емся в три раза быстрее  их, их женские
особи,  соответствующие  нашим  ученым-теоретикам,  обладают  гораздо  более
обширными познаниями и заняты более глубоким анализом проблем, что неизбежно
будет обеспечивать им превосходство над нами, пока мы окончательно не  будем
истреблены  или порабощены. Го-Пар  и его  братья  решили изменить  ситуацию
после    проведения   ежегодной   координационной   сессии    юпитерианского
военно-воздушного флота. Они решили, что большая скорость нашего метаболизма
даст  нам  возможность  овладеть  новым оружием, которое юпитерианцы  только
вводят в производство, что даст нам некоторое преимущество...
     В наушниках поднялся невообразимый  шум, после  чего раздался более или
менее отчетливый голос Старой Боеголовки, лишенный даже каких-либо признаков
вежливости:
     -...   и  если  ты  сейчас  же   не  начнешь  подробное  выяснение  его
особенностей,   ты,  паршивый  сын  чесоточной  суки,  я  тебя  разжалую  на
двенадцать степеней ниже  рядового,  я сдеру с тебя твою прыщавую шкуру, как
только ты окажешься на этой платформе. Я лично прослежу, чтобы остаток своих
отпусков ты провел, вылизывая самые грязные сортиры! А ну-ка берись за дело!
     Майор Марден обтер пот, выступивший над верхней  губой,  и  приступил к
выяснению   особенностей  оружия.  "Что  он  себе  позволяет?  --  бессильно
возмущалось его  сознание. -- Я ему не мальчишка, не розовощекий юнец, чтобы
выслушивать   этот   омерзительный   солдафонский   юмор!   Меня    овациями
приветствовало   Всеземное   Археологическое   Общество,  а  после   доклада
поздравлял сам доктор Эммануель Хоццн".
     Но он уже  переводил  сложные представления, которые Го-Пар Пятнадцатый
мучительно пытался выразить  в  едва  уловимых человеческих  терминах, и его
язык   покорно  излагал  математические  и  физические  концепции  в  черный
микрофон, закрепленный у подбородка.
     Язык выполнял полученный приказ и делал свое дело,  в то время как душа
Мардена корчилась от нанесенного  оскорбления. И тогда в  соразделенной, так
сказать, части своего сознания он услышал недоуменный, сочувствующий и очень
корректный вопрос, заданный интеллигентной и тактичной личностью.
     Марден замер, не договорив  предложения, ужаснувшись  тому, что он чуть
было не выдал пришельцу. Он попытался взять себя в  руки, заполнить сознание
приятными воспоминаниями для психологического камуфляжа. Надо же  быть таким
идиотом, чтобы забыть, что он не один в своем сознании!
     Но в  голове его  снова  прозвучал  тот  же вопрос.  "Ты  не  являешься
представителем своего народа? За тобой стоят другие... непохожие на тебя?"
     "Да  нет же, нет! --  отчаянно ответил ему Марден. -- Все это результат
принципиальных различий между земным и юпитерианским образом мышления... "
     -- Марден!  Может,  ты прекратишь хлопать своими  близорукими глазами и
будешь заниматься делом?  Продолжай, болван, нам нужно все высосать из этого
червяка!
     "Какие принципиальные  различия?" --  внезапно  с яростью  спросил себя
Марден. Гораздо больше  различий  у него  было  с Биллингслеем,  чем  с этим
поэтичным существом, которое,  рискуя  жизнью,  предало собственный народ во
имя сохранения жизни. Что у него общего с этим  Каином, с этим самодовольным
боровом,  радующимся  тому, что ему удалось  свести  все нюансы сознательной
мысли к грубой и категоричной альтернативе: убей или умри! прокляни или будь
проклятым! властвуй или становись  рабом! Чудовище, бесстрастно мучившее его
на Марсе, скорее нашло бы общий язык со  Старой Боеголовкой, чем  с Го-Паром
Пятнадцатым.
     "Значит  так  и  есть! -- отчетливо прозвучала  у него  в  голове мысль
юпитерианца. -- А теперь, друг мой, мой кровный  брат, дай мне знать, какому
существу я передал это оружие.  Дай мне знать,  как поступал он  в прошлом с
властью, и что от него можно ожидать  в грядущих циклах рождения. Дай  знать
мне  об  этом через твое  сознание, память и чувства,  ибо мы  понимаем друг
друга".
     И Марден дал ему знать.
     "...  к  ближайшему  официальному  представителю  человеческой  расы. В
результате  предварительного допроса, проведенного военными  властями,  было
выяснено  много подробностей о жизни и привычках противника. К несчастью, по
прошествии  некоторого  времени,  юпитерианец,  вероятно,  пожалел  о  своей
капитуляции  и  открыл  клапаны   гигантского  резервуара,  являвшегося  его
космическим  скафандром.  Это  внезапное  самоубийство повлекло за  собой  и
гибель  переводчика,  задохнувшегося в густом  метановом  облаке. Переводчик
майор  Игорь Марден посмертно награжден серебряным Лунным Браслетом с  двумя
реактивными   двигателями.   Самоубийство   юпитерианца  в  настоящее  время
изучается нашими военными психологами, пытающимися  установить,  не является
ли  это  свидетельством   нестабильности  ментальных  процессов,  что  может
оказаться полезным для дальнейшего ведения военных действий в космосе..."



   Уильям Тенн
   Хранитель


     Пер. -- М. Ланина
     Отсканировано из: Уильям Тенн. Обитатели стен. -- С.-Пб., Северо-Запад,
1997. ISBN 5-7906-0023-9
     OCR&spellcheck: А. Быстрицкий



9 мая 2190 года.
     Ну что ж, я добился  своего! Меня едва не обнаружили, но,  к счастью, я
довольно подозрителен  по складу характера. Мое завоевание,  мою победу чуть
не  похитили у меня,  но я им  оказался  не  по зубам.  И теперь я  счастлив
запечатлеть в своем завещании и житии, что вступаю в последний год жизни.
     Нет, чтобы быть более точным:  этот последний  год  моей жизни, который
мне предстоит провести в открытой гробнице, начался сегодня ровно в полдень.
Именно  тогда,  спустившись  во  второй  подвальный этаж  Музея  Современной
Астронавтики, я трижды с перерывами включил шкалу приемника и трижды получил
неопровержимо отрицательные результаты.
     А это означало, что  я, Файятиль, остался единственным живым  человеком
на Земле. Сколько сил мне потребовалось на то, чтобы достичь этого!
     Но теперь -- я не сомневаюсь --  все позади. На всякий случай в течение
еще следующей недели  я буду  раз  в день спускаться  и  проверять показания
антропометра,  но, думаю, шансов  на  положительный ответ уже не осталось. Я
пережил последнюю и окончательную схватку с властью и победил. Меня оставили
в покое в моей усыпальнице, и теперь мне остается лишь наслаждаться.
     А это  не составит трудности. В  конце кондов,  я  готовился к этому  в
течение многих лет!
     И все же, стаскивая  с себя синюю  бериллитовую  униформу  и поднимаясь
наверх к солнечному свету, я не мог  не  вспомнить других: Грузмена, Прежо и
даже Мо-Дики.  Они могли  бы быть сейчас  со мной, будь  в  них чуть  меньше
академического пыла и чуть больше разумного прагматизма.
     В каком-то  смысле жаль. Но, с другой стороны, их отсутствие делает мою
вахту  еще  более торжественной и славной.  Опустившись на  мраморную скамью
между    героическими    фигурами    Розинского    --   Звездоплавателя    и
Звездоплавательницы, я  передернул  плечами и отогнал от себя воспоминания о
Грузмене, Прежо и Мо-Дики
     Они проиграли. Я победил.
     Откинувшись назад,  я  позволил себе расслабиться впервые за  последний
месяц. Я взглянул на огромные бронзовые фигуры, высившиеся над моей головой,
позы которых  говорили  о неудержимом стремлении к звездам, и  почувствовал,
что не могу удержаться  от  смеха. Мне впервые пришло в голову, насколько не
соответствовало моим  целям место моего укрытия  -- только представить себе,
Музей Современной Астронавтики!  Предельное  нервное напряжение и постоянный
страх,  которые  я  испытывал на  протяжении последних  пяти дней, вырвались
наружу --  я разразился  истерическим хохотом, отдававшимся  гулким  эхом, и
справиться с ним я не мог. Мой гомерический смех привлек оленей из музейного
парка: они, замерев перед мраморной скамьей, устремили свои влажные глаза на
Файятиля, последнего  человека на Земле, который давился, кашлял  и  хрипел,
заходясь в восторженном хохоте.
     Не знаю, сколько бы еще продолжался  этот приступ, но  солнце заслонило
облачко -- обычное летнее облачко, ничего особенного. Но это отрезвило меня.
Смех мой оборвался, словно лишившись своего источника, и я уставился вверх.
     Облако проплыло дальше, и солнечный  свет снова хлынул на Землю,  но  я
невольно вздрогнул.
     Две беременные самочки подошли поближе, наблюдая за тем,  как я потираю
шею: я так смеялся, что в ней что-то хрустнуло.
     -- Ну  что, мои милые,  --  заметил  я,  обращаясь к ним с моей любимой
философской сентенцией, -- похоже, что и впрямь на пике жизни мы погружаемся
в глубины смерти.
     Они невозмутимо продолжали пережевывать жвачку.
11 мая 2190 года.
     Последние два дня  я приводил  в порядок свои припасы и строил планы на
ближайшее будущее. Одно дело всю жизнь неторопливо готовиться к обязанностям
Хранителя. Совсем другое -- вдруг  обнаружить,  что  ты  превратился в него,
став  последним  представителем не только своей секты, но  и  всей  расы.  Я
чувствовал,  как  меня снедает  нечеловеческая  гордость,  которая временами
сменялась   леденящим   чувством  осознания   всей   меры   ответственности,
возложенной на меня.
     С провизией проблем  у меня не будет. На военном  складе  только  этого
института хранилось  такое количество  консервированной  пищи, что им  можно
было  обеспечить человека не  только  на двенадцать месяцев,  но и на десять
лет. И  куда бы я  ни  отправился: будь  то Музей  Буддийских  Древностей на
Тибете или Панорама Политической  Истории в  Севастополе, меня везде ожидали
такие же запасы.
     Конечно,  консервированная пища есть консервированная пища -- но ничего
не поделаешь. Теперь, когда на Земле не  осталось ни одного Утвердителя с их
высокомерным аскетизмом, я могу перестать быть ханжой  и, наконец, позволить
себе гастрономические  изыски и деликатесы. К несчастью, я достиг зрелых лет
под властью Утвердителей, и усвоенные  мною за шестьдесят  лет  предрассудки
стали  уже сутью  моей личности. Так  что сомневаюсь,  что  я начну готовить
свежую  пищу  по  древним  рецептам.  К  тому  же  такие  блюда предполагают
истребление   живых   существ,   наслаждающихся    бытием.   В   сложившихся
обстоятельствах это представляется не слишком разумным...
     Мне  нет никакой  нужды  пользоваться и  стиральными  автоматами. Зачем
стирать одежду, спрашиваю я себя, когда, едва запачкав, я могу бросить ее на
землю и надеть новенькое, с иголочки платье?
     Но  привычка диктует свое. Идеология Хранителей запрещает мне поступать
так,  как на моем месте поступил бы Утвердитель:  скинуть тунику на  землю и
оставить  ее  валяться, как  оставляют  за собой помет  животные.  С  другой
стороны, многие из постулатов  Утвердителей просочились в  мое подсознание и
пустили  там корни, несмотря на то, что в  течение  нескольких десятилетий я
сознательно  и  последовательно  боролся   с  ними.   Мысль  об  уничтожении
функционально полезной  вещи,  каковой  является  грязная  Туника,  Мужская,
Неутепленная, Артикул 2352558.3, невольно пугает меня.
     Снова  и снова я  вынужден повторять себе, что классификационные номера
Утвердителей не имеют  ко мне  никакого отношения. Пустой звук. Они  так  же
бессмысленны, как  грузовые разметки носильщиков, оставшихся на берегу после
отплытия Ноева ковчега.
     И, тем  не  менее, забравшись в одноместный  флаер,  чтобы  предпринять
умиротворяющую   экскурсию  по  музеям   я  почувствовал,   как   мой  разум
автоматически отметил: Номер 58184.72.  Отправив в рот полную вилку  пряного
Протеинового Компонента, я отметил про себя, что поглощаю Артикулы  15762.94
и  15763.01. Я  даже вспомнил, что  они относятся к той  категории,  которая
должна  была  быть  погружена  в  последнюю  очередь,  лишь после  того, как
представитель Министерства  Выживания  передаст  командование  представителю
Министерства Пути.
     Ни единого  Утвердителя  не  осталось на Земле. Вместе  со  всем  своим
огромным  правительственным  аппаратом, включая  Министерство  Древностей  и
Бесполезных   Реликвий,    которое   регистрировало    всех   исповедовавших
Хранительство, они теперь рассеяны по сотне  планет во вселенной. Но все это
не  производило никакого впечатления  на мой  до идиотизма  памятливый мозг,
продолжавший  цитировать тексты, заученные  много лет назад для экзамена  на
выживание.
     Какие  они  въедливые, эти  Утвердители,  и как  до ужаса эффективны их
методы! В  детстве я поведал  своему  некстати разговорчивому другу Ру-Сату,
что   в   свободное  время  занимаюсь  живописью.   Мгновенно  мои  родители
соединились  с  моим рекреационным  советником и отправили  меня  в  детскую
группу  Дополнительных  Работ Ради Дополнительного  Выживания, где мне  было
поручено  рисовать номера и символы на упаковочных ящиках. "Не удовольствие,
а настойчивость, настойчивость  и еще раз  настойчивость спасет человеческую
расу" -- с тех пор мне не позволяли сесть за стол, пока я не произносил этот
отрывок из катехизиса.
     Позднее,  конечно  же, я  заявил о  себе  как  об убежденном Хранителе.
"Пожалуйста,  больше не  приходи, --  процедил отец, когда я сообщил  ему об
этом. --  Не мешай нам. Я говорю от лица всей семьи, Файятиль, включая твоих
дядьев с материнской стороны. Ты решил стать мертвецом --  это твое дело. Но
теперь  забудь, что  у тебя были родители  и прочие родственники,  и дай нам
позабыть, что у нас был сын".
     Это означало,  что  теперь  я мог не  обременять себя трудом  на  благо
Выживания   и   в   два  раза   активнее   участвовать  в   работе   бригад,
микрофильмировавших  музеи   и  города.  Тем  не  менее,  время  от  времени
приходилось сдавать экзамены на выживание, хотя все были согласны с тем, что
они не  обязательны для Хранителей, но  все  же  мы  продолжали  это делать,
расценивая их как жест доброй воли по отношению к обществу, позволившему нам
сделать свободный выбор. Для  этого требовалось отложить том  под  заглавием
"Религиозный замысел и декоративное украшение храмов Верхнего Нила" и начать
штудировать  замусоленный справочник  "Классификационное руководство и  план
складирования грузов". Я давно  распростился с надеждой стать художником, но
эти  бесконечные  столбики  цифр  отнимали у меня  время,  которое  я  хотел
посвятить созерцанию  произведений  искусства, созданных  в менее безумные и
фанатичные века.
     И они до сих пор  отнимают его у  меня!  Привычка  оказалась  настолько
сильной,  что  даже  теперь,  когда я  не  должен  отвечать  на  вопросы  по
дегидратации,  я  вдруг  обнаруживаю,  что  непроизвольно  произвожу  в  уме
необходимые  вычисления,  чтобы  определить,  где  расположено  обезвоженное
вещество.  Страшно неприятно  признаваться,  что  погряз  в  образовательной
системе, от которой бежал всю жизнь!
     Конечно, мои нынешние занятия, с  практической точки  зрения, мало  чем
могут  мне помочь. Поэтому  надо  собрать  все необходимые сведения  в  этом
музее,  чтобы  предотвратить  возможную  катастрофу  флаера,  например,  над
джунглями. Я не техник и  не парашютист. Так что придется научиться выбирать
механизмы  в  хорошем  рабочем  состоянии  и  овладеть  всеми   необходимыми
навыками, чтобы не повредить сложную аппаратуру.
     Эти  технические  проблемы  раздражают  меня.  Весь  земной  шар  усеян
произведениями искусства, насчитывающими  более семидесяти тысячелетий,  а я
тут  сижу,  вспоминая  скучнейшие  подробности  о мощностях роботов,  изучая
антигравитационные схемы флаеров,  и  веду себя  как заправский Утвердитель,
ожидающий похвалы от Министерства Пути.
     Но именно благодаря этой способности  я теперь нахожусь здесь, а не  на
разведывательном  корабле   Утвердителей   вместе   с  безутешными  Мо-Дики,
Грузменом и Пежо. Пока  они, опьяненные свободой, сновали как сумасшедшие по
всей планете, я затаился в Музее Современной Астронавтики и учился управлять
антропометром  и  активировать  бериллит.  Я мучился  оттого,  что  вынужден
попусту тратить время, но я помнил, насколько серьезно Утвердители относятся
к идее  святости  Человеческой жизни. Они  уже обманули  нас  однажды, когда
вернулись обратно  убедиться, что на Земле не осталось  ни одного Хранителя,
который  мог бы насладиться  плодами  своей  деятельности.  Я поступил тогда
правильно  и  знаю,  что и  сейчас  не ошибаюсь,  но как  я  устал от  этого
прагматизма!
     Возвращаясь  к  антропометру, должен признаться, что два  часа  назад я
пережил неслыханное потрясение: счетчик заработал  и снова замер. Я поспешил
вниз к аппарату, скидывая по дороге бериллитовую униформу и уповая только на
то, что не взорвусь, когда вторично буду натягивать ее на себя.
     Когда я добрался до  аппарата,  сигнал тревоги уже затих. Я чуть ли  не
десять  раз  подряд включал  режим  всесторонней  настройки, но  не  получил
никакого результата. Следовательно, согласно руководству, во всей  солнечной
системе  не  должно было  находиться  ни единого  человеческого существа.  Я
настроил  прибор  на собственную электроэнцефалограмму,  чтобы  он  перестал
реагировать  на меня.  И все же сигнал тревоги сработал снова, неопровержимо
указывая на присутствие еще какого-то человека. Очень странно.
     Я решил, что на аппарат подействовало какое-то атмосферное явление, или
сигнал  был вызван неполадками в устройстве. Не исключаю, что  я мог  и  сам
повредить  прибор,  когда  несколько дней назад ликовал оттого,  что остался
единственным человеком на Земле.
     Когда  я  услышал,  как разведывательный корабль Утвердителей  передает
радиосообщение о поимке моих  коллег на станции, ожидавшей их  у Плутона, то
понял, что, кроме меня, на Земле никого нет.
     Кроме   того,   если  бы   сигнал  тревоги   был   вызван  возвращением
Утвердителей, то их антропометр  наверняка  обнаружил бы  меня, так как  я в
этот момент разгуливал без бериллитовой униформы, поглощающей его излучения.
Музей бы уже окружили, и я был бы пойман.
     Нет, я уверен, что мне больше нечего опасаться Утвердителей. Я убежден,
что  они ограничатся своим  последним возвращением два  дня тому  назад.  Их
идеология  не позволит им  еще  раз  вернуться, так  как  возвращение  будет
чревато риском для их жизни. В конце концов, осталось всего не более трехсот
шестидесяти трех дней до взрыва солнца.
15 мая 2190 года.
     Мне не по себе.  Более того -- мне страшно.  И  что  хуже всего -- я не
знаю, чего боюсь. Единственное, что мне остается, это ждать.
     Вчера  я вылетел  из Музея Современной Астронавтики для предварительной
экскурсии по земному  шару. Я планировал недели три попутешествовать, прежде
чем решу, где провести оставшийся мне год.
     Прежде  всего,  я  ошибся в выборе своей  первой  остановки. Италия. Не
возникни у  меня проблем, я бы  остался  там  на все  время. Средиземноморье
притягательно для того, чей талант  загублен:  неудачник может остаться  там
навсегда, наслаждаясь шедеврами других, более удачливых мастеров прошлого.
     Сначала я отправился в Феррару, так как болотистая низменность, лежащая
неподалеку от города, являлась основным космодромом Утвердителей.  По дороге
я  ненадолго завис  над  одним из самых любимых  своих зданий  -- Палаццо ди
Дьяманти  --  и, как всегда, его тяжелые камни,  вырезанные в форме огромных
бриллиантов,  вызвали во  мне лишь  чувство собственной беспомощности.  Этот
город целиком представляется  мне бриллиантом,  хоть и потускневшим, но  все
еще  хранящим  память о своем блеске.  Один городок, крохотный и гордый -- с
какой  радостью  я   бы   обменял  его  на  два  миллиона  тупых  и  упрямых
Утвердителей. Более шестидесяти  лет они  находились  у  власти, но разве им
удалось  породить  хоть  кого-либо  равного Тассо  или  Ариосто? Но  потом я
вспомнил, что,  по крайней мере,  один уроженец  Феррары  чувствовал бы себя
уютно среди покинувшей Землю  цивилизации  -- до  мен