Меншипу показалось,  что  его  нагоняет  весь
космофлот флефнобов. Один из  огромных  космических  аппаратов  уже  почти
поравнялся с катером и начал испускать серии ярких вспышек,  которые  если
не обманывало подсознание Рабда, являлись якорными захватами.
     Что же могло  быть  причиной  такой  суматохи?  Угон  одного  жалкого
ракетного катера? Украденные тайны флефнобской науки? Да ведь  они  должны
радоваться, что существо сбежало, не успев начать размножаться!
     Только теперь до  Меншипа  дошло,  что  из  недр  корабля  непрерывно
струится  какая-то  мысль,  на  которую  он  раньше  не  обращал  никакого
внимания, всецело поглощенный проблемами космической навигации.
     На борту катера он был не один!
     Поспешно сбегая по извилистой лестнице в главное помещение катера, он
все понял.
     Тект!
     Выдающаяся звезда фнеша и  блелга  с  южного  материка,  возлюбленная
Рабда съежилась в дальнем конце помещения. Все ее  щупальца,  включая  175
покрытых липкой слизью и венчавшихся прозрачными глазами, обвились  вокруг
узкого черного чемоданчика и перепутались в многочисленные узлы.
     - О-о-о! - стонал ее разум. - Кворм! Кворм! Ужасное жуткое  существо!
Оно все ближе! Сейчас это произойдет со мной...
     - Послушайте, леди, вы меня нисколько не интересуете,  -  начал  было
Меншип, в очередной раз забыв, что ему еще ни разу не удавалось вступить в
контакт с кем-либо из флефнобов, тем более с  истеричной  особой  женского
пола.
     Корабль дернулся. Магнитные захваты! Что ж, все  начинается  сначала.
Сейчас здесь появится абордажники, и  их  придется  превращать  в  голубую
пену.
     Он подумал, что Тект, видимо, является достаточно  важной  фигурой  в
иерархии флефнобской цивилизации, раз ради ее спасения отправился в погоню
целый космофлот.
     Меншип почувствовал, что кто-то проник в катер.
     Рабд!
     Один, вооруженный своим верным  бластером,  он  намеревался  умереть,
сражаясь за возлюбленную.
     - Тект! - раздался исполненная  нежности  мысль.  -  С  тобою  все  в
порядке?
     - Убийца близко! Помоги мне! Помоги! - звала охваченная ужасом звезда
южного материка.
     Меншипу ужасно не хотелось разочаровывать Рабда в его медовый  месяц,
но иного выхода не было. Он сделал еще несколько шагов в  сторону  липкого
клубка щупальцев. Клубок перестал думать и, судя  по  всему,  шлепнулся  в
обморок.
     Зигзагообразный проем разошелся, и в помещение ворвался Рабд,  одетый
в скафандр, состоящий из нескольких соединенных между собой  продолговатых
баллонов.  Взглянув  на  распростертую  на  полу  Тект,   он   безрассудно
повернулся, направив на Меншипа бластер.
     - Бедняга! - и искренним  сочувствием  прошептал  Меншип.  -  Бедный,
глупый, недалекий герой! Через несколько секунд от тебя  останется  мокрое
место.
     И принял самоуверенную позу.
     Но почему-то ничего не излучалось, из его глаз.
     И Рабд уничтожил мерзкое, ужасное, непотребное плоскоглазое  чудовище
прямо на месте.
     А затем подхватил невесту в нежные объятия своих щупалец.
     По возвращению домой его встречали, как героя!





                             ПРОБЛЕМА СЛУЖЕНИЯ


     Был день установления полного контроля...
     Гаромма, Слуга для Всех, Чернорабочий Цивилизации, Прислуга  за  Все,
осторожно приложил надушенные кончики  пальцев  к  лицу,  закрыл  глаза  и
позволил  себе  окунуться  в   роскошное   ощущение   абсолютной   власти,
безграничной власти, власти такой, о которой до сих  пор  и  не  мечталось
никому из людей.
     Полный контроль! Полный...
     За исключением одного человека. Одного-единственного  отщепенца  рода
человеческого.  Одного,  правда,   очень   полезного,   человека.   Вопрос
заключался только в том, задушить ли его сегодня, после  обеда,  прямо  за
письменным столом, или дать возможность  пожить  еще  несколько  дней  или
недель под бдительным наблюдением, дабы исчерпать до конца его полезность.
Его измена, его интриги, несомненно, выдадут его  с  головой.  Ну  что  ж,
Гаромма приметь решение несколько позже, на досуге.
     А пока что, во всех других отношениях, для абсолютно всех остальных -
полный  контроль.  Не  только  над  умами,  но  в  такой  же  мере  и  над
деятельностью желез. Всех людей, даже их детей.
     И, если верны оценки Моддо, то и их внуков.
     - Вот так, -  едва  слышно  прошептал  Гаромма,  неожиданно  вспомнив
отрывок  из  устно  передававшегося  текста  книги,  которому   учил   его
отец-крестьянин много лет тому  назад.  -  Вот  так,  вплоть  до  седьмого
колена...
     Из какой древней книги, сожженной на давнем-предавнем  педагогическом
костре, взята эта цитата? Гаромма задумался. У отца спросить невозможно, у
его друзей и соседей - тоже. Все они были подчистую  уничтожены  во  время
подавления крестьянского бунта в шестом округе тридцать лет назад.
     Тридцать лет назад...
     После установления полного контроля такое восстание  никогда  уже  не
сможет вспыхнуть.
     Кто-то тихонько  прикоснулся  к  его  колену,  и  потом  воспоминаний
прервался. Моддо. Слуга Просвещения, сидящий в самом низу  машины,  сделал
подобострастный  жест  в  сторону  прозрачного,  ракетоподобного   купола,
который окружал до пояса тело его вождя.
     - Наряд, - произнес он, по обыкновению запинаясь. - Там. Снаружи.
     Да. Люди  лились  сплошным  потоком  через  ворота  Лачуги  Служения,
заполняя  тротуары.  По  обеим  сторонам  улицы,  куда  ни  кинь   взгляд,
располагались пронзительные кричащие толпы, черные, плотные, бурливые, как
муравьи. Гаромма, Слуга для Всех, не  имел  права  так  долго  предаваться
собственным мыслям. Нужно было, чтобы его  могли  лицезреть  те,  кому  он
столь преданно служил.
     Он скрестил руки на груди и начал  раскланиваться  внутри  небольшого
купола, возвышавшегося башенкой над приземистой черной платформой.  Поклон
направо, поклон налево, и обязательно смиренно, даже униженно, не  забывая
о том, что он - Слуга для Всех.
     Приветственный визг толпы усилился. Гаромма заметил краем глаза,  как
Моддо одобрительно кивнул.
     Добрый старина Моддо. Это, в  какой-то  мере,  день  и  его  триумфа.
Установление полного  контроля  -  личное  достижение  Слуги  Просвещения.
Однако он оставался в густой  тени  безызвестности  за  спиной  Гароммы  и
вкушал свой триумф только сквозь призму ощущений вождя - так же, как и все
предшествующие 25 лет.
     К  счастью,  Моддо  этих  ощущений  было  предостаточно  для  нервной
системы. Но, к несчастью, существовали и другие, один - точно, кому  нужно
было больше.
     Гаромма  кланялся,  с  любопытством  рассматривая  сквозь  струящуюся
паутину окружающих его  полицейских-мотоциклистов  жителей  Столицы,  свой
народ, принадлежащий ему точно так же, как и все  и  вся  по  всей  Земле.
Яростно давясь на тротуарах, его люди вскидывали  руки  над  головой,  как
только автомобиль Гароммы подъезжал к ним.
     - Служи нам! - скандировали они. - Служи нам! Служи нам!
     Он всматривался в искаженные лица, смотрел на  пену,  появляющуюся  у
многих в углах рта, на полузакрытые в экстазе  глаза,  на  раскачивающихся
мужчин, корчащихся женщин,  на  отдельных  зрителей,  которые  от  счастья
падали в обморок. И продолжал кланяться со скрещенными  на  груди  руками,
покорно и униженно.
     На прошлой неделе Моддо испросил у него мнения в отношении  церемонии
и  внешнего  оформления  сегодняшнего  праздничного  шествия  и  невзначай
упомянул о чрезвычайно высоком уровне массовой  истерии,  характерной  для
тех моментов, когда вождь показывался на людях. И  тогда  Гаромма  выразил
вслух то любопытство, которое он испытывал в течение длительного времени.
     - Что происходит у них в мозгу, когда они видят меня? Я знаю, что они
приходят в состояние счастливого экстаза и  все  такое.  Но  каким  точным
термином вы, ребята, называете это в своих лабораториях  и  таких  местах,
как Центр Управления?
     Моддо провел ладонью по лбу знакомым, привычным для Гароммы жестом.
     - Они испытывают взрывное облегчение, - ответил он не торопясь, глядя
через плечо вождя, будто читал ответ на  расположенном  на  дальней  стене
телеэкране, воспроизводящем  карту  земного  шара.  -  Вся  напряженность,
которая накапливается в них при  будничной  суете,  сопряженной  с  самыми
разными пустяковыми запретами, все разочарование,  которое  охватывает  их
при исполнении предписаний Службы Воспитания не делать то и не делать это,
высвобождается как бы  взрывом  в  то  мгновение,  когда  они  видят  ваше
изображение или слышат ваш голос.
     - Взрывное облегчение? Я никогда не думал, что это происходит  именно
так.
     - Ведь вы, - с энтузиазмом продолжал Моддо, -  единственный  человек,
который всю свою жизнь без остатка, как они думают, растрачивает на  самое
жалкое повиновение, совершенно  непостижимое  для  них.  Человек,  который
держит все перепутанные нити координации в мировом масштабе  в  своих,  не
знающих устали, послушных  пальцах.  Человек,  который  является  символом
самого беззаветного и многотрудного служения. Человек,  являющийся...  как
бы козлом отпущения народных масс!
     Тогда Гаромма только улыбнулся ученому  краснобайству  Моддо.  Теперь
же,  наблюдая  из-под  прищуренных  век  за   беснующимися   толпами,   он
окончательно понял, что Слуга Просвещения был совершенно прав.
     Разве не было надписи на Великой Печати  Мирового  Государства:  "Все
люди обязаны служить Кому-нибудь, но только Гаромма  является  Слугой  для
Всех"?
     Без него, они это знали и знали бесповоротно,  океаны  прорвались  бы
сквозь дамбы и затопили низменности,  поселившаяся  в  человеческих  телах
зараза взорвалась бы  эпидемиями,  которые  в  десятки  раз  сократили  бы
население округов, вышли бы из строя системы жизнеобеспечения,  власти  на
местах угнетали бы простой народ и затеяли бы кровавую междоусобицу... Без
него, без Гароммы, который день и ночь в поте лица своего трудится,  чтобы
все шло спокойно и гладко, чтобы  удерживать  под  контролем  титанические
силы природы и цивилизации.  Они  знали  это  твердо  ибо  что-либо  такое
происходило только в тех случаях, когда "Гаромма уставал от Служения".
     И что значили их  ничтожные  жизненные  неприятности  в  сравнении  с
мрачной безысходностью всей  его,  так  всем  необходимой  жизни?  В  этом
хрупком человеке, униженно раскланивающемся  направо  и  налево,  была  не
только  та  божественная  сила,  которая   позволяла   человеку   безбедно
существовать на Земле, но также и то, что он все своим естеством вселял во
всех обездоленных осознание, что все могло бы быть гораздо  хуже,  что  по
сравнению с ним, несмотря на все свои страдания и  лишения,  они  являются
если не богами, то, по крайней мере, королями.
     Поэтому-то и не было ничего удивительного в том, что  они  вскидывали
руки навстречу ему, Слуге для Всех. Чернорабочему Цивилизации, Прислуге за
Все и, торжествуя, выкрикивали в едином  порыве  свои  исполненные  страха
мольбы:
     - Служи нам, Гаромма, служи нам, служи нам!
     А покорные овцы, которых он мальчишкой пас на северо-востоке  шестого
округа, разве эти овцы не считали его слугой,  который  перегоняет  их  на
лучшие пастбища, к более прохладным родникам, защищает от врагов и убирает
булыжники из-под копыт?
     А все для того, чтобы  копченое  мясо  имело  лучший  вкус  на  столе
отца...
     И эти, намного более  полезные,  весьма  умные  овцы  были  столь  же
основательно приручены. Благодаря очень простому  принципу,  состоящему  в
том, что они рассматривают правительство в качестве  слуги  народа  и  что
обладатель наивысшей власти в правительстве  является  наиболее  униженным
слугой.
     Его овцы!
     Он  улыбнулся  им  отеческой,  исполненной   чувства   собственности,
улыбкой.
     А полицейские на мотоциклах и постовые, сдерживающие  толпы  на  всем
протяжении пути - его овчарки. Другая порода прирученных животных.
     Вот таким же был и сам он, когда тридцать три года назад высадился на
этом  острове  свежеиспеченным  выпускником  захолустного  училища  Службы
Безопасности, чтобы получить первую государственную должность  в  качестве
полицейского в Столице. Неуклюжая, восторженная овчарка. Одна из  наименее
важных овчарок предыдущего Слуги для Всех.
     Тремя годами  позже  ему  предоставился  шанс  выслужиться  во  время
крестьянского восстания в его родном округе. Хорошо зная специфику края  и
подлинных  вождей  бунта,  он  сумел  сыграть  немаловажную  роль  в   его
подавлении. А затем - новая и важная должность в Службе Безопасности.  Она
дала ему возможность познакомиться с многообещающими  молодыми  людьми  из
других служб. В частности, с Моддо - первым и наиболее полезным  из  лично
им самим прирученных людей.
     Имея  в  распоряжении   административный   гений   Моддо,   он   стал
специалистом в утонченном искусстве устранения политических противников и,
когда его начальник начал домогаться высочайшего поста, Гаромма оказался в
наиболее благоприятном положении для того,  чтобы  предать  его  и  самому
стать Слугой Безопасности. Заняв этот пост и пользуясь услугами  все  того
же Моддо, разработавшего мельчайшие детали стратегии,  он  всего  лишь  за
несколько  лет   сумел   отпраздновать   успешное   удовлетворение   своих
собственных домогательств на этот высший пост,  разгромив  в  пух  и  прах
прежнюю администрацию Лачуги Служения.
     Однако  урок,  преподанный  им  прежним  владельцам   взорванного   и
изрешеченного ракетами  здания,  заставил  его  задуматься.  Ему  не  было
известно, сколько Слуг Безопасности до него воспользовались таким  образом
своей должностью, ибо все исторические книги,  равно  как  и  все  другие,
досконально  переписывались  заново  в  начале  правления  каждого  нового
режима, а устная традиция - обычно неплохой  путеводитель  в  прошлое  при
надлежащем просеивании фактов, на сей счет хранила молчание. Было, однако,
очевидно, что то, что совершил он, мог  бы  совершить  и  другой.  С  этим
ничего  нельзя   было   поделать.   Оставалось   только   быть   предельно
внимательным.
     Он помнил, как отец отрывал его от детских игр и водил  на  пастбище,
уча ухаживать за овцами.  Как  ненавидел  маленький  Гаромма  эту  унылую,
утомительную работу! Отец это отлично понимал и однажды,  чтобы  облегчить
страдания сына, попытался ему объяснить:
     - Понимаешь, сынок, овцы - это животные, которых называют  домашними.
Так же, как и собак. Так вот, мы умеем приручать овец и собак,  чтобы  они
охраняли этих овец. Но там, где нужно что-либо предпринять, если  случится
нечто неожиданное, необходим человек.
     - Вот здорово, папа, - сказал тогда он, опираясь на огромный посох. -
Тогда почему же вы тогда не приручите человека?
     Отец рассмеялся.
     - Что ж, есть люди, которые пытаются это сделать, - сказал он,  глядя
вдаль, за холмы. Голос его стал жестким. - И  это  у  них  получается  все
лучше и лучше. Единственная трудность заключается в том, что, стоит только
приручить человека, как он уже не  стоит  и  ломаного  гроша  как  пастух.
Прирученный человек становится глупым и  ко  всему  безразличным.  Не  жди
тогда уже от него пользы. Ему на все наплевать.
     Именно в этом, как понял потом Гаромма, и заключалась  вся  трудность
задачи. Слуга Безопасности по самой природе своих  обязанностей  не  может
быть прирученным животным.
     Не раз и не два он пробовал поставить людей-овчарок во  главе  Службы
Безопасности, но в каждом случае они не  соответствовали  должности  и  их
приходилось заменять обычными людьми. Но через год, три года, пять лет эти
люди неизбежно вступали в борьбу за верховную  власть  и  их,  к  великому
сожалению, приходилось уничтожать.
     Так же, как  придется  уничтожить  и  нынешнего  Слугу  Безопасности.
Единственное, что сейчас волновало Гаромму - дьявольская полезность  этого
человека. Приходилось так рассчитать время для подобной акции,  чтобы  как
можно дольше продлить функционирование этой редкостно одаренной  личности,
которая в совершенстве  выполняла  свои  обязанности  и  которую  все-таки
приходилось убирать в тот момент, когда опасность ее перевесила  ценность.
И поскольку при надлежащем человеке, занимающем эту  должность,  опасность
существовала  с  самого  начала,  следить  за  весами  нужно  было   очень
внимательно и непрестанно...
     Гаромма   тяжело   вздохнул.   Эта   проблема   фактически   являлась
единственной  неприятностью  в   мире,   который   по   сути   своей   был
сконструирован им таким образом, чтобы доставлять ему радость. Она  всегда
неотлучно преследовала его, даже  во  сне.  А  прошлая  ночь  вообще  была
сплошным кошмаром.
     Моддо снова прикоснулся к его колену. Гаромма встрепенулся  и  одарил
его благодарной улыбкой. Забываться не следовало никогда.
     Толпы  остались  позади.  Перед  ним  плавно  распахнулись   огромные
металлические ворота Центра  Воспитания,  и  машина  с  грохотом  проехала
внутрь. Как только моторизованная полиция с форсом отъехала в сторону,  ее
функции перешли к вооруженным охранникам Центра, одетым в хрустящие  белые
мундиры. Гаромма с помощью нервничающего Моддо выкарабкался из машины  под
оглушительные, волнующие  звуки  Гимна  Человечества,  исполняемого  хором
Центра в сопровождении оркестра Центра:

                     Гаромма трудится ночью и днем,
                     Бремя планеты возлегает на нем.
                     Нет у Гароммы ни ночи, ни дня -
                     Ради тебя и ради меня!

     После   пяти   куплетов,   обязательное   исполнение   которых   было
предусмотрено  протоколом,  оркестр  грянул  "Гимн  Просвещения",   и   по
ступенькам здания сошел  Помощник  Слуги  Просвещения  -  статный  молодой
человек с безупречными  манерами.  Он  простер  руки  и  его  "Служи  нам,
Гаромма!" было формальным, но безукоризненно выполненным. Он посторонился,
пропуская вперед Гаромму  и  Моддо,  а  когда  они  стали  подниматься  по
ступенькам, повернулся и с гордо выпрямленной спиной последовал  за  ними.
Дирижер хора держал певцов на высокой,  исполненной  полнейшего  обожания,
ноте.
     Они прошли под огромной аркой, на которой  был  высечен  лозунг  "Все
должны учиться у Слуги для Всех", и проследовали внутрь здания по широкому
центральному коридору. Блеклые лохмотья на Гаромме и Моддо развевались  за
их спинами. Выстроившаяся вдоль стен всякая мелкая служивая сошка нараспев
скандировала: "Служи нам, Гаромма, служи нам, служи нам!"
     В этих криках уже не было той безумной страсти, которой были охвачены
толпы на улице, отметил про себя Гаромма, но тем  не  менее,  они  были  в
должной мере пылкими. Он поклонился  и  украдкой  взглянул  на  неотступно
следовавшего за ним Моддо. И едва  сдержал  улыбку  -  таким  неуверенным,
взволнованным, совсем не похожим на себя выглядел Слуга Просвещения.
     Бедняга Моддо! Он  был  просто  не  предназначен  для  столь  высокой
должности. И совсем не был похож на наиболее важное лицо правящей элиты.
     Вот  это-то  и  было  одним  из  тех  факторов,  которые  делали  его
незаменимым. Моддо был умен как раз настолько, чтобы понимать  собственную
неадекватность.  Без  Гароммы  он  до  сих  пор  занимался  бы   проверкой
статистических данных в  поисках  мелких  расхождений  в  каком-нибудь  из
вспомогательных отделов Службы Воспитания. Он  понимал,  что  недостаточно
силен для того, чтобы стоять на ногах самостоятельно. И не был  в  должной
мере изворотлив, чтобы обзавестись полезными сообщниками. И  поэтому  ему,
единственному из всех Слуг Кабинета, можно было доверять полностью.
     В ответ на робкое  прикосновение  Моддо  к  плечу  Гаромма  прошел  в
большой зал, специально для него пышно убранный, и взобрался на  небольшую
позолоченную платформу в дальнем его конце. Сел на грубый деревянный трон,
возвышавшийся  на  платформе.