зилии. Город-шедевр,  произведение  архитектурного
гения двадцатого века.
   Город, где убили Чистяковых.
   Я уговорила Сергея  поехать со мною вместе. Ему -- для разрядки, мне --
для  поддержки. И действительно, мы неплохо отдохнули. Однако от  полученной
под занавес информации  стало  нехорошо. Один из убийц скончался  в тюрьме в
том же восемьдесят третьем  при  невыясненных обстоятельствах, а  другой был
жив до сих пор, но содержался в психушке.  Он  был абсолютно невменяем с тех
пор, как  местные бандиты  порешили всю  его семью.  Бразилии  тоже разборки
бывают лихие. И  все-таки я встретилась  с  сумасшедшим  Педро.  Зачем?  Чем
шизоиднее информация,  тем  больше  шансов  на  успех.  Чокнутый  мексиканец
лопотал целыми днями  полную абракадабру, но я  не поленилась записать ее и,
внимательно  прослушав,  вычленила  несколько  навязчиво повторявшихся фраз.
Одна из них была такая: iltaliano es la cagada! (Итальянец  -- говно!) Какой
итальянец,  почему итальянец?  Местная  полиция не знала ни  бандита с такой
кличкой, ни хоть отчасти связанных с Педро граждан Италии.
   Так появилась в этой истории новая загадка.
   Следующей точкой моего мистического  путешествия в поисках истины  стал
Неаполь.  Сергей снова поехал вместе со мной. Во-первых, он стал элементарно
бояться отпускать  меня  одну, во-вторых, Неаполь  был  для него  не  просто
городом  --  велико  оказалось искушение  поворошить прошлое,  а  в-третьих,
подходил  уже  конец  декабря,  мой  день  рождения  и  Новый  год  --  грех
расставаться в такие дни.  В общем, когда в Москве над Кремлем  торжественно
опускали  красный флаг  и  поднимали  трехцветный,  в  Неаполе  по  традиции
выбрасывали из окон на улицу всякую Дребедень, а мы слушали,  как все это со
звоном и грохотом падает, и смотрели по  телевизору,  конечно же, московскую
программу,  и   Миша  Задорнов   поздравлял  с  наступающим   обалдевший  от
неожиданности, замерший в растерянности советский народ, и все это было ужас
как  символично.  А потом в шикарном  отеле  вдруг  отключили  горячую  воду
(может,  кто-то по  случаю Нового года  решил выбросить  старый  водопровод,
"сработанный  еще  рабами Рима"), и  мы,  уже  выпив  по  бутылке роскошного
чимпанского,  хохотали в голос, складываясь пополам  який раз, когда  входил
вызванный  нами  коридорный,  чувствующий лично  себя безмерно  виноватым  в
случившейся  аварии, и  когда с присущей только итальянцам эксрессией  перед
нами многословно и яростно  извинялись  по телефону. Мы говорили друг другу:
"Вот видишь, не только  красные отключают горячую воду!" И снова хохотали, и
Сергей  предполагал:  "А  может, это  происки  "Красных бригад"?"  Потом  мы
отправились  на  городской пляж  (все  равно  горячей  воды  нет, а  в  море
приятнее, чем под  душем) и  на  потеху местной публике искупались в ледяных
волнах Неаполитанского залива, разумеется, без  всяких плавок и купальников.
Потом,  растеревшись  полотенцами и  накинув  пуховые куртки, мы тут  же  на
берегу пили чинзано, которым нас угостили местные рыбаки, и грап-пу, любезно
предоставленную нам для согреву докерами. Здорово было.
   А  на  утро я  наконец  получила  телефон  некоего  Четриоло,  знавшего
Бернардо Фелоцци  не только как Джинго, но и как Бернардо Фелоцци, позвонила
ему и договорилась о встрече. Похоже было, что Четриоло (по-нашему "огурец")
-- это просто кличка. Ну что ж, каждый волен представляться, как хочет.
   Было  часов  одиннадцать, не  меньше, но Сергей еще  спал  и  правильно
делал. Ведь  это я ждала важного звонка  и была им разбужена, и вообще это я
приехала в Неаполь работать, а Ясень хотел просто отдохнуть. Однако все-таки
пришлось его растолкать.
   -- Сережа, вставай, мне надо срочно с тобой поговорить.
   Он сладко зевнул, потер глаза и попросил:
   -- У нас там граппа осталась. Налей, пожалуйста.
   -- А без этого ты не можешь обойтись?
   -- Могу. Но не хочу.
   -- Ладно, -- сказала я, доставая недопитую бутылку, -- только при одном
условии. Ты будешь совершенно серьезно отвечать на все мои вопросы.
   -- Годится.
   Он хлебнул, я тоже -- совсем чуть-чуть, за компанию, и мы начали.
   -- Существует ли архив службы ИКС?
   -- Разумеется.
   -- Ты имеешь к нему доступ?
   --  Очень  ограниченный.  Неограниченный  имеют  только  три  человека:
Базотти, Спрингер и  Кумахира. Возможно, еще Сиропулос.  Ну и, наверно, есть
личный архив Дедушки, к которому вообще никто доступа не имеет.
   -- А Ковальский?
   -- Анжей знает гораздо  меньше, чем  ты думаешь. Ему это  все просто не
нужно. Он далек от политики и интриг.
   -- Откуда взялся Кумахира?
   --   Кумахира   --   один   из,  говоря   по-нашему,   паханов  якудзы,
контрразведчик  высочайшего  класса  и  редкий интеллектуал.  Дедушка  искал
такого человека долго и методично. Сегодня Кумахира -- это реальный контроль
над Японией и Китаем как минимум.
   -- Доверять ему можно?
   -- Нет, конечно. Доверять никому нельзя.
   -- И Дедушке?
   Ясень сделал паузу и налил себе еще капельку по поводу такого вопроса.
   --  Это отдельная тема, --  сказал  он. -- Если  у нас сегодня обзорный
брифинг, давай углубленное изучение проблем отложим на следующий раз.
   --Давай, -- согласилась я. --  Это  был не вопрос, а подколка.  Поехали
дальше.  Кому  ты  звонил  в  Неаполь   из  Ясенева  в  ту  ночь,  когда  мы
познакомились?
   -- Роберто Пьяцци, одному из ведущих агентов Дедушки здесь, в Италии.
   -- С ним можно сейчас связаться?
   -- Разумеется. О чем ты хочешь его просить?
   -- Я хочу  узнать все  о Бернардо  Фелоцци. О  Джинго. Кстати, как  его
настоящее имя?
   -- Паоло Ферито.
   -- Забавная фамилия.
   Ferito по-итальянски означает "раненый".
   -- Его убили? -- решила я уточнить.
   - Да, местные мафиози. Ему нельзя было возвращаться в Италию.
   -- Почему же он вернулся?
   - Видишь ли, мы,  конечно, были  друзьями детства,  но эту  сокровенную
тайну Бернардо мне не доверил.
   -- Я же просила серьезно. Сейчас граппу отниму.
   --  Отнимай, мне уже  не надо. Я действительно ничего больше не знаю об
этом итальянце.  Тогда я навел о нем Равки в самом общем виде и не для дела,
а просто по привычке.
   -- Хорошо. Знал ли Дедушка Чистякова?
   --  Ничего себе перескок! Полагаю, что нет. Чистяков был  резидентом  в
Португалии в те  времена, когда  Базотги еще только  раскручивался,  а уже в
шестьдесят  третьем  году   Анатолия  Геннадиевича  перевели  в  центральный
аппарат, и до самого восемьдесят второго он  сидел в Москве, если не считать
нескольких краткосрочных командировок.
   -- Куда?
   -- Бразилия, Ангола, Германия, кажется, точно я не помню.
   -- Но это можно уточнить?
   -- Конечно, можно.
   -- Отлично. Встречался ли Дедушка с Андроповым?
   -- Да. В начале восемьдесят второго  года.  То есть  это  я считаю, что
встречался. Ни документов, ни живых свидетелей этой встречи не существует.
   -- Ты хочешь сказать, что есть мертвые свидетели?
   -- Именно.  С Дедушкой были два его лучших агента.  Они убиты  в том же
январе командой гастролеров из Греции. Дедушка провел расследование и назвал
заказчиком одного  крупного перуанского торговца  кокаином. Перуанец  по сей
день сидит в нашей далекой тюрьме, но тех двух убийств по-прежнему за  собой
не  признает.  И в данном случае  я  верю перуанцу. Дедушка сам  убрал своих
агентов.
   -- Ты же  уверял меня, что с пятьдесят седьмого  года Базотги никого не
убивает.
   -- Да, но это было исключение.
   -- А может, было много исключений?
   --  Не  думаю.  Встреча с Андроповым  --  абсолютно уникальный случай в
биографии  Дедушки. Очевидно, в  том  разговоре он впервые в  жизни потерпел
фиаско. Может, просто не  сумел договориться  ни  о чем  --  это уже удар, а
может, и того хуже: почувствовал за собеседником непреодолимую силу, испытал
давно забытое чувство  страха и пусть совсем недолго, но выглядел  жалким  и
слабым. Базотги  из  тех людей,  кто не умеет  проигрывать. Никто не  должен
знать, что он вообще бывает слабым. Вот  почему те  двое  не имели права  на
жизнь.
   --  А ты когда-нибудь  спрашивал Дедушку  напрямую?  Не о тех двоих,  а
просто о встрече с Андроповым?
   -- Спрашивал. И он ответил очень странно  в не свойственной ему манере:
"Сержо, давай  ты не будешь больше задавать мне этот вопрос". И я больше  не
задавал.  Я  понял  потом,  что  внутри  службы  ИКС принято считать,  будто
переговоры   с  советским  лидером  планировались,   но  не   состоялись.  А
подтверждение своей  догадки я получил через  какое-то время  от Нанды.  Вот
какой  диалог  состоялся между  ним и Базотги в том  же восемьдесят  втором:
"Нехорошо,  Фернандо, у  тебя повышенный тремор. Руки трясутся".  -- "Да ну,
это что  за тремор! Ты бы  посмотрел,  как они трясутся  у  Андропова".-- "Я
видел". --  "Что  ты видел?  Ты  видел  на  экране, а у  русских телевидение
хитрое, они большие доки по сокрытию своих недостатков..."
   Дедушка не мог случайно проговориться, с ним такого  не бывает. Значит,
что? Проверка Нанды на умение молчать? Странная проверка. Да Ковальский ее и
не выдержал.  Сказал мне. Возможно, не  только мне. А  я сказал тебе. Больше
похоже на целенаправленную утечку информации.
   -- Почему ты не говорил об этом раньше?
   --  Ты  не  спрашивала.  И  потом вся  эта  история  не имеет  никакого
отношения к твоей проблеме.
   --  Имеет,  -- сказала  я уверенно.  -- Кто был  с  Андроповым  на  той
встрече?
   --  Не  знаю.  Выяснить  это  практически  не представляется возможным.
Встреча ведь была строго конспиративной с обеих сторон.
   -- Думаю, выяснить можно  и это. Но ты согласен, что во время разговора
с  настоящим бандитом Андропов  предпочел  бы иметь при  себе не головастого
референта-советчика,  а  в первую очередь хорошо  подготовленного  кадрового
офицера с родной Лубянки?
   - Пожалуй.
   -- Так вот. С Андроповым в тот день был Анатолий Геннадиевич Чистяков.
   По-моему, Ясень просто  обалдел. Сначала он  хотел  что-то  сказать, но
только открыл рот и этим ограничился.
   Затем  поставил бокал на столик, выскочил  из-под  одеяла пробежался по
комнате и заявил:
   -- Кажется, пора наливать по новой.
   Я терпеливо ждала его серьезной реакции.
   --  Че-пу-ха, -- проговорил  он, так  ничего  и  не  налив.  -- Чепуха.
Чистяков не был так близок к Андропову.
   -- Откуда ты знаешь?
   --   Откуда  я   знаю!   Ты  представляешь,  сколько   там   было  этих
полковников?.. И  потом его  же  убили  только  через год, а агентов Базотти
сразу.
   -- Понятное дело, -- сказала я, -- до него труднее было добраться.
   -- Кому? Андропову?!
   -- Андропову-то он зачем? Базотти, конечно.
   --  Нет,  вот теперь я точно  выпью, и не  местного пойла, а настоящего
"Хэннеси", который у меня с собой,  -- быстро бормотал Ясень, уже  копаясь в
чемодане. -- И вопросы теперь буду задавать я. Машка  тоже присутствовала на
той исторической  встрече?  Да?  И Дедушка убрал  ее  как главного свидетеля
своего позора? А за рулем грузовика сидел лично Тимоти Спрингер?
   --  Хватит!  -- крикнула я. --  Кто сидел  за рулем  грузовика, я  буду
выяснять, когда  вернусь в Москву.  Хотя гораздо важнее знать,  кто сидел за
рулем "Жигулей". А сейчас мне нужно только одно -- выяснить, зачем Бернардо,
то есть Паоло, пытался наклеить меня в Москве.
   -- Еще раз и, пожалуйста, помедленнее. Кто кого пытался наклеить?
   --   Видишь  ли,   этот   "раненый",   без  сомнения,  профессионал,  а
профессионалы не роняют бумажников посреди улицы просто так.
   --  Однако!  -- Ясень уже  налил себе коньяка, но,  кажется, теперь ему
расхотелось пить. --  Я как-то  не  думал  об этом.  А ты молодец! Но обрати
внимание:    помогает   старая    добрая    логика.   А    ваш    с   Нандой
ассоциативно-интуитивный, шизоидно-параноидный метод заведет тебя черт знает
куда.
   -- Это мы  еще посмотрим, -- ответила я с достоин ством. -- Наливай. За
здоровье всех, кого еще не убили!
   --  Мрачноватый тост.  Погоди,  а  какая связь  Бернардо и Машкой?  Ну,
Дедушку с Чистяковым ты уже увязала. А этих-то как?
   --  Дай  срок, --  сказала  я  бодро и,  залихватски  опрокинув  рюмку,
добавила: -- Одевайся. Времени на завтрак уже не осталось. Я договорилась  о
встрече с каким-то. Огурцом или  Огурцовым, в общем, Четриоло, который видел
нашего  Ферито в  восемьдесят  седьмом, аккурат за  два дня  до его  смерти.
По-моему, интересный персонаж. Поболтаем с ним, а уж потом с твоим Роберто.
   Ясень тяжко задумался.
   --  Давай  я  все-таки позвоню  Роберто. Пусть на всякий случай пришлет
своих ребят. Во сколько нас ждет твой овощной приятель?
   -- В половине первого. Ты думаешь, это может быть ловушкой?
   --   Ничего   я   не   думаю,   просто   соблюдаю   элементарные   меры
предосторожности.
   Потом я  назвала  Ясеню адрес,  и  он пошел в  другую  комнату звонить.
Конечно, он был  прав. Как всегда. Но что-то ужасно не нравилось мне во всей
этой ситуации.
   Мы подъехали к месту встречи почти  минута в минуту и сразу узнали друг
друга по описаниям: у нас -- красный "Феррари", взятый накануне в прокате, у
него --  фиолетовый пиджак, темные очки и газета в правой  руке. Мы вышли из
машины, и он махнул нам этой газетой от дверей пиццерии.
   -- Вот сейчас заодно и  позавтракаем, -- сказала я. Но позавтракать нам
в  этот день не удалось вовсе. Мы еще  переходили улицу, когда аккурат между
нами  и Четриоло  остановился черный джип с  непрозрачными стеклами.  Гулкая
автоматная очередь разорвала полусонную тишину январского дня, джип взревел,
буквально прыгая с места,  а мы уже упали на асфальт и быстро перекатывались
в  сторону человека  в  фиолетовом пиджаке, оставшегося  лежать на  каменных
плитах тротуара. Упали  мы время: вторая очередь не  очень прицельно, но все
же  была  выпущена в нашу  сторону. Ясень  даже пытался стрелять  по колесам
отъезжающего  джипа  из  вполне  удобного положения лежа,  а я  на  карачках
подскочила к Четриоло.
   Весь  в крови, от горла и  до брючного  ремня, он  был еще жив каким-то
чудом.
   --  Держитесь, сейчас приедет врач, -- произнесла я обычные для  такого
случая  слова,  хотя у  этого тела,  почти  разорванного  в  клочья, не было
никаких  шансов  доехать  до  больницы. --  Вы  что-то хотели  сказать  мне,
Четриоло?
   --Да-да, Джинго... знал... самого Базотти... -- просвистел и пробулькал
этот живой труп.
   Потом затих, два раза попросил: "Воды, воды", и тут  кровь пошла у него
изо рта. Когда  подошел Ясень, разговаривать  было  уже  не с кем. Вторыми к
пиццерии подъехали  карабинеры. И только третьими -- наши доблестные  ребята
из  службы ИКС.  Кто  такой  Четриоло, они  не знали. Паоло Ферито,  правда,
вспомнили и  обещали  дать  максимум  информации. Но для  меня это было  уже
лишнее.  Я  могла теперь  думать только об одном -- о том, что  Джинго  знал
самого Базотти. И еще о том, что Ясень не слышал этих слов. А значит, скажет
(или,  во  всяком случае, подумает),  что их и  не  было.  Не  многовато  ли
совпадений для одного человека? Ведь со своими мистическими наклонностями я,
пожалуй, скоро начну слышать  голоса давно умерших людей и  видеть в небесах
знамения. Конечный результат  известен: белые стены, смирительная  рубашка и
аминозин под лопатку. Впрочем, о чем это я? У нас же теперь демократия...
   Дедушке мы звонили из офиса Пьяцци со спецаппарата, гарантированного от
прослушивания.  Ясень поливал Роберто, который  опоздал на встречу, что едва
не стоило нам жизни, а Дедушка  рвал и метал в наш адрес, называя обоих  без
различения половых  признаков рогоносцами и  педерастами. Высшее руководство
советского  филиала службы ИКС  влезает  в  мелкие  разборки  неаполитанских
мафиози!  Позор! Бардак!  Мудизмо!  (Именно  так  он и  произнес это русское
слово.) Если подобное будет продолжаться, мы скоро  растеряем  лучших  своих
людей. Потом он немного остыл, и  мы  поговорили о последних словах убитого.
Ясень, кстати, поверил  мне,  а вот Дедушка  начал  смеяться.  Да-да, именно
смеяться.  Оказывается, одним  из  крестных  отцов Неаполя восьмидесятых был
некто  Джулио  Пассотти. Дедушка ни секунды не сомневался,  что  Четриоло  в
предсмертной фразе имел в виду именно его.
   Я потом  навела справки. Был такой Джулио Пассотти.  Крупный авторитет.
Поговорить бы  с  ним!  Так вот ведь  незадача какая:  и  его полгода  назад
зарезали.  Базотти, Пассотти...  Похоже? Ну конечно, похоже, особенно  когда
уже кровь горлом идет,  но я-то точно помню, что он  сказал, буквально слышу
эти слова.  Во  второй  раз тогда я  не поверила Дедушке и во второй раз  не
сказала об этом Ясеню.
   Мы улетали из  Рима в тот  же день, договорившись,  что всю  информацию
получим шифровкой по электронной почте.

   Глава девятая

   В Москве было очень холодно. Или просто так показалось. Уже в аэропорту
я начала дрожать, а дома и вовсе расчихалась и раскашлялась. Ясень посмотрел
на меня как на идиотку.
   --  Ты  чего  это? Не можешь преодолеть  свое  состояние? Раньше  вроде
умела.
   -- Могу, -- огрызнулась я, -- но не хочу.
   --  А-а-а, -- протянул Ясень понимающе. Из дома я не  выходила два дня,
испытывая  патологическое удовольствие от  простуды. Впрочем, уже  на второй
день  сделала кучу звонков, а на третий с  самого  утра  поехала в городскую
прокуратуру на Новокузнецкой, оттуда -- в Ленинградский районный суд, оттуда
-- в РУВД, на Лубянку,  в  спецбольницу,  снова в РУВД,  снова  на Лубянку и
наконец еще по  нескольким частным адресам.  Все  это заняло целый  день,  а
рулить  по Москве,  да  еще  зимой  - удовольствие ниже  среднего,  даже  на
"Террано". Словом,  я не  пожалела,  что  за баранку  посадила Лешку Ивлева,
начальника нашей с Ясенем личной охраны. Теперь в новой, сильно переделанной
лубянской структуре  нам полагалось  и  такое.  Вообще-то  на охране настоял
Тополь и был,  очевидно, прав. В Италии мы  это уже ощути. ли на собственной
шкуре.
   А в тот суетный  зимний  день  я  выяснила  немало. Собственно, как раз
тогда я и  узнала все самое  главное. Узнала,  что  Алексей  Коротков -- это
Ринат  Гинатуллин,  узнала,  что  он  жив,  узнала  его  адрес  в  Питере  и
окончательно  выяснила, что сознательный убийца -- именно  он, а не водитель
грузовика старшина Толстиков. По следам старшины я топталась добрую неделю и
почти зря. Во-первых, в тот  трагический вечер он тоже  сел за  руль пьяным.
Во-вторых,  ему  был  строго  определен  маршрут  и  время  движения, а  про
встречные "Жигули" Толстиков знать не знал и тем более не догадывался, кто в
них сидит. В-третьих, старшина в этой поездке исполнял обязанности комвзвода
--  очень  странное  сочетание с функциями  водителя. Наконец,  в-четвертых,
Толстиков в Подмосковье прослужил  год,  приехал вообще  с Алтая  и улицы  в
районе Речного знал так себе.
   Направляясь  из  Бескудникова в  Химки, сам  бы  он,  глядя  на  карту,
предпочел двигаться по Фестивальной, но приказали  ехать именно по Флотской,
и опаздывать было нельзя. В  общем, Толстиков подумал, что  на  фестивальной
просто перекрыто движение по техническим причинам, и  приказ командира  роты
выполнил точно. Командир роты получил его  от командира части, ну а командир
части,  разумеется, тоже  был  проинструктирован.  Кем?  Я и  это  выяснила.
Заместителем  начальника  своего  штаба, офицером  Третьего  управления  КГБ
Вербиловым.
   С  майором  Вербиловым  пообщаться  не удалось,  потому что он  умер  в
восемьдесят пятом, и в Третьем  главке мне не очень помогли -- только туману
напустили,  поведав,  что  Вербилов был  еще и  сотрудником  ГРУ.  Сердечный
приступ ему  как раз оттуда устроили. Беседовать с грушниками, я знала, дело
практически  бесполезное,  так что  по этой линии  расследование  можно было
считать закрытым.
   А  вот с  информацией Гинатуллина все оказалось  на  много  интереснее.
Лейтенант Гусев  из Седьмого управления, тот, что инструктировал и запугива