Я  изложу  ваши  затруднения  Машине.  Постараюсь
активизировать соответствующие блоки памяти как можно скорее.
     Она прошла  сквозь  расширившийся  прямоугольник  и  вернулась  через
несколько минут.
     - Машина работает над вашей задачей. Я дам  знать,  когда  вам  можно
будет пройти внутрь.
     - Спасибо, - поблагодарил Поллок. - Скажите мне вот что, мисс.  Разве
не обедняет ваше мышление и вашу жизнь  знание,  что  Машина-Оракул  решил
намного лучше любую личную, научную или техническую проблему?
     На лице Стиллии отразилось недоумение.
     - Вовсе нет. Собственно решение проблем занимает совсем  малую  часть
нашей творческой жизни. Следуя вашей логике, можно договориться  до  того,
будто из жизни теряется нечто существенное,  если  отверстия  сверлить  не
ручной дрелью, а электрической. Машина-Оракул является главнейшим  орудием
нашей культуры. Она была создана для решения только одной задачи -  задачи
учета всех факторов, относящихся к данной проблеме,  и  соотнесения  их  с
общей суммой соответствующих данных,  которыми  располагает  человечество.
Советуясь с Машиной-Оракулом, можно неправильно истолковать и применить ее
ответ. А можно предпочесть не полагаться на него.
     - И действовать, не полагаясь на него?  Разве  это  не  бессмысленно,
если ответы содержат наилучшее из того, что можно сделать?
     - А разве людские поступки всегда должны иметь  какой-то  смысл?  Это
весьма  модная  современная  точка  зрения.   Всегда   существует   личное
эксцентричное побуждение.
     - Да, - тяжело вздохнул Поллок. - Отказывайтесь  от  своей  личности,
присоединяйтесь  к  визжащей  толпе,  но  не  забывайте  о  своих   особых
эксцентричных побуждениях...
     Никогда, никогда не забывайте о своих личных несуразных побуждениях!
     - Именно так, - спокойно произнесла девушка. - Даже несмотря на  ваш,
весьма очевидный, сарказм. Почему вам так трудно это  воспринять?  Человек
является одновременно и стадным животным, и животным очень индивидуальным.
Стадные инстинкты  должны  удовлетворяться  любой  ценой.  В  прошлом  это
выливалось в войнах, религии, национализме,  различных  формах  группового
шовинизма. Необходимость отказа от всего личного и  растворения  в  чем-то
большем была признана в незапамятные времена. Поля для  Визга  и  Стадионы
Ужаса направлены  именно  на  это,  удовлетворяют  такую  необходимость  в
абсолютно безвредной форме.
     - Я бы не сказал, что это  безвредно  с  точки  зрения  механического
кролика...
     - Я понимаю. Человеческие  существа,  которые  прежде  использовались
вместо кроликов... Им было много хуже, - согласилась Стиллия. - Думаю,  вы
понимаете, о чем я говорю. Но,  с  другой  стороны,  осознанные  личностью
инстинкты также подлежат удовлетворению. Мы требуем при этом только одного
- чтобы это не касалось в значительной степени никакого другого человека.
     - И пока это действительно не касается, дозволено все!
     - Совершенно верно. Все дозволено. Абсолютно все, чего  только  может
возжелать любое лицо, исходя из индивидуальных  эксцентричных  побуждений,
не только позволяется, но и поощряется. Мы считаем, что многие  величайшие
свершения человечества имеют своим источником индивидуальные эксцентричные
побуждения и остро ощущаем,  что  величайшим  триумфом  нашей  цивилизации
является то почетное отношение, которое мы питаем к подобному  внутреннему
самовыражению.
     Дэйв Поллок не мог не смотреть на нее без уважения. Стиллия  казалась
очень смышленой. Именно на такой девушке он мог бы жениться, а не на Сюзи,
если бы продолжал работу над своей докторской диссертацией. Хотя и Сюзи...
Дэйв задумался. Увидит ли он  ее  когда-нибудь?  И  удивился  тому,  какая
горькая тоска по дому охватила его.
     - Это неплохо звучит, - согласился он. - А  вот  жить  так  -  совсем
другое дело.
     За стеной послышалось какой-то жужжание. Стиллия поднялась.
     -  Машина-Оракул  готова.  Заходите  внутрь,  сядьте  и  повторите  в
наиболее простой форме свой вопрос. Желаю вам удачи.
     Дэйв прошел  в  крохотную  комнатушку  сквозь  раздвинувшийся  желтый
прямоугольник. Несмотря на все пояснения Стиллии, он чувствовал себя очень
неуютно в этом мире легко  удовлетворяемых  стадных  инстинктов  и  личных
эксцентричных побуждений. И очень  хотел  вернуться  туда,  где  все  было
привычным.
     И, что было превыше всего, ему совсем не хотелось оставаться в  мире,
где любой вопрос можно  было  получить  ответ  от  окружающих  его  сейчас
голубоватых пульсирующих стен.
     Молодой  человек  сел  и,  ощущая  себя  круглым  идиотом,   дикарем,
вопрошающим у горстки священных костей, произнес:
     - Что нам делать с упрямством Уинтропа?
     Со всех четырех  стен,  пола,  потолка  зазвучал  глубокий  голос,  в
котором не было ничего ни женского, ни мужского:
     - Точно в назначенное  время  отправляйтесь  в  Бюро  путешествий  во
времени в Темпоральном Посольстве.
     Дэйв немного помолчал. Больше ничего. Стены были неподвижны.
     Наверное, Машина ничего не поняла.
     - Это не сулит нам ничего хорошего, - заговорил он снова.  -  Уинтроп
не намерен возвращаться вместе с нами. Поэтому мы не сможем попасть назад,
в свою время. Так уж устроен механизм трансфера. Поэтому суть в  том,  как
нам убедить Уинтропа, не прибегая...
     - Точно в назначенное  время  отправляйтесь  в  Бюро  путешествий  во
времени в Темпоральном Посольстве.
     По-видимому, это и было окончательным ответом.
     Он уныло потащился к выходу и рассказал Стиллии о происшедшем.
     - Мне кажется, - заявил Поллок не без ехидства, -  эта  машина  нашла
мою задачу настолько трудной, что попыталась уклониться от ее решения.
     - Я бы посоветовала вам послушаться Машину-Оракула. Если только у вас
нет иной, более тонкой интерпретации ее ответа.
     Дэйв  Поллок  вернулся  в  комнату  миссис  Бракс  и  рассказал  всем
остальным о нелепом ответе, который дала ему Машина-Оракул  на  вопрос  об
упрямстве Уинтропа.


     Тем не менее, за несколько минут до шести все четверо уже были в Бюро
путешествий во времени в здании Темпорального Посольства, прибыв туда  при
помощи джампера и испытав при этом душевное расстройство, степень которого
у каждого была своя. У них не было никакой надежды. Просто ничего  другого
не оставалось.
     Невесело посматривая на часы, они расселись по своим местам в  машине
времени.
     Ровно без одной минуты шесть в помещение  вошла  группа  граждан  XXV
века. Среди  них  были:  сотрудник  Темпоральной  Службы  Гайджио  Раблин,
оператор Машины-Оракула Стиллия, отрешенная Флурит и  мистер  Сторку.  Они
торжественно пронесли на руках к положенному сиденью Уинтропа и застыли  с
выражением почтения на лицах,  словно  выполняя  определенную  религиозную
церемонию.
     Собственно, так оно и было на самом деле.
     Уинтроп был человеком пожилым, прожив уже 64 года. За  последние  две
недели ему пришлось испытать множество волнующих мгновений. Он  участвовал
в  микроохоте,  многочисленных  фантастических  путешествиях   вплоть   до
телепортационных бросков на невероятно удаленные планеты.  Много  чудесных
превращений претерпело его  тело,  много  удивительного  произошло  с  его
рассудком. Он рьяно гонялся за кроликом на  Поле  для  Визга  и  в  страхе
спасался бегством со Стадиона Ужаса. И, самое главное, ел в изобилии пищу,
выращенную  на  далеких   звездах,   приготовленную   совершенно   чуждыми
существами,  состав  которой  оказался  совершенно  неожиданным  для   его
метаболизма. Для обмена веществ организма  путешественника  из  двадцатого
века эти блюда оказались чудовищными.
     Уинтроп больше не был упрям.
     Уинтроп был мертв.





                                Уильям ТЕНН

                             БУНТ МУЖЧИНИСТОВ




                      1. ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ ГУЛЬФИКА

     Историки, занимающиеся периодом между 1990 и 2015 годами, до сих  пор
яростно  спорят  между  собой  о  причинах  Бунта  мужчинистов.  Некоторые
рассматривают его как сексуальное землетрясение в масштабах  всей  страны,
причем весьма запоздавшее. Другие настаивают  на  том,  что  один  пожилой
холостяк основал Движение только для того, чтобы избежать банкротства,  не
увидев в нем того жуткого монстра, в которого оно превратилось  и  который
сожрал живьем и его самого.
     Так  вот,  П.Эдуард  Поллиглоу  -  последователи  дали  ему  ласковое
прозвище "Старина  Пэп"  -  был  последним  представителем  славившейся  в
течение  многих  поколений   династии   производителей   мужской   одежды.
Принадлежавшая  Поллиглоу  фабрика   выпускала   изделия   только   одного
наименования - универсальный мужской комбинезон -  и  всегда  работала  на
полную мощность, пока не вошла в моду взаимозаменяемость мужской и женской
одежды. И тогда совершенно неожиданно, казалось, всего за  одну  ночь,  не
стало рынка чисто мужских одеяний.
     Поллиглоу решительно отказывался признавать, что и он сам, и весь его
отлаженный производственный механизм  стали  теперь  абсолютно  никому  не
нужны в результате каприза моды. Неужели унификация одежды ликвидирует все
половые отличия?
     - Ну-ка, попробуйте заставить нас стерпеть подобное, - зубоскалил  он
поначалу. - Только попробуйте!
     Тем не менее, испещренные красными чернилами  [красными  чернилами  в
бухгалтерском учете отмечаются долги и убытки фирмы]  страницы  гроссбухов
фирмы показывали, что его братья по полу, какими бы недовольными  подобным
нововведением они ни были, все-таки еще как терпели такое положение.
     Поллиглоу начал проводить долгие  часы  в  размышлениях  дома  вместо
того, чтобы засиживаться в тишине своего служебного кабинета. А  размышлял
он, главным образом, о том, насколько энергично женщины подминали под себя
мужчин на протяжении всего двадцатого столетия. Тех самых мужчин, что  еще
совсем недавно  гордились  принадлежностью  к  сильному  полу,  умели  при
необходимости постоять за себя, всласть наслаждались  всеми  привилегиями,
которые давал им наивысший статус в человеческом обществе. Что же все-таки
произошло?
     Началом всех нынешних неприятностей, как решил  Поллиглоу,  послужили
некоторые веяния в женской моде, обнаружившиеся незадолго до начала первой
мировой  войны.  Первого  проказника,  злую   шутку   которого   Поллиглоу
почувствовал  на  состоянии  своего  банковского  счета,  звали   "мужской
покрой".
     В применении к женской одежде "мужской покрой" означал  необыкновенно
тщательную выделку некоторых фасонов твидовых  юбок  и  шерстяных  пальто.
Затем в моду вошло подражание отдельным предметам мужской одежды - женские
брючки, блузки, напоминавшие фасоном мужские  рубахи,  туфли,  похожие  на
мужские полуботинки. По-сути, это  была  самая  настоящая  мужская  одежда
несмотря на то, что украшалась оборками или складками и получала  названия
более приличествующие женской одежде или просто уменьшительные производные
от названий предметов мужской одежды. Затем пришла эпоха одежды "для  него
и для нее". К 1991 году мода на такую одежду стала повальной.
     Параллельно  с  процессом  унификации  одежды  укреплялось  положение
женщин в жизни общества, набирало силу их  политическое  влияние.  АДТК  -
Антидискриминационная  трудовая  комиссия,  или  Комиссия  по   борьбе   с
дискриминацией в сфере трудоустройства и профессиональной подготовки  -  в
своей  деятельности  начала  особенно  рьяно  напирать  на  отмену   любых
ограничений, обосновываемых ссылками на существование определенных половых
различий между мужчинами и женщинами.  Постановление  Верховного  суда  по
делу "Агентство по найму" миссис Стауб в поддержку лиги женщин-спортсменок
против Федерации бокса штата Нью-Йорк" торжественно провозгласило закон  в
исторических словах судьи Эммелины Крэггли: "Пол любого человека - это его
сугубо личное дело, ограничивающееся его кожными покровами. Во  всем,  что
находится по внешнюю  сторону  кожи  индивидуума  -  в  быту,  в  трудовой
деятельности и даже в одежде - оба пола законом должны рассматриваться как
взаимозаменяемые во всех отношениях, кроме одного  -  традиционного  долга
мужчины  поддерживать  благополучие  семьи  на  пределе   его   физических
возможностей, этого неизменного краеугольного камня любого цивилизованного
существования".
     Двумя  месяцами   позже   взаимозаменяемый   стиль   одежды   впервые
дебютировал в парижских салонах мод.
     Явился он миру в виде,  разумеется,  еще  одной  версии  многоцелевой
длинной  рубахи,  своего  рода  туники  с  короткими   рукавами,   которую
повсеместно носили в то время.  Однако  теперь  произошло  полное  слияние
мужского  фасона   с   женским,   и   одежда   стала   унифицированной   и
взаимозаменяемой.
     Вот это-то слияние и погубило бизнес Поллиглоу. В условиях отсутствия
необходимости   придавать   одежде   определенные   специфические   черты,
характерные только для мужской одежды,  все,  что  получил  по  наследству
Поллиглоу от целой  вереницы  предков  -  производителей  мужской  одежды:
производственное оборудование, многочисленная оснастка, опыт целой  плеяды
дизайнеров, - все  это  в  одно  мгновенье  стало  морально  устаревшим  и
неспособным   выдержать   конкуренцию   с   поднаторевшими   на    выпуске
взаимозаменяемой  одежды  компаниями,  располагавшими  к  тому  же   более
широкими возможностями, поскольку все  они  раньше  специализировались  на
женской одежде,  объем  выпуска  которой  всегда  намного  превышал  объем
выпуска мужской и вследствие этого позволял  внедрять  в  гораздо  больших
масштабах и механизацию производства, и автоматизацию, и  компьютеризацию,
и роботизацию и все прочие "зации" - позволявшие  повышать  рентабельность
производства. А морально устаревшее оборудование Поллиглоу теперь  ожидала
печальная участь пойти за гроши с молотка на одном из ближайших аукционов.
     Отчаянье все сильнее охватывало Поллиглоу. Но вместе с ним - и вполне
естественная злость.
     Однажды вечером он засел за изучение костюмов давно минувших эпох.  И
первое, что бросилось в глаза  Поллиглоу,  было  то,  что  они  не  только
подчеркивали чисто мужские достоинства, но зачастую и преувеличивали их до
такой степени, что ни одна женщина не осмелилась бы одеть подобный костюм.
     Вот, например, фасоны конца девятнадцатого столетия. Они  определенно
были чисто мужскими, так  как  не  сохранилось  ни  одной  фотографии  или
картины, на которой можно было бы  увидеть  женщину  в  подобном  одеянии,
хотя, в общем-то ничто не могло помешать ей вырядиться  мужчиной,  если  б
она сама вдруг того захотела. Конечно,  для  современной  эпохи,  эпохи  с
более мягким климатом и  перспективой  искусственного  управления  погодой
такие костюмы казались слишком уж громоздкими и неудобными.
     Чем дальше углублялся столетие за столетием Поллиглоу в прошлое,  тем
печальнее сокрушенно качал головой, когда напрягая зрение,  вглядывался  в
не очень-то  четко  выполненные  древние  гравюры.  И  совсем  уже  угрюмо
рассматривал разорившийся бизнесмен изображения рыцарей  в  латах,  тщетно
пытаясь представить себе кольчугу с застежкой "молния" на  спине.  Наконец
он устало откинулся назад и обратил внимание  на  мужской  портрет  времен
пятнадцатого  столетия,  затерявшийся  у  его  ног  среди   груды   других
просмотренных ранее картин.
     Вот это мгновенье и стало тем отправным пунктом с  которого  началось
исчисление эпохи мужчинизма.


     Большую часть портрета прикрывали несколько других  рисунков.  Теперь
тесно облегающих пухлые мужские ноги  гладких  лосин,  глянув  на  которые
Поллиглоу  несколько  минутами  раньше  тут  же   в   отвращении   закусил
стариковские высохшие губы и не стал изучать портер более тщательно, почти
не  было  видно.  Зато   особенно   четко   просматривался   выразительный
клинообразный выступ, который ни с чем нельзя было спутать: усталому взору
Поллиглоу во всей своей неповторимости предстал...
     ГУЛЬФИК!
     Этот небольшой мешочек, который некогда пришивали впереди  лосин  или
бриджей - как легко его можно было бы  добавить  к  мужскому  комбинезону!
Такая деталь одежды была совершенно бесспорно, окончательно и бесповоротно
только чисто мужской! Любая женщина, разумеется, тоже могла  облачиться  в
подобный  комбинезон,  но  для  нее  гульфик  будет  не  только  абсолютно
бесполезным, но неоправданным никакими функциональными  или  эстетическими
соображениями, но - и это самое страшное для женского самолюбия  -  еще  и
сделает ее посмешищем в глазах окружающих.
     Поллиглоу  работал  всю  ночь,  делая  грубые  наброски   для   своих
модельеров. И  даже  тогда,  когда  он  в  конце  концов,  совершенно  уже
обессилев, свалился в постель, в нем все еще бурлил такой  энтузиазм,  что
он позабыл про сон и, приподнявшись на локтях, оперся ноющими от усталости
лопатками об изголовье кровати. Перед его мысленным взором плясали видения
гульфиков, миллионов, раскачивавшихся из стороны в сторону. Они  волна  за
волной накатывались в его взбудораженном воображении, пока он  вглядывался
в темноту.
     Но оптовики отказались брать новый фасон. Старый комбинезон Поллиглоу
- да,  пожалуйста:  пока  еще  оставалось  какое-то  небольшое  количество
консервативно  настроенных  мужчин,  скептически  относившихся  ко  всяким
новомодным штучкам-дрючкам и предпочитавших привычные и  более  удобные  в
носке фасоны. Но кому, скажите на милость, взбредет в голову  принять  это
отнюдь неэстетическое новшество? Зачем  бросать  столь  откровенный  вызов
общепринятой догме взаимозаменяемости  полов,  размахивая  гульфиком,  как
флагом, прямо перед лицами многочисленных правоверных?
     Он терпеливо учил своих продавцов не использовать подобные  аргументы
в качестве извинения за провал его  затеи.  "Продавая  такие  комбинезоны,
надо налегать на следующие два лозунга: обособленность и дифференциация! -
кричал он на них когда они швыряли в его кабинет  целые  кипы  непроданных
комбинезонов с гульфиками.  -  Надо  научиться  продавать  их,  исходя  из
изначально присущих мужчинам отличий от женщин! Это  наша  единственная  и
последняя надежда - да и надежда всего нашего мира!"
     Поллиглоу почти не обращал внимания на то,  что  с  каждым  днем  его
бизнес чахнет все больше и больше. Он хотел спасти мир. Он был потрясен до
глубины души явившимся ему откровением: он обязан во что бы  то  ни  стало
возродить гульфик, только он и никто другой.  А  всем  остальным  придется
лишь смириться с этим - для своего же собственного блага.
     Он залез в громадные долги и развернул скромную  рекламную  кампанию.
Игнорируя наиболее дорогостоящие средства массовой информации,  собирающие
многомиллионную аудиторию, он сосредоточил свои скудные средства на сферах
развлечения,  предназначенных  исключительно  для  мужчин.   Его   реклама
появилась в некоторых имевших высокий зрительский рейтинг телепрограммах -
таких, например, "мыльных операх", как "Муж  сенатора",  -  и  в  наиболее
популярных  журналах  для  мужчин  -  "Признания  ковбоя"  и  "Скандальные
истории, случавшиеся с воздушными асами времен первой мировой войны".
     Содержание рекламы не отличалось разнообразием, независимо  от  того,
были  ли  это  одностраничные  цветные  вкладки  или  шестидесятисекундные
телевизионные  клипы.  Взору  читателей  или  зрителей  обычно  представал
здоровенный детина с таким выражением лица, которое  красноречивее  всяких
слов предлагало всем окружающим  катиться  к  чертовой  матери.  Он  курил
огромную черную сигару,  на  голове  его  красовался  коричневый  котелок,
небрежно сдвинутый набекрень. И был он  одет,  естественно,  в  комбинезон
Поллиглоу фасона "Только для мужчин",  впереди  которого  свисал  огромный
гульфик зеленого, желтого или красного, кричаще красного цвета.
     Первоначальный текст состоял из пяти выразительных строк:

          МУЖЧИНЫ