и лес валил в Сибири? -- удивилась Татьяна.
   --  Ах, где  я только  не был,  чего я  не изведал,  ах, сколько душ  я
загубил!.. Слушай, Тополь, эта твоя таблетка -- она с алкоголем как?
   -- Нормально, -- сказал Тополь. -- Очень весело.
   -- Ах ты, зараза! Ну, ладно. Так кто он был все-таки, ваш Сергей?
   -- Выражаясь  в уже понятных  тебе  терминах,  Сергей  был  начальником
Двадцать первого главка.
   -- Отлично,  -- сказал  я. -- Значит,  теперь  вы  все мои подчиненные.
Почему сидите в присутствии начальника?! Встать! Выходи строиться!
   -- Ну, брат, начальником ты  станешь, конечно,  не сразу. Ясень ведь по
первое был диссидентом, потом агентом, потом суперагентом и лишь после этого
-- шефом спецслужбы.
   -- Нет,  -- заартачился я, -- так не пойдет! Мы  так не договаривались.
Агент из меня никакой. Я от природы человек добрый, мягкий и очень открытый.
Руководить могу. Гуманно и  мудро.  А шпионом работать -- фу, какая гадость!
Не мое это дело.
   --  Агентами не рождаются, -- серьезно и строго объяснил Тополь. -- Ими
становятся. И в нашей конторе умеют сделать суперагента из любого человека.
   -- Ну, тогда ладно, -- продолжая дурачиться, согласился я.
   Я не верил ему. Не верил фантастическим сказкам про восьмое  чудо света
--  Двадцать  первый  главк.  Однако  история  с  двойником,  кажется,  была
настоящей.  Иначе  как  еще объяснить, зачем  я  им понадобился?  И ветровое
стекло  "Ниссана"  было вполне  реальным,  и  немыслимые  синие  таблетки...
Ощущалась огромная сила, стоящая за этим нескладным звездолетчиком Тополем и
этой шальной фигуристкой  Вербой. Оставалось только понять, кто  же за  ними
действительно стоит и чего они на самом деле добиваются. А  путь к пониманию
был у меня только один --  согласие на все их условия, работа с ними. Строго
говоря,  у меня  вообще не было  выбора.  Я слишком серьезно вхлопался в эту
историю. Татьяну я уже просто любил, по-настоящему любил,  не вру. А Тополь,
честно говоря, был мне искренне симпатичен. С образом гэбэшного офицера (а я
знавал  одного при  личном контакте) он  у меня  никак не  монтировался.  Уж
скорее вспоминался придуманный мною накануне  Центральный Комитет бандитской
партии бывшего  Советского Союза.  Может, их пресловутая  служба  контроля и
была на  самом деле международной мафией, но, если Генеральным секретарем ЦК
у них Тополь, а одним из членов Политбюро -- Татьяна, я готов вступить в эту
мафию-партию  даже  рядовым бойцом.  А  еще  каким-то  краешком  сознания  я
понимал:  бежать невозможно. Я уже слишком много знаю,  и,  если побегу, они
будут  стрелять.   Люди  они,  конечно,  замечательные,  может,  потом  даже
всплакнут, но  огонь  откроют на поражение,  обязательно откроют. Потому что
инструкция. И потому что привычка -- вторая натура. И все-таки я оставался с
ними  не  за  страх,  а за совесть,  точнее -- за  любовь.  За любовь  и  за
любопытство.
   Свечи уже догорали. Я закурил последнюю в пачке сигарету и спросил:
   -- Так что я должен делать, ребята?
   -- Молодчага, Ясень!  Мне  нравится твой  вопрос. Отвечаю: завтра у нас
день отдыха и  общей подготовки, а вот послезавтра -- ответственная операция
по захвату убийцы Ясеня.
   -- Ясеня?
   - Да, твоего двойника.
   -- И вы так быстро узнали, кто его убил?
   -- Мы умеем работать, приятель,  --  ответил Тополь по  киношному лихо.
Потом сам улыбнулся этой хвастливои фразе и добавил: --  Если честно, то нам
повезло. Но подробности расследования как-нибудь в другой раз, тем более что
оно еще  не закончено. Мы ведь,  как водится, знаем пока только исполнителя.
Его  необходимо  взять, и  взять довольно  хитро, чтобы использовать  не как
"языка", а как  наживку на более  крупную рыбу.  В общем, все, что  надо,  я
объясню тебе завтра  в деталях, а если успеем, расскажу и многое другое, как
говорится, из области лирики. Понятно?
   -- Понятно. А этот исполнитель -- кто он?
   -- Профессиональный киллер высшего класса по кличке Золтан.  Возраст --
сорок  два. Вес --  около восьмидесяти.  Мастер  спорта  по  боксу. Семь лет
службы в спецназе ГРУ. Афган, Карабах, Босния.  Сорок шесть заказных убийств
за  три  последних  года.  Ни  одной  судимости.  Связи  на  уровне кабинета
министров.  Покровительство двух сильнейших  бандитских группировок. Счет  в
швейцарском банке. Личная  охрана. В общем,  еще один Карлос.  Санчес Карлос
Рамирес Ильич. Слыхал про такого? Сидит сейчас во Франции.
   -- Слыхал.
   -- Еще вопросы есть?
   --  Почему вы  не  посадили этого  Золтана раньше, если так много о нем
знаете?
   --  Потому что  не всех надо сразу  сажать. И не всех можно. К тому  же
Золтан последние годы работал все время за границей.  Ему приписывают только
четыре  убийства  в России.  Это  --  пятое.  Но  причастность к тем четырем
доказать не удалось. Не думай, что все так просто.
   --  А  я и не думаю. Ладно,  объясни мне теперь  мою  роль  в  операции
захвата.
   --  Пожалуйста,  только  вкратце.  Подробности  тоже завтра. Ты  должен
показать  ему свое  лицо и  сделать выстрел из  газового пистолета.  Убивать
нельзя  --  требуется  лишь напугать. По нашим  расчетам, он будет полностью
выбит из колеи появлением  перед ним собственноручно  уничтоженного три  дня
назад суперагента Ясеня.  По  имеющимся у  нас неофициальным данным,  Золтан
склонен  к  мистицизму  и   панически  боится  всякой  нечисти:  вурдалаков,
привидений,  зомби. А как профессионал он отлично помнит, что размозжил тебе
голову весьма основательно. Поэтому, сам понимаешь, все козыри будут в твоих
руках. Ну а подстраховку мы берем на себя.
   -- Где это будет происходить?
   --- На его даче в Завидове.
   -- Рядом с Ельциным?
   -- Не совсем. Но Завидово то самое.
   -- Понятно. Отсюда недалеко.
   -- Вот именно. Поэтому и завтрашний день мы проведем в здешних краях --
на  нашей  базе  под Тверью.  Потренируемся.  Я  бы с  удовольствием в твоей
деревне остался. Красиво тут. И  люди все такие приветливые, лишних вопросов
не задают. Но от греха лучше уедем. Кстати, кроме Дарьи Петровны, видел тебя
кто-нибудь?
   -- Никто. В эти  выходные удивительным образом ни один из москвичей  не
приехал -- как сговорились все. А постоянные жители -- сам видел, сколько их
тут, -- к общению мало предрасположены.
   -- Это точно. Но утром из дома все-таки не вылезай. Запомни: ты сегодня
же, еще с утра, уехал отсюда на "Ниссане",  а остались мы, твои  друзья. Это
очень важно, Михаил. Ты понял?
   -- Понял,  но  меня  как-то  больше волнует  завтрашняя  операция. Что,
Татьяна тоже будет участвовать в захвате?
   -- Нет, но она хочет там быть вместе с нами. Это ее право.
   -- Она большой человек в вашей конторе?
   -- О да, -- сказал Тополь, -- высшая категория причастности.
   -- Не понял. По званию она кто?
   -- По званию-то она,  конечно, полковник, с  другим  документом  просто
работать тяжело. Но дело не в этом. Ты ведь уже должен понять, Разгонов, что
в службе ИКС чины и звания -- не главное. У нас другая система  ценностей. У
нас  есть категории причастности.  И те, кто принадлежит к высшей категории,
не подчиняются друг другу,  среди нас всякое подчинение просто бессмысленно.
Впрочем, извини, тут надо все по порядку.
   - Нет-нет, и так нормально, Тополь, я, кажется, уже начинаю въезжать.
   - Ты  все  поймешь.  Ясень. Просто,  по-моему, нельзя  cразу.  Для тебя
слишком многое  поменялось за  один день.  Правда,  Разгонов? Правда, Ясень?
Правда, Сергей?
   - Правда, -- сказал я. -- На сегодня хватит.
   --  И  я про то  же. -- Тополь встал. -- Танюшка, сделаешь  чего-нибудь
пожрать перед сном, а?
   -- Слушаюсь, Андреич, только чуть позже.
   -- Ладно,  и, кстати, можешь теперь говорить этому  типу  все, что тебе
заблагорассудится.
   -- А можно этот тип задаст последний на сегодишний день вопрос?
   --Можно. Какой?
   -- Ты действительно Горбовский?
   --  Нет.  Я  действительно  Леонид  Андреевич  и я действительно  люблю
Стругацких,  а  Горбовский  я по матери.  Когда  пришло  время выбирать себе
гэбэшный  псевдоним, я назвал именно  эту фамилию. А изначально,  по отцу, я
Вайсберг. Кстати, ты, часом, не антисемит?
   -- А что, похож?
   -- Да  ну  вас  к черту! -- возмутилась Татьяна.  --  Разгонов,  пойдем
воздухом подышим.
   -- Пойдем.
   Мы вышли на улицу. Там было удивительно  здорово. Небо в  звездах. Роса
на траве. Трели ночных птиц.
   -- Татьяна, скажи мне, это все правда -- то, что он рассказал?
   -- Правда, Мишка.
   -- Но это же совершенно невероятно!
   -- Да, Мишка, мне тоже было  очень трудно поверить. Но ты постарайся. У
тебя получится. Ты же фантаст.
   -- Бред, Танюшка, какой-то бред. Ты считаешь, я должен на вас работать?
   -- Ты ничего  не должен,  дурачок! Просто я очень хочу,  чтобы ты был с
нами. И Тополь тоже хочет.  Ты нам нужен. И не только потому, что ты двойник
Сергея. Пойми, нас очень, очень мало. Но мы многое  можем, когда  мы вместе.
Очень многое. Понимаешь, от нас зависит весь мир, все люди в мире зависят от
нас, понимаешь?
   --  Ни черта  я  не понимаю,  ни  черта! Кто  вы такие, в конце концов?
Можешь ты объяснить мне это  просто, в двух словах? Тополь вот не смог.  Или
не захотел.
   -- В двух словах? -- задумалась Татьяна. -- Нет, в двух не получится. Я
попробую объяснить тебе словами Сергея, но их  будет больше, чем два. Ладно?
Так  вот, нашим миром  реально  управляют  алчность и злоба, то есть  деньги
секретные  службы.  Деньги  принадлежат по большей части  людям нечестным  и
малообразованным,  а  в  спецслужбах  работают беспринципные,  озверевшие  и
зачастую тупые. Меж тем жизнь на планете  теплится благодаря совсем другой и
очень небольшой  части человечества: поэтам целителям, философам,  мастерам,
проповедникам,  самоотверженным героям, у  которых нет  ни денег, ни власти.
Так  вот  Сергей  всегда мечтал соединить несоединимое. И  он решил  создать
спецслужбу  из  поэтов и  честных  людей. Все,  конечно, смеялись.  А он  ее
создал. Так и возник Двадцать первый главк. Все. Если коротко.
   -- Ты это серьезно?
   -- Абсолютно серьезно.
   -- Да вы  же просто  шизики!  Я  всегда  догадывался, что  этой страной
управляют сумасшедшие. Но чтобы такие!..
   --  Наверно,  -- спокойно  согласилась Татьяна.  -- Наверно,  мы психи.
Правда,  у   нас  десятки  тысяч  отборных  бойцов  по  всему  миру,  тысячи
специалистов-ученых и самая современная техника на вооружении. И  президенты
великих   держав  с  нами  советуются,  прежде   чем  что-нибудь   серьезное
предпринять. А в остальном, по большому счету, мы и вправду шизики...
   --  Хватит,  Танюшка, правда, хватит, --  взмолился я,  чувствуя, как в
голове снова зарождается боль. -- Тополь был прав: на сегодня хватит.
   Мы оба сели на лавочку под стеной дома, молча закурили и стали смотреть
на звезды.

   Глава пятая
   ЯЙЦОМ И СЫРОМ

   Я  проснулся  на рассвете.  Боже, в  который  раз я просыпалcя  за  эти
безумно долгие  сутки,  разорванные  на  несколько  кусочков  и очень  плохо
склеенные, словно оператор в  монтажной был пьян, порезал края пленки, залил
все клеем  и  заляпал грязными пальцами. Фрагменты  этого cюрреалистического
фильма,  который я  начал смотреть, oпоздав давеча  на автобус, соотносились
очень слабо, и теперь я проснулся с жутким ощущением непоправимости. Не было
уже ни эйфории, ни  амнезии, ни романтического ожидания борьбы и приключений
-- был только  банальный, противный, липкий страх. И даже какое-то омерзение
от собственных поступков.
   Сколько раз  я говорил  себе, что нет на  свете ничего  хуже спецслужб.
Хотя, черт возьми, иногда очень приятно смотреть на них в кино, иногда очень
увлекательно читать о них в книгах и искренне сочувствовать этим суперменам,
иногда и в жизни невозможно без восторга смотреть на то, как они работают --
блистательные профессионалы -- в стране, которая  скоро погибнет  от засилья
дилетантов во всех областях.
   А может, страна гибнет как раз от рук этих самых профессионалов?
   Вот именно. Потому что они -- профессиональные убийцы, профессиональные
перегрызатели глоток, профессиональные восходители на вершины власти. И все.
Больше  они ничего не  умеют.  И  когда они захватят всю  власть, полностью,
страна погибнет, а вместе с нею погибнет мир.
   И я теперь буду этому способствовать.
   Я  вдруг вспомнил, как меня хотели убить. Это было впервые  в жизни, но
во  вчерашней  круговерти я как бы не придал значения этому эпизоду: ну, еще
одно приключение, не более.  Теперь же я вдруг осознал: есть люди, и похоже,
это  настоящие мастера  своего дела, которые  всерьез  намерены  меня убить,
возможно,  таких  людей   даже  много,  и  уже  вчера  все  могло  сложиться
по-другому. Когда же следующий раз, когда?  Я должен спросить об этом. Хотя,
впрочем, это ведь частность,  действительно мелочь.  Главные вопросы другие:
куда я попал, кто я, зачем это все?
   Вот  в  каком  настроении  довелось  мне  проснуться. Нежные чувства  к
Татьяне и восторженное уважение к "человеку из будущего"  Горбовскому  никак
этого настроения не улучшали, а к упомянутой вскользь идее моего двойника об
охранке, состоящей  целиком из  поэтов и мечтателей, относиться всерьез было
трудновато.  В свое время,  работая над романом, я, наверно,  слишком  много
прочел всяких книг о ВЧК, гестапо,  Моссаде, ГРУ, ФБР и прочих замечательных
изобретениях  человечества. В памяти ocталось,  застряло, налипло  множество
омерзительных подробностей, и сейчас  от воспоминаний этих даже замутило. Мы
снова спали с Татьяной  на сеновале, и я, бесцеремонно растолкав ее, спросил
(это вместо "Как почивали, сударыня? С добрым утром!"):
   -- Во что я влип, Верба?! Ядрена корень, я хочу знать наконец, во что я
вхлопался!
   Татьяна даже не  обиделась. Приподнялась,  поглядела  на  меня, потерла
глаза и спросила заботливо:
   -- Ты боишься?
   --Очень боюсь.
   -- За себя?
   -- Не  только. И не  только боюсь. Мне противно.  Стыдно. Мерзко.  Я не
верю тебе и не верю  Тополю.  И  мне стыдно, что я  не верю. Но я знаю,  что
верить нельзя. Верить просто глупо.
   -- Ты не хочешь с нами работать?
   -- Да я жить не хочу, дурилка ты картонная! Вы меня что, спросили, хочу
ли я с вами работать?
   -- Спросили, -- невозмутимо ответила она.
   -- Когда? -- ошалело поинтересовался я. -- Зачем ты врешь?
   --  Остановись,  Ясень.  Спать  хочется  ужасно.  Но ты  меня  все-таки
послушай минутку. Все, что ты сейчас говоришь, -- это  совершенно нормально.
Я вчера разговаривалa  с нашим психологом Кедром,  и он меня  предупредил  о
вoзможности такой реакции с твоей стороны  именно на yтро.  У тебя  утро  --
неблагоприятный  период суток, особенно  первый  час после пробуждения. Ну и
вообще  все через  это проходят.  Немножко  странно, что  ты до сих  пор  не
спросил, откуда взялся  "Ниссан"  у дороги и почему мы cебя уже вторые сутки
так странно или, как ты любишь говорить, так шизоидно вербуем. Я бы на твоем
месте  давно Уже  спросила. Но  ты не спрашиваешь. У тебя другой характер. У
тебя на первом месте оценка роли спецслужб в развитии человечества, а уже на
втором  --  Михаил  Разго-нов  и  его роль  в  русской  революции.  Это тоже
нормально, этo даже очень хорошо.  Потому что ведь и  Сергей был задвинут на
глобализме. Однако для  меня странно, честное  слово, странно. Ну признайся,
ты ведь еще не задал себе этого вопроса: почему они вербуют меня именно так?
   -- Теперь уже задал. И не себе, а тебе.
   --  Отвечаю.  Потому  что  вся   эта  сюрная  история  суть  специально
подготовленная  система  психологических  тестов.   У  нас  не  было  другой
возможности проверить тебя.
   Чего-то подобного я ожидал, конечно, но все равно был оглушен.
   -- Значит, все-таки обман? Значит, все, все, все было сплошной  игрой в
психологические тесты, все -- от минета до омлета?
   --  Нет,  --  обиженно  надула губки  Татьяна  и тут же  очень искренне
улыбнулась. -- Ни минет, ни омлет  (кстати, это была просто яичница, омлет я
не люблю) в программу тестов не входят, клянусь тебе.
   -- И я не люблю.
   -- Чего не любишь? -- не поняла она.
   -- Омлет не люблю. Ну а этот мужик на дороге?
   -- Ну, мужик-то был наш, конечно. Это Кедр как раз и есть. Ты с ним еще
познакомишься.
   -- Буду страшно рад. А бандиты на "Чероки"?
   --  Вот это  нет. Это совсем другая история. Я еще сама не разобралась.
Там были действительно бандиты. И полная для всех неожиданность.  Непонятно,
как наши парни их прохлопали?  Тополь уже поднял шухер  по этому поводу. Так
что со всеми вопросами, пожалуйста, к нему.
   Удивительно,  как  легко она переломила мое настроение. С известием  об
этих  немыслимых  тестах  что-то еще раз щелкнуло у меня  в мозгу, и начался
опять новый фрагмент фильма. Монтажный стык оказался все  таким же скверным,
зато сам фильм теперь обещал быть долгим, непрерывным и от кадра к кадру все
более понятным.
   --  Одним словом, -- подытожил я, -- ты хочешь  сказать, что подопытный
кролик  Разгонов  всем  своим  поведением  дал согласие на  работу  с  вами?
Правильно я понимаю твое заявление, что вы со мной таки советовались?
   -- Именно. И мало того, что в глубине души ты с самого начала был готов
работать с нами, ты еще оказался  весьма подходящей кандидатурой.  Хочешь --
верь, а хочешь -- нет, но Кедр уже провел предварительную обработку данных и
сказал, что по комплексу требований, предъявляемых к  сотруднику службы ИКС,
ты  проходишь процентов на  девяносто,  а по комплексу личных  характеристик
совпадение твоих данных  с  данными Малина  достигает  шестидесяти, если  не
шестидесяти  пяти   процентов   Случай  уникальный,  хотя  для  Кедра  и  не
удивительный,  он  давно  носится  с  идеей  прямой  корреляции  внешнего  и
внутреннего облика человека. В общем, ты не мог отказаться от работы с нами.
И никогда  не  сможешь. Мы ляжем костьми,  мы  будем уговаривать тебя, будем
угрожать будем пытать  или ноги целовать, будем покупать  или шантажировать,
убеждать  или вкалывать  психотропные препараты, но ты останешься с нами. Ты
понял меня, Ясень?
   -- Да  я тебя давно  понял. Я тебе очень  благодарен  за откровенность,
свойственную  спортсменам,  бандитам  и  влюбленным (по  какому разряду тебя
зачислить,  я  еще не решил), но прошу учесть, что при любом раскладе у меня
остается выбор: работать или умереть.
   --  Это  безусловно,  --  подтвердила  Татьяна без тени  улыбки.  --  В
Декларации  прав  человека  такого пункта, кажется,  нет,  но мы,  работники
службы ИКС, признаем неотъемлемым правом каждого человека право на смерть.
   -- Вот и спасибо, -- сказал я.
   Мы помолчали. Потом Татьяна словно встряхнулась.
   -- Бред  собачий! О чем мы говорим? Да еще в шесть утра! Меня вообще-то
так учили, что на свадьбе о похоронах не принято.
   --  А у нас тут свадьба?  -- удивился я.  - Еще какая!  Только можно мы
погуляем на ней чуть попозже, Мишка? Ну правда, сил нет, как спать хочется.
   -- А мне не хочется.
   - Ну покури.
   - Не поможет.
   -- Ну выпей тогда, хотя Тополь и не велел больше.
   Выпей, правда, выпей. Только дай поспать. Договорились?
   ---  Договорились,  -- сказал я, слез с  сеновала,  закурил  и выщел  в
огород, забыв о просьбе Тополя.
   Поднималось солнце. Огромный густо-розовый диск над седыми от росы
лугами и серовато-синим в туманe дальним лесом. И необъятное чистейшее небо,
меняющее  цвет  от  красновато-палевого  внизу  до  пронзительно  голубого в
вышине. Дьявольски красиво!  От  взгляда  на все это  невыносимо  захотелось
жить. А вот  пить коньяк  уже, наоборот, совсем не хотелось. Зачем?  Выпить,
чтобы уснуть? Глупость какая-то. Я  метнул за  забор наполовину недокуренную
сигарету и подумал,  что хорошо бы еще  и курить бросить. Был же  я когда-то
спортсменом.  Это  воспоминание  подтолкнуло  меня  к утренней  зарядке.  И,
автоматически  начав  с упражнений  для  плечевого  пояса,  я стал тщательно
восстанавливать  в памят