рнул  за  материал,  которым  был
обернут. В пальцах остались два небольших кусочка.
     Чтобы хорошенько рассмотреть их, света  было  маловато,  но  ощущения
позволили сделать безошибочный вывод -  бумага!  Или  же  что-то,  на  нее
похожее.
     Это  имело  определенный  смысл.   Поскольку   конечности   флефнобов
представляли  из  себя  всего  лишь  нежные  щупальца,  заканчивающие  или
глазами,  или  заостренными  кончиками,  бумажного   мешка   было   вполне
достаточно, чтобы гарантировать, с их точки зрения, полнейшую безопасность
в отношении бегства экспоната.
     Внутри этого мешка их щупальцам было  бы  не  за  что  ухватиться,  а
мышцы, по-видимому, не обладали достаточной силой, чтобы проткнуть бумагу.
     Зато у него силы было достаточно, хотя  он  никогда  не  считал  себя
атлетом, но явно не сомневался в своей способности силой проложить путь из
бумажной клетки.
     Эта мысль ободрила Меншипа, хотя  реальной  пользы  от  нее  было  не
больше, чем от "гениальной" догадки относительно роли башни на пустыре.
     Если  бы  только  существовал  какой-нибудь  способ   передачи   этой
информации! Может быть, тогда бы  они  поняли,  что  "Безмозглый  Ужас  из
Гиперпространства" обладает  некоторыми  интеллектуальными  способностями,
достаточными для того, чтобы высвободиться  из  их  плена,  и  сумели  бы,
разобравшись, отослать его назад, на Землю. Если бы, разумеется, пожелали.
     Но он не обладал способностью передавать информацию. Все, на  что  он
был пригоден - это ее воспринимать. Тяжело вздохнув, Меншип настроился  на
прием.
     Он аккуратно разгладил пижаму. Не столько ради того, чтобы  показать,
насколько искусно она пошита,  сколько  вследствие  мучительного  приступа
ностальгии.  И  неожиданно  осознал,  что  это  дешевое  зеленое   одеяние
стандартного покроя стало единственным артефактом, сохранившимся у него от
прежней жизни. Единственный, так сказать, сувенир, которым  он  обладал  -
продукт цивилизации, породившей Тамерлана и "Войну и мир"...
     -  Что  касается  меня,  -  заметил  сын  Гломча,  -  то  я  оставляю
инопланетных чудовищ в покое, если они окажутся такими  же  мерзкими,  как
этот  экземпляр.  Но,  в  отличие  от  папаши,  меня  ничуть   не   пугает
непознанное. И все же я не в состоянии убедить себя, профессор,  что  все,
что вы здесь делаете, может  иметь  какой-нибудь  по-настоящему  серьезный
результат.
     Меншип  обрадовался,  что  бумажный  барьер   ничуть   не   ослабляет
возможность слышать мысли похитителей.
     Рабд после недолгого молчания продолжал:
     - Надеюсь, я не слишком огорчил вас, сэр. Но таково мое мнение.  Я  -
практический флефноб, и верю только в реальные вещи.
     -  Как  это  "ничего  по-настоящему   серьезного"?   -   вознегодовал
профессор.  -  Величайшей  задачей  нашей  науки  является   осуществление
путешествия в удаленные районы галактики. Вы не хуже меня знаете,  что  мы
пока в состоянии путешествовать между 44 планетами нашей системы и недавно
осуществили полет к нескольким соседним  звездам,  однако  путешествие  на
родину  этого  образца  остается  на   сегодняшний   день   фантастическим
проектом...
     - Верно! - довольно резко перебил его Рабд. - И почему? Ведь не из-за
того же, что у нас нет кораблей, способных совершить такое путешествие?  С
тех пор, как был изобретен двигатель Бальвонна, любой корабль военного или
торгового  флота,  даже  мой  крошечный  разведчик   с   тремя   ракетными
ускорителями может  пересечь  космос  вплоть  до  астрономической  единицы
649-301-3 и вернуться назад, нисколько не перегрев двигатели. Но мы  этого
не делаем. И есть на то серьезные причины!
     Теперь  Клайд  Меншип  прислушивался  или,  вернее,  принимал,  столь
внимательно, что казалось, будто оба полушария  его  мозга  слиплись.  Его
чрезвычайно  интересовала  астрономическая  единица   649-301-3   и   все,
посредством чего  туда  можно  было  бы  добраться,  независимо  от  того,
насколько несуразным с точки зрения преобладающих на Земле стандартов  мог
показаться метод транспортировки.
     - И причина, разумеется, - продолжал молодой исследователь, -  весьма
прозаична. Умственное расстройство. Старое доброе  умопомешательство.  Все
двести  лет,  связанных  с  космическими  путешествиями,  мы  топчемся   в
окрестностях собственной планеты.  Стоит  нам  удалиться  на  мизерный  20
световых лет от ее поверхности, - и мы тотчас же сходим  с  ума,  начинаем
вести себя, как умственно отсталые дети и,  если  сейчас  же  не  повернем
назад, можем свихнуться полностью.
     Конечно, догадался Меншип. Телепатическая  раса  привыкает  с  самого
раннего детства к полю мышления планеты,  полю,  непрерывно  существующему
все время. Они полностью зависят от телепатии как средства общения, у  них
никогда не возникало необходимости развития какого-либо другого способа. И
какое одиночество, какое крайнее отчуждение должны они  испытывать,  когда
корабль достигает той удаленной точки, в которой они уже  не  в  состоянии
поддерживать контакт с полем планеты!
     Запомним эту цифру!
     Меншип пришел в состояние приятного возбуждения.
     Возьмем  теперь  их  систему  образования.   О   ней   можно   только
догадываться,   однако   с   изрядной   степенью   достоверности   следует
предположить, что обучение  должно  быть  чем-то  вроде  упорядоченного  и
непрерывного умственного насыщения, причем насыщения взаимного.  Каким  бы
способом ни  осуществлялось  образование,  оно,  вероятнее  всего,  делало
ударение на сопричастии отдельного индивидуума с  группой.  И  стоит  этой
сопричастности стать достаточно слабой  вследствие  барьера,  создаваемого
помехами  или  непреодолимыми  межзвездными   расстояниями,   у   флефноба
неизбежно наступает разрушение психики.
     Но все это было несущественно. Главное  -  космические  корабли.  Они
существуют, следовательно, существует возможность вернуться  на  Землю,  в
университет Келли, где ему уже грезилась со временем должность  профессора
кафедры сравнительной литературы.
     Впервые искра надежды затеплилась в его  груди.  Но,  как  только  ум
допустил такую возможность, присущая ему сметливость  сразу  же  поставила
под сомнение созданный причудливой игрой воображения выход из  сложившейся
ситуации,  напомнив,  что  его  технические   способности   заставили   бы
ухмыльнуться синантропа и возмущенно фыркнуть неандертальца. Сможет ли  он
разобраться в механизмах конструкций, созданной намного  более  технически
развитой  цивилизацией  флефнобов,  неизбежно  связанных  с   чрезвычайным
своеобразием хозяев? Меншип был вынужден  угрюмо  признать,  что  вся  эта
затея является практически неосуществимой.
     Однако в ответ на доводы логики он послал логику ко всем чертям.
     Возьмем, например, Рабда. Он мог бы свободно переправить  Меншипа  на
Землю, если бы посчитал это стоящим делом и, если  бы  с  ним  можно  было
общаться. Что могло бы его заинтересовать? Очевидно, упомянутое умственное
расстройство.
     - Если бы вы нашли против этого средство, - урезонивал он Лирда, - то
я от души приветствовал бы это. Ибо иначе мы  вынуждены  сидеть  здесь  на
привязи. Вот, что я имею в виду под настоящей практической  проблемой.  Но
когда вы тащите этот забытый богом кусочек  протоплазмы  из  его  дыры  на
другом краю галактики и спрашиваете у меня, что я об этом  думаю,  я  могу
вам ответить только одно - ничего. Ничего не думаю.
     Меншип уловил нотки согласия в мыслях Гломча.
     - Я согласен с тобой, сынок! Это не только непрактично - это  опасно.
Полагаю, что сумею заставить других членов  совета  согласиться  со  своей
точкой зрения. Уже и так  на  этот  проект  израсходовано  чересчур  много
средств.
     Резонансный пик интенсивности их  мышления  стал  понемногу  спадать.
Меншип понял, что они покидают  лабораторию.  Откуда-то  издали  донеслось
отчаянное "однако... однако..." Лирда и вопрос, адресованный Гломчем сыну:
     - А где малютка Тект? Я полагал, что она должна быть с тобой.
     - Она на взлетном поле, следит за окончательной заправкой корабля,  -
ответил  Рабд.  Ведь  сегодня  вечером   мы   отправляемся   в   свадебное
путешествие.
     - Замечательная женщина! - "Голос" Гломча теперь едва доносился. - Ты
- очень удачливый флефноб.
     - Знаю, папуля! - самоуверенно ответил Рабд. -  Самый  богатый  набор
щупалец-глазок по эту сторону Гансибоккля - и все они мои, все мои!
     - Тект - самая обаятельная и умная из флефнобок, но мне не  нравится,
что ты сводишь все  к  количеству  щупалец-глазок,  -  недовольно  заметил
Гломч. - У нее множество других великолепных качеств.
     - Вовсе нет, папа! - с жаром заверил его Рабд. -  Вовсе  нет.  Подбор
пары очень  важен  для  меня.  И  серьезен.  Я  подошел  к  нему  со  всей
ответственностью. Но тот факт, что  у  Тект  более  176  омываемых  нежной
слизью щупалец, каждое  из  которых  заканчивается  прелестным  прозрачным
глазиком, поверь  мне,  ничуть  не  повредит  нашим  отношениям.  Как  раз
наоборот!
     - Суеверный старый хрыч и нахальный молодой хлыщ,  -  раздался  вдруг
поблизости "голос" профессора. - Но  они  могут  добиться  того,  что  моя
работа будет прекращена, Сирн. И как  раз  тогда,  когда  в  ней  появился
положительный результат. Поэтому нам придется сейчас предпринять кое-какие
контрмеры!
     Меншипу, однако, были совсем не интересны эти  давно  приевшиеся  ему
академические дрязги. Он делал отчаянные попытки не потерять мысли  Гломча
и Рабда. И не потому, что его так уж сильно интересовали советы старикашки
в отношении того, как вести умеренную и счастливую половую жизнь.
     В состояние глубокого душевного волнения его ввергли побочные  мысли,
сопровождавшие невзначай брошенные Рабдом слова о последних приготовлениях
к  отлету.  В  другой  части  рассудка  флефноба   ассоциативно   возникла
конструкция небольшого корабля, его обслуживание и, самое главное,  органы
управления.
     Всего лишь на  несколько  секунд  промелькнула  панель  управления  с
разноцветно мигающими сигнальными лампочками и начало давно  разработанной
и  постоянно  повторяемой  инструкции:   "Прогрейте   двигатели   привода,
провернув сначала самые верхние три цилиндра... Теперь внимание!"
     Это было нечто вроде подсознательной мысленной картины, подобной той,
которую он уловил от Срина, когда догадался, что световые узоры, на  сфере
являются показаниями приборов. Очевидно, его чувствительность к восприятию
мыслей флефнобов  была  настолько  велика,  что  он  улавливал  не  только
полностью сформированные фразу, но и то, что происходило в подсознании, во
всяком случае, в тех его верхних  слоях,  которые  составляют  личность  и
память.
     Кроме того, несмотря на то, что  он  все  еще  находится  здесь,  ему
удается  проникать  в  глубины  мозга  флефнобов  на  немалом  расстоянии.
Следовательно, стоит немного отточить это умение - и он сможет проникать в
мозг любого на этой планете!
     От этой мысли у Меншипа захватило дух. Его эго,  не  отличавшееся  до
сих пор особой силой, было подвергнуто яростной  бомбардировке  в  течение
прошедшего получаса под презрительными взглядами сотен  бирюзовых  глазок.
Личность,  страдающая  от  бессилия  почти  всю  свою  жизнь,   неожиданно
обнаружила, что может  держать  судьбу  целой  планеты  в  полости  своего
черепа.
     От этого ощущения ему стало гораздо  лучше.  Каждая  крупица  знаний,
которыми обладали флефнобы, становилась теперь его легкой добычей. Чего же
захотеть, например, для начала!
     Размечтавшийся Меншип вспомнил, где находится, и его эйфория исчезла,
как огонек, погашенный плевком спички.
     Единственная информация, которую необходимо получить,  заключается  в
том, как побыстрее добраться домой!!!
     Единственное на данный момент  существо,  способное  помочь  в  этом,
направлялось в компании отца к готовому к взлету  кораблю.  Наступившее  с
той  стороны  молчание  свидетельствовало,  что  оно  вышло   за   пределы
телепатического восприятия.
     Из груди Меншипа вырвался хриплый, наполненный страстью и болью крик,
похожий на вопль быка, который уткнулся на  огромной  скорости  во  что-то
мягкое и был вынесен по инерции вперед, успев заметить  краем  глаза,  как
служители оттаскивают раненого матадора. Именно с  таким  мычанием  Меншип
рванулся, одним могучим движением разорвал бумагу и вскочил на ноги.
     -  ...семь  или  восемь  цветных  диаграмм,  представляющих   историю
телепортации  до  проведения  этого   эксперимента,   -   наставлял   Лирд
ассистента. - А если бы у вас нашлось время, чтобы выполнить эти диаграммы
пространственными, ручаюсь, что это произвело бы большее  впечатление.  Мы
вовлечены в сражение, Сирн, и нам приходится пускать в ход любое оружие...
     Мысли его прервались, как только один из стеблей-глаз  развернулся  в
сторону Меншипа. Мгновением позже весь комплект щупалец-глаз,  а  затем  и
аналогичный комплект ассистента, со свистом рассекая воздух, повернулся  в
сторону  стола  и  замер,  подрагивая,  сфокусировавшись   на   неожиданно
появившемся существу.
     - Святой Кворм! - едва пискнул трепещущий под напором мыслей рассудок
профессора. - Плоскоглазое чудовище! Оно высвободилось!
     - Из прочной бумажной клетки! - с ужасом добавил Срин.
     Лирд принял решение.
     - Бластер! - скомандовал он. - Дайте мне бластер, Сирн! Независимо от
судьбы нашего проекта, мы не имеем ни малейшего права на риск, имея дело с
таким существом, находясь в густонаселенной части города. Стоит только ему
прийти в ярость...
     Продолговатый черный чемодан  его  тела  задрожал.  Быстро  произведя
регулировку какого-то причудливо завитого инструмента, профессор навел его
на Меншипа.
     А тот замер в нерешительности, продолжая стоять. Он  никогда  не  был
человеком действия в любом смысле этого слова, и сейчас обнаружил, что, по
сути, ошеломлен перспективой задуманных решительных действий.
     Во-первых,  он  не  имел  ни  малейшего  понятия,  в  какую   сторону
направились Гломч и его отпрыск. Во-вторых, вокруг не было  ровным  счетом
ничего, хотя бы отдаленно напоминающего  дверь...  Был,  правда,  какой-то
зигзагообразный узор-углубление в противоположной стене...
     И вдруг Меншип заметил направленное на него, хотя  и  решительно,  но
все же с каким-то непрофессиональным волнением,  приспособление.  Рассудок
его, мгновение назад практически не интересовавшийся обменом мыслями между
профессором и его ассистентом, внезапно  осознал,  что  сейчас  он  станет
первой и, скорее всего, неизвестной жертвой Войны Миров.
     - Эй! - завопил он, начисто забыв о своем жалком неумении общаться  с
флефнобами. - Я только хотел бы встретиться с Рабдом! Я вовсе не собираюсь
приходить ни в какую ярость!
     Лирд  что-то  сделал  с  изогнутым,  похожим  на   часовую   пружину,
инструментом, что, скорее  всего,  было  эквивалентом  нажатия  на  спуск.
Одновременно он закрыл глаза.
     Это, как понял позже Меншип, когда у него появилось место и время для
размышлений, спасло ему жизнь. И еще громадный  прыжок.  Мгновением  позже
миллионы красных точек с треском вырвались из бластера и пронеслись  рядом
с отворотами пижамы цели, вонзившись в один из нижних сводов помещения.  В
нем беззвучно появилось отверстие диаметром в добрых полметра. Сквозь него
показалось ночное небо планеты.
     В груди Меншипа все заледенело. За всю свою жизнь он не испытывал еще
такого всеобъемлющего страха.
     - Э... Эй, - прохрипел он.
     - Пожалуй, слишком мощный заряд, профессор, - не без ехидства заметил
срин. - Попробуйте еще раз, уменьшив заряд.
     - Спасибо, - с благодарностью произнес Лирд.
     Он поднял свой инструмент и еще раз прицелился.
     Меншип понял, что погиб. Двигаться он был не в  состоянии  и  застыл,
вытаращив на профессора переставшие быть плоскими глаза.
     Флефноб снова стал возиться со  спусковым  механизмом  оружия.  Мысли
Меншипа остановились, каждая мышца тела невыносимо напряглась...
     Неожиданно Лирд затрясся и заскользил  назад  по  поверхности  стола.
Оружие выпало из щупалец и разбилось  на  множество  покатившихся  во  все
стороны спиралек.
     - Срин! - издал вопль его мозг. - Чудовище... Его глаза источают...
     Чемодан разломился, показалась липкая светло-голубая слизь.  Щупальца
опали, глаза стали мутно-коричневыми.
     - Срин! -  испустил  мольбу  затухающий  рассудок.  -  Помоги  мне...
чудовище является... помоги мне... помо...
     Он  растворился.  Не  осталось   ничего,   кроме   темной   жидкости,
испещренной голубыми полосками. Журча, она потекла по столу и стала капать
с его загнутого края.
     Меншип смотрел на все это, полностью осознав только одно - что он все
еще жив.
     Мозг  Срина  вспыхнул  безумным,   безотчетным   страхом.   Ассистент
заскользил по столу на трепещущих щупальцах, приостановился на мгновение у
бугорчатых наростов, чтобы зацепиться, а затем подпрыгнул  и  по  огромной
дуге  понесся  к  дальней  стенке   помещения.   Зигзагообразные   впадины
молниеносно слегка расширились, пропуская его тело наружу.
     Значит,  вот  это   и   было   "дверью".   Меншип   испытал   немалое
удовлетворение от выполненного им  дедуктивного  умозаключения  на  основе
столь скудных исходных данных. Весьма, весьма...
     Затем его мысли вернулись к тому,  что  могло  произойти  несколькими
мгновениями раньше, и все тело затряслось. Он мог стать мертвым  -  грудой
растерзанной плоти и обуглившихся костей. Что же произошло?
     Лирд первый раз  промахнулся.  Как  раз  тогда,  когда  он  собирался
выстрелить  во  второй  раз,  что-то  поразило  его.  Но  что  именно?   В
распоряжении Меншипа не было никакого оружия и  ни  одного,  насколько  он
понимал, союзника на этой планете...
     Стоп. А о чем там  "кричал"  профессор,  прежде  чем  превратиться  в
густой туман? Что-то о глазах Меншипа. Будто они что-то испустили.
     Все еще ошарашенный, несмотря  на  испытанное  облегчение,  вызванное
неожиданным спасением, он не мог не ощущать некоторого раскаяния по поводу
исчезновения  Лирда.  По  своему  профессиональному  статусу  флефноб  был
единственным существом  своей  расы,  к  которому  Меншип  испытывал  хоть
какую-то симпатию. Он даже почувствовал нечто, похожее на ощущение вины.
     Различные  бессвязные  мысли,  которыми  он  непроизвольно   увлекся,
внезапно  исчезли,  уступив  место  одному  в   высшей   степени   важному
наблюдению.
     Зигзагообразный дверной проем, сквозь который пробкой  вылетел  Срин,
начал  закрываться.  А  это,  насколько   было   известно   Меншипу,   был
единственный выход из этого помещения.
     Оттолкнувшись от края стола, он  резким  прыжком  достиг  сужающегося
промежутка, готовый локтями и ногтями проложить себе  путь  сквозь  стену,
если это окажется необходимо.
     Он был решительно настроен покинуть это помещение, выбраться из  него
до  тех  пор,  пока   его   окружит   флефнобская   полиция,   вооруженная
эквивалентами слезоточивого  газа  и  пулеметов.  И  еще  необходимо  было
догнать Рабда и получить у него два-три урока  пилотирования  космического
корабля.
     Но,  как  только  Меншип  приблизился  к  проему,  он   снова   начал
расширяться. Что-то вроде фотоэлемента.
     Бросившись сквозь проем, он впервые очутился на поверхности  планеты.
Над головой сияло ночное небо, от зрелища  которого  у  Меншипа  захватило
дух, и он  на  некоторое  время  даже  позабыл  о  необыкновенном  городе,
простиравшемся вокруг.
     На небе было так много звезд, как  будто  кондитер  высыпал  на  него
мешок сахара, и каждая крупинка сверкала так ярко, что было светло, как  в
ранние сумерки. Луны не было, но ее отсутствие как-то совсем не ощущалось.
Здесь, в центре галактики, не просто видишь звезды.  Скорее  живешь  среди
них.
     Новое ощущение заставило его опустить  взгляд  -  ощущение  в