович приоткрыл один глаз, прицелился и сделал движение
рукой, пытаясь поймать назойливое насекомое.
    Здесь автор вынужден прибегнуть к небольшому отступлению.
    Дорогой читатель! Если ты не в духе, утомлен или скептически настроен -
словом, если у тебя нет желания в этот момент покинуть привычную уютную
обстановку и отправиться в красочный, но полный опасностей мир фантастики,
брось эту книгу. Ты можешь найти забвение от забот трудового дня,
просматривая вечернюю газету или услаждая свой слух волшебными звуками,
льющимися из радиоприемника. Пусть твою душу волнуют причудливые
хитросплетения острых комбинаций у врат "Динамо" на голубом экране
телевизора. Листай страницы толстого производственного романа, и перед
тобой встанет суровая явь фабрично-заводских будней, где любовь простых
людей похожа на борьбу за выполнение плана, а труд поэтичен и нежен, как
медовый месяц новобрачных. Наконец, ты можешь просто пригласить приятелей и
расчертить пульку, уйдя в таинственное царство прекрасных дам, мужественных
королей и дьявольски коварных валетов.
    Автор ничуть не обидится, потому что события, о которых он собирается
тебе поведать, - попросту досужий вымысел его фантазии, игра воображения,
скорее скептического, чем восторженного.
    Но если ты, читатель, затаив дыхание, глядишь на окружающие тебя
чудеса, если привык в капле воды угадывать тайны более жгучие, чем те, что
ждут исследователей далеких планет, если ты твердо убежден, что величайшая
загадка Вселенной - это Человек, доверься мне, и мы с тобой станем
свидетелями удивительнейших событий, последовавших за пробуждением Мария
Феоктистовича Стригайло - конструктора института "Хипхоппроект". Ну как,
согласен? Отлично!
    Сумею ли я передать изумление Мария Феоктистовича, когда его правая
рука, вместо того чтобы выполнить задуманный маневр по пленению мухи,
взметнулась к потолку, разбила стеклянный абажур и снова хлопнулась на
кровать?
    Все это было бы похожим на сон, если бы на полу не валялись осколки
абажура, а между пальцами Мария Феоктистовича не выступили бы капельки
крови.
    Стригайло, откинув одеяло, сел, чтобы внимательно осмотреть остатки
абажура, раскачивающегося под потолком, и невольно вскрикнул. Его голова,
подобно шарику на резинке, описала полукруг и, пребольно ударившись о
потолок, вновь очутилась на плечах своего владельца.
"Что за дьявольщина?"
    Марий Феоктистович снова лег, пытаясь привести мысли в порядок.
Собственно говоря, что произошло? Каким-то необъяснимым образом его руки и
шея приобрели способность неограниченно удлиняться. Но почему?
    Он зажал пальцы левой руки зубами и растянул их на добрых полметра.
Разжав зубы, Стригайло убедился, что пальцы с легким щелканьем вернулись в
нормальное состояние. Казалось, что они сделаны из очень мягкой резины.
    Помедлив немного, Стригайло выпростал правую ногу из-под одеяла и
рывком вытянул ее по направлению к противоположной стене. Босая ступня
мягко шлепнулась о цветастые обои и вернулась назад, преодолев расстояние в
пять метров.
    "Странно", - подумал Стригайло.
    Следует сказать, что наш герой, как человек практический, был начисто
лишен воображения. Не далее как вчера, беседуя во время обеденного перерыва
с сослуживцами, он похвалялся тем, что в жизни не брал в руки галиматьи,
которую изволят писать фантасты, потому что предпочитает пойти в кино
посмотреть хороший фильм, чем забивать себе голову всякими идиотскими
выдумками.
    Черт знает что! Надо же, чтобы такая дичь случилась именно с ним! Да и
вообще, что это все может означать?!
    Впрочем, потренировавшись некоторое время, Марий Феоктистович убедился,
что, не делая резких движений, он все же может управлять своими членами.
Ему даже удалось сделать несколько осторожных шагов по комнате. Как будто
все было в порядке. Однако, когда он повернул шею, чтобы взглянуть на часы,
стоявшие у изголовья кровати, его голова вновь метнулась по комнате, сбив с
полки фарфорового слоника.
    "Фантасмагория!"
    Самым удивительным было то, что при всем этом мир, окружавший Мария
Феоктистовича, отнюдь не потерял присущих ему черт объективной реальности.
Об этом свидетельствовали хотя бы стрелки часов, настойчиво напоминающие,
что пора отправляться на службу.
    Стригайло с превеликой осмотрительностью, избегая резких движений,
оделся, расчесал перед зеркалом волосы и, осторожно ступая, вышел на улицу,
настолько расстроенный, что даже забыл попить чаю.
    На трамвайной остановке толпилось много людей. Большинство из них были
постоянные утренние попутчики, давно примелькавшиеся лица, как всегда
напряженные и озабоченные перед битвой за посадку.
    Все шло как обычно. Уже вихрастый юноша, упершись углом чемоданчика в
пах Стригайло и локтем левой руки в грудь девушки со взбитой прической,
расширял плацдарм для наступления, уже толстяк с вечно невыспавшейся
физиономией, пыхтя, пробирался по чужим ногам, уже были высказаны первые
лестные замечания в адрес отцов города, добиравшихся в присутственные места
на персональных машинах. Словом, налицо были все признаки того, что через
несколько секунд автоматически открывшиеся двери примут в лоно трамвая
новую партию бедолаг.
    Обеспокоенный утренним происшествием, Марий Феоктистович упустил свое
обычное место на стоянке, откуда он уже восемь лет, подобно вратарю,
бросающемуся за мячом, прыгал, чтобы ухватиться за спасительный поручень.
Кажется, сегодня, вдобавок ко всем свалившимся на него бедам, еще грозило
опоздание на службу со всеми вытекающими из этого чрезвычайного
происшествия последствиями.
    Так и есть! Теперь нашему герою оставалось только наблюдать, как поток
счастливцев бурлил у входа, опровергая представление о непроницаемости,
выдуманное чудаковатыми старичками, разъезжавшими всю жизнь в допотопных
каретах.
    Сделав последнюю отчаянную попытку достичь заветной двери, Стригайло
вытянул правую руку и - о чудо! Сначала длинная, как пожарный шланг, рука
ухватилась за поручень, а затем, поднявшись над толпой, Марий Феоктистович
шагнул через головы прямо в трамвай.
    Еще в ушах Стригайло звучали недвусмысленные эпитеты, из коих "паразит"
был самым мягким, когда, влекомый законами механики сыпучих тел, он
оказался протиснутым вовнутрь вагона.
    Действуя скорее импульсивно, чем сознательно, Марий Феоктистович метнул
правую длань с трехкопеечной монетой по направлению к кассе. Послушно
выполнив маневр, рука пролетела над головами пассажиров и, изящно
изогнувшись, произвела все необходимые манипуляции по оплате проезда.
    Черт побери! Оказывается, новое свойство конечностей Стригайло таило в
себе и кое-какие преимущества, недоступные простым смертным.
    - Граждане! Передайте деньги, - прерывающимся голосом произнес толстяк.
    - Разве вы не видите, что я стою боком? - отозвалась девушка со взбитой
прической. - Передайте через того гражданина, вон у него какие длиннющие
лапы!
    Стригайло обмер. Человек здравомыслящий и скромный никогда не стремится
стать объектом чрезмерно пристального внимания своих сограждан, даже если я
этому существуют такие пустяковые причины, как прыщ на щеке или оторванная
пуговица. Но превратиться во всеобщее посмешище из-за такой бредятины...
    - Правильно! - раздались голоса попутчиков. - Отрастил себе грабки, так
пусть лучше билеты передает, чем шарит по чужим карманам.
    Увы! В наш суровый и рационалистический век все чудеса "Тысячи и одной
ночи" уже не могут никого удивить. Приземлившийся на улице большого города
ковер-самолет соберет несравненно меньше зевак, чем автомобиль новой марки,
а сидящая на нем русалка будет удостоена внимания только в том случае, если
она употребляет зеленую губную помаду или красит волосы в синий цвет.
    Удивленный и обрадованный таким неожиданным безразличием окружающих к
его уродству, Стригайло добросовестно собирал медяки и отрывал билеты, пока
в положенное время не был вытолкнут из трамвая на нужной остановке.


    Стригайло, небрежно махнув пропуском перед носом вахтера, в два шага
осилил устланную ковровой дорожкой лестницу и за одну минуту до звонка
форсировал дверь "Хипхоппроекта" под пристальными взорами
административно-общественного контроля.
    В "Хипхоппроекте" велась настойчивая и непримиримая борьба с
опозданиями. Для этого в вестибюле, рядом с кабинетом начальника, висела на
стене двухметровая Доска позора, украшенная изображениями весело танцующих
зеленых чертиков и водочных бутылок. Черное лакированное поле доски было
разбито на полосы, из коих каждая соответствовала различной тяжести
совершенного деяния. Фотографии правонарушителей, опоздавших на одну
минуту, вывешивались в верхнем ряду и клеймились наравне с отщепенцами,
потерявшими должный моральный облик, до трех минут - во втором ряду и
заслуживали презрения не меньшего, чем отцеубийцы, в третьем... впрочем, до
третьего ряда никто в этом вертограде добродетелей еще не падал.
    Повесив пальто на сложное сооружение, сваренное из газовых труб и
водопроводной арматуры, Марий Феоктистович направился к своему чертежному
щитку.
    Теперь в его распоряжении было целых семь часов для того, чтобы
обдумать все случившееся.
    Здесь автор снова вынужден прервать повествование, дабы в самой
решительной форме защитить своего героя от всяческих подозрений. Стригайло
отнюдь не был лентяем. Частое отсутствие работы было уделом всех
сотрудников "Хипхоппроекта". Его руководители, люди предусмотрительные и
дальновидные, давно пришли к мудрому заключению, что чем меньше будет
построено машин по сотворенным ими чертежам, тем лучше и для них, и для
государства. Однако из этого не следует, что в "Хипхоппроекте" ничего не
делали. Там все было подчинено суровому плану, о чем свидетельствовали хотя
бы регулярно выплачиваемые премии, а также солидный штат плановиков и
экономистов, неустанно пополняемый из числа чад и домочадцев тех, кому
волею судеб было предназначено судить о деятельности "Хипхоппроекта".
    Хотя все трубадуры плана находились еще в том нежном возрасте, когда
разочарование от ничем не восполнимого перерыва между окончанием школы и
третьей неудачной попыткой сдать экзамен в вуз может быть компенсировано
только достаточно весомым окладом, ими сообща был разработан новый метод
планирования, далеко оставивший позади все известное науке в этой области.
Попросту говоря, они включали в план на следующий месяц только то, что было
уже выполнено в предыдущем.
    При такой системе могло произойти что угодно: желтый карлик, вокруг
которого мотается наша злополучная планетка, - вспыхнуть сверхновой
звездой, испепелив все на расстоянии многих парсеков; вал всемирного потопа
- обрушиться на твердь земную; полчища аламасов - спуститься со снежных
вершин в отчаянной попытке добиться признания наукой факта их
существования, - все равно: план "Хипхоппроекта", составляющий основу
благосостояния его подданных, был бы выполнен.
    Все же нет ничего на свете, что бы не имело конца.
    Это относится даже к работе над неосуществимыми проектами.
    В грозные часы подписания последних чертежей, когда костлявая рука
Возмездия уже нависала над всеми вместе и каждым по отдельности, взоры и
надежды были обращены к обитой кожей двери, из-за которой доносился
рокочущий бас главного инженера. Тогда смолкали разговоры, резко
сокращалось число курильщиков в коридоре и даже футбольные болельщики,
пользующиеся во время бесконечных дискуссий у доски с таблицей розыгрыша
кубка почти дипломатической неприкосновенностью, откладывали обсуждение
забитых мячей и ходили на цыпочках. Ибо каждый из граждан "Хипхоппроекта",
от несмышленыша-плановика до убеленного сединами начальника отдела разных
механизмов, знал, что творится за этой дверью.
    И только когда в конце дня оттуда вырывался окутанный клубами табачного
дыма заказчик, подмахнувший акт о списании убытков, все облегченно
вздыхали, жизнь в институте входила в нормальное русло и начиналась работа
над новым проектом.
    Впрочем, вернемся к нашему герою.
    Чертежные станки были расставлены в конструкторском бюро таким образом,
что каждый из сотрудников был надежно защищен от нескромных взглядов своих
коллег. Что же касается начальника бюро - Софрона Модестовича Дундукова, то
хитроумная загородка из шкафов с чертежно-технической документацией,
скрывающая его стол, служила верным барьером от наглого любопытства,
гарантирующим сохранение тайны постоянных занятий шефа.
    Дело в том, что начальник Мария Феоктистовича вступил в тот возраст,
который не без оснований часто сравнивают с бабьим летом.
    Согретая обманчивым теплом последних сентябрьских дней душа главы
конструкторов жадно тянулась ко всему, что будило воспоминания о
безвозвратно минувшей весне. Неудивительно поэтому, что в личных
обязательствах Дундукова неизменно присутствовал один и тот же пункт, по
которому умудренный опытом старец брался повысить квалификацию чертежницы
Сонечки - очаровательного, шаловливого подростка, недавно принятого в лоно
"Хипхоппроекта".
    В тот момент, когда расстроенный Стригайло усаживался на свой табурет,
в клетке Дундукова уже была Сонечка. Правая рука шефа небрежно делала
карандашом пометки на чертеже, тогда как левая...
    Нет! Не нужно, читатель, нарушать элементарные нормы скромности.
Достаточно сказать, что жаркий румянец на смуглых щечках, трепещущие губы,
смелый изгиб стана и приглушенное хихиканье вовсе не были следствием
замеченных начальником огрехов в простановке размеров и знаков обработки на
чертеже.
    Прочь, нечистый! Тебе не удастся увлечь меня в зыбкий и обманчивый мир
искрящихся глаз и томных вздохов. Сейчас... Я выпью воды, и мое перо вновь
станет подобным скальпелю хирурга...
    Избавленный от соглядатаев, Марий Феоктистович самым тщательным образом
принялся за исследование своего тела. Сначала он вытянул руку и коснулся ею
потолка, затем, встав с табурета и держась руками за два чертежных станка,
проделал ту же операцию, махнув правой ногой. Нет, это не бред. Подошва
Стригайло оставила вполне вещественный след на потолке.
    Несколько минут он сидел в глубоком раздумье, не зная, что предпринять.
Затем, вытянув шею, с трехметровой высоты окинул взором долы
"Хипхоппроекта". В углу, около окна, двое конструкторов резались в
"шестьдесят шесть". Прыщавая девица в своем закутке, закрыв рот рукой, тихо
ржала над "Крокодилом". Далее руководитель группы крепежных деталей решал
кроссворд.
    Стригайло еще напряг шею и заглянул за заветные шкафы - в святая святых
конструкторского бюро.
    Не будем строго судить нашего героя, ибо вид молодой лозы, доверчиво
обвившей ствол столетнего дуба не может не тронуть даже самое черствое
сердце. Не удивительно поэтому, что Марий Феоктистович, забыло собственных
бедах, застыл в неудобной, напряженно позе на добрый десяток минут.
    Неизвестно,