одым протестантом,  ни  в  коей  мере  не  похожим  на  "Серое
Преосвященство". Однако, в коробке нашлась седая борода,  поставившая  все
на свои места.
     Неожиданная  мысль  внезапно  пришла   в   его   голову.   Маскировка
маскировки! Молодой человек улыбнулся своему отражению.
     - Дабы, - патетически произнес он, - господство людей, осуществляемое
ради людей самими людьми, не исчезло с лица Земли!
     Раздался телефонный звонок. На этот раз это был Джонс.
     -  Только  что  со  мною   говорил   Робинсон.   Относительно   моего
спецзадания. Это будет ночь из ночей!
     - Сегодняшняя ночь?
     Альфреду показалось, что кружевной воротничок  сжимается  вокруг  его
горла.
     - Да, они намерены попытаться войти в  контакт  сегодня  вечером.  Мы
пока еще не знаем,  где  именно,  но  это  произойдет  в  Нью-Йорке.  Меня
оставляют в резерве. Я должен поспешить на помощь любому, кто этот контакт
обнаружит. В качестве  подкрепления,  руки  братской  помощи,  союзника  к
спине, рука к руке, дружба превыше всего, на миру и смерть красна, с милым
и в аду - рай. А вы будете на маскараде сантехников, не  так  ли?  Где  он
должен состояться?
     - В Меньшевик-Холле, на 10-й Авеню. А что  делать,  если  я  обнаружу
контакт?
     - Пфмпвать, пфмпвать, как сумасшедший. Я тотчас же  примчусь  к  вам.
Забыть обо всех этих телефонах, спецканалах, нарочных,  почтовых  голубях,
конных эстафетах, беспроволочном телеграфе и о  курьерах  Его  Величества.
Это выше любой "крайней необходимости", согласно статьям 23 и 49  Полевого
Устава. Так что пфмпвуйте, не стесняясь, сколько душе угодно!
     - Отлично! - восторженно заорал Альфред. - Только вот что...
     На другом конце раздался щелчок повешенной трубки.
     Сегодня вечером.
     Ночь из ночей.
     И ради чего?


     Меньшевик-Холл представлял собой двухэтажное здание в самой захудалой
части  Десятой  Авеню.  На  первом  этаже  располагалась  закусочная,  над
грязными окнами которой неоновая надпись провозглашала:

                     "Февральская революция была
                   единственной настоящей революцией.
               Гриль бар. Пиво. Вина. Изысканные ликеры.
                 Алексей Иванович Антипов, владелец".

     Второй этаж был ярко освещен. Из его окон  лилась  музыка.  На  двери
сбоку от бара была приколота карандашная записка:

                    "Полугодовой костюмированный бал
                 управляющих водоканализационных контор
                        и отопительных котельных
                       Нью-Йорка и его пригородов.
             Допускаются только в соответствующих нарядах.
         Если не уплачены членские взносы за последнее полугодие,
       прежде чем подняться наверх, разыщите в баре Бушке Хоровица.
        Он будет в наряде "Железной Маски" пить там ром до семи".

     Альфред Смит взбирался по шаткой скрипучей  деревянной  лестнице,  не
сводя глаз с загорелого генерала Монкальма,  охраняющего  вход  на  второй
этаж. Никакого пригласительного билета, слава  богу,  не  потребовалось  -
достаточным основанием для входа оказался наряд. Краснолицый генерал  едва
удостоил взглядом герцога де  Ришелье  и  взмахом  руки  пригласил  пройти
внутрь.
     Народу было полно. Десятки Людовиков XIII-ых, XIV-ых, ХV-ых и  ХVI-ых
степенно танцевали с Аннами Австрийскими и Мариями-Антуанеттами под  звуки
румбы и ча-ча-ча. Над их головами медленно вращались две  цветные  люстры,
отбрасывая разноцветные блики на сверкающий паркет.
     С чего начать?
     Альфред взглянул на помост, на котором сидели музыканты. Они были без
маскарадных костюмов. Надпись на большом  барабане  гласила,  что  ритмами
снабжает вечер "Оле Олсен и его пятерка". Никто из них  не  был  похож  на
межпланетных шпионов.
     Но, с другой стороны, шпионы как раз имеют заурядный вид, и искать их
надо в самых неподходящих, наиболее обычных местах.
     Поэтому Альфред направился в мужской туалет.
     Туалет был полон. Возле раковины для мытья  рук  толпилось  не  менее
двух десятков мушкетеров, жующих огромные сигары и тихо переговаривающихся
между собой.
     Смит затесался в их компанию и прислушался. Говорили  о  чем  угодно,
начиная с цен на цветные  унитазы  и  кончая  проблемами,  возникшими  при
прокладке канализации в новых кварталах Лонг-Айленда.
     - Я подрядчику так  прямо  и  сказал,  -  говорил  болезненного  вида
мушкетер-недомерок, отряхивая пепел сигары об эфес шпаги. - Джо, сказал  я
ему, как вы можете рассчитывать на то, что я проложу трубу,  если  вам  не
известна потребность, не говоря уже о типе... Послушайте, а  ведь  мы  еще
ничего не  говорили  о  типе  канализационной  системы,  которую  они  там
намерены проводить! Джо, сказал я ему, вы ведь человек умный, так  вот,  я
спрашиваю у вас, Джо, разве так делают?  Какой  во  всем  этом  смысл?  Вы
требуете, чтобы я провел канализационный коллектор, пропускная способность
которого будет гораздо меньше, чем канализационных  труб  отдельных  улиц?
Ведь стоит тогда новым жильцам начать сливать воду в своих  туалетах,  как
она поднимется и затопит  ванные  комнаты.  Вы  этого  хотите,  Джо?  Нет,
отвечает он, я этого не хочу. Ладно, говорю,  тогда  вы,  видимо,  хотите,
чтобы я  провел  коллектор  намного  более  мощный,  чем  того  требуется,
пропускная способность которого будет гораздо выше? Но ведь тогда придется
поднять цену домов, что уже поздно делать.  Вы  этого  хотите,  Джо?  Нет,
говорит он, я этого не хочу. Так вот,  Джо,  говорю  я,  признайтесь,  что
такое предложение - глупость с самого начала и до конца. Представьте себе,
Джо, что кто-то просит вас выстроить дом и не в состоянии  сказать,  какой
ему нужен фундамент - каменный, бетонный, стальной, шлакоблочный. Так  вот
именно это вы и упрашиваете меня сейчас сделать, Джо, именно это.
     Раздалось одобрительное посапывание. Высокий  худосочный  мушкетер  с
печальным лицом высморкался и, аккуратно сложив платок, заметил:
     - Общая беда всех подрядчиков. Все они думают, что  сантехники  могут
творить чудеса. Им надо, в конце концов, понять, что сантехники - такие же
люди, как и все остальные.
     - Я придерживаюсь другого мнения, - произнес  только  что  подошедший
гугенот. - По-моему, сантехники на самом деле  являются  кудесниками.  Что
нам  нужно  принять  на  вооружение  -  так  это  всю  нашу   американскую
сообразительность,  наше  американское  умение,  нашу  чисто  американскую
способность все  учесть  и  рассчитать  до  мелочей.  Вы  заказываете  мне
канализационную систему в новом микрорайоне такого типа, какого еще  никто
никогда не применял, и никто толком не знает,  какая  от  нее  потребуется
пропускная способность. И я рассчитываю всю систему трубопроводов  даже  с
учетом дальнейшего расширения микрорайона, которая будет всегда  прекрасно
функционировать. И сделаю это, к тому же, с наименьшими затратами.
     - Каким это образом? - поинтересовался мушкетер-недомерок.
     - А таким,  -  отпарировал  гугенот.  -  Приложив  свою  американскую
творческую фантазию, свою американскую мастеровитость и свою  американскую
способность учесть все мелочи. Вот каким образом.
     -  Простите,  -  поспешил  вмешаться  Альфред  Смит,  опасаясь,   что
мушкетер-недомерок  наберется  духу  и  полезет  в  дальнейшую   словесную
перепалку. - Господа, не знает ли кто-нибудь, какие призы будут  вручаться
сегодня за лучший наряд, какие - на прощание, и все такое?
     Наступила  тишина.  Затем  гугенот  (Колиньи?   Конде?   Де   Роган?)
наклонился и похлопал его по груди.
     - Когда у  тебя  возникает  вопрос,  сынок,  самое  главное  -  найти
человека, который  может  на  него  ответить.  Поэтому  обратись  лучше  к
человеку у входа - он наверняка знает, что будут давать на прощанье. Скажи
ему, что тебя послал Ларри, что Ларри, просил, чтобы он рассказал тебе все
о сегодняшних призах. И он, сынок, удовлетворит  твое  любопытство.  -  Он
снова повернулся к своему негодующему собеседнику.  -  Вы  еще  не  начали
говорить, а я уже наперед знаю, что за слова у вас на языке. И поэтому уже
сейчас говорю, что вы неправы.
     Альфред  начал  протискиваться  подальше  от  разгорячившихся  боссов
водопровода и канализации. На его  пути  подошедший  только  что  гвардеец
кардинала глубокомысленно заметил палачу в черном капюшоне:
     - Этот Ларри - большая шишка. Я бы многое отдал за то, чтобы увидеть,
как он сядет задницей в лужу.
     Палач кивнул и легонько толкнул его топором в плечо.
     - Когда-нибудь прозвучит  анонимный  звонок  в  Санитарную  Инспекцию
насчет него, и пришлют такого инспектора, которому нельзя будет  сунуть  в
лапу. Вот и все! Как должно быть со всяким,  кто  покупает  выброшенные  в
утиль трубы, хромирует их и продает своим товарищам как новые, лишние  для
него...
     Резиновое лезвие топора затрепетало над плечом палача, как  знамя  на
ветру.
     Через несколько минут Альфред  добрался  до  входа,  раскачиваясь  на
складном стульчике. - Разве меня посвящают во что-нибудь важное?
     Он надвинул шляпу на глаза и уставился в пустоту, размышляя.
     - А почему бы вам не расспросить  в  баре?  Все  заправилы  находятся
сейчас там.
     Заправил оказалось что-то слишком много.  Кринолины,  экстравагантные
прически и напудренные парики  настолько  заполнили  помещение  бара,  что
полдесятка его завсегдатаев в потрепанных костюмах и  поношенных  куртках,
казалось, были единственными, облаченными в настоящие маскарадные наряды -
наряды бедствующих, обиженных судьбой анахронизмов из  будущего,  каким-то
образом затесавшихся в императорском Версале.
     Бушке Хоровиц, высоко подняв Железную Маску, несмотря  на  строжайшие
указы короля и кардинала, принимал членские взносы, высказывая свое мнение
о перспективах использования стояков и стоячих душевых толпе, разодетой  в
парчу и шелка. Периодически он  щедрым  жестом  бросал  монеты  бармену  -
неуклюжему, сердитому на вид мужчине с окладистой бородой.
     Продираясь сквозь толпу и  едва  успевая  извиняться,  Альфред  скоро
понял, что протолкнуться  к  нему  нет  никакой  возможности.  Поэтому  он
пытался выяснить что-либо в отношении призов  у  окружающих,  но  на  него
никто не обращал  внимания.  Видимо,  нужно  поискать  кого-либо  поменьше
рангом.
     Кто-то потянул его за рукав кардинальской  мантии.  Герцог  посмотрел
вниз и увидел весьма худую мадам Дюбарри, сидящую в  пустой  кабинке.  Она
улыбалась.
     - Вздрогнем? Ты да я. Вдвоем, - пояснила женщина.
     Альфред покачал головой.
     - Нет, спасибо. Я... э... занят. Может быть, попозже.
     Он было пошел прочь, но мадам удержала  его  за  рукав.  Хватка  была
совершенно недвусмысленной.
     - Поглядите-ка на этого сильно занятого бизнесмена, - обиженно надула
губки она. - У него нет на меня времени. Он такой занятой!
     Стараясь унять растущее раздражение, Альфред пожал плечами  и  сел  в
кабинке за столик напротив  нее.  Все  равно  пока  не  получается  ничего
путного. Изящные пальчики отпустили его рукав.
     Появился сердитый бармен.
     - Хочу виски со льдом, - капризно заявила мадам. - Виски со  льдом  -
единственный подходящий для меня напиток.
     - Два виски со льдом, - заказал Альфред.
     -  Я  слышала,  вы  интересуетесь  конкурсами.  Я  как-то  раз   была
победительницей конкурса. Надеюсь, после этого признания я вам  понравлюсь
чуточку больше?
     - И в каком же конкурсе вы победили?  -  рассеянно  спросил  Альфред,
разглядывая ее.
     Без  этого  нелепого  костюма   она,   видимо,   была   бы   довольно
привлекательной, хотя и слишком костлявой. Ничего для него интересного.
     - За меня  голосовали  как  за  Девушку,  вместе  с  которой  Молодые
Водопроводчики   Кливленда   хотели   бы    починять    трубы.    Поначалу
предполагалось, что титул победительницы будет звучать иначе: "Девушка,  с
которой Молодые  Водопроводчики  Кливленда  согласны  были  бы  полезть  в
трубу". Но какие-то злюки расшипелись, и судьи изменили  титул.  Это  было
три год назад. У меня до сих пор хранится почетная грамота. А теперь... не
знаю, поможет ли мне это?
     - Боюсь, что не поможет. Но в  любом  случае  поздравляю.  Не  каждая
может... как бы это сказать... похвастаться таким титулом.
     Сердитый бармен поставил на  столик  два  стакана  в  подстаканниках,
промычав  что-то  неразборчивое,  долженствующее   означать,   что   нужно
расплатиться. Сердито получив деньги, он заковылял к окруженной  клиентами
стойке бара.
     - А какого рода конкурсы вас  интересуют?  Может  быть  я  смогу  вам
помочь? Я знаю очень много всяких мелочей о  превеликом  множестве  других
мелочей.
     - Да ничего особого, просто всякие там конкурсы и призы на них.
     Альфред смотрел на заднюю стенку  кабинки.  На  ней  висела  в  рамке
фотография Плеханова, обменивающегося  рукопожатием  с  Керенским,  позади
которых тянулся на цыпочках весьма  молодой  сердитый  на  вид  мужчина  с
окладистой бородкой, изо всех сил старающийся попасть в кадр.
     Поняв, что он зря теряет время, Альфред бесцеремонно допил виски.
     - Мне пора уходить.
     -  Так  скоро?  -  неодобрительно  проворковала  мадам.  -  Ведь   мы
только-только познакомились. Вы так сильно понравились мне...
     - Что вы имеете в виду? - раздраженно  спросил  Альфред.  -  Мы  ведь
действительно только-только познакомились.
     - Но вы на самом деле нравитесь мне! Вы - сливки в моем кофе.  Предел
моих мечтаний. Вы что-то со мной сделали. Вы - как раз то, что  заставляет
вращаться весь мир. Я от вас без ума. Я пойду за вами, мой большой  малыш,
хоть в огонь, хоть в воду. Я совершенно  обезумела,  просто  обезумела.  Я
заберусь на самую высокую гору, переплыву самую глубокую реку.  Я  -  ваша
душой и телом. Вы - красная роза, лиловая фиалка  моих  сновидений.  Пейте
меня до дна своими глазами. О, Джонни! Вы в моем сердце, я дарю его вам.
     Она примолкла, чтобы перевести дух.
     Глаза Альфреда едва не вылезли из орбит. Он привстал.
     - Спасибо, леди, за приятную беседу, но...
     Затем он снова сел. Его ошеломило то, как она выражала свои чувства и
стремления, чтобы ее поняли со всей определенностью! Как  Джейн  Доу,  как
Джонс...
     - Он вышел на связь!!!
     - Так, все-таки, насколько сильно  я  вам  нравлюсь?  -  спросил  он,
стараясь потянуть время, чтобы продумать следующий ход.
     - О, это невозможно передать словами. Вы - мой  светоч.  Я  боготворю
вас. Я ничего не соображаю. Я согласна, дорогой, на все...
     - Хватит! - почти что завопил он, отчаянно  стараясь  перекрыть  этот
фонтан  любовных  словоизлияний.  -  Ладно!  Мне  бы   хотелось   податься
куда-нибудь в такое местечко, где мы могли бы  остаться  наедине  и  более
подробно обсудить наши чувства.
     В течение нескольких секунд он изо всех  сил  пытался  изобразить  на
своем лиц непреодолимое вожделение.
     Мадам Дюбарри с готовностью кивнула.
     - Ко мне на квартиру. Она совсем рядом.
     Идя рядом с ней к выходу, Альфред непрестанно напоминал себе, что это
вовсе не веселая деваха, несмотря на  все  эти  трепетные  пожатия  рук  и
упругие прикосновения бедра, а разумный паук,  управляющий  не  более,  не
менее, как механизмом. Но  это  также  было  и  первым  ключом  к  решению
загадки, состоящей в том, чего же все-таки добиваются все эти инопланетяне
на Земле.
     Только бы удалось продержаться! Немного везения - и эта мадам  станет
средством спасения человечества.
     Они  сели  в  подъехавшее  такси,  она  назвала  адрес   водителю   и
повернулась к Альфреду.
     - А теперь, дорогой, давай страстно поцелуемся.
     Они страстно поцеловались.
     - А теперь прижмемся друг к другу.
     Они прижались.
     - Давай прижмемся еще сильнее!
     Он стиснул ее в объятиях изо всех сил.
     - Ладно, хватит пока что, - отстранилась она.
     Такси  остановилось  перед  большим  старым  многоквартирным   домом,
который, казалось, судорожно мигал огнями  окон,  не  переставая  дремать,
погруженный в воспоминания о прошлом.
     Альфред расплатился с водителем и повел мадам Дюбарри к  парадной.  В
кабине лифта она начала взволнованно ему подмигивать и  нажала  на  кнопку
"О".
     - В подвал? - изумился Альфред. - Разве ты живешь в подвале?
     Вместо ответа она направила ему в живот крохотный красный  цилиндрик.
На его крышке он заметил кнопку, на которую лег ее большой палец.
     - Тебе не нравится подвал, паршивый  вакклитианин?  Стой  спокойно  и
делай в точности то, что я скажу. К твоему  сведению,  мне  известно,  где
находишься ты и где расположена твоя камера управления. Так что не  думай,
что тебе удастся удрать, заплатив всего лишь повреждениями формы.
     Альфред  опустил  глаза  на  тот  участок  тела,  к   которому   было
приставлено ее оружие. Она явно заблуждалась относительно расположения его
камеры управления, однако без желудка тоже вряд ли можно жить.
     - Не беспокойся, - взмолился он. - Я не собираюсь  совершать  никаких
глупостей.
     - И правильно  делаешь.  Предупреждаю,  не  вздумай  сдуру  пфмпвать.
Изрешечу так, что через дырки в  твоем  теле  будет  просвечивать  солнце,
распылю на молекулы твое...
     - Понял, -  перебил  ее  Альфред.  -  Никакого  пфмпвания.  Абсолютно
никакого. Обещаю. Даю честное слово!
     - Твое честное слово! - презрительно фыркнула она.
     Лифт остановился.  Она  вышла  спиной  вперед,  жестом  приказав  ему
следовать за собой. Он смотрел на лицо в маске,  на  сверкающую  блестками
одежду и неожиданно вспомнил, что Дюбарри, когда ее волокли на гильотину в
1793 году, кричала толпе: "Милосердия! Милосердия за  раскаяние!".  Но  ни
толпа, ни революционный трибунал, с удовлетворением подумал он, не приняли
во внимание эти крики.
     В холодном выбеленном подвале их ждал мужчина.  Гугенот.  Тот  самый,
который обладал американской способностью все учитывать.
     - Было трудно?
     -  Нисколько,  -  ответила  она.  -  Он  сразу  клюнул  на  шаблонное
упоминание о конкурсе трехлетней  давности.  Внешне,  правда,  и  виду  не
подал, что это  его  интересует,  но  должно  быть,  сильно  испугался.  Я
обнаружила это несколькими  секундами  спустя,  когда  объяснилась  ему  в
любви, а он прямо  в  лоб  предложил  уединиться.  -  Мадам  хихикнула.  -
Бедолага, такой неумелый и трогательный! Разве так отреагировал  бы  любой
американец-самец? Ничего не сказал о моих красивых глазах, о том, какая  я
милашка, как не похожа ни на одну другую и не предложил  трахнуть  еще  по
одной, называя меня крошкой.
     Гугенот, тем не менее, весьма подозрительно рассматривал Смита.
     - Его форма и маскировка на удивление превосходны, -  заметил  он.  -
Это указывает на высокую профессиональную подготовку.
     - Ну и что  из  этого?  -  пожала  плечами  она.  -  Можно  соорудить
распрекрасную форму, но что от этого  за  польза,  если  крайне  неряшливо
играть свою роль? Он почти ничего не знает о том,  как  ведут  себя  люди,
какие у них манеры. Посмотрел бы ты, как неловок он был в любви,  пока  мы
ехали в такси!
     - Настолько плох?
     - Плох? - Она закатила глаза, стремясь придать своему  лицу  максимум
выразительности. - Мне было его от души жаль, настолько он неуклюже  делал
вид, что ласкает настоящую женщину.  Плох  -  это  не  то  слово.  Дешевая
подделка. Второсортное проявление своего либидо. Ни малейшего  вожделения.
Симуляция похоти. Неубедительно!
     Альфред  глядел  на  нее   взглядом,   преломленным   сквозь   широко
разверзшиеся раны уязвленного мужского достоинства. Это  в  ее  исполнении
были грубые проколы, которые сорвали бы любой спектакль с ее участием!  Но
решил воздержаться от высказывания вслух своего неодобрения. В руках мадам
Дюбарри  по-прежнему  сжимала  оружие,  и  он   не   имел   ни   малейшего
представления о том, в какое кровавое месиво  может  превратить  его  этот
красный цил