ч. - Какое это имеет значение?

    - Вам покрепче? - спросила сестра.

    -- Две ложки.

    - Мне тоже, - сказал Смарыга.

    - Вот, пожалуйста! Сахару положите, сколько нужно. Кушайте на здоровье!

    -  Спасибо!  - Дирантович с удовольствием отхлебнул из фарфоровой кружки
    и   взял  оставленную  Фетюковым  книгу.  -  Агата  Кристи!  Однако  наш
    пай-мальчик читает по-английски.

    -  У  таких  типов  -  всегда страсть к импортному. Будь хоть что-нибудь
    путное, а то второсортные детективчики.

    - Ну не скажите! Агата - мастер этого жанра. Неужели не нравится?

    - Признаться, равнодушен.

    -  Зря!  Ведь  работа  ученого  - это тоже своего рода детектив и умение
    распутывать клубок загадок...

    -  Так что ж, по-вашему, - детективы следует в университетские программы
    вводить?

    - Зачем вводить? И так все читают.

    Вернулся Фетюков.

    -   Звонил  из  Лондона  председатель  Королевского  научного  общества.
    Спрашивал, не могут ли чем-нибудь помочь.

    -  Вот  и  отлично!  -  обрадовался  Дирантович. - Может быть, лекарство
    какое-нибудь, или консультанта. Нужно немедленно выяснить.

    - Не знаю... - Фетюков замялся. - Такие вопросы непросто решаются.

    - Что значит "непросто"? Умирает этакий ученый, а вы... Погодите, я сам...

    Дирантович  встал  и грузными шагами направился к двери с надписью "Вход
    воспрещен".

    - Туда нельзя, - сказала сестра. - Подождите, я вызову дежурного врача.

    - Порядочки! - сказал Дирантович и снова сел в кресло.

    Через  несколько  минут  заветная  дверь  отворилась,  и в сопровождении
    сестры вышел врач.

    - Ну, что там? - спросил Дирантович.

    Врач  отогнул полу халата, достал из кармана брюк смятую пачку сигарет и
    закурил. Фетюков отошел к окну и открыл фрамугу.

    - Закройте! - сказал Дирантович. - Дует.

    -  Тут  все-таки  больница,  а  не...  - пробормотал Фетюков, но фрамугу
    захлопнул.

    - Я вас слушаю, - сказал Дирантович.

    Врач  несколько раз подряд жадно затянулся, смочил слюной палец, загасил
    сигарету и сунул ее обратно в пачку.

    -  Ничего  утешительного  сообщить  вам  не могу. Нам удается поддержать
    работу  сердца  и  дыхание,  но боюсь, что в клетках мозга уже произошли
    необратимые изменения, которые...

    - Англичане предлагают помощь. Что им ответить?

    - Что они уже ничем помочь не могут.

    - Но он же еще жив?

    - Формально - да.

    - А по существу?

    - По существу - нет.

    -   Простите,  -  вмешался  Фетюков,  -  что  это  еще  за  диалектика?!
    Формально-да,  по  существу-нет. Я настаиваю на немедленном консилиуме с
    привлечением наиболее авторитетных специалистов.

    -  Консилиум  уже был. Сегодня ночью. Мы боремся за человеческую жизнь и
    делаем это до последней возможности.

    - Значит, вы считаете, что эти возможности исчерпаны? - спросил Смарыга.

    -  Да.  В таких случаях мы выключаем аппаратуру, но тут особая ситуация.
    Меня  предупредили  о  готовящемся  эксперименте,  и  нужно  выяснить...
    Насколько я понимаю, вам необходимы живые ткани?

    -  Желательно,  - ответил Смарыга. - Если Комиссия наконец решит... - Он
    вопросительно взглянул на Дирантовича.

    -  Обождите!  -  нахмурился  Фетюков.  -  Вы  что  ж,  на живом человеке
    собираетесь опыты проводить?

    -  Послушайте,  товарищ  Фетюков,  -  голос  Смарыги прерывался от плохо
    сдерживаемой  ярости,  -  я  понимаю,  что по своим знаниям вы не можете
    вникать  в  суть  научных проблем. Однако вы могли бы взять на себя труд
    хотя   бы   ознакомиться  с  моей  докладной  запиской,  составленной  в
    достаточно  популярной  форме.  Тогда  бы  вы не задавали такие вопросы.
    Никто  проводить  на  нем  опыты  не собирается. Мне достаточно обычного
    мазка со слизистой оболочки.

    -  Успокойтесь, Никанор Павлович, - примирительно сказал Дирантович. - В
    конце  концов,  вы тут единственный специалист в своей области, и каждый
    член  Комиссии,  прежде  чем  принять решение, вправе задавать вам любые
    вопросы.  Тем  более,  -  он  взглянул  на врача, - тем более, что здесь
    находится  представитель  больницы,  без  помощи  которой,  насколько  я
    понимаю, вы обойтись не можете. Ведь так?

    Смарыга кивнул головой.

    -  Вот  и  просветите  нас.  Забудьте  на  время  о  наших полномочиях и
    рассматривайте  нас  в  данный  момент, как своих учеников. А всякие там
    докладные записки и прочее - это, так сказать, проформа.

    -   Хорошо!  Последнее  время  я  только  и  занимаюсь  просветительской
    работой.  Так  вот, - демонстративно обратился он к Фетюкову, - известно
    ли вам, что в каждой клетке вашего тела находится по сорок шесть хромосом?

    - Известно, - ответил тот. - Это каждому теперь известно. Гены.

    -  Не  генов, а хромосом. Генов неизмеримо больше. Это уже гораздо более
    тонкая  структура.  Половину своих хромосом вы унаследовали от матери, а
    половину  - от отца. Вот в этих сорока шести хромосомах и заключена суть
    того, что именуется Юрием Петровичем Фетюковым. Не правда ли, занятно?

    Фетюков не ответил.

    -  Вот  так!  Однако,  к сожалению, все мы бренны, даже технические... -
    Смарыга ядовито растянул это слово, - представители Комиссии.

    - Кстати, профессора тоже, - ответил Фетюков.

    -  Золотые  слова!  Таков неумолимый закон природы. Ей все равно. Прожил
    положенное   число  лет,  и  хватит,  освобождай  место  другим.  Теперь
    предположим,   что   упомянутый   Юрий   Петрович  решил  передать  свои
    выдающиеся качества потомству. Казалось бы, чего проще?

    У  Фетюкова  покраснела даже шея, стянутая ослепительным воротничком. Он
    привстал,  держась  за  подлокотник,  отчего  под натянувшимися рукавами
    обозначились  отлично сформированные мышцы. При этом он весь как-то стад
    похож на рассерженного кота, которого неожиданно дернули за ус.

    -  Арсений  Николаевич!  Прошу  вас  оградить  меня от шутовских выходок
    профессора Смарыги. В противном случае...

    -  Да  бросьте  вы препираться! - сказал Дирантович. - Так мы никогда ни
    до  чего  не  договоримся.  А  вас,  Никанор Павлович, прошу вашу лекцию
    проводить, так сказать, на э... более строгом уровне.

    -  Ну,  что  ж...  Итак,  некто,  будем  называть  его  мистер Зет, стал
    счастливым  отцом.  Вот  тут-то  и  вступают  в действие коварные законы
    генетики.  Оказывается,  только  половина  изумительных  свойств  папаши
    воспроизведена  в новом члене общества. Остальную половину он получает в
    наследство  от  мамочки,  так как в половых клетках каждого из родителей
    содержится  всего  по  23  хромосомы.  В результате, часть способностей,
    даже  таких существенных, как умение шикарно подавать на подпись бумаги,
    может погибнуть втуне для грядущих поколений.

    -  Никанор  Павлович! - Дирантович рассерженно хлопнул ладонью по столу.
    - Ведь я вас просил!

    -  Хорошо,  не  буду!  Просто мне хотелось обратить ваше внимание на то,
    что  природа  сама  себя  защищает  от повторения пройденного, во всяком
    случае    там,   где   речь   идет   о   биологических   видах,   как-то
    прогрессирующих.   Теперь   перейдем  к  самому  главному.  Семен  Ильич
    Пральников  -  гениальный  ученый. Его работы расцениваются многими, как
    переворот в современном естествознании. Не так ли?

    - Несомненно! - подтвердил Дирантович.

    -  Однако, насколько мне известно, работы эти еще очень далеки от своего
    завершения.   Более   того,   некоторыми   выдающимися  физиками  теория
    Пральникова вообще оспаривается. Если я ошибаюсь, поправьте меня.

    - Да, это так. Пока нет экспериментальных данных...

    -  Понимаю.  Теперь  скажите,  найдется ли сегодня ученый, который после
    смерти Пральникова примет от него эстафету?

    Дирантович развел руками.

    -  Вы задаете странный вопрос. В науке никогда ничего не пропадает. Рано
    или поздно найдется человек, который, учтя работы Пральникова...

    -  Это  все  не  то! Есть ли у вас уверенность, что, хотя бы в следующем
    поколении,   появится   человек,   в  точности  обладающий  складом  ума
    Пральникова,  его  парадоксальным  взглядом  на  мир, его сокрушительной
    иронией,  наконец,  его  несносным характером. Короче - абсолютная копия
    Семена Ильича.

    -  Такой  уверенности  нет Вы же сами сказали, что природа защищает себя
    от повторения пройденного.

    -  Природа  слепа.  Она  действует  методом  проб  и  ошибок. А мы можем
    пробовать, не ошибаясь, дав вторую жизнь Пральиикову.

    -  Не  знаю...  -  задумчиво  сказал  Дирантович. - Не знаю, хватит ли и
    второй жизни Семену Пральникову.

    - Вы считаете его работы бесперспективными? - поинтересовался Фетюков.

    -  Нет.  Пожалуй...  скорее чересчур перспективными. Впрочем... в данном
    случае  мое  суждение не так уж обязательно. Поверьте, Никанор Павлович,
    что  меня  больше  смущает  техника  вашего  эксперимента, чем уравнения
    Пральникова.

    - На этот счет можете не беспокоиться. Техника достаточно отработана.

    -  Вот  об  этом  и  нужно  было говорить, - желчно заметил Фетюков, - о
    технике эксперимента, а не о каких-то хромосомах.

    -  Без  хромосом  нельзя,  -  ответил  Смарыга. - Все дело в хромосомах.
    Однако  я  согласен  учесть сделанные замечания и продолжать дальше, как
    выразился   Арсений   Николаевич,  на  более  строгом  уровне.  В  конце
    шестидесятых    годов    доктор   Гурдон,   работавший   в   Оксфордском
    университете,    произвел    примечательный    эксперимент.    Он   взял
    неоплодотворенное  яйцо  самки  жабы  и  убил  в  нем ядро с материнской
    генетической   наследственностью.   Затем   он  извлек  ядро  из  клетки
    кишечного  эпителия  другой жабы и ввел его в цитоплазму яйца, лишенного
    ядра.  В  результате  развился  новый  индивид,  который унаследовал все
    генетические  признаки  жабы,  у  которой  была  взята клетка кишечника.
    Можно сказать, что эта же самая жаба начала новую жизнь. Понятно?

    -  Понятно, - ответил Дирантович. - Но ведь то была жаба, размножающаяся
    примитивным образом, тогда как...

    -  Мне  ясны  ваши сомнения. Пользуясь принципиально той же методикой, я
    произвел  несколько  десятков  опытов  на  млекопитающих, и каждый раз с
    неизменным успехом.

    -  Но  здесь речь идет о человеке! - вскричал Фетюков. - Есть же разница
    между сочинениями фантастов и...

    -  Я  не  пишу  фантастические  романы,  да  и  не читаю их тоже, кстати
    сказать.  Все  обстоит гораздо проще. Оплодотворенное таким образом яйцо
    должно  быть  трансплантировано  в  женский организм и пройти все стадии
    нормального внутриутробного развития.

    - Помилуйте! - сказал Дирантович. - Но кто же, по-вашему, согласится...

    - Стать женой и матерью академика Пральникова?

    - Вот именно!

    -  Этот вопрос решен. - Смарыга указал на сидевшую в углу сестру. - Нина
    Федоровна Земцова. Она уже дала согласие.

    - Вы?!

    Сестра покраснела, смущенно оправила складки халата и кивнула головой.

    - Вы замужем?

    - Нет... Была замужем.

    - Дети есть?

    - Нету.

    - Вы ясно представляете себе, на что дали согласие?

    - Представляю.

    Дирантович  откинулся  на  спинку  кресла  и задумался, скрестив руки на
    груди.  Фетюков  достал  из  кармана  брюк  перочинный  ножик в замшевом
    футляре.  Перепробовав  несколько  хитроумных  лезвий,  он наконец нашел
    нужное  и  занялся  маникюром.  Врач  закурил, пряча сигарету в кулаке и
    пуская дым под стол.

    Смарыга  весь  как-то сник. От былого задора не осталось и следа. Сейчас
    в его глазах, устремленных на Дирантовича, было даже что-то жалкое.

    -  Так...  -  Дирантович повернулся к Смарыге. - Вам, очевидно, придется
    ответить  на  много  вопросов, но первый из них - основной. Представляет
    ли ваш эксперимент какую-нибудь опасность для здоровья Нины Федоровны?

    - Нет, не представляет.

    - А вы как думаете? - обратился Дирантович к врачу.

    - Видите ли, я только терапевт, но полагаю...

    -  Благодарю вас! Значит, прошу обеспечить заключение квалифицированного
    специалиста.

    -  Оно  уже есть, - ответил Смарыга. - Профессор Черемшинов. Он же будет
    ассистировать при операции и вести дальнейшее наблюдение.

    -  Допустим.  Теперь  второй  вопрос,  иного  рода. Насколько я понимаю,
    полная  генетическая  идентичность, о которой вы говорили, имеет место и
    у однояйцевых близнецов?

    - Совершенно верно!

    -  Однако  известны  случаи,  когда  такие  близнецы,  будучи  в детстве
    похожими,  как две капли воды, в результате различных условий воспитания
    приобретают  резкие различия в характерах, вкусах, привычках, словом, во
    всем, что касается их индивидуальности.

    - И это правильно.

    -  Так  какая  же  может  существовать  уверенность, что дубликат Семена
    Ильича  Пральникова  будет  действительно  идентичен  ему  всю жизнь? Не
    можете  же вы полностью повторить условия, в которых рос, воспитывался и
    жил прототип.

    - Я ждал этого вопроса, - усмехнулся Смарыга.

    - И что же?

    -  А  то,  что  мы  вступаем  здесь  я  область  спорных  и недоказуемых
    предположений. Наследственность и среда.

    -  Ага! - сказал Фетюков. - Спорных и недоказуемых. Я прошу вас, Арсений
    Николаевич, обратить внимание...

    -  Да,  -  подтвердил  Смарыга,  -  спорных  и  недоказуемых. Возьмем, к
    примеру,   характер.  Это  нечто  такое,  что  дано  нам  при  рождении.
    Индивидуальные  черты  характера  проявляются и у грудного ребенка. Этот
    характер   можно   подавить,  сломать,  он  может  претерпеть  известные
    изменения    в    результате   болезни.   Но   кто   скажет   с   полной
    ответственностью,  что  ему когда-либо удалось воспитать другой характер
    у человека?

    -  Вы,  вероятно,  не читали книг Макаренко, - вмешался Фетюков.-Если бы
    читали...

    -  Читал.  Но  мы  с  вами,  к  сожалению, говорим о разных вещах. Можно
    воспитать  в  человеке  известные моральные понятия, привычки, труднее -
    вкусы,  и  совсем уж невозможно чужой волей вдохнуть в него способности,
    темперамент или талант - все, что принято называть искрой божьей.

    - Ну вот, договорились! - сказал Фетюков. - Искра божья!

    -  Постойте!  -  недовольно  сморщился  Дирантович.  - Не придирайтесь к
    словам. Продолжайте, пожалуйста, Никанор Павлович.

    -   Спасибо!  Теперь  я  готов  ответить  вам  на  вопрос  о  близнецах.
    Посредственность  более  всего  восприимчива к влиянию среды. Весь облик
    посредственного  человека  складывается  из  его  поступков, а на них-то
    легче  всего  влиять. Предположим, один из близнецов работает на складе,
    другой   же  остался  служить  в  армии.  Действительно,  по  прошествии
    какого-то  времени  их  характеры  могут  потерять  всякое  сходство.  И
    причина  здесь  кроется не в каких-то чудодейственных свойствах среды, а
    в изначальной примитивности этих характеров.

    -  Н-да  -  почесал  затылок  Дирантович. - Теорийка! Вот куда вы гнете!
    Значит,   по-вашему,   будь   у  Шекспира  однояйцевый  близнец,  он  бы
    обязательно тоже?..

    - При одном условии.

    - Каком же?

    -  При условии, что его способности были бы вовремя выявлены. Кто знает,
    сколько  на  нашем пути встречается не нашедших себя Шекспиров? В случае
    с  Пральниковым  все  обстоит иначе. Мы знаем, что он гениальный ученый.
    Знаем  область,  в  которой он себя проявил. Следовательно, с первых лет
    воспитания  мы  можем  направить его дубликат по уже проторенной дороге.
    Больше   того:  уберечь  его  от  тех  ошибок,  которые  совершил  Семен
    Пральников   в   поисках  самого  себя.  Никаких  школ,  индивидуальное,
    направленное  образование  с  привлечением  лучших специалистов. Правда,
    это будет стоить денег, однако...

    -  Однако  не  надейтесь,  что Комитет будет финансировать вашу затею, -
    перебил Фетюков.

    - Почему же это?

    -   Потому   что   таких   статей   расходов   в   перспективном   плане
    исследовательских работ не существует.

    - Планы составляются людьми.

    - И утверждаются Комитетом.

    -  Постойте!  -  вмешался  Дирантович.  -  Этот  вопрос может быть решен
    иначе.  Если  академик Пральников продолжает существовать, хотя и в э...
    другой  ипостаси,  то нет никаких оснований к тому, чтобы не выплачивать
    ему академический оклад. Не правда ли?

    - Конечно! - сказал Смарыга.

    -  Я  думаю,  что  мне  удастся  через  Комиссию получить на это санкцию
    президиума.  Что  же  касается  прочих  дел, квартиры, книг, ну и вообще
    всякой  личной собственности, то Комиссия должна позаботиться, чтобы все
    это  осталось  пока  в  распоряжении Нины Федоровны, в данном случае как
    опекунши. Согласны?

    -  Простите,  Арсений  Николаевич,  -  опешил  Фетюков. - Вы что же, уже
    считаете вопрос о предложении профессора Смарыги решенным?

    - Для себя - да, а вы?

    -   Я  вообще  не  вправе  санкционировать  такие  решения.  Они  должны
    приниматься,  так  сказать,  только  на  высшем уровне. Это дело даже не
    нашей с вами Комиссии. Это дело Комитета.

    - Вот те раз! - сказал Смарыга. - Для чего же вы тут сидите?

    - Я доложу начальству, - вздохнул Фетюков. - Пойду звонить.

    Дирантович подошел к окну.

    - Ну и погодка! Вот когда-нибудь в такой вечер и я, наверное...

    -  Не  волнуйте себя зря, - сказал Смарыга. - Статистика показывает, что
    люди  вашего  возраста  обычно умирают под утро, когда грусть природы по
    этому поводу мало ощущается.

    - А вы когда-нибудь думаете о смерти?

    - Если бы не думал, мы бы с вами сейчас здесь не сидели.

    - Я другое имел в виду. О своей смерти.

    - О своей смерти у меня нет времени думать. Да и ни к чему это.

    - Неужели вы не любите жизнь?

    -  Как вам сказать? Жизнь меня не баловала. Я люблю свою работу, но ведь
    все, что мы делаем, как-то остается и после нас.

    - Это не совсем то. А вот и товарищ Фетюков. Ну что, дозвонились?

    Фетюков  повернул  к  Дирантовичу  озабоченное,  застывшее  в полуулыбке
    лицо.  Дирантович  иронически  повел  краем  губ, - он уже сталкивался с
    Фетюковым  раньше  и  знал:  такое  выражение  бывает на лице Фе-тюкова,
    когда его только что всерьез и крепко распекли.

    -  Дозвонился,  -  произнес  Фетюков. - Если Академия наук берет на себя
    ответственность  за  проведение  всего эксперимента, то Комитет не видит
    оснований   препятствовать.  Разумеется,  на  тех  условиях,  о  которых
    говорил Арсений Николаевич.

    - Отлично!

    - Кроме того, нам нужно составить документ, в котором...

    -  Составляйте! - перебил Дирантович. - Составляйте документ, я подпишу,
    а сейчас, - он поклонился, - прошу извинить, дела. Желаю успеха!

    - Я могу вас подвезти, - предложил Фетюков.

    - Не нужно. Машина меня ждет.

    Фетюков  вышел  за  ним,  не  прощаясь. После их ухода Смарыга несколько
    минут молча глядел из-под лохматых бровей на Земцову.

    - Ну-с, Нина Федоровна, - наконец сказал он, - а вы-то не передумали?

    - Я готова, - спокойно ответила сестра.
                         АРСЕНИЙ НИКОЛАЕВИЧ ДИРАНТОВИЧ

    Семен  Пральников. Он был моложе меня всего на десять лет, но мне всегда
    казалось,  что  мы  -  представители разных поколений. Трудно сказать, с
    чего  началось это отчуждение. Может