.  Атомная
электростанция находилась в искусственной пещере,  металлические  ворота
оказались запертыми. Клинч решил отложить детальное знакомство с  местом
работы. Он изнемогал от усталости.
   Здесь, в ущелье, ветер дул, как в аэродинамической трубе. Хотя  он  и
подгонял Клинча в спину, легче от этого не становилось. Объемистый  рюк-
зак выполнял роль паруса, а крупные камни на дне ущелья напоминали  под-
водные рифы, грозившие в любой момент вызвать кораблекрушение.
   Когда Клинч наконец добрался до базы, вид у него был совсем неважный.
Мокрые от пота усы свисали  вниз  жалкими  сосульками,  одежда  заляпана
грязью, правая штанина разорвана на колене. Шлем он потерял в скалах,  и
ветер раздувал кудри, совсем как у короля Лира, ищущего ночного  приста-
нища.
   Дверь алюминиевого домика оказалась на запоре.
   "Странно! - подумал Клинч. - От кого здесь нужно запираться?"
   Он постучал. Никакого эффекта. Постучал сильнее. Казалось, база поки-
нута людьми. Окна закрыты ставнями, через  которые  невозможно  что-либо
разглядеть. Клинч забарабанил в дверь ногами. Неожиданно  она  распахну-
лась. На пороге, протирая глаза, стоял Томас Мили. Видимо, он только что
поднялся с постели. Мятая пижама, стоптанные шлепанцы. К тому же лауреат
премии Роулинса благоухал винным перегаром. Он изумленно глядел на Клин-
ча, пытаясь сообразить, откуда тот взялся.
   Клинч представился. Инспектор отдела полезных ископаемых Юджин Конне-
ли, и все такое.
   Мили почесал затылок.
   - Привезли приказ об эвакуации?
   - Нет, должен определить, что требуется для продолжения работ.
   Химик рассмеялся:
   - Продолжения работ? Интересно, как они себе это представляют?  Разве
вы не знаете, что шахта затоплена?
   - Знаю.
   - И что же?
   - Может, вы меня впустите? - раздраженно сказал Клинч. - Я не собира-
юсь обсуждать дела, стоя на этом чертовом ветру.
   - Простите! - Мили посторонился и пропустил Клинча. - Есть хотите?
   - Не откажусь.
   Клинч проследовал за Милном по полутемному коридору.
   - Жить вам придется здесь. - Милн открыл одну из дверей. -  Если  вы,
конечно, не боитесь привидений.
   - Это комната Майзеля?
   - Да. Мы тут все оставили, как было.
   Клинч осмотрелся. Комната как комната, похожа на номер  во  второраз-
рядном кемпинге. Кровать, стол, кресло, убирающаяся в стену ванна. Рако-
вина с двумя кранами. Горячая вода, видно, поступает от атомной электро-
станции. В общем, жить можно.
   На столе, рядом с толстой тетрадью, лежал пистолет "хорн". Клинч сде-
лал вид, что не заметил его. Великолепная улика, если проверить отпечат-
ки пальцев.
   - Кают-компания - в конце коридора, - сказал Милн. - Я  буду  там.  А
это что, почта?
   - Совсем забыл, пожалуйста, возьмите! - Клинч подал ему мешок.
   На то, чтобы принять ванну и привести себя в  порядок,  одежду,  ушло
около сорока минут.
   Когда Клинч появился в кают-компании, там уже все были в сборе.
   - Знакомьтесь! Мистер Коннели, инспектор  КОСМОЮНЕСКО,  -  представил
его Милн. - Сеньора Сальенте - врач и Энрико Лоретти - биолог.
   Прекрасная Долорес  одарила  Клинча  ослепительной  улыбкой.  Лоретти
оторвался на миг от газеты и небрежно кивнул.
   Милн поставил на стол перед Клинчем банку саморазогревающихся консер-
вов, пачку галет и термос.
   - Вы прибыли вместо Майзеля? - спросила Долорес.
   Клинч дожевал твердую галету и ответил:
   - Нет, с инспекторской целью.
   - Вот как? С какой же именно?
   Клинч налил себе из термоса чуть тепловатый кофе.
   - Мне поручено выяснить, как быстро можно начать работы в шахте.
   Лоретти неожиданно расхохотался.
   - Бросьте врать! - Он протянул Клинчу газету. - Никакой вы не инспек-
тор Коннели, а полицейская ищейка Джек Клинч. Вот, полюбуйтесь!
   Клинч развернул газету. Это были  "Космические  новости".  На  первой
странице красовалась большая фотография его особы под заголовком:
   "Детектив Джек Клинч отправляется на Мези для расследования предпола-
гаемого убийства Эдуарда Майзеля".
   Да... Видимо, у Дрейка был настоящий нюх репортера. Только  подумать,
что Клинч сам доставил этот номер газеты в мешке с почтой. Такого прома-
ха он ни разу еще не допускал в своей работе.
   Лоретти встал и демонстративно вышел из кают-компании.
   Милн впился своими поросячьими глазками в Клинча:
   - Так что. Пинкертон, придется выложить карты на стол?
   - Придется, - усмехнулся Клинч. - Однако не забывайте, что  я  еще  к
тому же наделен инспекторскими полномочиями.
   - Постараемся не забыть.
   Милн поднялся и вместе с Долорес покинул кают-компанию, оставив Клин-
ча допивать холодный кофе.

                                   2

Из дневника Джека Клинча.

21 марта
   Итак, по воле нелепой случайности, я превратился из детектива в  сле-
дователя. Весь разработанный план пошел насмарку. Приходится вести  игру
в открытую. Вся надежда на то, что убийца непроизвольно сам себя выдаст.
Нужно перейти к тактике выжидания, ничего не предпринимать, ждать,  пока
у преступника сдадут нервы и он начн„т делать один ошибочный ход за дру-
гим. Впрочем, коечто уже есть. Пистолет "хорн". Кто-то промыл его  спир-
том, смыл отпечатки пальцев. При этом так спешил, что  не  заметил  нес-
кольких волокон ваты, прилипших к предохранителю. Все это было  продела-
но, пока я в одиночестве пил кофе. Когда я  вернулся  в  комнату,  запах
спирта еще не выветрился.
   В обойме не хватает одного патрона, в стволе - следы выстрела.  Обша-
рил всю комнату в поисках стреляной гильзы. Безрезультатно. Либо выстрел
был произведен в другом месте,  либо  гильзу  предусмотрительно  убрали.
Первая версия более вероятна. Комната слишком мала, чтобы пуля 35-го ка-
либра не прошла навылет. Вероятно, выстрел был сделан с расстояния 20-30
метров. Ладно, не будем торопиться с выводами, а пока - спать!

22 марта
   Спал отвратительно. Всю ночь мерещились шаги в  коридоре  и  какой-то
шепот. Несколько раз вставал и подходил к двери, шаги смолкали. На  вся-
кий случай запер дверь на ключ и сунул под подушку пистолет. У меня  нет
никакого желания прибыть на Землю в кремированном виде.
   Утром завтракал в одиночестве. Опять консервы  и  кофе,  который  сам
сварил на плитке. Обитатели базы не показывались.
   Просмотрел тетрадь, лежавшую на столе. В ней -  данные  геофизической
разведки с многочисленными пометками, сделанными другой  рукой.  Видимо,
это почерк Майзеля. Очень характерный почерк, неразборчивый и с наклоном
в левую сторону. Жаль, что я не графолог, с этим почерком стоило бы  по-
возиться.
   Если затопление шахты - диверсия, то проделана она со  знанием  дела.
Рядом с главным стволом - подземное озеро, миллионы кубометров воды. Га-
лерея шахты должна была идти в другом направлении. Очевидно, взрыв  раз-
рушил перемычку между стволом и озером. Если так, то откачать воду  вряд
ли удается.
   Листая тетрадь, сделал любопытное открытие: на  полях,  в  нескольких
местах, - женский профиль. Рисунок не очень искусный, но все же  улавли-
вается нечто общее с профилем прекрасной Долорес. Чернила те же,  что  и
на пометках, сделанных Майзелем. Любопытно! Сразу  складывается  версия:
ревнивец, стреляющий по счастливому сопернику. Впрочем, чушь!  Не  такая
была внешность у Майзеля, чтобы взять приз на  подобных  скачках.  Тогда
что же? Неразделенная любовь. Опятьтаки повод для самоубийства. Но само-
убийства не было, значит... Значит, гипотеза не подходит.
   Около двух часов пополудни услышал, как кто-то  топает  по  коридору.
Открыл дверь и столкнулся с ученейшим Томасом Милном. Он  был  настолько
пьян, что шел держась за стены.
   Я спросил его, когда здесь обедают.
   Он подтянул сползающие брюки и ответил:
   - Когда захотят. Что касается меня, то постараюсь проделывать  это  в
такое время, когда вас там не будет. Ясно?
   Яснее выразиться трудно. Как говорится, благодарю за комплимент.
   Обедал в одиночестве. На кухне, примыкающей  к  кают-компании,  холо-
дильная камера. Большой набор продуктов, но не  чувствуется,  чтобы  ими
пользовались. Сковородки и кастрюли покрыты толстым слоем пыли. Разыскал
замороженное мясо и зажарил себе бифштекс весом в два фунта.  Запил  пи-
вом. После этого стало как-то веселее жить.
   Вымыл посуду и направился восвояси.
   В кают-компании обнаружил Энрико Лоретти, поглощающего консервы. Уви-
дев меня, он вздрогнул и выронил вилку.
   Я спросил его, почему никто не готовит обед.
   Он пожал плечами:
   - Так безопасней.
   - В каком отношении?
   - В запаянную банку труднее подсыпать яд.
   Я почувствовал, как у меня в животе перевернулся съеденный  бифштекс.
Впрочем, разговор принял занятное направление, и я решил его продолжить:
   - Чепуха! Кто же тут может подсыпать яд?
   - Не беспокойтесь, желающие найдутся.
   Он бросил в мусоропровод банку и, не  поднимая  глаз,  вышел  из  ка-
ют-компании.
   Я вернулся в свою комнату и сразу почувствовал, что в ней что-то  из-
менилось. Тетрадь на столе была немного сдвинута, а в воздухе витал чуть
уловимый запах духов.
   Я снова просмотрел тетрадь. Один лист оказался вырванным.  К  сожале-
нию, в прошлый раз я ее только перелистал, и сейчас никак не мог  вспом-
нить, что же могло быть на этих страницах.
   Пересмотрел заново все записи. Ничего интересного,  если  не  считать
рисунков на полях.
   Спать лег рано, приняв соответствующие меры против непрошеных визите-
ров.

23 марта
   Первый допрос Долорес Сальенте. Все получилось совершенно неожиданно.
Я готовил себе завтрак, когда она пришла на кухню.
   - Доброе утро, мистер Клинч!
   - Доброе утро, сеньора!
   - Можете называть меня Долорес.
   - Благодарю вас!
   Она села на табуретку. Я невольно залюбовался ею, до  того  она  была
хороша в кружевном пеньюаре. Пахло от нее уже знакомыми мне духами.
   Я предложил ей кофе.
   Она сидела опустив глаза, пока я жарил яичницу. Женщины обычно  плохо
умеют скрывать волнение. В таких случаях их выдает напряженная поза. До-
лорес несколько раз порывалась что-то сказать, но не решалась.  Пришлось
прийти ей на помощь:
   - Вы хотите меня о чем-то спросить?
   - Да.
   - Пожалуйста!
   - Почему... почему вы меня не допрашиваете?
   Я рассмеялся.
   - А почему вы решили, что я должен вас допросить?
   Она взглянула мне в глаза, и я почувствовал, что это крепкий  орешек,
гораздо крепче, чем можно было предположить. Во взгляде мексиканки  было
нечто такое, что трудно определить. Какая-то смесь страха и твердой  ре-
шимости бороться до конца. Раненая пантера, приготовившаяся к прыжку.
   - Ведь вы меня, наверное, подозреваете в убийстве Майзеля, -  сказала
она спокойным тоном, будто речь шла о совершенно обыденных делах.
   Нужно было чем-то сбить этот тон, и я спросил:
   - Зачем вы вчера заходили ко мне в комнату?
   Она побледнела и закусила губу.
   - Случайно. Я привыкла поддерживать в ней порядок, и вчера совершенно
машинально...
   - Не лгите, Долорес! Вы вырвали лист из тетради. Почему? Что там было
такого, что вам обязательно понадобилось это убрать?
   - Ничего. Клянусь вам, ничего особенного!
   - И все же?
   - Ну... там были стихи... и я боялась, вы неправильно поймете... Сло-
вом, все это личное.
   - Где эти стихи?
   - У меня в комнате.
   - Пойдемте!
   Несколько секунд она колебалась.
   - Ну что ж, пойдемте!
   В коридоре мы столкнулись с Лоретти. Нужно было видеть выражение  его
лица, когда я вслед за Долорес входил в ее комнату.
   - Вот! - Она протянула мне сложенный вчетверо тетрадный лист.
   На полях, рядом с данными гравитационных измерений,  были  нацарапаны
стихи, которых раньше я не заметил.

                    Когда со светом фонаря
                    Смешает бледный свет
                    Мертворожденная заря,
                    В окно вползает бред.
                    И то, что на меня ползет,
                    Огромно, жадно и безлико.
                    Мне страшно, раздирают рот
                    В тиши немые спазмы крика.
                    Мне от него спасенья нет.
                    Я тяжесть чувствую слоновью...
                    И говорят, что этот бред
                    В бреду я называл любовью.

   - Эти стихи посвящены вам?
   - Не знаю, возможно.
   - Он был вашим любовником?
   - Нет.
   - Он вас любил?
   - Да... кажется.
   - А вы его?
   - Нет.
   Я вернул ей листок со стихами. Мне он был не нужен, а ей... Кто  раз-
берется в душе женщины, да еще к тому же и красивой.
   - Как умер Эдуард Майзель?
   - Он застрелился.
   - Где?
   - Около шахты.
   - Кто его обнаружил?
   - Милн.
   - Как там очутился Милн?
   - Эдуард не пришел ночевать, и Милн отправился его искать.
   - Милн принес труп на базу?
   - Нет, он прибежал за нами, и мы втроем...
   - Куда стрелял Майзель?
   - В голову.
   - Рана была сквозная?
   - Не знаю. Череп был сильно изуродован, и я...
   - Договаривайте!
   - И я... Мне было тяжело на это смотреть.
   - И все же вы его собственноручно кремировали?
   - Я обязана была это сделать.
   - Вам кто-нибудь помогал?
   - Энрико.
   Я задумался. Тут была одна тонкость, которая давала повод для размыш-
лений. Долорес, видимо сама того не замечая, называла Майзеля и  Лоретти
по имени, а Милна - по фамилии. Это  не  случайно.  Очевидно,  отношения
между членами экспедиции были в достаточной мере сложны.
   - Как вы думаете, почему застрелился Майзель?
   Я намеренно немного отпустил поводья. Сделал вид, что верю, будто это
самоубийство. Однако во взгляде Долорес снова мелькнул страх.
   - Не знаю. Он вообще был какой-то странный, особенно последнее время.
Я его держала на транквилизаторах.
   - Он всегда был таким?
   - Нет, вначале это не замечалось. Потом он стал жаловаться на бессон-
ницу, ну а после взрыва...
   - Он прибегал к снотворному?
   - О, да!
   Еще одна загадка. Если убийца - Долорес, то ей проще было  его  отра-
вить. Ведь она врач и сама должна была определить причину смерти.  Проще
простого - вкатить смертельную дозу наркотика, а в заключение  поставить
диагноз: паралич сердца. Нет, тут что-то не то! И все же  откуда  у  нее
этот страх? Я вспомнил слова Лоретти о яде, который  могут  подсыпать  в
пищу. Они все тут чего-то боятся. Не зря же питаются только  консервами.
Остерегаются друг друга? Бывает и так, когда преступление совершено  со-
обща.
   Я решил провести разведку в другом направлении.
   - Что вам известно о взрыве в шахте?
   - Почти ничего. Эдуард сказал, что это от скопления газов.
   - В это время кто-нибудь был на рабочей площадке?
   - Мы все были на базе. Взрыв произошел во время обеда.
   В каждом допросе есть критическая точка, после которой либо  допраши-
ваемый, либо следователь теряет почву под ногами. Я чувствовал, что нас-
тупает решающий момент, и спросил напрямик:
   - Взрыв в шахте мог быть результатом диверсии?
   Кажется, я попал в цель. Теперь во взгляде Долорес было такое выраже-
ние, какое бывает у тонущего человека.
   - Нет, нет! Это невозможно!
   - Почему?
   - Не знаю.
   Мне показалось, будто что-то начинает проясняться, и  я  задал  новый
вопрос:
   - У вас есть оружие?
   - Есть... пистолет.
   - Такой? - Я достал из кармана пистолет Майзеля.
   - Да.
   - Зачем он вам? Ведь здесь, на Мези, не от кого защищаться.
   - Не знаю. Все экспедиции снабжаются оружием.
   Проклятье! Я вспомнил, что в документах нет никаких данных о  номерах
пистолетов. Тот, что я сейчас держал в руках,  мог  принадлежать  любому
члену экспедиции.
   - Как пистолет Майзеля оказался в его комнате?
   - Я его подобрала около шахты.
   - А почему вы после моего появления  здесь  смыли  с  него  отпечатки
пальцев?
   Она удивленно подняла брови.
   - Не понимаю, о чем вы говорите.
   - Позавчера вечером пистолет был промыт спиртом.
   - Клянусь вам, что я об этом не знаю!
   Возможно, что на этот раз она не лгала.
   - Благодарю вас, Долорес! Пожалуйста, никому не рассказывайте, о  чем
мы тут с вами беседовали.
   - Постараюсь.
   Я откланялся и пошел к себе. Итак,  новая  версия:  Долорес  взрывает
шахту. Об этом становится известно Майзелю, и она в спешке  приканчивает
его из своего пистолета. Затем берет его пистолет, а свой  оставляет  на
месте преступления. Однако сколько требуется натяжек, чтобы  эта  версия
выглядела правдоподобно!

24 марта
   Снова спал очень плохо. Ночью кто-то тихо прошел по коридору, постоял
у моей двери, а затем тихонько попробовал ее открыть. Я схватил пистолет
и распахнул дверь, но в коридоре уже никого не было. Потом  я  долго  не
мог уснуть. Я не робкого десятка, но иногда мне  тут  просто  становится
страшно. Есть что-то зловещее во всей здешней обстановке.
   Утром решил осмотреть шахту. Впрочем, утро - понятие довольно относи-
тельное. Живем мы все тут по земному времени. Фактически же ни  дня,  ни
ночи нет. Всегда сумерки, а вечно маячащий на  горизонте  багровый  диск
скорее греет, чем светит. Я невольно вспомнил стихи Майзеля. "Мертворож-
денная заря", - сказано очень точно.
   Это была моя первая вылазка за пределы базы. В ущелье  дул  ветер,  и
идти против него было нелегко.
   С годами у меня выработалось обостренное чувство опасности. Я  обычно
инстинктивно поворачиваюсь раньше, чем выстрелят в  спину.  Это  не  раз
спасало мне жизнь. Вот и сейчас, идя согнувшись в сплошной пелене  хлес-
тавшего по глазам дождя, я чувствовал, что за мной кто-то крадется. Нес-
колько раз, на ходу, я просматривал пространство  за  собой  при  помощи
карманного  зеркальца.  Однажды  мне  показалось,  что  за  уступ  скалы
скользнула какая-то тень. Я сунул руку в карман и перевел предохранитель
пистолета в боевое положение. К сожалению, это мало что меняло. Шум дож-
дя заглушал все другие звуки, а для того, кто крался сзади, я был отлич-
ной мишенью.
   Все же до шахты я добрался без всяких  приключений.  Здесь,  над  не-
большим пятачком, где располагалась бурильная установка  и  стояли  без-
действующие механизмы, скалы нависали со всех сторон, образуя своеобраз-
ное перекрытие. Ветер тут свирепствовал с особой силой.
   Я заглянул в глубь ствола и увидел зеркало воды,  примерно  в  десяти
метрах от поверхности.
   Я попытался представить себе все, что тут произошло, и внезапно  меня
осенило. Нужно точно выяснить, где был обнаружен  труп,  а  затем  попы-
таться найти гильзу от патрона. В случае самоубийства  она  должна  была
находиться где-то рядом. На всякий случай я решил осмотреть почву  возле
самой шахты, благо, со мной был электрический фонарь.
   Я был целиком поглощен поисками, и только присущее мне шестое чувство
заставило отпрыгнуть в сторону, раньше чем на место, где я стоял,  обру-
шился сверху обломок скалы.
   Теперь отпали все сомнения. Меня хотят убрать по той же  причине,  по
которой убили Майзеля. Из охотника я превратился в дичь.

                                   3

Из дневника Джека Клинча.

25 марта
   Вчера я вернулся на базу совершенно разбитый. Повесил сушить одежду и
завалился на кровать. Несмотря на усталость, спал плохо. Во сне  мерещи-
лись то серая тень с пистолетом в  руке,  то  Роу,  приказывающий  найти
убийцу, то окровавленный Майзель, который, стоя на краю шахты, взывал  к
возмездию. Проснулся с твердым намерением,  не  откладывая,  довести  до
конца все, что решил вчера. Оделся и, не завтракая, постучал в  дверь  к
Томасу Милну.
   В ответ послышался хриплый голос, приглашавший войти.
   Великий боже! Мне показалось, что я попал в клетку со  скунсом.  Неп-
рибранная кровать с грязными простынями, стол,  заставленный  химической
посудой, обрывки бумаги и окурки на полу. Запах давно не мытого  тела  и
алкоголя.
   Химик сидел полуодетый на кровати и уписывал консервы. В ногах у него
стояла уже опорожненная бутылка виски.
   - А, комиссар Мегрэ! - приветствовал он меня с насмешливой улыбкой. -
Вот не ожидал! Ну что ж, давайте выпьем по этому поводу! - Он подошел  к