но впереди мелькнул голубоватый свет.
    - Алексей Николаевич! - снова позвал я.
    Опять нет ответа, только треск разрядов.
    Сначала мне показалось, что одна из дверей усеяна сотнями маленьких
лампочек. Подойдя ближе, я понял, что это светлячки, о которых рассказывала
Беата. Они сидели на свинцовой обивке двери среди странных наростов,
напоминавших кактусы.
    Я уже не мог тратить время на то, чтобы получше их разглядеть. Прошло
более двадцати минут, как я расстался с Арсеньевым. Он уже мог вернуться.
Легко представить себе его ярость, когда он увидит, что меня нет на месте.
    Я прошел еще немного, и уже собирался повернуть назад, когда заметил
яркое пятно света вдали.
    Часть коридора в этом месте была разрушена. В большом проломе виднелось
голубое небо. Впереди коридор был завален обломками бетона вперемешку со
стальными конструкциями. Слева в стене зияло большое отверстие. Я заглянул
туда. В огромном зале перед параболическим экраном стояла человеческая
фигура.
    "Арсеньев? Но почему он без скафандра?" - В его неподвижности было
что-то зловещее.
    Я пролез в проем и побежал к нему. Бешено колотилось сердце от бега. Я
задыхался, перед глазами мелькали красные пятна. Смотровое стекло запотело
от учащенного дыхания.
    Я остановился, чтобы продуть шлем...
    Это был не Арсеньев. Вполоборота ко мне, прижав левую руку к груди,
стояла... Мария! Нет, не Мария, а ее статуя, отлитая с необычайным
искусством из зеленоватого тусклого металла.
    Я сделал несколько шагов вперед.
    Очень медленно, как это бывает только во сне, она повернула голову и
улыбнулась.
    Дальше все потонуло в клочьях серого тумана, перешедшего в густой
плотный мрак.

*    *    *
    Мне очень трудно восстановить в памяти все, что было дальше.
    Очевидно, я долго находился в бессознательном состоянии. Когда я открыл
глаза, то лежал на полу без шлема. Моя голова покоилась на гладких
металлических коленях.
    - Очнулся? - спросила Мария, кладя мне на лоб ледяную руку. - Мне
пришлось снять с тебя шлем. Кончился кислород, и ты начал задыхаться.
    "Теперь уже все равно", - подумал я.
    - Я знала, что придешь.
    - Что с тобой случилось? - спросил я.
    - Не знаю. Я очень плохо помню тот день. В памяти осталась только
вспышка света, а потом наступила вот эта странная скованность.
    Она провела рукой по моим волосам.
    - Ты мало изменился.
    - Вот, только поседел, - сказал я.
    - Как я рада, что ты здесь. Ведь мне почти никого не приходится видеть.
.    - Разве... у тебя кто-нибудь бывает?
    - Один раз приходил какой-то парень с девушкой. Они были в таких же
скафандрах, как ты. Я просила их забрать меня отсюда, но они сказали, что
это пока невозможно. Я очень радиоактивна. Обещали потом что-нибудь
сделать. Вот теперь я и тебя погубила. Ведь ты без шлема.
    - Ах, теперь все равно, - сказал я.
    - Милый!
    Зеленая металлическая маска склонилась над моим лицом. Я в ужасе закрыл
глаза, почувствовав прикосновение холодных твердых губ.
    - Милый!
    Острые, как бритвы, ногти вонзились мне в плечо.
    Дальше терпеть эту пытку не было сил.
    - Пусти!!!

*    *    *
    Я открыл глаза. Склонившись надо мной, стояла Беата.
    - Ну вот! Опять расплескал все, - сказала она, стараясь разжать ложкой
мне губы.
    - Беата?!
    - Слава богу, узнали! - засмеялась она. - А ну, немедленно принять
лекарство!
    - Где я?
    - На базе. Ну и задали же вы нам хлопот! Арсеньев в Юрой целый час вас
разыскивали в этих катакомбах. Назад тащили на руках. Ваше счастье, что
были в бессознательном состоянии. Дал бы вам Алексей Николаевич перцу!
    - Где меня нашли?
    - У статуи.
    - Значит, это правда?!
    - Что именно?
    - То, что... статуя... живая.
    - Глупости! С чего это вы взяли?
    - Но... она... шевелилась.
    - Игра расстроенного воображения. Наслушались моих рассказов о
светляках, и вот почудилось невесть что. Не зря Арсеньев не хотел вас туда
пускать. А я-то, дура, еще за вас просила!
    Я никак не мог собраться с мыслями.
    - Откуда же эта статуя?
    - В момент аварии ваша жена стояла перед параболическим экраном, на
пути потока излучения. Очевидно, пройдя через нее, поток как-то изменил
собственную структуру и выбил из поверхности экрана ее изображение,
сконцентрировавшееся в фокусе параболоида. Впрочем, Юра вам расскажет об
этом более подробно, я не сильна в физике.
    - А что Арсеньев намерен с ней делать?
    - Положить в свинцовый гроб и зарыть в землю. Она вся состоит из
радиоактивных элементов. Люшин облучился, когда пытался ее исследовать.
    - Скажите, - спросил я, помолчав, - Алексей Николаевич очень на меня
сердится?
    - Очень.
    - А вы?
    - Убить готова! К счастью, вас сегодня отправят в город.
    Я подождал, пока за ней закрылась дверь, расстегнул на груди рубашку и
поглядел на левое плечо... Там были четыре глубоких ссадины... Вероятно, я
поранился, когда упал.





Дельта-ритм













     асильев открыл глаза и посмотрел на часы. Было двадцать минут
четвертого. Значит, сегодня это  продолжалось два часа. На столе перед ним
тихо пощелкивал автомат, включающий каждые десять  минут осциллограф. Сняв
с головы контакты, Васильев вынул кассету из осциллографа и пошел в  темную
комнату. Через двадцать минут у него в руках была проявленная пленка.
Сомнений не  могло быть: опять дельта-ритм - колебания с частотой три герца
и почти постоянной амплитудой.
     - Марина! - крикнул он, подходя опять к столу. Из соседней комнаты
вошла девушка в белом
     халате и вопросительно взглянула на Васильева.
     - Дадите три вспышки света с произвольными интервалами, - сказал он,
гася в лаборатории
     свет.
     Подойдя к аквариуму с розоватой жидкостью, в которой плавал комок
серой массы с торчащими из  нее проводами, он включил катодный осциллограф.
Зеленая светящаяся точка возникла на экране.
     Он манипулировал рукоятками прибора, пока точка на экране не
превратилась в кривую    синусоидальной формы.
     Яркая вспышка света залила лабораторию и погасла. Сразу же изменилась
и форма кривой на     экране. Одновременно с уменьшением амплитуды на
кривой возникли колебания значительно     более высокой частоты.
     Так повторилось три раза.
     - Можете идти, Марина.
     Васильев сел на стул и обхватил голову руками. Некоторое время он
сидел неподвижно, затем,     приняв решение, взял со стола папку и
направился во второй этаж.
     Несколько секунд он нерешительно стоял около двери с табличкой:

     Профессор А. А. Сильвестров

     - Можно к вам, Анатолий Александрович?
     - Пожалуйста, входите. Как у вас дела?
     - Извините, Анатолий Александрович. Я к вам сегодня пришел по сугубо
личному делу, по     поводу... Ну, словом, в качестве пациента.
     - Что случилось?
     - Последнее время со мной происходит что-то странное. Какие-то
приступы оцепенения. Это не  сон и не обмороки. Я хорошо слышу все, что
делается в лаборатории, но вместе с тем испытываю непонятные ощущения,
которых не могу объяснить. В мозгу возникает какое-то подобие образов,
совершенно мне чужих. Как будто кто-то старается мне их внушить, однако эти
образы настолько  отвлеченны, что я их не могу связать с какими-либо
конкретными представлениями.
     - И давно это у вас?
     - Началось дней десять тому назад. Вначале приступы продолжались не
более нескольких минут.     В течение последних трех дней их длительность
резко увеличилась. Сегодняшний продолжался два  часа.
     - Раздевайтесь! - коротко сказал Сильвестров.
     Осмотр занял немного времени.
     - С такой нервной системой, как у вас, - сказал профессор, - можно в
космос отправлять.    Решительно ничего не могу обнаружить. Может быть,
легкое переутомление. Как вы спите?
     - Сплю хорошо.
     - Старайтесь побольше отдыхать. Кстати, как дела в лаборатории?
     - Последний опыт проходит удачно. Нам удалось не только сохранить
мозговую ткань в условиях  искусственной питательной среды и газообмена, но
и даже поддержать в какой-то степени ее  жизнедеятельность. Части мозга,
взятые у различных кошек, отлично приживляются друг к другу.
     Сейчас у нас в искусственных условиях живет, если можно так
выразиться, гигантский комок     мозговой ткани, содержащий, более
восьмидесяти миллиардов нервных клеток.
     - Ого! В восемь раз больше, чем насчитывает человеческий мозг! Почему
же они не погибают, как  в предыдущих опытах?
     - Мы установили, что отсутствие раздражителей вызывает быструю гибель
нервных клеток. В   этом опыте клетки периодически подвергаются раздражению
ультрафиолетовым облучением и   электромагнитным полем высокой частоты.
     - И как же они на это реагируют?
     - Вначале никак не реагировали. Последнее время нам удается через
вживленные контакты     записывать на осциллографе колебания с частотой три
герца и амплитудой восемьсот - девятьсот   микровольт.
     - Дельта-ритм?
     - Совершенно верно! Вначале весь ансамбль давал один и тот же ритм.
Потом различные участки  начали проявлять отклонения в пределах полутора
герц по частоте и триста - четыреста     микровольт по амплитуде.
     - И что же из этого следует, по-вашему?
     Васильев замялся.
     - Видите ли, Анатолий Александрович: мы имеем дело с совершенно
необычным скоплением   нервных клеток. Вы же знаете, что нейрон животного
ничем не отличается от человеческого. Разница в мозге человека и животного
скорее вызвана макроскопическими различиями, чем   отличительными
особенностями составляющих его элементов. Ведь мозг принадлежит к разряду
случайно организующихся систем. Кто знает, на что способно такое
колоссальное количество  клеток, хотя трудно предположить, что в этом комке
ткани идут какие-то мыслительные процессы.
     - Тем более, что она лишена всяких органов чувств, - добавил
профессор.
     - Это не совсем так. Она пользуется моими органами чувств.
     - Что?!
     Сильвестров привстал со стула.
     - Вот посмотрите: здесь запись биотоков этой ткани после воздействия
на нее вспышкой света.  Никакой реакции нет. А вот запись, сделанная в моем
присутствии: ясно видно изменение  амплитуды и частоты после трех вспышек
света. Контрольный опыт, проведенный при участии  Марины, этого эффекта не
дал. Ткань реагирует на свет только в моем присутствии.
     Профессор тихонько свистнул, разглядывая осциллограммы.
     - Постойте! А это что такое?
     - Это моя энцефалограмма во время приступа.
     - Но ведь здесь явно наложенный дельта-ритм!
     - Совершенно верно. В обычном состоянии он у меня не проявляется.
     Некоторое время оба молчали.
     - Почему вы сразу об этом не сказали? - спросил профессор.
     - Все это так необычно. Я сам себе не верю. Приступы оцепенения
наступают у меня только в   непосредственной близости к аквариуму с тканью.
С каждым днем ее воздействие на меня  становится все более ощутимым.
     Сильвестров внимательно рассматривал осциллограммы.
     - Постараемся разобраться во всем последовательно, - прервал он,
наконец, молчание. - Мы  должны дать ответ на три вопроса. Во-первых, может
ли мозговая ткань, взятая у различных кошек  и сросшаяся в единый комплекс,
в искусственной питательной среде, в присутствии окислителя и  внешних
физических раздражителей, проявлять признаки жизнедеятельности, характерные
именно  для нервных клеток? Я считаю, что может; в этом ничего
удивительного нет. Удается же  поддерживать в работоспособном состоянии
изолированное от организма сердце со всеми  свойственными ему мышечными
сокращениями. Так?
     Васильев кивнул.
     - Второй вопрос: способна ли ткань в этих условиях на тот вид
деятельности, который мы  называем мыслительными процессами? На этот вопрос
невозможно ответить, пока мы не уточним  само понятие мыслительной
деятельности. Конечно, существует разница в процессах,  протекающих в мозгу
человека, решающего математическую задачу, и лисы, преследующей зайчат.
Однако, если проанализировать биотоки их мозга в это время, то окажется,
что в обоих случаях мы  сталкиваемся с весьма сходными явлениями
возбуждения и торможения различных участков мозга,  дающими очень сложную
картину наложенных друг на друга электрических импульсов.
     - Но мозг живого существа, - возразил Васильев, - способен хранить
информацию, пусть самую  примитивную, но все же являющуюся основой
сознательной деятельности, а здесь мы имеем дело просто с комком мозгового
вещества.
     - А разве мы знаем, что такое память? - улыбнулся Сильвестров. - Есть
память сознательная,  приобретенная в результате опыта, а есть память
наследственная, которую мы называем  инстинктом. Если первый вид памяти мы
можем уподобить циркуляции нервного возбуждения по  замкнутому пути, вроде
устройства памяти с линией задержки вычислительных машин, то
наследственная память, очевидно, связана с перестройкой протеиновых молекул
клетки и должна  сохраняться в ней, пока клетка живет. Вы сами говорили о
том, что мозг представляет собой случайно организующуюся структуру. Он
напоминает армию, где перед каждым подразделением  поставлена задача, в
решении которой каждым солдатом должна проявляться максимальная  инициатива
в зависимости от случайно меняющейся обстановки. Не забывайте, что здесь
десятки  миллиардов клеток могут образовывать временные связи в самых
разнообразных комбинациях.
     - Значит, вы полагаете, что в этом комке мозгового вещества
действительно идут мыслительные  процессы?
     - "Я существую, следовательно я мыслю". Вот единственная обобщающая
формула деятельности  мозговой ткани, - ответил Сильвестров. - Теперь
перейдем к третьему и самому сложному   вопросу о влиянии этого комка ткани
на ваш мозг. На этот вопрос может ответить только очень тщательно
поставленный эксперимент. Признаться, я никогда не верил в существование
передачи  мыслей на расстояние. Однако и в этом случае приходится считаться
с фактами. Приборы  объективно зафиксировали нечто такое, что трудно
объяснить. Самое правильное воздержаться  пока от каких-либо предположений
по этому вопросу и продолжать наблюдение. Вы говорите, что
продолжительность ваших приступов непрерывно увеличивается?
     - Да, несмотря на то, что я с ними борюсь как могу.
     - А вы попробуйте не бороться. Может быть, тогда картина проявится
более четко...

     *    *    *
     Когда на следующий день привлеченная шумом Марина вбежала в
лабораторию, она нашла     Васильева на полу: он стоял на четвереньках в
углу за шкафом.
     Васильев медленно поднялся на ноги и левой рукой потер лоб, приходя в
себя после приступа.
     Посмотрел на Марину и смущенно улыбнулся. Разжал правую руку.
     На ладони у него лежал задушенный мышонок.





Маскарад



итмично пощелкивая, автомат проводил замеры. Я полулежал в глубоком кресле,
закрыв глаза, ожидая окончания осмотра.
    Наконец раздался мелодичный звонок.
   - Так, - сказал врач, разглядывая пленку, - сниженное кровяное давление,
небольшая аритмия, вялость общий тонус оставляет желать лучшего. Ну что ж,
диагноз поставлен правильно. Вы просто немного переутомились. Куда вы
собираетесь ехать в отпуск?
    - Не знаю, - ответил я, - откровенно говоря, все эти курорты... Кроме
того, мне не хочется сейчас бросать работу.
    - Работа работой, а отдохнуть нужно. Знаете что? - Он на минуту
задумался. - Пожалуй, для вас лучше всего будет попутешествовать. Перемена
обстановки, новые люди, незнакомые города. Небольшая доза романтики дальних
странствий куда полезнее всяких лекарств.
    - Я обдумаю ваш совет, - ответил я.
    - Это не совет, а предписание. Оно уже занесено в вашу учетную
карточку.

*    *    *
    Я брел по улице чужого города.
    Дежурный в гостинице предупредил меня, что раньше полуночи места не
освободятся, и теперь мне предстояло решить, чем занять вечер.
    Мое внимание привлекло ярко освещенное здание. На фронтоне было
укреплено большое полотнище, украшенное масками:

                                            БОЛЬШОЙ
                                                   ВЕСЕННИЙ
                                                         СТУДЕНЧЕСКИЙ
                                           БАЛ-МАСКАРАД.

    Меня потянуло зайти.
    У входа я купил красную полумаску и красный бумажный плащ. Какой-то
юноша в костюме Пьеро, смеясь, сунул мне в руку розовую гвоздику.
    Вертя в руках цветок, я пробирался между танцующими парами,
ошеломленный громкой музыкой, ярким светом и мельканием кружащихся масок.
    Высокая девушка в черном домино бросилась мне навстречу. Синие глаза
смотрели из бархатной полумаски тревожно и взволнованно.
    - Думала, что вы уже не придете! - сказала она, беря меня за руки.
    Я удивленно взглянул на нее.
    - Не отходите от меня ни на шаг! - шепнула она, пугливо оглядываясь по
сторонам. -   Магистр, кажется, что-то задумал. Я так боюсь! Тс! Вот он
идет!
    К нам подходил высокий, тучный человек в костюме пирата. Нелепо длинная
шпага колотилась о красные ботфорты. Черная повязка скрывала один глаз,
пересекая щеку там, где кончалась рыжая борода. Около десятка чертей и
чертенят составляли его свиту.
    - Однако вы не трус! - сказал он, хлопая меня по плечу. - Клянусь
Наследством Сатаны, вы на ней сегодня женитесь, чего бы мне это ни стоило!
    - Жених, жених! - закричали черти, пускаясь вокруг нас в пляс. - Дайте
ему Звездного Эликсира!
    Кто-то сунул мне в руку маленький серебряный флакон.
    - Пейте! - сурово сказал Пират. - Может быть, это ваш последний шанс.
    Я машинально поднес флакон ко рту. Маслянистая ароматная жидкость
обожгла мне небо.
    - Жених, жених! - кричали, притопывая, черти. - Он выпил Звездный
Эликсир!
    Повелительным жестом Пират приказал им замолчать.
    - Здесь нам трудно объясниться, - сказал он, обращаясь ко мне, -
пойдемте во двор. А вы, сударыня, следуйте за нами, - отвесил он
насмешливый поклон дрожавшей девушке.
    Он долго вел нас через пустые, запыленные помещения, заставленные
старыми декорациями.
    - Нагните голову, - сказал Пират, открывая маленькую дверцу в стеке.
    Мы вышли во двор. Черная карета с впряженной в нее четверкой лошадей
была похожа на катафалк.
    - Недурная повозочка для свадебного путешествия! - захохотал Пират,
вталкивая меня и девушку в карету. Он сел на козлы и взмахнул бичом.
    Окованные железом колеса гремели по мостовой. Вскоре звук колес стал
тише, и, судя по покачиванию кареты, мы выехали на проселочную дорогу.
    Девушка тихо всхлипывала в углу. Я обнял ее за плечи, и она неожиданно
прильнула ко мне в долгом поцелуе.
    - Ну нет! - раздался голос Пирата. - Сначала я должен вас обвенчать,
потом посмотрим, будет ли у вас желание целоваться! Выходите! - грубо
рванул он мою попутчицу за руку.
    На какое-то мгновение в руке девушки блеснул маленький пистолет.
Вспышка выстрела осветила придорожные кусты и неподвижные фигуры, стоявшие
у кареты.
    - Магистр убит, умоляю вас, бегите! - крикнула незнакомка, отбиваясь от
обступивших ее серых теней.
    Я выскочил ей на помощь, но тут же на меня набросились два исполинских
муравья, связали мне руки за спиной и втолкнули опять в карету. Третий
муравей вскочил на козлы, и карета помчалась, подпрыгивая на ухабах.
    Я задыхался от смрада, испускаемого моими тюремщиками. Вся эта
чертовщина уже совершенно не походила на маскарад.
    Карета внезапно остановилась, и меня потащили вниз по какому-то
наклонному колодцу.
    Наконец я увидел свет. В огромном розовом зале важно сидели на креслах
пять муравьев.
    - Превосходительство! - сказал один из моих стражей, обращаясь к
толстому муравью, у ног которого я лежал. - Предатель доставлен!
    - Вы ведете вероломную и опасную игру! - заорал на меня тот, кого
называли превосходительством. - Ваши донесения лживы и полны намеренных
недомолвок! Где спрятано Наследство Сатаны?! Неужели