хочет Макс.
   - Тем более! - Он достает из кармана халата платок и вытирает им гла-
за. - Тем более: неудовлетворенные инстинкты - самые сильные.
   Комментатор пытается спасти положение:
   - Спасибо, Макс. Разрешите поблагодарить вас и от имени телезрителей,
которые, надеюсь, с интересом слушали это интервью.
   Я выключаю экран. Пора завтракать.
   Двенадцатый шифр - диетический завтрак для страдающих ожирением.  Од-
нако почему-то вместо обычных двух блюд и стакана чая металлическая рука
выталкивает на поднос все новые и новые тарелки.  Я  пытаюсь  захлопнуть
дверцу, но она не поддается. Ага, понятно: новый трюк -  хочешь  не  хо-
чешь, а повышай потребление.
   Я не могу сказать, что все это невкусно. Блюда приготовлены по рецеп-
там опытных гурманов, но стоит мне съесть две ложки, как аппетит  пропа-
дает. Меня раздражает такое обилие еды. Я сваливаю содержимое всех таре-
лок на поднос, тщательно перемешиваю и выбрасываю в утилизатор. При этом
я стараюсь не думать о счете, который придет в конце месяца. Нужно  быть
патриотом. Необходимо обеспечить  загрузку  всех  автоматических  линий.
Конвейер, работающий по замкнутому циклу, действительно  страшная  вещь.
Что-то вроде писателя, которому не о чем писать.
   Кстати, о писателях. Сейчас ты, дорогой мой, сядешь за стол  и  напи-
шешь две полагающиеся на сегодня страницы. Так, на чем мы остановились?
   Минут десять я тупо смотрю на недописанный лист и размышляю. Впрочем,
может быть, только делаю вид, что размышляю.
   Нет, пожалуй, надо начинать с главного. Я подхожу к информатору и вы-
зываю центральный пост.
   - Слушаю!
   - Дайте справку. Сколько раз в литературе  использована  ситуация,  в
которой герой любит героиню, но она не разделяет его чувств и  уходит  к
другому?
   - За какой период?
   - От Эсхила до наших дней.
   Явное замешательство. Я слышу, как дежурный пере дает задание дальше.
   - Абонент?!
   - Да.
   - Мы не можем дать такую справку. Объем информации превышает  емкость
памяти машин.
   - Ну тогда за последнее столетие.
   - Подождите.
   Я терпеливо жду.
   - Справка будет готова завтра к двадцати трем часам.  Вас  устраивает
такой срок?
   - Ладно, - говорю я, - не так уж важно знать, какая ты по счету  без-
дарность.
   - Простите?
   - Нет, это я просто так. Развлекаюсь. Можете считать заказ  аннулиро-
ванным.
   - Хорошо.
   Двух страниц не будет ни сегодня, ни завтра, ни во веки веков. Аминь.
Честное слово, я испытываю облегчение. Теперь нужно решить,  чем  занять
день.
   Я подхожу к зеркалу и оглядываю себя с ног до головы. Выгляжу я прос-
то шикарно. В мире, изнывающем от изобилия, стоптанные башмаки,  вздутые
на коленях брюки и пиджак с прорванными локтями  -  признак  изысканного
снобизма.
   Отвесив глубокий поклон своему изображению, я выхожу на улицу.
   Верхний этаж - для пешеходов. Здесь же расположены магазины,  поэтому
в воздухе стоит такой  гул.  Сотни  динамиков  зазывают  зайти  и  взять
что-нибудь.
   На перекрестке несколько молодых девушек.
   Если стремление по возможности ничем не прикрывать свои телеса  будет
прогрессировать, то Главному Конвейеру грозит полная остановка.
   Девушки всячески стараются привлечь  внимание  бесцельно  фланирующих
парней, но те проходят мимо с каменными лицами. Почти все они жуют  про-
тивную липкую массу. Говорят, что она помогает от ожирения.
   Я гляжу на лица прохожих и пытаюсь понять, что же произошло. Я не мо-
гу писать о мире, в котором живу, просто потому, что его не знаю.
   Бессмысленные, откормленные хари, потухшие глаза,  полная  апатия  ко
всему.
   Впрочем, это не так. Внезапно толпа преображается. Прекратилось  вся-
кое движение, застывшие на месте люди впились глазами в экраны.  Начался
футбольный матч. Проходит несколько минут. Дикие выкрики и свист  заглу-
шают даже рев рекламных громкоговорителей.
   Мне трудно думать в таком гаме. Я захожу в первый попавшийся магазин.
Никого нет, и относительно тихо.
   Здесь очень удобные кресла. От кондиционера веет приятной прохладой.
   Мне хочется хоть что-нибудь понять. Еще недавно мне казалось, что са-
мое главное - это выиграть соревнование в потреблении.  Автоматизация  и
изобилие. Сколько лет мы поклонялись этим  двум  идолам?  Бесконфликтный
капитализм. Жрать, жрать, жрать. Пусть  каждый  жрет  сколько  может,  и
проблема "иметь и не иметь" потеряет всякий смысл. Всех  уравнивает  ем-
кость желудка в этом автоматизированном раю. Ну вот, желудки  набиты  до
предела. А дальше? Дальше - мы и лопоухие. Все те же два класса.  Интел-
лектуальное неравенство. Никогда еще оно не проявлялось так  резко.  Для
лопоухих мы просто свиньи, поставленные на  откорм,  объект  социального
эксперимента. Нас разделяют не только стены Исследовательского Центра. Я
когда-то читал романы Уэллса. Там тоже была  элита  ученых,  управляющих
миром, но это получалось как-то иначе. Никто не  мог  предполагать,  что
имущественное неравенство выродится в  интеллектуальное,  что  все  нас-
только усложнится и настоящая  наука  станет  доступной  только  гениям.
Иногда мне кажется, что нами правят марсиане. На каждые десять миллионов
человек рождается один гений. Лопоухие умеют их отыскивать. В  годовалом
возрасте счастливчики попадают в Исследовательский Центр.  Ошибок  почти
не бывает, говорят, что генетический гороскоп - очень точная вещь. А что
прикажете делать человеку, если он не гений?
   Я встаю и направляюсь к выходу.
   - Вы ничего не взяли? - раздается у меня над ухом. Магазинные автома-
ты работают с безукоризненной точностью.
   Я подхожу к витрине, сую в ящик с фотоэлементом банковскую карточку и
наугад беру галстук, расписанный замысловатыми узорами.
   - Он вам будет очень к лицу!
   Я бросаю галстук на пол и по лестнице  спускаюсь  на  проезжую  часть
улицы.
   Несколько минут я в нерешительности стою перед вереницей автомобилей,
потом сажусь в маленький кар.
   "Куда?" - вспыхивает надпись на пульте.
   На этот вопрос я не могу ответить. Нажимаю на все кнопки сразу.
   В пульте что-то щелкает, и надпись загорается снова.
   - Эх ты, - говорю я, - а еще называешься автоматом, простую  проблему
не можешь решить!
   Тычу пальцем в первую попавшуюся кнопку,  и  автомобиль  трогается  с
места.
   Мне кажется, что я еду по вымершему городу. На проезжей  части  -  ни
одной машины. В Дономаге уже давно никто никуда не торопится.
   Я нажимаю кнопку за кнопкой. Автомобиль бесцельно кружит по улицам.
   Неожиданно мой кар сбавляет скорость. Из-за угла вылетает красный ли-
музин с эмблемой Исследовательского Центра. Я успеваю разглядеть лежаще-
го на подушках человека. Огромный лысый лоб, маленький, срезанный подбо-
родок дегенерата.
   Проходит еще полчаса. Мне надоела эта бессмысленная езда, но не  хва-
тает воли принять решение.
   Я думаю о том, что, если вырвать несколько сопротивлений  из  пульта,
машина потеряет управление, и тогда... Внезапно я понимаю, что весь день
играю сам с собой в жмурки.
   Я набираю номер на диске и наклоняюсь к микрофону:
   - Лилли! - Я говорю шепотом, потому что стыжусь слов, которые  сейчас
произнесу. - Ты надо мной тяготеешь как проклятье, Лилли! Я разобью себе
голову, если ты не разрешишь к тебе приехать!

                                 * * *

   У подъезда стоит красный лимузин. Я пристраиваю свой кар рядом и под-
нимаюсь на второй этаж.
   Мне открывает сама Лилли. У нее очень возбужденный вид.
   - Здравствуй, милый! - Она рассеянно целует меня в губы. - А  у  меня
для тебя сюрприз!
   Я догадываюсь, что это за сюрприз.
   Красный лимузин плюс необузданное  честолюбие  Лилли.  Данных  вполне
достаточно, чтобы решить уравнение с одним неизвестным.
   - Очень интересно! - Мне действительно интересно. Я никогда не  видел
близко ни одного лопоухого.
   Он сидит в кресле у окна. Я его сразу узнаю. Рядом с ним - Тони.
   - Знакомьтесь! - говорит Лилли. - Мой бывший муж.
   Это про меня.
   Бывший муж, бывший писатель - что еще?
   - Он писатель, - добавляет Лилли, - и очень талантливый.
   Еще бы! У нее все должно быть самого лучшего  качества,  даже  бывший
муж.
   Тони приветливо машет мне рукой. Он уже здорово пьян. Интересно,  где
ему удается добывать спиртное?
   Я направляюсь к креслу, где сидит лопоухий, но по дороге спотыкаюсь о
протянутые ноги Тони. Торжественность  церемониала  несколько  нарушена.
Первый муж споткнулся о второго, просто водевиль какой-то!
   - Лой, - говорит лопоухий. Он даже не считает нужным  приподняться  с
кресла.
   Я пожимаю потную, мягкую руку и тоже представляюсь.
   - Хочешь чаю? - спрашивает Лилли.
   - Лучше чего-нибудь покрепче.
   Тони подносит палец к губам.
   - Можете не стесняться, - говорит Лой. - Все законы  имеют  статисти-
ческий характер, в том числе и сухой. Какие-то отклонения всегда  допус-
тимы.
   Лилли достает из шкафа бутылку спирта и сбивает коктейль.
   Она протягивает первый стакан Лою, но тот отрицательно  качает  голо-
вой. Тони довольно ухмыляется: не хочет пить - не надо, нам больше  дос-
танется.
   - Вы читали последний роман Свена? - обращается Лилли к Лою. - В свое
время о нем много говорили.
   Лой смотрит на меня тяжелым сонным взглядом. Кажется, все же он сооб-
разил, что речь идет обо мне.
   - Я не читаю беллетристики, - говорит он, - но  когда  знакомишься  с
автором, то невольно хочешь прочесть, что он написал.
   Лилли облегченно вздыхает и снимает с полки книгу. Интересно,  читала
ли она сама?
   У Поя короткие руки, похожие на паучьи лапки. Когда он берет ими кни-
гу, мне кажется, что сейчас он поднесет ее ко рту и высосет из  нее  все
соки.
   Так и есть! Он быстрыми, резкими движениями  перелистывает  страницы,
на какую-то долю секунды впивается в них взглядом и листает дальше.
   - Вряд ли это может вас заинтересовать, - говорю я,  отбирая  у  него
книгу. - Любовная тема в наше время...
   - Вы ошибаетесь, - перебивает он. - Проблема сексуального  воспитания
молодежи стоит сейчас на первом месте. Мы запрограммировали  Систему  на
сто лет вперед из расчета ежегодного прироста населения  не  менее  пяти
процентов. Вносить сейчас коррективы невозможно. То, что  люди  избегают
иметь детей, может привести к катастрофическим последствиям.
   Только теперь я понимаю, что меня мучит с самого утра. Мне необходимо
причинить боль Лилли. Нанести удар в самое  чувствительное  место.  Нет,
такой случай нельзя упустить!
   - Действительно, Тони, - говорю я, - почему бы вам с Лилли не завести
ребенка?
   Лилли закусывает губу. Сейчас она вся - как натянутая пружина.
   - Я же импотент, - добродушно отвечает Тони. - Разве  вы  не  знаете,
что я импотент?
   Попадание в яблочко! Лой недоуменно поворачивается к Лилли.
   - Сейчас очень модно выходить замуж за импотентов, - говорит она неб-
режным тоном, - это освобождает от кучи всяких омерзительных  обязаннос-
тей.
   Так... Лилли всегда считала, что возмездие должно быть скорым и  без-
жалостным.
   Лой ничего не понимает.
   - А разве вы не хотите иметь ребенка?
   - Я не хочу плодить бездарностей. Их и так слишком много развелось.
   - Но все же есть шанс, - настаивает Лой.
   - Меня такой шанс не устраивает. Мне нужно иметь по крайней мере  пя-
тидесятипроцентную уверенность. Тони рассказывал, что когда-то  в  древ-
ности боги спускались с Олимпа и брали дочерей человеческих. Так  рожда-
лись герои. Правда, Тони?
   Тони кивает головой. Глаза его устремлены на графин. Там еще осталось
немного выпивки. Я наполняю его стакан и жду, что будет дальше.
   Намек настолько прозрачен, что понятен даже Лою. Он колеблется.
   - Это не очень рекомендуется. Гениальность, как и  всякое  отклонение
от нормы, связана с накопленной ошибкой в наследственном  веществе.  При
этом бывают сопутствующие изменения генетического кода. Иногда летальный
ген...
   Он говорит о своей гениальности так, словно речь идет о паховой  гры-
же.
   - Вы слишком осторожны! - В голосе Лилли звучат нотки, от которых мне
становится тошно. - Цель оправдывает риск. Разве я вам не нравлюсь?
   Это уже черт знает что!
   Лой жмурится, как сытый кот. Сейчас он облизнется.
   - Что ж, - говорит он, - было бы любопытно составить генетический го-
роскоп нашего потомка предлагает он.
   Лилли бросает на меня торжествующий взгляд.
   Пауза затягивается.
   - Давайте сыграем в тараканьи бега, - Тони.
   - Тони историк, - поясняет Лилли, - выкапывает что-нибудь интересное.
   Тони достает из стола коробочку и извлекает  оттуда  двух  тараканов.
Один помечен белой краской, другой - синей.
   - Выбирайте! - предлагает он мне.
   - Где вы их раздобыли? - спрашиваю я.
   - В энтомологическом музее. У меня там есть приятель.
   Я выбираю белого таракана.
   Тони ставит на стол деревянный лоток.
   Лой наблюдает за ним со снисходительным любопытством, будто  мы  сами
забавные и безвредные насекомые.
   Игра идет с переменным успехом. После нескольких заездов я  возвращаю
своего таракана Тони.
   - Надоело? - спрашивает он.
   Я киваю головой. У меня так мерзко на душе, что еще  немного  -  и  я
разревусь. Мне страшно думать о том, что Лилли... Уж лучше бы это был не
Лой, а Макс.
   - Это потому, что мы играем без ставок, - говорит Тони. - Представьте
себе, что проигравший должен был бы пойти в  соседнюю  комнату  и  пове-
ситься. "Висеть повешенному за шею, пока не будет мертв". Игра сразу  бы
приобрела захватывающий интерес.
   - Что ж, это мысль, - усмехается Лилли. - Попробуй,  Свен.  Рыцарский
турнир на тараканах за право обладания дамой. Очень элегантно!
   До чего же она меня ненавидит!
   Право, я не прочь попробовать, но мне не хочется подвергать риску То-
ни. Он, в общем, славный парень. Вот если бы Лой... Чего не сделаешь ра-
ди того, чтобы на свете стало одним лопоухим меньше.
   - Ладно! - говорю я и пододвигаю лоток к Лою. - Выбирайте таракана.
   - Я не играю в азартные игры, - сухо отвечает он. - Что  же  касается
вашей затеи, то это просто идиотизм! Неужели у вас  нет  более  разумных
развлечений?
   Тони неожиданно взрывается.
   - А что вы нам еще оставили? - кричит он.
   Лой пожимает плечами.
   - Не понимаю, чего вы хотите.
   - Работы! - орет Тони. - Можете вы понять, что и обычные  люди  хотят
работать?!
   - Разве вы не работаете?
   - Работаю. - Он одним махом допивает коктейль и немного  успокаивает-
ся. - Я написал монографию о восемнадцатом веке, а кому она  нужна?  Кто
ее читал? Да и какой смысл копаться во всем этом дерьме, когда я не  по-
нимаю, что творится вокруг? Чем вы там  занимаетесь  в  вашем  проклятом
Центре?! Какие сюрпризы вы нам еще готовите? Господи! Иногда мне  кажет-
ся, что все мы заперты в огромном сумасшедшем доме. Ведь есть же еще лю-
ди на Земле. Можете вы объяснить, почему мы ограждены от всего мира неп-
роницаемой стеной? Не умеете сами сообразить, что делать, так учитесь  у
других! Весь мир живет иначе.
   - Нам нечему учиться у коммунистов, -  высокомерно  отвечает  Лой.  -
Уровень производства, достигнутый нами...
   - Я ничего не смыслю в производстве, но думаю, что тот уровень не ни-
же... - говорю я. - Меня интересует другое -  люди.  Что  вы  сделали  с
людьми?
   - Разве автоматизация не освободила их от тяжелого труда?
   - Освободила. От всего освободила, а взамен  ничего  не  дала.  Может
быть, поэтому мы перестали походить на людей.
   - Глупости!
   Мне не хочется больше спорить.
   - Был очень рад повидать тебя. Ли, - говорю я. - До свиданья!
   - Будь здоров, дорогой!
   - Прощайте, Тони! Мы еще с вами как-нибудь сыграем.
   Лой тоже встает. Он целует руку Лилли и небрежно кивает Тони.
   Мы выходим вместе.
   - Пройдемте пешком, - предлагает Лой. - Мне нужно с вами поговорить.
   Я знаю, о чем он хочет поговорить.
   Лой ставит рычажок на пульте против надписи "возврат", и мы  поднима-
емся на пешеходную трассу.
   Он сразу приступает к делу:
   - Я хочу получить у вас кое-какие сведения о Лилли. Ведь вы ее хорошо
знаете.
   - Никто не может познать душу женщины.
   Меня самого ужасает пошлость этой фразы.
   - Я спал с ней всего три месяца, - добавляю я, и это уже пахнет стоп-
роцентным кретинизмом.
   Лой  бросает  на  меня  быстрый  взгляд  из-под  насупленных  бровей.
Точь-в-точь как Макс на ту корреспондентку.
   Я сгораю от стыда, но в душе рад, что разговор на  эту  тему  уже  не
состоится. Целый квартал мы проходим молча.
   На перекрестке затор. Равнодушная, сытая толпа молча наблюдает движу-
щуюся колонну молодых ребят. Они  несут  транспарант с  надписью: "Л о -
п о у х и е,  п р и д у м а й т е  н а м  з а н я т и е!" Очевидно,  это
студенты.
   - Вы понимаете, что им нужно? - спрашивает меня Лой.
   - Вам лучше знать, - отвечаю я.
   - К их услугам все блага жизни, - задумчиво продолжает он. - Они ни в
чем не нуждаются и могут заниматься чем угодно, в меру своих сил и  воз-
можностей, разумеется.
   - Вот в этом-то все и дело, - говорю я. - Возможности непрерывно сок-
ращаются. Вероятно, они боятся, что скоро даже те крохи, которые  вы  им
оставили, будут отвоеваны вашими обезьянами.
   - Обезьянами? - переспрашивает Лой. - Ну нет, обезьяны  предназначены
не для этого.
   - А для чего?
   Лой не спешит с ответом. Последние ряды демонстрантов уже  прошли,  и
мы снова пускаемся в путь.
   - Профаны, - говорит Лой. - Профаны всегда падки на всякую  сенсацию,
способны раздуть ее до невероятных размеров. Ваши представления о мысля-
щих обезьянах - чистейшая фантастика. Сверхмозг - просто рабочая машина,
такая же, как любое счетно-решающее устройство.  Нет  смысла  изобретать
то, что уже создано природой, но усовершенствовать природу всегда можно.
Пока тот же Макс нам очень полезен при решении ограниченного  круга  за-
дач. Изменятся эти задачи - придется искать что-нибудь новое.
   - Не знаю, - говорю я. - Все это темный лес. Просто меня, как писате-
ля, пугают эти обезьяны. Впрочем, я их и близко не видел.
   - Хотите посмотреть? Я могу это вам устроить, хотя Центр  очень  нео-
хотно выдает разрешения на посещение питомника.
   - Еще бы! Вероятно, зрелище не для слабонервных.
   - Нет, - отвечает он, - просто это отвлекает обезьян.

                                 * * *

   Разрешение приходит через пять дней. Почему-то оно на двух человек.
   Я решаю, что Лой хочет блеснуть перед Лилли, и звоню ей по телефону.
   - Я сегодня занята, - говорит она. - Если не возражаешь, с тобой пое-
дет Тони.
   ...Мы останавливаем автомобиль перед воротами Центра. Висящее на  них
объявление доводит до всеобщего сведения, что въезд общественного транс-
порта на территорию категорически воспрещен.
   Отщелкиваем свой пропуск в маленьком черном аппарате и сразу попадаем
в иной мир.
   Густые нависшие кроны деревьев, посыпанные  розовым  песком  дорожки,
спрятанные в густой зелени белые коттеджи, полная тишина.
   Если бы не вспыхивающие при нашем приближении указатели,  можно  было
подумать, что мы перенеслись на несколько столетий назад.
   Указатели приводят нас к большому  одноэтажному  зданию,  обнесенному
высокий забором.
   Небольшая калитка в заборе заперта. Я нажимаю кнопку звонка, и  через
несколько минут появляется худой, высокий человек,  облаченный  в  синий
халат. Он долго и с явным неудовольствием разглядывает наш пропуск.
   - Ну что ж, заходите!
   Мы идем за ним. В нос нам ударяет запах зверинца. Весь двор  уставлен
клетками, в которых резвятся мартышки.
   - В кабинеты заходить нельзя, - говорит наш проводник.
   - Мы имеем разрешение.
   - Они сейчас работают. Никому не разрешается заходить, когда они  ра-
ботают.
   - Но тут же ясно написано в пропуске, - настаиваю я.
   - Скоро перерыв, они пойдут обедать, тогда и посмотрите.
   Нужно ждать, ничего другого не остается. От нечего делать мы  разгля-
дываем мартышек.
   - А они тут зачем? - спрашивает Тони, указывая на клетки.
   - Не знаю. Я сторож, мое дело и